тей нет, и человек он
справедливый. В том, что творится у нас в доме, конечно, ничего хорошего
нет, но в последнее время я начала думать, что в конечном итоге оно, может,
и к лучшему.

- Как ты можешь так спокойно, так хладнокровно рассуждать, Кайт, когда твой
собственный муж, которого ты, по-моему, любила, погиб первым?

Что-то странное мелькнуло в глазах Кайт. Она бросила на Ренисенб взгляд, в
котором явно сквозила презрительная усмешка.

- Ты иногда очень похожа на Тети, Ренисенб. Такой же ребенок, клянусь, как
она.

- Ты не оплакиваешь смерть Себека, - медленно произнесла Ренисенб. - Я это
заметила.

- Оставь, Ренисенб, меня не в чем. упрекнуть. Я знаю, как должна вести себя
вдова, только что потерявшая мужа.

- Да, упрекнуть тебя не в чем... Значит, ты не любила Себека?

- А почему я должна была его любить? - пожала плечами Кайт.

- Кайт! Он был твоим мужем, отцом твоих детей!

Лицо Кайт смягчилось. Она посмотрела сначала на двух увлеченных лепкой
мальчиков, а потом туда, где барахталась, задрав ножки и что-то лепеча,
малышка Анх.

- Да, он был отцом моих детей, за что я благодарна ему. Но в остальном, что
он представлял собой? Красавец, хвастун и развратник. Он не привел в дом
новую сестру, приличную скромную женщину, которая была бы всем нам в
помощь. Нет, он посещал дома, которые пользуются дурной славой, и тратил
медные и золотые украшения на вино и самых дорогих танцовщиц. Еще счастье,
что Имхотеп держал сына в узде и тому приходилось до мелочей отчитываться в
заключенных им торговых сделках. Почему же я должна была питать любовь и
уважение к такому человеку? И вообще, что такое мужчины! Они нужны только
для рождения детей, вот и все. Сила народа в женщинах. Мы, Ренисенб,
передаем детям все, что есть в нас. Что же касается мужчин, то они должны
участвовать в зачатии, а потом дело их - пусть умирают... - Словно
заключительным музыкальным аккордом снова прозвучали в голосе Кайт
презрение и насмешка. Ее некрасивое лицо преобразилось, стало значительным.

Ренисенб охватило смятение. "Какая Кайт сильная! Если она и глупая, то это
самодовольная глупость. Она ненавидит и презирает мужчин. Мне бы давно
следовало это понять. Ведь один раз я уже видела, что она способна на
угрозу. Да, Кайт сильная..."

Взгляд Ренисенб случайно упал на руки Кайт. Они мяли и месили глину -
сильные, мускулистые руки, и, глядя на них, Ренисенб подумала об Ипи и о
сильных руках, которые безжалостно держали его голову под водой. Да, руки
Кайт вполне могли это сделать...

Малышка Анх, наткнувшись на колючку, громко заплакала. Кайт кинулась к ней,
схватила и, прижав к груди, принялась успокаивать. На ее лице были любовь и
нежность.

- Что случилось? - выбежала на галерею Хенет. - Ребенок так громко кричал.
Я было решила...

И разочарованно замолкла. Ее полное злорадного любопытства лицо вытянулось:
очередной беды не случилось.

Ренисенб перевела взгляд с одной женщины на другую.

Ненависть на одном лице, любовь на другом. Что, интересно, страшнее?

III

- Берегись Кайт, Яхмос.

- Кайт? - удивился Яхмос. - Дорогая моя Ренисенб...

- Говорю тебе, она опасна.

- Наша тихая Кайт? Она всегда была кроткой, покорной женщиной, не очень
умной...

- Она не кроткая и не покорная, - перебила его Ренисенб. - Я ее боюсь,
Яхмос. И прошу тебя быть начеку.

- Боишься Кайт? - еще раз удивился он. - Представить себе не могу, чтобы
все наши беды исходили от Кайт. У нее для этого ума не хватит.

- По-моему, тут не требуется большого ума. Достаточно знать яды. А как тебе
известно, в некоторых семьях в ядах отлично разбираются и передают эти
знания от матери к дочери. Есть женщины, которые умеют готовить снадобья из
ядовитых трав. Может, и Кайт обучена этому. Во всяком случае, когда дети
болеют, она сама готовит им лекарства.

- Да, это верно, - задумался Яхмос.

- И Хенет тоже злая, - продолжала Ренисенб.

- Хенет? Да. Недаром мы ее всегда недолюбливали. По правде говоря, если бы
отец за нее не заступался...

