- допытывался Имхотеп. - Я не имею права
забывать, что мое письмо с угрозой выгнать их всех из дому могло возбудить
у них низменные чувства.

- Да, конечно, - согласилась Иза. - Чувства у них явно были низменные. Они
так кричали, что я, не выходя из своей комнаты, могла слышать каждое слово.
Между прочим, ты на самом деле был намерен так поступить?

Имхотеп смущенно заерзал в кресле.

- Я пребывал в гневе, когда писал, я имел основания сердиться. Моих сыновей
следовало проучить.

- Другими словами, - сказала Иза, - ты просто решил их попугать. Так?

- Дорогая Иза, какое это имеет значение сейчас?

- Ясно, - сказала Иза. - Ты, как обычно, сам не знал, что делаешь. И не
подумал о том, чем это может кончиться.

- Я хочу сказать, что сейчас все это не имеет никакого значения, - с трудом
подавил раздражение Имхотеп. - Меня интересуют обстоятельства смерти
Нофрет. Если мне предстоит заподозрить, что один из членов моей семьи может
быть столь безответствен и невоздержан в чувствах, что намеренно совершил
убийство, то я... я просто не знаю, как мне поступить.

- Вот, выходит, и удачно, - заметила Иза, - что все они рассказывают одно и
то же. Никто ни на что не намекает?

- Нет.

- Тогда почему не считать происшедшее несчастным случаем? Тебе следовало
взять девушку с собой в Северные Земли. Я ведь тебе тогда так и советовала.

- Значит, ты допускаешь...

- Я допускаю только то, что мне говорят, если это не противоречит тому, что
я видела собственными глазами, - а нынче я вижу очень плохо, - или слышала
собственными ушами. Ты, наверное, расспрашивал Хенет? Что она тебе сказала?

- Что она очень огорчена, страшно огорчена. За меня.

Иза подняла брови.

- Вот как? Ты меня удивляешь.

- У Хенет, - продолжал Имхотеп, - очень доброе сердце.

- Совершенно верно. И чересчур болтливый язык. Но если огорчение за тебя -
это единственное, о чем она тебе сообщила, то происшедшее определенно можно
считать несчастным случаем. Есть много других дел, которыми тебе предстоит
заняться.

- Разумеется. - Имхотеп встал. Теперь он снова был преисполнен спеси и
самоуверенности. - Яхмос ждет меня в зале с делами, которые требуют моего
немедленного вмешательства. Кроме того, следует обсудить решения, которые
были приняты без меня. Как ты всегда говоришь, горе, посетившее человека,
не должно мешать главным в его жизни занятиям.

И он поспешил к дверям.

Иза иронически улыбнулась, потом ее лицо снова стало мрачным. Она покачала
головой и тяжело вздохнула.

II

Яхмос вместе с Камени ждал отца. Хори, доложил Яхмос отцу, с самого начала
неукоснительно следил за подготовкой к погребению - прежде всего за работой
бальзамировщиков и изготовителей саркофага.

После получения известия о смерти Нофрет Имхотепу потребовалось несколько
недель, чтобы добраться до дому, и за это время все было готово к
погребению. Тело долго пролежало в крепком соляном растворе, затем, высушив
его, постарались восстановить прежний внешний облик покойной, натерли труп
душистыми маслами и травами, обмотали, как полагалось, полотняными пеленами
и поместили в саркофаг.

Яхмос сказал, что выбрал для погребения небольшую нишу в скале, в которую
потом положат и тело Имхотепа. Он подробно доложил о всех своих
распоряжениях, и Имхотеп одобрил их.

- Ты отлично потрудился, Яхмос, - довольно проговорил Имхотеп. - Принял
правильное решение и действовал, не теряя присутствия духа.

Яхмос обрадовался, он никак не ожидал, что отец похвалит его.

- Или и Монту берут за бальзамирование слишком много, - продолжал Имхотеп.
- Эти канопы, например, не стоят того, что за них просят. Подобное
расточительство ни к чему. Кое-какие из предъявленных ими счетов
представляются мне непомерными. Вся беда в том, что услугами Ипи и Монту
пользуется семья нашего правителя, а потому они считают себя вправе
требовать самой высокой платы. Было бы куда лучше обратиться к менее
известным мастерам.

- Поскольку ты отсутствовал, - принялся оправдываться Яхмос, - мне пришлось
решать эти вопросы самому. А я полагал, что наложнице, которой ты дорожил,
должны быть оказаны наивысшие почести.

