преграду между нами -
его скованность, причину которой не могла найти.
   Сэра Юстаса увезли  в  противоположном  направлении  в  сопровождении
усиленной охраны. Он беззаботно помахал нам рукой на прощание.
   На следующий день рано утром  я  вышла  на  веранду  и  посмотрела  в
сторону Йоханнесбурга. Оттуда  доносились  грохочущие  раскаты  взрывов.
Мятеж еще не закончился.
   Жена фермера позвала  меня  к  завтраку.  Она  относилась  ко  мне  с
материнской добротой, и я успела очень привязаться к ней. Гарри ушел  на
рассвете и еще не возвращался, сообщила она. Снова я почувствовала,  как
в душе шевельнулось беспокойство. Что за тень пробежала между нами?
   После завтрака я уселась на веранде с книгой, но читать не  могла.  Я
была так погружена в собственные мысли, что почти не  заметила,  как  на
лошади подъехал полковник Рейс и спешился. Я увидела  его  только  после
того, как он пожелал мне доброго утра.
   - О, - сказала я, вспыхнув, - это вы.
   - Да. Мне можно сесть?
   Он пододвинул кресло поближе ко  мне.  После  поездки  в  Матопос  мы
впервые остались вдвоем. Я ощутила странное чувство восхищения и страха,
которое он неизменно внушал мне.
   - Какие новости? - спросила я.
   - Смэтс прибудет в Йоханнесбург завтра. Крах восстания предрешен,  но
даю ему еще три дня. В настоящий момент сражение продолжается.
   - Хорошо бы, - сказала я, - если  бы  существовала  уверенность,  что
погибнут именно те, кто хотел воевать, а не  бедняги,  которые  живут  в
районах, где идут схватки.
   Он кивнул.
   - Я понимаю, что вы  хотите  сказать,  Энн.  Такова  несправедливость
войны. Но у меня есть для вас другие новости.
   - Да?
   -  Я  вынужден  сознаться  в  собственной  некомпетентности.  Педлеру
удалось бежать.
   - Что?!
   - Да. Никто не знает, как он ухитрился. На ночь его надежно заперли в
верхней комнате на одной  ферме  в  районе,  занятом  правительственными
войсками, а сегодня утром комната оказалась пуста, и птичка улетела.
   В глубине души я была довольна. Никогда, вплоть до сегодняшнего  дня,
я не могла избавиться от необъяснимой симпатии к сэру  Юстасу.  Полагаю,
мое чувство достойно порицания, но уж что есть, то есть.  Я  восхищалась
им. Он был, можно сказать, отъявленным негодяем, но  славным  человеком.
После него я не встречала никого столь забавного.
   Разумеется, я  скрыла  свои  чувства.  Полковник  Рейс,  естественно,
воспринимал происшедшее совершенно иначе.  Он  хотел,  чтобы  сэр  Юстас
предстал перед правосудием. Если  задуматься,  в  его  бегстве  не  было
ничего удивительного. Вокруг Йоханнесбурга у  него,  должно  быть,  было
бесчисленное множество шпионов  и  агентов.  И  что  бы  там  ни  считал
полковник Рейс, я очень сомневалась, что сэр  Юстас  когда-нибудь  будет
пойман. Вероятно, у него были тщательно разработаны пути к  отступлению.
Фактически он нам и сам так сказал.
   Я отреагировала соответствующим образом, хотя и довольно вяло, и  наш
разговор зачах. Потом полковник Рейс вдруг спросил о Гарри.  Я  сказала,
что он ушел на рассвете, и утром я его еще не видела.
   - Вы ведь понимаете,  Энн,  не  так  ли,  что,  не  считая  некоторых
формальностей, он полностью оправдан? Разумеется, есть  еще  технические
детали, но вина сэра Юстаса практически доказана. Сейчас ничто не мешает
вам и Гарри соединиться.
   Он произнес это медленно, дрожащим голосом, не глядя на меня.
   - Я понимаю, - сказала я благодарно.
   - И у него есть все основания немедленно вернуть себе подлинное имя.
   - Да, да, конечно.
   - Вам известно его настоящее имя? Вопрос удивил меня.
   - Конечно. Гарри Лукас.
   Он не ответил, но что-то в его молчании привлекло мое внимание.