- Отец обманывается в ней, - сказала Ренисенб.

- Вполне возможно. - И сухо добавил: - Он любит лесть.

Ренисенб посмотрела на него с удивлением. Впервые в жизни ей довелось
услышать, чтобы Яхмос высказался об Имхотепе в таком непочтительном тоне.
Он всегда был преисполнен благоговейного страха перед отцом.

Яхмос, поняла она, постепенно становится главой в семье. За последние
недели Имхотеп заметно сдал. Разучился отдавать приказы, принимать решения.
Он очень одряхлел. Часами сидит, уставившись в одну точку, взгляд у него
затуманенный и рассеянный. Порой он даже не понимает, о чем ему говорят.

- Ты думаешь, что она... - Ренисенб умолкла. Оглядевшись, она продолжала: -
Ты думаешь, что это она...

- Молчи, Ренисенб, - схватил ее за руку Яхмос. - Об этом не следует не
только говорить, но и шептать.

- Значит, ты думаешь...

- Молчи. Мы кое-что придумали, - мягко, но настойчиво повторил Яхмос.

ГЛАВА XXII

Второй месяц Лета, 17-й день

I

На следующий день был праздник новолуния. Имхотепу предстояло подняться
наверх, чтобы совершить обряд жертвоприношения. Яхмос уговаривал отца
доверить это на сей раз ему, но Имхотеп и слушать не хотел.

- Откуда мне знать, что все будет сделано, как следует, если я сам обо всем
не позабочусь? - тщился он напустить на себя былую важность. - Разве я
когда-либо позволял себе уклониться от своих обязанностей? Не я ли добывал
вам всем хлеб насущный, не я ли содержал вас всех?.. - Голос его упал. -
Всех? Кого всех? Ах да, я забыл, два моих сына - красавец Себек и любимый
мною отважный Ипи - ушли навсегда. Яхмос и Ренисенб, дорогие мои дети, вы
по-прежнему со мной, но кто знает, надолго ли?

- Будем надеяться, что надолго, - отозвался Яхмос. Он говорил громче, чем
обычно, словно обращался к глухому.

- А? Что? - Имхотеп, казалось, был не в себе. Потом вдруг ни с того, ни с
сего добавил: - Это зависит от Хенет, верно? Да, все зависит от Хенет.

Яхмос и Ренисенб переглянулись.

- Я не понимаю тебя, отец, - тихо, но отчетливо сказала Ренисенб.

Имхотеп пробормотал что-то еще, чего они не расслышали. Потом громче, но
глядя перед собой пустыми и тусклыми глазами, заявил:

- Хенет меня понимает. И всегда понимала. Она знает, как велики мои
обязанности, как велики... А взамен всегда одна неблагодарность... Отсюда и
возмездие. Так и должно быть. Высокомерие заслуживает наказания. Хенет же
всегда была скромной, покорной и преданной. Ей причитается награда...

И, собрав последние остатки сил, спросил властным голосом:

- Ты понял меня, Яхмос? Хенет вправе требовать всего, что захочет. Ее
распоряжения следует выполнять!

- Но почему, отец?

- Потому что я так хочу. Потому что, если желания Хенет будут
удовлетворены, смерть уйдет из нашего дома.

И, многозначительно кивнув головой, удалился, оставив Яхмоса и Ренисенб в
полном недоумении и тревоге.

- Что это значит, Яхмос?

- Не знаю, Ренисенб. Порой мне кажется, что отец не отдает себе отчета в
том, что говорит или делает.

- Возможно. Зато, по-моему, Хенет чересчур хорошо знает, что говорит или
делает. Лишь на днях она заявила мне, что в самом скором времени она будет
щелкать кнутом у нас в доме.

Они стояли и смотрели друг на друга. Потом Яхмос положил руку на плечо
Ренисенб.

- Не ссорься с ней, Ренисенб. Ты не умеешь скрывать своих чувств. Ты
слышала, что сказал отец? Если желания Хенет будут удовлетворены, смерть
уйдет из нашего дома...

II

Сидя на корточках в одной из кладовых, Хенет пересчитывала куски полотна.
Это были старые холстины, и, заметив на одной из них метку, она поднесла ее
к глазам.

- Ашайет, - прочитала она. - Значит, это ее холст. Тут вышит и год нашего
приезда сюда. Много лет прошло с тех пор. Знаешь ли ты, Ашайет, на что
сейчас идут твои холстины? - Она захихикала, но тут же, словно
поперхнувшись, умолкла, ибо услышала за спиной чьи-то шаги.

Она повернулась. Перед ней стоял Яхмос.