Имхотеп кивнул и потрепал Яхмоса по плечу.

- Вот тут ты ошибся, сын мой, хотя и исходил из самых лучших побуждений. Я
знаю, ты обычно очень осторожен в расходах, и понимаю, что в этом случае
лишние затраты были допущены только, чтобы порадовать меня. Тем не менее я
не так уж богат, а наложница - это... всего лишь наложница. Откажемся,
пожалуй, от наиболее дорогих амулетов и... Дай-ка мне посмотреть, не
найдется ли возможности сэкономить еще на чем-нибудь... Камени, читай
список услуг и называй их стоимость.

Камени зашелестел папирусом.

Яхмос с облегчением вздохнул.

III

Кайт вышла из дому и присоединилась к женщинам, которые расположились
вместе с детьми возле водоема.

- Ты была права, Сатипи, - сказала она, - живая наложница совсем не то, что
мертвая.

Сатипи посмотрела на нее затуманенным, невидящим взглядом и промолчала.

- Что ты имеешь в виду, Кайт? - зато быстро откликнулась Ренисенб.

- Для живой наложницы Имхотепу ничего не было жаль: нарядов, украшений,
даже земель, которые по праву должны были унаследовать его сыновья. А
сейчас он только и думает о том, как бы сократить расходы на погребение. И
верно, чего зря тратиться на мертвую женщину? Да, Сатипи, ты была права.

- А что я говорила? Я что-то не помню, - пробормотала Сатипи.

- И очень хорошо, - отозвалась Кайт. - Я тоже уже не помню. И Ренисенб
забыла.

Ренисенб молча смотрела на Кайт. Что-то в голосе Кайт, какая-то нота
угрозы, резанула ей слух. Она привыкла считать Кайт не очень умной, но
приветливой и покладистой, хотя слишком незаметной. А сейчас ей показалось,
что Кайт и Сатипи поменялись ролями. Обычно властная и задиристая Сатипи
стала тихой, даже робкой, а тихоня Кайт вдруг принялась командовать.

Но людские характеры, рассуждала про себя Ренисенб, в один день не
меняются. А может, меняются? Ничего не поймешь. На самом деле Кайт и Сатипи
за последние несколько недель стали неузнаваемы или перемена в одной из них
вызвала перемену в другой? Сделалась ли Кайт вдруг властной или просто
кажется такой, потому что Сатипи пала духом?

Сатипи явно стала другой. Голоса ее, обычно бранившей всех подряд, не было
слышно, ступала она по дому и по двору бесшумной, нетвердой походкой, так
не похожей на прежнюю уверенную поступь. Ренисенб объясняла происшедшие в
Сатипи перемены потрясением, вызванным смертью Нофрет, но что-то уж
подозрительно долго Сатипи не могла прийти в себя. Было бы куда больше
похоже на Сатипи, продолжала размышлять Ренисенб, откровенно, ни от кого не
утаивая своей радости, ликовать по поводу внезапной и безвременной кончины
наложницы. А она всякий раз, когда упоминается имя Нофрет, почему-то
испуганно ежится. Даже Яхмос, по-видимому, избавился от ее поучений и
попреков и сразу стал держаться куда более уверенно. Во всяком случае,
перемены в Сатипи были, пожалуй, всем на пользу - к такому выводу пришла
Ренисенб. Но что-то продолжало ее смутно тревожить...

Внезапно Ренисенб, очнувшись от своих мыслей, поняла, что Кайт,
нахмурившись, смотрит на нее. Видно, Кайт что-то сказала и теперь ждет от
нее ответа.

- Ренисенб тоже забыла, - повторила Кайт. В Ренисенб невольно поднялось
чувство протеста. Ни Кайт, ни Сатипи, ни кому-либо другому не дано право
указывать ей, что она должна или не должна забыть. Она твердо и даже с
некоторым вызовом встретила взгляд Кайт.

- Женщинам в семье, - продолжала Кайт, - следует держаться заодно. Ренисенб
обрела голос.

- Почему? - громко и дерзко спросила она.

- Потому что у них общие интересы. Ренисенб покачала головой. Она думала:
"Да,

я женщина, но я еще и сама по себе. Я Ренисенб".

А вслух произнесла:

- Не так все это просто.

- Ты ищешь неприятностей, Ренисенб?

- Нет. А кроме того, что ты имеешь в виду под "неприятностями"?

- Все, что говорилось в тот день в зале, должно быть забыто.

Ренисенб рассмеялась.