   - Энн, помните, по дороге из Матопоса в тот день я сказал, что  знаю,
что мне делать?
   - Конечно, помню.
   - Думаю, теперь я  имею  право  сказать,  что  сделал  это.  Человек,
которого вы любите, вне подозрений.
   - Так вот, что вы имели в виду?
   - Безусловно.
   Я опустила голову, стыдясь  того  беспочвенного  подозрения,  которое
владело мной. Он снова заговорил, как бы размышляя вслух:
   - Когда я был совсем юношей, я любил девушку, которая увлекла меня  и
обманула. После этого я думал только о работе. Моя карьера  значила  для
меня все. И тогда я встретил  вас,  Энн,  и  все  мои  прежние  интересы
показались мне ничего не стоящими. Но молодых  привлекают  молодые...  У
меня еще остается моя работа.
   Я молчала. Наверное, в жизни нельзя  любить  сразу  двоих,  но  можно
чувствовать нечто подобное. Обаяние этого человека  было  очень  велико.
Внезапно я подняла на него глаза.
   - Полагаю, вы очень  далеко  пойдете,  -  сказала  я  мечтательно.  -
Впереди у вас головокружительная карьера.  Вы  станете  одним  из  самых
выдающихся людей в мире.
   Мне казалось, будто я читаю проповедь.
   - Зато я буду одинок.
   - Все люди, совершающие по-настоящему большие дела, одиноки.
   - Вы так думаете?
   - Я уверена.
   Он взял меня за руку и тихонько сказал:
   - Я бы предпочел.., другое.
   И тут появился Гарри. Полковник Рейс встал.
   - Доброе утро, Лукас, - сказал он.
   По какой-то причине Гарри покраснел до корней волос.
   - Да, - весело сказала я,  -  теперь  тебя  должны  знать  под  твоим
именем.
   Но Гарри все еще смотрел на полковника Рейса.
   - Так вы знаете, сэр, - наконец сказал он.
   - Я не забыл ваше лицо. Я видел вас один раз еще мальчиком.
   - Что все это значит? - озадаченно  спросила  я,  переводя  взгляд  с
одного на другого.
   Между ними как бы шла схватка характеров. Рейс победил. Гарри немного
отвернулся в сторону.
   - Наверное, вы правы, сэр. Назовите Энн мое настоящее имя.
   - Энн, это не Гарри Лукас. Гарри Лукас погиб  на  войне.  Перед  вами
Джон Гарольд Ирдсли.

Глава XXXV

   С последними словами полковник  Рейс  резко  повернулся  и  вышел.  Я
стояла и пристально смотрела  ему  вслед.  Голос  Гарри  вернул  меня  к
действительности.
   - Энн, прости меня, скажи, что ты прощаешь  меня.  Он  взял  меня  за
руку, и почти механически я отняла ее.
   - Почему ты обманул меня?
   - Не знаю, удастся ли мне объяснить, чтобы ты поняла. Я боялся  таких
вещей, как власть и притягательная сила богатства.  Я  хотел,  чтобы  ты
любила меня просто ради меня самого - ради человека без всяких прикрас.
   - Ты хочешь сказать, что не доверял мне?
   - Можно и так выразиться, если тебе нравится, но это не совсем верно.
Я стал озлобленным, подозрительным, склонным постоянно искать  низменные
побуждения, и было так чудесно почувствовать, что меня полюбили так, как
меня полюбила ты.
   - Понимаю, - сказала я медленно.
   Я вновь мысленно повторила историю  его  жизни.  Впервые  я  заметила
несоответствия в его  рассказе,  которые  прежде  ускользнули  от  моего
внимания - материальная обеспеченность, возможность  выкупить  алмазы  у
Надины, то, как он предпочел говорить об обоих  молодых  людях  с  точки
зрения постороннего. И когда он говорил "мой друг", он имел  в  виду  не
Ирдсли, а Лукаса. Именно  Лукас,  скромный  парень,  так  глубоко  любил
Надину.
   - Как это произошло? - спросила я.
   -  Мы  оба  были  безрассудны  -  искали  смерти.  Однажды  ночью  мы
обменялись личными знаками - на счастье! На  следующий  день  Лукас  был
убит - его разорвало на куски.
   Я содрогнулась.
