Эллери Куин.
   Лицом к лицу.

   Ellery Queen Face to face.
   Перевод А. Гуляевой
   OCR - Красно

   I. ПРОФИЛЬ.
   И каждое лицо несет печать:
   то - прошлого, а то - грядущего.
   С. Т. Кольридж
   1
    Кругосветное  путешествие  Эллери  Куина  подходило   к   концу.   Самые
невероятные истории, услышанные от  шефов  полиций  всех  городов,  где  ему
довелось побывать, буквально распирали его бедную  голову,  и  Эллери  решил
остановиться на одни сутки в Лондоне. Он вылетел из Орли, а  по  прибытии  в
Англию  сразу  отправился  к  комиссару  Вейлю  в  Нью-Скотланд-Ярд,  где  и
наткнулся на человека из Интерпола. Этот парень  оказался,  что  называется,
свой в доску, им было о чем потолковать! Одна история сменяла другую,  и  из
одного кабачка они незамедлительно перекочевывали  в  другой.  Время  летело
незаметно, и Новый год был уже на носу.
   Под утро, подстегиваемый уколами совести  и  рассудка,  Эллери  со  своим
новым приятелем все же отправился за авиабилетами.
   Вот так они и встретили Харри Берка, который собирался лететь в  Нью-Йорк
тем же рейсом.
   Человек из Интерпола представил Берка  как  частного  сыскного  агента  -
"одного из лучших агентов, Куин, а это означает, что он никогда не позволяет
расходам превышать десять процентов от своих  доходов!"  В  ответ  на  такую
рекомендацию Берк только рассмеялся. Это был невысокий русоволосый человек с
шеей борца. Глядя на него, так и тянуло помериться с ним силами. Глаза Берка
были такими лучистыми, а радужная оболочка - такой  прозрачной,  что  иногда
казалось: ее вообще  нет.  Новый  знакомый  чем-то  походил  на  тевтонского
рыцаря. "Берк"  -  представился  он  с  легким  северным  акцентом,  немного
картавя. Перед тем как оставить их  вдвоем,  человек  из  Интерпола  шутливо
обозвал Берка "шотландским ренегатом" и испарился.
   После того как Эллери с Берком пропустили  стаканчик-другой  в  ближайшем
кабачке, Берк сказал, попыхивая трубкой:
   - Итак, вы и есть Куин-младший? Невероятно!
   - То есть? - не понял Эллери.
   - Я хотел сказать -  невероятно,  что  нам  таким  вот  образом  довелось
встретиться. Всего лишь каких-то пятнадцать часов назад я беседовал с  вашим
отцом.
   - С моим отцом?!
   - Ну да. С инспектором нью-йоркской полиции Ричардом Куином.
   - Вы что же, только что из Нью-Йорка? Шотландец кивнул.
   - Но вы же сейчас на моих глазах брали туда билет!
   - Когда я прилетел в Лондон, мне вручили телеграмму от  инспектора  -  он
просил меня вернуться. Видимо, в деле, из-за которого я  и  был  в  Америке,
внезапно  произошли  какие-то  изменения.  Инспектор   просил   возвратиться
немедленно.
   - Как похоже на моего дорогого папочку! - кивнул Эллери. - И, разумеется,
никаких подробностей?
   - Никаких, кроме этого вашего дурацкого американского словечка "pronto1".
   - Ну, тогда точно  что-то  очень  важное...  -  Эллери  осторожно  принял
очередную кружку зля от могучей барменши, которая поднесла ее с таким видом,
словно притащила целый бочонок. - А вот это ваше самое дело,  Берк...  смогу
ли я сейчас без содрогания душевного выслушать, в чем оно состоит? - шутливо
вопросил слегка захмелевший Эллери.
   - Ну-у... не знаю, насколько вы выносливы... - ответил Берк в том же тоне
и, многозначительно подмигнув в  сторону  необъятной  барменши,  уткнулся  в
кружку. Берк,  кстати,  был  весьма  недурен  собой,  особенно  украшал  его
изящный, тонкий нос.
   Через некоторое время собутыльники дружно направились  в  западную  часть
города. Эллери сообразил, что, по всем признакам  шотландец  сотрудничает  с
ЦРУ. В целом Берк не отличался откровенностью и только о своем нынешнем деле
за океаном болтал без умолку. Харри когда-то служил  в  Скотланд-Ярде,  а  в
последнее время, пользуясь накопленным опытом, организовал небольшое частное
сыскное агентство.