- До чего же ты глупая, Кайт. Ведь это слышали слуги, рабы, бабушка - все!
Зачем делать вид, что ничего не произошло?

- Мы были раздражены, - тусклым голосом произнесла Сатипи. - Но и в мыслях
не держали делать того, о чем кричали. - И с лихорадочной поспешностью
добавила: - Хватит говорить об этом, Кайт. Если Ренисенб ищет
неприятностей, дело ее.

- Я не ищу неприятностей, - возмутилась Ренисенб. - Но притворяться глупо.

- Нет, - возразила Кайт, - это как раз умно. Не забудь, что у тебя есть
Тети.

- А что может с Тети случиться?

- Теперь, когда Нофрет умерла, ничего, - улыбнулась Кайт.

Это была безоблачная, довольная, умиротворенная улыбка, и снова все в
Ренисенб восстало против.

Тем не менее к словам Кайт следовало прислушаться. Теперь, когда Нофрет нет
в живых, все стало на свои места. Сатипи, Кайт, ей самой, детям - всем им
ничто не угрожает, в семье царит мир и согласие, за будущее можно не
беспокоиться. Чужая женщина, внесшая в их дом раздор и страх, исчезла
навсегда.

Тогда почему при мысли о Нофрет у нее в душе все переворачивается? Откуда
это необъяснимое чувство жалости к умершей, которую она не любила? Нофрет
была злой, она умерла. Почему не забыть про нее? Откуда этот внезапный
прилив сожаления, а то и больше, чем сожаления, скорей сочувствия,
сопереживания ей?

Ренисенб в недоумении замотала головой. После того как все ушли в дом, она
осталась сидеть у воды, стараясь привести свои мысли в порядок.

Солнце стояло совсем низко, когда Хори, пересекая двор, увидел ее, подошел
и сел рядом.

- Уже поздно, Ренисенб. Солнце заходит. Тебе пора в дом.

Его уравновешенный тон, как всегда, подействовал на нее успокаивающе.
Повернувшись к нему, она спросила:

- Должны ли женщины в семье держаться заодно?

- Кто это тебе сказал, Ренисенб?

- Кайт. Они с Сатипи... - Ренисенб замолчала.

- А ты... Ты хочешь мыслить самостоятельно?

- Мыслить? Я не умею мыслить. Хори! У меня в голове все перепуталось. Я
перестала понимать людей. Все оказались вовсе не такими, какими я их
считала. Сатипи, по моему мнению, всегда была храброй, решительной,
властной. А теперь она покорная, неуверенная, даже робкая. Какая же она на
самом деле? За один день человек не может так измениться.

- За один день? Нет, не может.

- А кроткая, мирная, бессловесная Кайт вдруг принялась нас всех учить! Даже
Себек, по-моему, теперь ее боится. Яхмос, и тот сделался другим - он отдает
распоряжения и требует, чтобы его слушались!

- И все это сбивает тебя с толку, Ренисенб?

- Да. Потому что я не понимаю. Порой мне приходит в голову, что даже Хенет
может оказаться на самом деле совсем не той, какой я привыкла ее считать.

И Ренисенб засмеялась - таким вздором ей представились ее собственные
слова. Но Хори даже не улыбнулся. Его лицо было серьезно.

- Ты раньше мало задумывалась о других людях, верно, Ренисенб? Потому что,
если бы задумывалась, ты бы поняла... - Он помолчал, а затем продолжал: -
Ты замечала, что во всех гробницах всегда есть ложная дверь?

- Да, конечно. - Ренисенб не сводила с него глаз.

- Вот так и люди. Они создают о себе ложное представление, чтобы обмануть
окружающих. Если человек сознает собственную слабость, неумелость и
беспомощность, он прикрывается таким внушительным заслоном самонадеянности,
хвастовства и мнимой твердости, что спустя время сам начинает верить в свои
силы. Считает себя, а за ним и все считают его человеком значительным и
волевым. Но как за поддельной дверью гробницы, за этим заслоном, Ренисенб,
ничего нет... Поэтому только когда обстоятельства жизни вынуждают его, он
обнаруживает свою истинную сущность. Покорность и кротость Кайт принесли ей
все, чего она хотела: мужа и детей. Ей жилось легче, если все считали ее
недалекой. Но когда ей стала угрожать действительная опасность, проявился
ее настоящий характер. Она не изменилась, Ренисенб. Сила и жестокость
всегда были в ней.