   - Но почему ты не сказал мне теперь? Сегодня утром? Ведь не мог же ты
сомневаться в моей любви?
   - Энн, я не хотел все испортить.  Я  хотел  увезти  тебя  обратно  на
остров. Что толку в деньгах? На них нельзя купить счастье. А на  острове
мы были счастливы. Говорю тебе, я боюсь этой другой жизни - один раз она
уже почти погубила меня.
   - А сэр Юстас знал, кто ты на самом деле?
   - О, да.
   - А Картон?
   - Нет. Он видел нас обоих и Надину в Кимберли как-то вечером,  но  он
не знал, кто был кто. Он не  усомнился,  когда  я  назвался  Лукасом,  а
Надину ввела в  заблуждение  его  телеграмма.  Она  никогда  не  боялась
Лукаса.  Он  был  спокойный  и  очень  серьезный.  А  я  всегда  обладал
дьявольским темпераментом. Она была  бы  напугана  до  смерти,  если  бы
узнала, что я воскрес.
   - Гарри, если бы полковник Рейс ничего не сказал, что бы ты сделал?
   - Промолчал, остался бы Лукасом.
   - А как же миллионы твоего отца?
   - Пусть они достались бы Рейсу. В любом случае он нашел бы им  лучшее
применение, чем я. Энн, о чем ты думаешь? Ты так хмуришься.
   - Я думаю, - сказала я медленно, - что  почти  жалею,  что  полковник
Рейс заставил тебя открыться.
   - Нет. Он был прав. Я должен был сказать тебе правду.
   Он молчал, а потом вдруг сказал:
   - Знаешь, Энн, я ревную тебя к Рейсу. Он тоже влюблен в  тебя,  и  он
значительнее меня, я никогда таким не буду.
   Я повернулась к нему, смеясь.
   - Гарри, ты - дурачок. Мне нужен  только  ты  -  остальное  не  имеет
значения.
   При  первой  возможности  мы  отправились  в   Кейптаун.   Там   меня
приветствовала Сьюзен, и мы вместе распотрошили большого  жирафа.  Когда
восстание  было  окончательно  подавлено,  полковник  Рейс   приехал   в
Кейптаун,  и,  по  его  предложению,  снова   открыли   большую   виллу,
принадлежавшую сэру Лоуренсу Ирдсли, и мы все поселились в ней.
   Там мы строили планы. Я должна  была  вернуться  в  Англию  вместе  с
Сьюзен, и меня должны были  выдать  замуж  из  ее  лондонского  дома.  А
приданое  полагалось  купить  в   Париже!   Сьюзен   получила   огромное
удовольствие, обсуждая все эти детали. И я тоже. Тем  не  менее  будущее
казалось  до  странности  нереальным.  И  иногда,  не  знаю  почему,   я
совершенно задыхалась - как будто мне не хватало воздуха.
   Это  произошло  в  ночь  перед  отплытием.  Я  не  могла  уснуть.   Я
чувствовала себя несчастной, не понимая почему. Я ни за  что  не  хотела
покидать Африку. Когда я вернусь, будет ли она такой же?  Будет  ли  она
когда-нибудь снова такой?
   И тут я вздрогнула от властного  стука  в  ставень.  Я  вскочила.  На
веранде ждал Гарри.
   - Надень на себя что-нибудь, Энн, и выйди.  Мне  нужно  поговорить  с
тобой.
   Кое-как натянув на себя одежду, я вышла на  воздух.  Я  почувствовала
бархатное   прикосновение   прохладной   ночи,   тихой   и   наполненной
благоуханием. Гарри сделал мне знак рукой, чтобы мы отошли  от  дома  за
пределы слышимости. Его лицо было бледным и  выражало  решимость,  глаза
сверкали.
   - Энн, помнишь, ты однажды сказала мне, что женщинам нравится  делать
то, что они не любят, ради тех, кого они любят?
   - Да, - ответила я, недоумевая, что последует дальше.
   Он заключил меня в объятия.
   - Энн, уйдем отсюда вместе, сейчас, этой ночью. Вернемся в Родезию  -
на наш остров. Я не в состоянии выносить  всю  эту  чепуху.  Я  не  могу
больше ждать, когда ты станешь моей.
   На минуту я отключилась.