- Чем ты занимаешься, Хенет?

- Бальзамировщикам не хватило полотна на погребальные пелены. Все им мало.
Только за вчерашний день ушло четыре сотни локтей. Ужас сколько полотна они
изводят. Придется нам взять это старое. Оно хорошего качества и не совсем
ветхое. Это холстины твоей матери, Яхмос.

- А кто разрешил тебе их брать? Хенет засмеялась.

- Имхотеп сказал, что я могу распоряжаться всем, чем хочу, и ни у кого не
спрашивать разрешения. Он доверяет бедной старой Хенет. Знает, что она
сделает все как надо. Я уже давно веду хозяйство в этом доме. Пора и мне
получить вознаграждение.

- Может, и так, - согласился Яхмос. - Отец сказал... - он помолчал, -...что
все зависит от тебя.

- Он так сказал? Что ж, приятно слышать. Но ты, Яхмос, я вижу, не согласен
с отцом?

- Почему же? - Яхмос по-прежнему не повышал тона, но не сводил с нее
пристального взгляда.

- По-моему, тебе лучше согласиться с отцом. Зачем нам лишние неприятности,
а, Яхмос?

- Я не совсем понимаю тебя. Ты хочешь сказать, что, если ты станешь
хозяйкой у нас в доме, смерть покинет его?

- Нет, смерть не собирается уходить.

- И кто же будет ее следующей жертвой, Хенет?

- Почему ты решил, что я знаю?

- Потому что, по-моему, тебе многое известно. Несколько дней назад,
например, ты знала, что Ипи умрет... Ты очень умная, Хенет.

- А ты это только сейчас понял? - вскинулась Хенет. - Хватит мне быть
бедной глупой Хенет. Я все знаю.

- И что же ты знаешь, Хенет? У Хенет даже голос изменился. Он стал низким и
резким.

- Я знаю, что наконец-то могу делать в этом доме что хочу. И никто не
посмеет мне возразить. Имхотеп уже во всем полагается на меня. И ты будешь
делать то же самое, Яхмос.

- А Ренисенб?

Хенет засмеялась злорадно, с явным удовольствием.

- Ренисенб здесь скоро не будет.

- По-твоему, следующей умрет Ренисенб?

- А по-твоему, Яхмос?

- Я хочу услышать, что скажешь ты.

- Может, я только хотела сказать, что Ренисенб выйдет замуж и уедет.

- А что на самом деле ты хотела сказать?

- Иза однажды обвинила меня в том, что я много болтаю, - хихикнула Хенет. -
Может, и так.

И опять рассмеялась, покачиваясь на пятках.

- Итак, Яхмос, как ты думаешь? Имею я наконец право делать в доме что хочу?

Мгновение Яхмос вглядывался в ее лицо и только потом ответил:

- Да, Хенет. Раз ты такая умная, можешь делать все, что хочешь.

И повернулся навстречу Хори, который вышел из главного зала.

- Вот ты где, Яхмос! Имхотеп ждет тебя. Пора подняться наверх.

- Иду, - кивнул Яхмос. И, понизив голос, добавил: - Хори, Хенет, по-моему,
рехнулась. В нее вселился злой дух. Я и вправду начинаю думать, что вина за
все случившееся лежит на ней.

Хори не сразу, но спокойным и ровным тоном откликнулся:

- Она странная женщина, а главное, злая.

- Хори, - перешел на шепот Яхмос, - по-моему, Ренисенб грозит опасность.

- От Хенет?

- Да. Она только что дала мне понять, что очередной жертвой может стать
Ренисенб.

- Что, мне весь день вас ждать? - послышался капризный голос Имхотепа. -
Что это такое? Никто со мной больше не считается. Никого не интересует,
какие страдания я испытываю. Где Хенет? Только Хенет меня понимает.

Из кладовой отчетливо донесся торжествующий смех.

- Ты слышал, Яхмос? Хенет здесь хозяйка!

- Да, Хенет, я понимаю, - справился с собой Яхмос. - Власть теперь в твоих
руках. Ты, мой отец и я - мы втроем...

Хори поспешил к Имхотепу, а Яхмос задержался, что-то еще сказал Хенет, и та
согласно кивнула головой. Лицо ее расползлось в злобной усмешке.

Когда Яхмос, извинившись за задержку, догнал отца и Хори, они все вместе
двинулись наверх, к гробнице.

III

День почему-то тянулся медленно.

Ренисенб терзало беспокойство. Она то выходила из дому на галерею, то шла к
водоему, то возвращалась обратно в дом.

