ПРОТОКОЛ "СИГМА"

Роберт ЛАДЛЭМ
Перевод с английского А. Гришина и К. Гришина. OCR Wlad






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Глава 1

     Цюрих
     - Может быть, принести вам что-нибудь выпить, чтобы не так скучно было ждать?
     Посыльный, малорослый щуплый человечек, разговаривал по-английски почти без акцента. Он был одет в униформу цвета хаки; на груди у него поблескивала латунная табличка с именем.
     - Нет, спасибо, - чуть улыбнувшись, ответил Бен Хартман.
     - Вы уверены? Может быть, чаю? Кофе? Минеральной воды? - посыльный уставился на Хартмана, и в его блестящих глазах без труда можно было разглядеть пыл человека, у корого остается всего лишь несколько минут на то, чтобы урвать хоть какие-то чаевые. - Я так сожалею, что ваша машина задерживается.
     - Ничего, не беспокойтесь.
     Бен стоял в вестибюле отеля "Сен-Готард", первоклассного заведения, с XIX века обслуживающего богатых деловых людей всего мира. "И, никуда не денешься, я один из них", - язвительно сказал он себе. Он уже освободил номер и теперь лениво размышлял о том, как бы намекнуть посыльному, чтобы тот не таскал с места на место его сумки и вообще перестал повсюду ходить с ним, держась на расстоянии пяти футов за спиной, как бенгальская невеста, и непрерывно извиняясь за то, что машина, которая должна доставить Бена в аэропорт, до сих пор не появилась. Во всем мире роскошные отели гордятся тем, что стараются как можно большее баловать своих клиентов, но Бен, которому пока что довелось путешествовать совсем немного, всегда находил такое обслуживание чрезмерно назойливым и очень раздражался из-за него. Он уже давно пытался выбраться из кокона, кокон - затасканный набор ритуалов, связанных с обслуживанием сильных мира сего, - в результате остался несокрушимым, и посыльный воспринимал Бена так и только так, к мог воспринимать, - видел в нем очередного богатого испорченного американца.
     Бену Хартману исполнилось тридцать шесть лет, но сегодня он ощущал себя гораздо старше. Причина этого крылась не только в смене часового пояса, хотя он и впрямь лишь вчера прибыл из Нью-Йорка и все еще чувствовал себя разбитым из-за разницы во времени. Нет, это было связано еще и с тем, что он снова попал в Швейцарию. В былые, куда более счастливые дни он проводил здесь много времени, с бешеной скоростью съезжал на лыжах со склонов, с бешеной скоростью ездил на машине, ощущая себя диким призраком среди серьезных законопослушных бюргеров. И сейчас ему хотелось снова стать таким, как прежде, но из этого ничего не могло получиться. Он не бывал в Швейцарии четыре года, с тех пор как здесь погиб Питер, его брат-близнец и самый лучший в мире друг. Бен знал, что поездка вызовет воспоминания, но не ожидал, что они окажутся настолько острыми. Лишь теперь он понял, какую совершил ошибку, приехав сюда снова. С первой же минуты после того, как он сошел с самолета в аэропорту Клотен, Бен испытывал раздражение и ощущал только ярость, горе и одиночество.
     Впрочем, ему удавалось не показывать виду. Вчера днем он провернул одно небольшое дело, а сегодня утром ему предстояла душевная встреча с доктором Рольфом Грендельмайером из Швейцарского государственного "Унион банка". Как это ни глупо, но клиент должен чувствовать себя счастливым, и поэтому рукопожатия и улыбки были неотъемлемой частью работы Бена. Если же быть честным с самим собою, то именно в этом как раз и состояла его работа, и порой Бен испытывал боль оттого, что ему удалось так легко войти в роль единственного оставшегося в живых сына легендарного Макса Хартмана, предполагаемого наследника семейного состояния и кабинета руководителя "Хартманс Капитал Менеджмент", фирмы с многомиллиардным оборотом, основанной его отцом.
     К этому времени Бен полностью освоил весь арсенал, которым должен располагать финансист мирового уровня, - его гардеробы были битком набиты костюмами от Бриони и Китона, его улыбка была спокойной и ободряющей, рукопожатие - мягким, и, что самое главное, его взгляд был внимательным, ровным и участливым. Собеседники видели в этом взгляде ответственность, надежность и мудрость, хотя обычно он служил прикрытием для смертельной скуки.
     Но на самом деле Бен приехал в Швейцарию вовсе не ради бизнеса. Из Клотена небольшой самолет должен был доставить его в Санкт-Мориц, где ему предстояло кататься на лыжах с одним очень богатым пожилым клиентом, его женой и его внучкой, которая, по слухам, была очень красива. Клиент вежливо, но настойчиво пытался "выкрутить руки" Бену. На Бена многие положили глаз, и он это хорошо знал. Это была одна из тех опасностей, которые неизбежно влек за собой образ представительного, богатого, "подходящего" мужчины, одинокого обитателя Манхэттена: клиенты Бена непрерывно пытались женить его на своих дочерях, племянницах, кузинах. Вежливо отказываться было не так уж просто. К тому же не следовало исключать возможность того, что когда-нибудь и впрямь удастся встретить женщину, которая понравилась бы ему. К тому же Макс мечтал обзавестись внуками.