   - А как же мои французские платья? - притворно посетовала я.
   До сих пор Гарри не понимает, когда я говорю серьезно, а когда только
поддразниваю его.
   - Черт бы побрал твои французские платья. Ты думаешь, я хочу облачить
тебя в них? Я более склонен сорвать их с тебя. Я не собираюсь  отпускать
тебя, слышишь? Ты - моя. Если я дам тебе уехать, я могу потерять тебя. Я
никогда не бываю уверен в тебе. Ты уедешь сегодня со мной, прямо сейчас,
и к черту всех.
   Он прижал меня к себе и целовал, отчего я чуть не задохнулась.
   - Я больше не могу без тебя, Энн. Правда не могу. Я ненавижу  деньги.
Пусть они достанутся Рейсу. Живей! Пошли!
   - А моя зубная щетка? - выдвинула я последнее возражение.
   - Ты купишь себе другую. Знаю, что я сумасшедший, но ради Бога, идем!
   Он сорвался с места. Я последовала за ним, кроткая,  как  женщина  из
племени бартосе, которую я видела у водопада. Только на голове у меня не
было сковородки. Он шел быстро, было очень трудно поспевать за ним.
   - Гарри, - наконец сказала я смиренно, - мы  что,  пойдем  в  Родезию
пешком?
   Он вдруг обернулся и с хохотом заключил меня в объятия.
   - Я безумный, моя дорогая, я знаю. Но я так люблю тебя.
   - Мы - пара сумасшедших. И, Гарри, ты меня  даже  не  спросил,  но  я
вовсе не приношу себя в жертву! Я хотела уйти!

Глава XXXVI

   Это было два года назад. Мы все еще живем на острове. Передо мной  на
грубо сколоченном деревянном столе лежит письмо от Сьюзен.

   "Дорогие простаки - милые влюбленные, сумасшедшие!
   Я совсем не удивлена. Все время, пока мы обсуждали платья из  Парижа,
я  чувствовала,  что  это  все  совершенно  нереально,  что  однажды  вы
исчезнете, чтобы пожениться  в  добром  старом  цыганском  духе.  Но  вы
действительно пара сумасшедших! Мысль отказаться от огромного  состояния
абсурдна. Полковник Рейс хотел спорить, но я убедила его, что время  все
расставит на свои места. Он пока может  вести  дела  от  имени  Гарри  и
больше ничего. Ведь, в  конце  концов,  медовый  месяц  не  продолжается
вечно. Вас нет рядом со мной, Энн, поэтому не опасаясь, что вы  налетите
на меня, как маленькая дикая кошка, я  могу  сказать:  "Любовь  в  глуши
будет длиться долго, но в один прекрасный день вы вдруг начнете  мечтать
о домах на  Парк-Лейн,  роскошных  мехах,  парижских  платьях,  о  самом
огромном автомобиле и  последней  модели  детской  коляски,  французских
горничных и норлендских медсестрах! О, да, так будет!"
   А пока наслаждайтесь вашим медовым месяцем, дорогие безумцы, и  пусть
он будет долгим-долгим. И думайте иногда обо мне, покрывающейся жирком в
довольстве среди материального благополучия!
   Ваш любящий друг, Сьюзен Блейр.

   P. S. Посылаю вам набор сковородок в качестве  свадебного  подарка  и
огромную банку печеночного паштета, чтобы вы не забывали обо мне".
   Иногда я перечитываю другое письмо. Оно пришло много  времени  спустя
после  первого  вместе  с  объемистым  пакетом.  По-видимому,  оно  было
отправлено откуда-то из Боливии.

   "Моя дорогая Энн Беддингфелд!
   Не могу устоять против искушения послать вам письмо не  столько  ради
удовольствия писать его, сколько ради огромного наслаждения, которое,  я
знаю, вы испытаете, получив его. Наш друг Рейс оказался совсем не  таким
умным, каким представлялся, не так ли?
   Я думаю назначить вас своим литературным душеприказчиком. Посылаю вам
свой дневник. В нем нет  ничего,  что  заинтересовало  бы  Рейса  и  его
команду, но я полагаю, что там есть места, которые могут позабавить вас.