   - Ах, агентство - такое хлопотливое дело! - сетовал он.  -  Вначале  всем
рискуешь. Если бы не мои связи в Скотланд-Ярде, прогорел бы, как Бэнтью!  Но
комиссар Вейль особенно добр ко мне. - Из чего Эллери заключил,  что  и  это
последнее заокеанское дело перепало ему также в результате "доброты" мистера
Вейля. По-видимому, клиент сначала обратился  в  Скотланд-Ярд,  но  комиссар
Вейль заявил, что это вне их компетенции, и посоветовал прибегнуть к частным
услугам. Похоже, Вейль не раз оказывал шотландцу подобного рода услуги.
   - Я холостяк, - между прочим признался Берк. Он сиял от  счастья  -  надо
же, такой выгодный заказ - и весь горел  от  нетерпения  скорее  взяться  за
работу, - Я избавлен от нудной обязанности часами выслушивать бабское нытье.
Впрочем, причина не в этом. Просто нигде не удается задержаться  подольше  и
завязать какие-нибудь отношения.
   - А вот мне сдается, - поддел его Эллери, - что вы как раз из  тех,  кого
стоит лишь поманить пальчиком, и...
   - Берхня! Уверяю вас, не родилась еще та  плутовка,  которой  удалось  бы
покорить мое сердце!
   - Поищите-ка по  ту  сторону  океана!  Обламывать  упрямых  холостяков  -
любимое занятие американок.
   - Ну, тогда они давно имеют на вас виды, Куин!
   - Что вы, я - крепкий орешек!
   - Вижу, мы с вами очень похожи...
   Впоследствии это мнение полностью подтвердилось: они были схожи во  всем,
даже в склонности пререкаться по малейшему поводу. Сейчас их отношения  были
еще в самом начале, и, восседая в салоне авиалайнера, они дружески  спорили,
как принято подавать шотландскую копченую селедку: с луком или без? За этими
разговорами между небом и  землей  новые  приятели  чуть  было  не  позабыли
отметить наступающий Новый год.
   На рассвете, в первое  утро  нового  года  приземлились  в  Международном
Аэропорту Кеннеди в таком же непроглядном тумане, каким проводила их Англия.
   - На этот раз вам не придется беспокоиться о гостинице, - заявил  Эллери.
- Остановитесь у меня.
   - Что вы, я не смею так обременять вас и инспектора!
   - Ерунда, в моем кабинете есть свободная тахта. Кроме того, вы  сразу  же
узнаете, зачем мой  отец  вызвал  вас  в  Нью-Йорк.  -  Этот  довод  возымел
действие, и Харри добродушно кивнул: - Такси?
   Они ехали мимо Таймс-Сквер: место напоминало призрачный город,  где  лишь
ветер треплет клочья мусора на улицах.
   - Жалкая жизнь у этих людей, правда?  -  заметил  Берк,  указывая  концом
трубки на всю эту грязь. - Когда я вижу подобные места, мне приходит  на  ум
последняя сцена в спектакле "На пляже".
   - Может, и им кажется то же самое? Они добрались до  квартиры  Куина,  но
инспектора дома не застали.
   - Где-нибудь празднует? - предположил Берк.
   - Не может быть. Это на него непохоже. Что-то случилось. Вот, смотрите!
   Из пишущей машинки Эллери  торчала  записка,  написанная  в  обычной  для
старика шутливой манере:
   "Дорогой Сын!
   Спешу сообщить, что некая мисс Роберта Вест,  из  Ист-энда2,  со  славной
Семьдесят третьей улицы, ждет не дождется твоего  звонка.  Причем,  в  любое
время дня и ночи. Что касается моей скромной особы,  то  я  ушел  по  делам.
Позвоню. И - С Новым годом!"
   Внизу записки стояло "Твой папуля" и номер телефона.
   - И что, у вас всегда так? - осведомился шотландец.
   - Да нет, только если какое-нибудь ЧП. В новогоднюю ночь мы обычно  сидим
и клюем носом у телевизора. - Эллери набрал номер. - Закиньте ваши  чемоданы
в мою спальню, Харри, - вон туда. Да, если хотите слегка взбодриться, там, в
гостиной, загляните в бар, пропустите стаканчик. Алло?
   - Эллери Куин? - спросило взволнованное женское контральто.
   - Да. Мне оставили записку, что я должен позвонить мисс Вест.
   - Это я. Просто замечательно, что вы позвонили так рано.  Я  слышала,  вы
возвращаетесь из Англии... Прилетели только что?
   - Только что. А в чем дело, мисс Вест?
   - Вы сейчас дома?
   - Да. А что?
   - Я хотела бы зайти.