     Макс Хартман, филантроп и человек с немыслимо тяжелым характером, был основателем "Хартманс Капитал Менеджмент". Бежавший из фашистской Германии эмигрант, обязанный всеми своими достижениями лишь самому себе и больше никому, он сразу же по окончании войны появился в Америке с вошедшими в поговорку десятью долларами в кармане, основал инвестиционную компанию и неуклонно расширял ее, пока ее обороты не достигли нынешнего многомиллиардного уровня. Сейчас старому Максу шел восьмой десяток, он уединенно жил в великолепном поместье в Бедфорде, штат Нью-Йорк, и до сих пор управлял компанией, о чем никто и никогда не забывал.
     Пока самолет Питера не рухнул с небес, Бен мог заниматься тем делом, которое любил по-настоящему - учить, и в частности учить таких детей, от которых отступились все остальные. Он преподавал в пятом классе школы для трудных детей в той части Бруклина, которая известна под названием Ист Нью-Йорк. Многие дети были страшными, уже готовыми бандитами - мрачные десятилетние подростки, вооруженные не хуже колумбийских наркобаронов. Но тем не менее им нужен был учитель, причем беспристрастный, которому было бы на все это плевать. Бен был именно таким, и ему действительно удавалось каждый раз помочь кому-то изменить жизнь к лучшему.
     Однако же, когда Питер погиб. Бен вынужден был заняться семейным бизнесом. Он говорил своим друзьям, что таким было обещание, которое заставила его дать умирающая мать, да и сам он подозревал, что обещание было именно вырвано у него, а не дано добровольно. Рак там или не рак, но он никогда не мог никоим образом противиться матери. Он вспоминал ее искаженное болью лицо, мертвенно-бледную от химиотерапии кожу, похожие на синяки красноватые пятна под глазами. Она была почти на двадцать лет моложе отца, и Бен даже представить себе не мог, что она умрет первой. "Работай дотемна", - говорила она, мужественно улыбаясь. Вторую часть фразы она не договаривала. Макс прошел через Дахау и остался в живых только для того, чтобы потерять сына, а теперь ему предстояло вот-вот потерять еще и жену. Сколько же в состоянии выдержать человек, пусть даже и необычайно крепкий?
     - Неужели он потерял и тебя тоже? - прошептала она. Бен в то время жил в пяти кварталах от школы на шестом этаже ветхого многоквартирного дома без лифта, где коридоры пропахли кошачьей мочой, а линолеум на полу вздулся и пошел пузырями. Никаких денег от родителей Бен из принципа не принимал.
     - Ты слышишь меня, Бен?
     - Но мои дети, - сказал Бен и сам услышал в собственном голосе, что уже сдался. - Я им нужен.
     - Ты нужен ему, - очень тихо ответила мать, и на этом разговор закончился.
     Итак, теперь он обедал с богатыми клиентами, заставлял их ощущать себя чрезвычайно важными персонами, чувствовать себя обласканными и польщенными тем, что им уделяет внимание не кто иной, как сын основателя фонда. Еще он тихо и незаметно работал на общественных началах в центре для "трудных детей", стараясь сделать своих пятиклассников послушными и благонравными, словно алтарные служки. А все остальное время, которое только мог выкроить, он посвящал лыжам, парапланеризму, сноубордингу, скалолазанию, а также женщинам, хотя был разборчив и избегал слишком уж продолжительных знакомств.
     Старому Максу придется подождать.
     Внезапно обстановка холла отеля "Сен-Готард", выкрашенного в красно-розовые тона и уставленного темной тяжелой венской мебелью, показалась ему гнетущей.
     - Вы знаете, я решил, что, пожалуй, лучше подожду на улице, - сказал Бен посыльному.
     Человек в хаки жеманно улыбнулся в ответ:
     - Конечно, сэр, как вам будет угодно.
     Моргая, Бен вышел на яркое полуденное солнце и остановился на тротуаре Банхофштрассе, величественного проспекта, обсаженного липами. По обеим сторонам красовались дорогие магазины, кафе и множество небольших известняковых особняков, в которых размещались финансовые учреждения.
     Посыльный с багажом торчал у него за спиной, пока Бен не сунул ему пятидесятифранковую купюру и жестом не велел убираться.
     - Премного благодарен, сэр! - воскликнул коридорный с плохо разыгранным удивлением.
     Швейцары должны были предупредить его, когда автомобиль появится на вымощенной брусчаткой аллее слева от отеля, так что Бен не спешил. Ветер с Цюрихского озера приятно освежал после долгого времени, проведенного в душных и горячих комнатах, воздух в которых был пропитан запахом кофе и не столь сильным, но тоже безошибочно узнаваемым сигарным дымом.