В полдень Имхотеп вернулся. Ему подали еду, он поел и уселся на галерее.
Ренисенб пристроилась рядом.

Она сидела, обхватив руками колени, и время от времени поглядывала на отца.
На его лице было все то же отсутствующее выражение, смешанное с
недоумением. Имхотеп почти не говорил. Только раз-другой тяжело вздохнул.

Потом встрепенулся и послал за Хенет. Но Хенет не было - она понесла холсты
бальзамировщикам.

Ренисенб спросила у отца, где Хори и Яхмос.

- Хори ушел на дальние поля льна. Там надо провести подсчет. А Яхмос здесь,
на ближних полях. Теперь все на нем... Когда Себека и Ипи не стало. Бедные
мои сыновья...

Ренисенб попыталась отвлечь его.

- А разве Камени не может присматривать за работами?

- Камени? А кто такой Камени? У меня нет сына по имени Камени.

- Писец Камени. Камени, которому надлежит стать моим мужем.

Он уставился на нее.

- Твоим мужем, Ренисенб? Но ведь ты выходишь замуж за Хея.

Она вздохнула и промолчала. Жестоко каждый раз поправлять его.

Спустя некоторое время он, однако, очнулся, потому что воскликнул:

- Ты спрашивала про Камени? Он пошел на пивоварню отдать кое-какие
распоряжения надсмотрщику. Надо и мне, пожалуй, туда сходить.

И зашагал прочь, бормоча что-то себе под нос, вид у него был такой
самоуверенный, что Ренисенб даже воспряла духом.

Быть может, подобное затмение разума - явление временное?

Она огляделась. Что-то зловещее почудилось ей в том безмолвии, что царило в
доме и на дворе. Дети играли на дальнем конце водоема. Кайт с ними не было.
Интересно, где она, подумала Ренисенб.

На галерею вышла Хенет. Оглядевшись, робко подошла к Ренисенб. И
заговорила-заныла с прежней покорностью:

- Я все ждала, пока мы останемся наедине, Ренисенб.

- А зачем я тебе нужна, Хенет?

Хенет понизила голос:

- Хори попросил меня передать тебе кое-что.

- Что именно? - жадно спросила Ренисенб.

- Он сказал, чтобы ты поднялась к гробнице.

- Сейчас?

- Нет. За час до заката, сказал он. Если его не будет, он просил, чтобы ты
его подождала. Это очень важно, сказал он. - Хенет помолчала, а потом
добавила: - Мне велено было дождаться, когда ты останешься одна - чтобы
никто не подслушал.

И скользнула обратно в дом.

У Ренисенб стало легче на душе. Ее радовала мысль, что она пойдет туда, где
правят мир и покой. Радовало, что она увидит Хори и сможет поговорить с
ним, о чем захочет. Но и удивило, что он передал свое приглашение через
Хенет. Тем не менее Хенет хоть и злая, но просьбу Хори она выполнила
добросовестно.

"И почему я все время боюсь Хенет? - думала Ренисенб. - Ведь я куда сильнее
ее".

И с гордостью выпрямилась. Она чувствовала себя молодой, уверенной в себе и
хозяйкой собственной жизни...

IV

После разговора с Ренисенб Хенет снова вернулась в кладовую. Тихо смеясь
про себя, она склонилась над охапками холстин.

- Скоро вы опять нам понадобитесь, - радостно проговорила она. - Ты слышишь
меня, Ашайет? Теперь я здесь хозяйка и сообщаю тебе, что твое полотно
пойдет на пелены для еще одного тела. И чье это будет тело, как ты думаешь?
Хи-хи! Ты не очень-то поспешила им на помощь, а? Ты и брат твоей матери,
сам правитель! Правосудие? Разве существует правосудие в этом мире? Отвечай!

Почувствовав у себя за спиной шорох, Хенет чуть повернула голову.

И тут же кто-то набросил ей на голову огромный холст, и она стала
задыхаться, и, пока не иссякли ее силы, не ведающие пощады руки все
обкручивали и обкручивали тканью ее тело, туго пеленая его, точно мумию.

ГЛАВА XXIII

Второй месяц Лета, 17-й день

I

Задумавшись, Ренисенб сидела у входа в грот возле гробницы и не сводила
глаз с Нила.

Ей казалось, что это было давным-давно, когда она впервые поднялась сюда
после своего возвращения в дом отца. Тогда она весело говорила, что в доме
ничего не изменилось, что все осталось точно таким, каким было до ее
отъезда восемь лет назад.

Она вспомнила, как Хори сказал ей, что и она сама вовсе не та Ренисенб, что
уехала с Хеем, и как она без тени сомнения ответила, что в самое ближайшее
время будет опять той же.