Используйте его, как захотите.  Я  предлагаю  вам  написать  статью  для
"Дейли баджет" - "Преступники, которых  я  встречала".  Только  с  одним
условием - я буду центральной фигурой.
   Я не сомневаюсь, что к настоящему моменту вы уже не Энн  Беддингфелд,
а леди Ирдсли, царящая на Парк-Лейн. Хотелось бы только сказать,  что  я
ничего не таю против вас. Разумеется, трудно начинать все сначала в моем
возрасте, но, между нами, на такой случай у меня  был  предусмотрительно
отложен небольшой резервный фонд. Он  очень  пригодился,  и  я  подбираю
небольшую милую компанию. Между прочим, если  вы  когда-нибудь  случайно
встретитесь с нашим забавным другом Артуром Минксом, скажите ему только,
что я не забыл его, хорошо? Это будет для него неприятным сюрпризом.
   В целом я считаю, что проявил в высшей  степени  дух  христианства  и
всепрощения. Даже по отношению к Пейджету. Я случайно узнал, что он, или
вернее миссис Пейджет, на днях произвела на свет шестого ребенка.  Скоро
Англия будет населена одними Пейджетами.  Я  послал  ребенку  серебряный
кубок и открытку, в которой  выразил  готовность  быть  крестным  отцом.
Представляю  себе,  как  Пейджет  понесет  кубок  и  открытку  прямо   в
Скотленд-Ярд без малейшей улыбки на лице!
   Благословляю вас, светлые глазки. Наступит день,  когда  вы  поймете,
какую ошибку совершили, не выйдя за меня замуж.
   Всегда Ваш, Юстас Педлер".

   Гарри был в ярости. Это единственное, в чем мы не сходимся. Для  него
сэр Юстас - человек, пытавшийся убить меня,  человек,  ответственный  за
смерть друга. Покушения сэра Юстаса  на  мою  жизнь  всегда  озадачивали
меня. Они, так сказать не вписываются в общую картину. Ибо,  я  уверена,
что он всегда испытывал ко мне неподдельно добрые чувства.
   Тогда, почему же он дважды пытался убить меня?
   Гарри говорит: "Потому что он проклятый негодяй", -  и,  по-видимому,
думает, что вопрос исчерпан. Сьюзен про явила большое умение разбираться
в людях. Я разговаривала с ней, она приписывает это "комплексу  страха".
Сьюзен немного увлекается психоанализом. Она указала мне, что вся  жизнь
Юстаса определялась стремлением к безопасности и  комфорту.  Он  обладал
обостренным   чувством   самосохранения.   А   убийство   Надины   сняло
определенные запреты. Его действия не выражали его  чувства  ко  мне,  а
являлись результатом всепоглощающего страха за собственную безопасность.
Думаю, Сьюзен права. Что касается Надины, то она  была  из  тех  женщин,
которые заслуживают смерти. Мужчины идут  на  сомнительные  предприятия,
чтобы  разбогатеть,  но  женщины  не  должны  из  низменных   побуждений
притворяться, что они влюблены, когда на самом деле не любят.
   Я могу достаточно легко простить сэра Юстаса,  но  никогда  не  прощу
Надину. Никогда, никогда, никогда!
   На днях я распаковывала кое-какие банки, завернутые в обрывки старого
номера "Дейли баджет", и вдруг наткнулась на слова "человек в коричневом
костюме". Как много времени, кажется, прошло с тех  пор!  Разумеется,  я
давно порвала связи с "Дейли баджет" - я покончила с ней скорее, чем она
разделалась  со  мной.  Моя  "романтическая  свадьба"  получила  широкую
огласку.
   Мой сын лежит на солнце, дрыгая ножками, вот  "человек  в  коричневом
костюме", если вам угодно. На нем почти ничего не надето - лучший костюм
для Африки, он коричневый, как шоколадка, и постоянно копается в  земле.
Наверное, пойдет по стопам моего отца. У него  будет  та  же  страсть  к
плейстоценской глине.
   Когда он родился, Сьюзен прислала мне телеграмму:
   "Поздравления и любовь по случаю появления новорожденного на  Острове
Безумцев.  Он   долихоцефальный      или   брахицефальный
?"
   Я не собиралась терпеть такое от Сьюзен. Я послала ей ответ из одного
слова, лаконичный и к месту:
   "Плоскоголовая!"