- Но мне это не нравится. Хори, - по-детски пожаловалась Ренисенб. - Мне
страшно. Все стали совсем не такими, какими я привыкла их видеть. Почему же
я осталась прежней?

- Разве? - улыбнулся ей Хори. - Тогда почему ты часами сидишь здесь,
нахмурив лоб, думаешь, терзаешься сомнениями? Разве прежняя Ренисенб, та,
что уехала с Хеем, так поступала?

- Нет. Ей не было нужды... - Ренисенб умолкла.

- Вот видишь, ты сама ответила на свой вопрос! Нужда - вот что заставляет
человека меняться. Ты перестала быть той счастливой, бездумной девочкой,
которая принимала все происходящее на веру и мыслила так же, как все
остальные на женской половине дома. Ты Ренисенб, которая хочет жить своим
умом, которая размышляет о том, что представляют собой другие люди...

- Я все время думаю о Нофрет и удивляюсь, - медленно произнесла Ренисенб.

- Что же тебя удивляет?

- Почему я никак не могу забыть про нее... Она была плохой, жестокой,
старалась обидеть нас, и она умерла. Почему я не могу на этом успокоиться?

- А ты и вправду не можешь?

- Не могу. Стараюсь, но... - Ренисенб умолкла и растерянно провела рукой по
лицу. - Порой мне кажется, что я хорошо знаю Нофрет, Хори.

- Знаешь? Что ты хочешь этим сказать?

- Не могу объяснить. Но время от времени мне представляется, будто она
где-то рядом, мне кажется, что я - это она, что я понимаю, какие чувства
она испытывала. Она была очень несчастна. Хори, теперь я это знаю. Ей и
хотелось причинить всем нам зло только потому, что она была так несчастна.

- Ты не можешь этого знать, Ренисенб.

- Знать я, конечно, не могу, но я это чувствую. Страдание, горечь, черную
ненависть - все это я однажды прочла на ее лице и не поняла! Она, наверное,
кого-то любила, но потом что-то произошло... Быть может, он умер... или
уехал, что и сделало ее такой... Породило желание причинять другим боль,
ранить. Говори, что хочешь, но я чувствую, что все было именно так. Когда
она стала наложницей старика, моего отца, и приехала сюда, а мы ее
невзлюбили, она решила сделать и нас такими же несчастными, какой была
сама... Да, именно так все это было!

Хори с любопытством смотрел на нее.

- Как уверенно ты рассуждаешь, Ренисенб. А ведь ты едва знала Нофрет.

- Но я чувствую, что это правда. Хори. Я ощущаю себя ею, Нофрет.

- Понятно.

Наступило молчание. Уже совсем стемнело.

- Тебе кажется, что смерть Нофрет не была несчастным случаем? - тихо
спросил Хори. - По-твоему, ее сбросили со скалы?

Ренисенб всю передернуло, когда она услышала собственную мысль из уст Хори.

- Нет, нет, не говори так!

- По-моему, Ренисенб, раз эта мысль не выходит у тебя из головы, может,
лучше произнести ее вслух? Ты ведь думаешь так, правда?

- Я?.. Да! Хори помолчал.

- И ты считаешь, что это сделал Себек? - спросил он.

- А кто же еще? Помнишь, как он расправился со змеей? И помнишь, что он
сказал в тот день, в день ее смерти, перед тем, как бежал из главного зала?

- Да, я помню, что он сказал. Но не всегда поступки совершают те, у кого
длиннее язык.

- Ты думаешь, что ее убили?

- Да, Ренисенб... Но это всего лишь предположение. Доказательств у меня
нет. И я сомневаюсь, что доказательства найдутся. Поэтому и посоветовал
Имхотепу считать ее смерть несчастным случаем. Кто-то столкнул Нофрет со
скалы, но кто, нам не узнать.

- Ты хочешь сказать, что это может быть и не Себек?

- Возможно, и не он. Но нам, как я уже сказал, скорей всего не узнать
этого. Так что лучше об этом не думать.

- Но, если не Себек, кто же тогда? Хори покачал головой.

- Хоть у меня и есть мысли на этот счет, я могу ошибаться. Поэтому не буду
их высказывать...

- Но в таком случае мы никогда не узнаем? В голосе Ренисенб звучало
смятение.

- Может... - Хори помолчал. - Может, это и к лучшему.

- Не знать?

- Не знать. Ренисенб вздрогнула.

- Но тогда, о Хори, мне страшно!