Потом Хори принялся рассуждать о переменах, которые происходят не снаружи,
а внутри, о порче, которая не бывает заметна сразу. Теперь она понимала, о
чем он говорил. Он старался подготовить ее. Она была так уверена, так
слепа, когда пыталась судить о каждом в доме лишь по его внешнему виду. И
только с появлением Нофрет у нее открылись глаза... Да, с появлением
Нофрет. Все началось с нее. Вместе с Нофрет в дом пришла смерть... Сама ли
Нофрет олицетворяла зло или нет, но она внесла зло в дом... Которое все еще
живет среди них.

В последний раз Ренисенб попыталась убедить себя, что все вершилось по воле
духа Нофрет... Зло творила мертвая Нофрет... Или живая Хенет... Хенет,
презираемая, угодничающая, расточающая лесть...

Ренисенб вздрогнула, встрепенулась и медленно поднялась на ноги. Больше
ждать Хори она не может. Солнце вот-вот сядет. Почему он не пришел? Она
огляделась по сторонам и стала спускаться по тропинке вниз в долину.

В этот вечерний час вокруг царила полная тишина. Как тихо и красиво,
подумала она. Что задержало Хори? Если бы он пришел, они могли бы провести
этот час вместе... Таких часов осталось немного. Скоро, очень скоро она
станет женой Камени...

Неужто она в самом деле собирается выйти замуж за Камени? Потрясенная
Ренисенб вдруг очнулась от оцепенения, в котором так долго пребывала, будто
пробудилась после страшного сна. Страх и неуверенность в себе, по-видимому,
настолько овладели ею, что она была готова ответить согласием на любое
предложение.

Но теперь она снова стала прежней Ренисенб, и если она выйдет за Камени, то
это случится только потому, что она сама этого пожелает, а не потому, что
так решили в семье. Камени с его красивым, вечно улыбающимся лицом! Она
любит его, правда? Поэтому и собирается стать его женой.

В этот вечерний час здесь наверху не было ни лжи, ни неясности. И в мыслях
не было смятения. Она - Ренисенб, она идет, глядя на мир со спокойствием и
отвагой, став опять сама собой. Разве не сказала она как-то Хори, что
должна одна спуститься по тропинке в час смерти Нофрет? Пусть ей будет
страшно, все равно она должна это сделать. Вот она и идет. Примерно в это
время они с Сатипи склонились над телом Нофрет. И опять же примерно в это
время Сатипи тоже спускалась по тропинке, потом вдруг обернулась - чтобы
увидеть, как ее догоняет судьба. И на том же самом месте. Что же услышала
Сатипи, что заставило ее вдруг обернуться? Шаги? Шаги... Но и сейчас
Ренисенб слышала шаги - кто-то шел за ней по тропинке.

Сердце ее взметнулось от страха. Значит, это правда! Нофрет шла за ней
вслед... Ее объял ужас, но шагов она не замедлила. И не бросилась вперед.
Она должна преодолеть страх, ибо совесть ее чиста...

Она выпрямилась, собралась с духом и, не сбавляя шага, обернулась. И сразу
ей стало легко. За ней шел Яхмос. Никакой не дух из Царства мертвых, а ее
родной брат. Он, наверное, был чем-то занят в поминальном зале гробницы и
вышел оттуда сразу следом за ней.

- О Яхмос, как хорошо, что это ты! - остановившись, радостно воскликнула
она.

Он быстрым шагом приближался к ней. И только она решила поведать ему о
своих глупых страхах, как слова замерли у нее на губах. Это был не тот
Яхмос, которого она знала - мягкий и добрый. Глаза его горели, он то и дело
облизывал пересохшие губы. Пальцы чуть вытянутых вперед рук скрючились как
когти.

Он смотрел на нее, и взгляд его, можно было не сомневаться, был взглядом
человека, который уже убивал и был готов на новое убийство. Его лицо дышало
торжеством жестокости и зла. Яхмос! Убийцей был Яхмос! Под маской мягкого и
доброго человека!

Она всегда была уверена, что брат любит ее. Но на этом искаженном
нечеловеческой злобой, торжествующем лице не было и следа любви. Ренисенб
вскрикнула - едва слышно, ни на что не надеясь. Наступила, почувствовала
она, ее очередь умереть. Ибо мериться силой с Яхмосом было безрассудно.
Здесь, где сорвалась со скалы Нофрет, где тропинка сужалась, предстояло и
ей встретить свою смерть.

- Яхмос! - В этот последний зов она вложила