   - Как, прямо сейчас? - растерялся Эллери. - Но мне надо побриться, я  еще
не завтракал, да и в салоне самолета выспаться толком не удалось. Нельзя  ли
чуть позже?
   - Но я тоже провела бессонную ночь, ожидая  вашего  звонка!  -  в  голосе
собеседницы звучали такие интонации, что он вздохнул и поневоле  согласился:
- Адрес знаете?
   2
   Роберта Вест  оказалась  еще  прелестнее,  чем  ее  голос.  Эллери  сразу
подумал, что  ей  место  на  сцене.  Наверняка  -  актриса.  Фигура  -  само
совершенство, а идеальная кожа и  темно-каштановые  волосы  с  медно-красным
отливом еще сильнее подчеркивают прочие достоинства. Глаза  девушки  слишком
ярко блестели, видимо, из-за бессонной ночи,  а,  может  быть,  и  какого-то
тайного беспокойства. Очаровательная  родинка  на  правой  щечке  напоминала
крохотную бабочку. Кое-какие мелкие детали  окончательно  убедили  Эллери  в
принадлежности гостьи к театральному миру:  манера  двигаться  и  вскидывать
голову, некоторая размеренность жестов, выразительность мимики и,  особенно,
манера говорить - слова вылетали из ее уст легко  и  непринужденно,  но  при
этом казалось, что каждая случайная реплика хорошо  отрепетирована.  Девушка
была в юбке и пушистом пуловере, пальто-накидка, по парижской  моде,  изящно
ниспадало с плеч, шарф обвивал шею в стиле  Пикассо,  а  ручки  прятались  в
изящных  рукавичках.  Миниатюрные  ножки  были  обуты  в  модные  туфли  без
каблуков, с пряжками в виде маленьких бабочек. Эллери готов был побиться  об
заклад,  что  такие  туфли  она  специально  подобрала,  чтобы   подчеркнуть
пикантность родинки на щеке.
   Все в облике молодой женщины свидетельствовало о  виртуозности,  с  какой
она владела искусством казаться безыскусной, так что Эллери вдруг  усомнился
в своих первоначальных предположениях о театре. Он часто замечал,  что  если
юная дама выглядит так, словно только что сошла со страниц журнала  мод,  то
обычно она оказывается какой-нибудь секретаршей. Чтобы рассеять сомнения, он
спросил: - Вы работаете в театре?
   Блестящие, беспокойные глаза девушки расширились от удивления: - Как  это
вы догадались, мистер Куин?
   - Моя работа, - усмехнулся  он,  провожая  ее  в  гостиную,  -  Позвольте
представить - мистер Берк, мисс Вест.
   Гостья что-то пробормотала в знак приветствия, а Харри Берк едва  выдавил
из себя:
   - Как поживаете? - с видом человека, которого застали врасплох. Он тут же
ретировался в кабинет Эллери и угрюмо буркнул оттуда:  -  Я  пойду  помоюсь,
Куин. Ну, и все остальное.
   - А мне кажется, что мисс Вест не возражала бы против вашего присутствия,
- заметил Эллери. - Мистер Берк - частный детектив, из Лондона, и  здесь  он
по делам.
   - Ах, ну в таком случае...  -  быстро  проговорила  девушка  и  почему-то
смутилась. Что касается Берка, то он вошел, бросил в сторону Эллери свирепый
взгляд и проскользнул к одному из окон, в которое уставился,  демонстративно
ото всех отвернувшись.
   - Ну что же, - начал Эллери, после того как усадил гостью,  предложил  ей
позавтракать (но она отказалась) и зажег для нее  сигарету,  -  приступим  к
делу, мисс Вест?
   С минуту посетительница молчала. Затем смущенно сказала:
   - Я даже не знаю, с чего начать. -  Потом  резко  наклонилась,  стряхнула
пепел. - Вы, наверное, помните Глори Гилд?
   Эллери не только помнил Глори Гилд. Он так же  прекрасно  помнил,  как  в
юности с безумным восторгом слушал ее голос, певица была предметом его самых
страстных мечтаний. В то время  одной  мысли  о  звуках  этого  голоса  было
достаточно, чтобы у Эллери все замирало внутри.
   О, Господи, ну конечно же он помнил Джи-Джи! - так называли ее близкие (к
числу которых он - увы! увы! - не принадлежал). И он все еще  порой  заводил
ее старую пластинку особенно в лунные ночи, когда  так  и  тянуло  вспомнить
прошлое. И вот имя Глори Гилд вновь столь внезапно вторглось  в  его  жизнь,
что он даже слегка растерялся! Даже если бы вместо этой  девушки  с  медными
волосами перед ним предстал призрак самой Хелен Морган или Айседоры  Дункан,
Куин не был бы настолько потрясен.