ГЛАВА XI

Первый месяц Лета, 11-й день

I

Завершились последние церемонии, были прочитаны положенные заклинания.
Прежде чем навсегда замуровать вход в погребальный грот, Монту, верховный
жрец храма богини Хатор, произнеся нараспев слова заговора, подмел грот
пучком священной травы, дабы вымести из него следы злых духов.

Затем грот замуровали, а все, что осталось после бальзамирования: горшки с
окисью натрия, притирания и длинные лоскуты холста, которыми пеленали тело
усопшей, - все это поместили в нишу рядом, и ее тоже замуровали.

Имхотеп, расправив плечи, облегченно вздохнул и согнал с лица подобающее
случаю выражение грусти. Все было сделано достойным образом. Нофрет
погребли, соблюдая предписанные обряды, не жалея затрат (кое в чем лишних,
по мнению Имхотепа).

Имхотеп поблагодарил жрецов, которые, завершив свои ритуальные обязанности,
вновь превратились в обычных, наделенных земными заботами людей. Все
спустились в дом, где жрецов ждало обильное угощение. Имхотеп обсудил с
верховным жрецом недавние перемены в политике. Фивы превращались в
могущественный город. Возможно, скоро снова произойдет объединение Египта
под властью одного правителя, и тогда опять наступит золотой век, как во
времена строителей пирамид[27].

Монту с уважением и похвалой отзывался о царе Небхепете-Ра. Отважный воин -
и вместе с тем человек благочестивый. Вряд ли Северный Египет, где
процветают корыстолюбие и трусость, сумеет оказать ему сопротивление.
Единый Египет, вот что нам нужно. И в этом, несомненно, великое
предназначение Фив...

Они прогуливались, рассуждая о будущем.

Ренисенб оглянулась на скалу, в которой навеки была замурована Нофрет.

- Вот и все, - сказала она себе и почувствовала облегчение. Она, неизвестно
почему, все время опасалась, что в последнюю минуту вдруг вспыхнет ссора и
начнут искать виноватого! Но погребение Нофрет было совершено с достойным
одобрения благолепием. - Все кончилось, - прошептала Ренисенб.

- Надеюсь, да, - едва слышно откликнулась Хенет.

Ренисенб повернулась к ней.

- О чем ты, Хенет? Но Хенет отвела взгляд.

- Я только сказала, что надеюсь, все кончено. Бывает ведь и так: думаешь,
все кончилось, а оказывается, это только начало. Чего ни в коем случае
нельзя допустить.

- О чем ты, Хенет? - сердито повторила Ренисенб. - На что ты намекаешь?

- Я никогда ни на что не намекаю, Ренисенб. Я не могу себе этого позволить.
Нофрет погребли, и все довольны. Теперь все стало на свои места.

- Мой отец интересовался тем, что ты думаешь про смерть Нофрет? - спросила
Ренисенб. Голос ее звучал требовательно.

- Конечно, Ренисенб. И очень настойчиво. Он хотел, чтобы я доложила ему
все, что думаю по этому поводу.

- А что ты ему сказала?

- Что это был несчастный случай. Что еще я могла сказать? Уж не думаешь ли
ты, что я предположила, будто несчастную девушку мог убить кто-нибудь из
членов нашей семьи? "Никто бы не осмелился, - уверяла я его, - хотя бы из
великого почтения к тебе. Они могли роптать, но не более того, - сказала я.
- Можешь мне верить, - сказала я, - что ничего подобного не произошло!" -
усмехнулась Хенет и кивнула головой.

- И мой отец поверил тебе? И снова Хенет с удовлетворением кивнула головой.

- Твой отец знает, как я блюду его интересы. Он всегда верит старой Хенет.
Он ценит меня, чего не делают все остальные. Пусть так, моя преданность вам
служит мне наградой. Я не ищу благодарности.

- Ты была предана и Нофрет, - заметила Ренисенб.

- С чего ты это взяла, Ренисенб, не понимаю. Я обязана, как и все другие,
выполнять приказания.

- Она считала, что ты ей предана. Хенет вновь усмехнулась.

- Нофрет не была так умна, как ей казалось. Она была чересчур гордой и
решила, что ей принадлежит весь мир. Что ж, сейчас ей предстоит держать
ответ перед судом в Царстве мертвых - там ей вряд ли поможет ее хорошенькое
личико. Мы, во всяком случае, от нее избавились. По крайней мере, - еле
слышно добавила она, дотронувшись до одного из висящих у нее на шее
амулетов, - я на это очень надеюсь.

II

- Ренисенб, я хочу поговорить с тобой