   - А что такое с Глори Гилд? - наконец выдавил из себя Эллери. Он заметил,
что при упоминании этого имени Берк странно дернулся и напряженно застыл, из
чего Эллери заключил, что Берк тоже удивлен и даже более чем  удивлен...  О,
Эллери отдал бы многое, лишь бы узнать, что же в этот  момент  происходит  в
душе Берка. Но он усилием воли вновь заставил себя сосредоточиться на  своей
посетительнице.
   - Муж Глори Гилд - мой возлюбленный, - откровенно призналась та. - Вернее
- был им. - И она задрожала так, как обычно описывают в романах и как  редко
дрожат люди в действительности. И  продолжала:  -  Как  могут  женщины  быть
такими дурами? Такими набитыми дурами? - Она буквально так  и  выразилась  -
"набитыми дурами"".
   И разрыдалась.
   Вид плачущей женщины не являлся  чем-то  необычным  для  гостиной  Эллери
Куина, а уж причина этих слез была и вовсе самая  банальная,  однако  Эллери
был растроган и терпеливо ждал, когда гостья успокоится. Наконец  мисс  Вест
затихла, всхлипнула разок, как ребенок, полезла в  сумочку  за  платочком  и
прижала его к своему изящному носику.
   - Простите. Я не ожидала, что так расстроюсь. Этого больше не повторится.
Ну, в общем, все  было  кончено  семь  месяцев  назад.  Вернее,  мне  только
казалось, что кончено. И вот теперь это несчастье...
   3
   Рассказ Роберты Вест оказался весьма бессвязен и запутан, как рассыпанная
мозаика, которую  еще  нужно  было  собрать  по  кусочкам  в  единое  целое.
Насколько Эллери сумел уяснить сказанное, оно сводилось  к  следующему.  Для
начала необходимо кратко изложить судьбу Глори  Гилд.  Имя,  данное  ей  при
рождении в 1914 году, - Глория Гилденстерн. В тридцатые  годы  она  покинула
Средний Запад, страну Синклера Льюиса, где выросла, и с  чисто  лью-исовским
намерением с ходу покорить Нью-Йорк, а там, само собой  разумеется,  и  весь
мир, приехала в сердце Америки.
   Не обладая никаким музыкальным образованием, она была чистым  самородком:
пела, сочиняла музыку, играла на фортепиано - сама себе аккомпанировала.
   Глори Гилд любила повторять, что она играет не только на фортепиано, но и
на своем голосе. И действительно, манера ее  пения  была  так  же  сложна  и
неповторима, как и ее партитуры.  Она  умела  придавать  голосу  невероятный
трепет страсти, почти скорби, и он  завораживал  публику  подобно  движениям
факира - постепенно, неизбежно и незаметно. В ночных клубах  она  заставляла
умолкнуть   даже    заядлых    выпивох.    Критики,    правда,    отзывались
пренебрежительно: "голос для спальни", допуская ее успех лишь в низкопробных
кабачках,  но  вопреки  этим  утверждениям  магия  ее   пения   была   столь
беспредельной, что покоряла всех, всегда и везде. К  концу  тридцатых  Глори
уже выступала каждую неделю в собственном радиошоу,  и  ее  слушали  десятки
миллионов американцев. Она стала национальным кумиром.
   Обычно певица выходила в  эфир  под  звуки  "Боевого  Гимна  Республики",
который в медленном  темпе  очень  нежно  исполнял  оркестр.  В  те  времена
господствовали  простые  нравы,  и  газетные  обозреватели  прозвали   новую
"звезду" Глори-Глори3. Но Глори-Глори была  одновременно  крайне  трезвой  и
расчетливой женщиной. Поэтому она  весьма  умело  распорядилась  собственной
судьбой, отдав ее в ловкие руки Сельмы Пилтер, театрального агента,  которая
вскоре стала вести все ее дела. Миссис Пилтер (был когда-то и мистер Пилтер,
но образ его растаял в чаду давнего бракоразводного процесса) справлялась со
своими обязанностями столь успешно, что к 1949  году  (тому  времени,  когда
Глори  стала  терять  голос  и  прекратила  выступать)  певица  была   почти
миллионершей.
   Глори обладала от природы беспокойным  умом,  поэтому  после  прекращения
артистической  карьеры  ее  второй  страстью  (помимо  музыки)   стало   все
загадочное и таинственное, всевозможные  головоломки  и  шарады.  И  если  с
музыкой все было ясно - певица стала фанатиком HiFi4 - звучания  задолго  до
того, как вся Америка помешалась на высококачественной радиоаппаратуре, а ее
музыкальной коллекции мог позавидовать любой меломан - то  мотивы  увлечения
различного рода  загадками  были  не  совсем  ясны.  Особенно  для  уроженки
сельских районов Миннесоты, где уровень  развлечений  не  превышал  невинной
игры в "угадай-ка"  вечером  у  камина.  Глори  же  часами  просиживала  над
кроссвордами. Анаграммы, ребусы и, разумеется, детективы  неудержимо  влекли
ее (что, кстати, в какой-то мере уберегло бывшую провинциалку  от  увлечения
другими жанрами  "бульварной"  литературы  -  натуралистическими  историями,
исполненными  секса  и  насилия,  которые  начали  тогда  заполнять  книжные
прилавки). Вся нью-йоркская квартира и загородный особняк, уютно  спрятанный
в густом сосновом лесу на побережье озера в Ньютауне, штат Коннектикут, были
завалены    пластинками,    магнитофонными    записями,     проигрывателями,
радиоприемниками и прочей звуковой аппаратурой. И эти сокровища были для нее
дороже, чем  хлеб  и  воздух.  Повсюду  валялись  разнообразные  музыкальные
инструменты, а рядом - груды кроссвордов, ребусов и  причудливых  вещиц;  на
открытой террасе особняка стояли плетеные кресла из особого камыша  -  после
каждого дождя они уплотнялись и твердели, и на  них  проступал  замысловатый
рисунок.
   На всем протяжении своей сценической карьеры Глори  жила  одна,  хотя  ее
пышная грудь и великолепные белокурые волосы влекли, мягко  говоря,  многих.
Когда в 35 лет ее голос начал сдавать, то по иронии судьбы она оказалась так
же одинока, как и Грета Гарбо, и так же как в случае с Гарбо, в определенных
кругах бытовало мнение, что ей уже никогда не выйти замуж.  Девять  лет  это
мнение оправдывалось, но в 1958 году, в возрасте  44  лет,  Глори  встретила
33-летнего графа Карлоса Армандо. Через три месяца они стали мужем и женой.
   Армандо сам величал себя "графом", хотя  никто,  кроме  него  самого,  не
принимал этого титула  всерьез.  Происхождение  "графа"  оказывалось  весьма
туманным; даже подлинность его имени  вызывала  сомнения.  И  когда  Армандо
начинал рассуждать о своих предках, то был просто неподражаем:  в  их  числе
фигурировали  и  испанцы,  и  румыны,  и  португальцы,  и  греки.   Подобные
генеалогические изыскания  доставляли  ему  огромное  удовольствие.  Однажды
Карлос даже заявил, что его мать - египтянка. На что один из  многочисленных
знакомых (которых у него  было  немало  по  всему  свету),  настоящий  граф,
заметил: "Вне всякого сомнения, Карлос - прямой потомок  Клеопатры!"  -  чем
вызвал бурю восторга у самого Армандо: "Конечно, амиго! От самого Ромео!"
   Недоброжелатели же уверяли, что его родители были цыгане, и  он  появился
на свет в таборе на обочине одной из жалких проезжих дорог  Албании.  И  это
ровно с таким же успехом могло оказаться правдой.
   Для женщин же подобные династические  тонкости  были  вовсе  безразличны.
Одна за другой, как послушные оловянные солдатики, они сгорали в пламени его
страсти. И при этом он очень заботился о своей и их  репутации,  никогда  не
давая повода даже к малейшим  сплетням.  Женщины  были  его  профессией.  Он
больше ничем в жизни и не интересовался.
   Впервые Карлос женился, когда ему  было  19  и  он  работал  на  нефтяных
разработках  в  Оклахоме.  Она  была  ровно  втрое  старше  и  очень  любила
молоденьких особей мужского пола, что чрезвычайно забавляло  Карлоса.  Через
два года она выставила его,  увлекшись  очаровательным  мальчиком  из  Афин.
Карлос получил солидное  выходное  пособие  и  провел  год  в  развлечениях,
прилежно его проматывая.
   Второй его женой была датская баронесса,  дама,  отличавшаяся  прекрасным
здоровьем и  чертами  -лица  какой-нибудь  средневековой  статуи  на  кровле
готического собора. Непрерывная четырехмесячная возня на диване, ее  пальцы,
жадно сжимающие его голову, доконали-таки Карлоса. Он  соблазнил  секретаршу
баронессы, подстроил так, чтобы их застали, и галантно  попросил  разрешения
удалиться вмес