     Бен прислонил свои новенькие лыжи "Волант Ти Супер" к одной из коринфских колонн, возле которой стояли и все остальные его вещи, и стал наблюдать за происходящим на улице спектаклем с участием незнакомых прохожих. Неприятный на вид молодой бизнесмен, что-то кричащий в сотовый телефон. Толстая женщина в красной пухлой куртке, толкающая перед собой детскую коляску. Возбужденно болтающая толпа японских туристов. Высокий мужчина среднего возраста с седеющими волосами, собранными в хвостик, одетый в деловой костюм. Курьер с коробкой лилий, обряженный в броскую оранжево-черную униформу цветочного магазина "Блюменгаллери". Эффектная молодая блондинка в дорогой одежде, держащая в руке хозяйственную сумку от "Фестинер" и глядящая прямо на Бена; впрочем, она сразу отвела взгляд и тут же еще раз посмотрела на него - хотя и мельком, но он успел уловить в ее глазах явный интерес.
     "Было бы время да место..." - подумал Бен. Он снова принялся бесцельно рассматривать толпу. С Левенштрассе, до которой было не более пятисот футов, доносился нескончаемый приглушенный гул машин. Где-то рядом нервно тявкнула собака. Прохожий средних лет, одетый в яркую спортивную куртку странного красноватого оттенка, слишком уж броскую для Цюриха. И тут Бен заметил мужчину примерно своего возраста, целеустремленно шагающего мимо витрины "Косс кондитерай". Что-то в его облике показалось Бену знакомым.
     Очень знакомым.
     Он присмотрелся повнимательнее. Неужели... Неужели это его старый приятель по колледжу Джимми Кавано? Бен весело улыбнулся.
     Джимми Кавано, которого он знал еще второкурсником в Принстоне. Джимми вел тогда чудесную жизнь за пределами кампуса, курил сигареты без фильтра, от которых любой нормальный человек неминуемо задохнулся бы, и мог перепить любого, даже Бена, обладавшего неплохой репутацией по этой части. Джимми был родом из небольшого городка под названием Хомер, расположенного на северо-западе штата Нью-Йорк, и оттуда он привез огромное количество всяких историй. Как-то ночью, после того как он научил Бена запивать текилу пивом, он несколько часов подряд рассказывал байки о популярном в их городе развлечении - вернее, местном виде спорта, - под названием "повали корову". Бен тогда чуть не помер со смеху. Джимми был стройным, мускулистым парнем, хитрым и остроумным, неистощимым на всякие проделки, хорошо знал жизнь и обладал прекрасно подвешенным языком. И, что самое главное, он казался гораздо более живым, чем большинство молодых людей, с которыми Бену приходилось иметь дело: типчиков с вечно липкими ладонями, которые профессионально торговали шпаргалками к вступительным экзаменам в юридические колледжи и бизнес-школы, претенциозных знатоков французского языка с их ароматизированными гвоздикой сигаретами и черными шарфами, угрюмых, словно разочаровавшихся в жизни. Весь протест, на который они были способны, ограничивался флаконом зеленой краски для волос. Джимми, похоже, старался держаться в стороне от всего этого, а Бену доставляла большое удовольствие и даже льстила дружба с ним, хоть он и завидовал той легкости, с какой Джимми шел по жизни. Как это часто бывает, после колледжа они больше не общались: Джимми получил какую-то должность в Джорджтаунской дипломатической школе, а Бен остался в Нью-Йорке. Никто из них особо не скучал по колледжу, а затем время и расстояние сделали свое обычное дело. Но Бен до сих пор изредка вспоминал Джимми Кавано и думал, что тот был, пожалуй, одним из немногих, с кем он был бы не прочь поболтать.
     Джимми Кавано - это был действительно Джимми - подошел так близко, что Бен смог разглядеть его дорогой костюм, поверх которого было надето коричневое пальто, и сигарету. Он заметно раздался в плечах, но это, без сомнения, был не кто иной, как Кавано.
     - Иисус! - громко произнес Бен. Он сделал несколько шагов по Банхофштрассе навстречу Джимми, но вспомнил о своих "волантах", которые не хотел оставлять без присмотра даже швейцарам (кто знает, насколько они бдительны). Он вскинул их на плечо и пошел к Кавано. Рыжие волосы Джимми выцвели и немного поредели, веснушчатое лицо покрыдось морщинами, одет он был в костюм от Армани за две тысячи долларов, и какого черта он мог делать именно здесь, в Цюрихе? Внезапно их глаза встретились.
     Джимми широко улыбнулся и шагнул к Бену, протянув ему левую руку. Правую руку он держал засунутой в карман пальто.
     - Хартман, старый ты пес! - выпалил Джимми, не дойдя пяти ярдов до Бена. - Рад тебя видеть, дружище!
     - Боже мой, это действительно ты! - воскликнул Бен. Но тут он увидел странную металлическую трубу, торчащую из кармана пальто его старого друга. Он понял, что это глушитель и дуло смотрело из кармана Кавано вверх, прямо на Бена.
     Это могло быть одной из всегдашних странных шуток доброго старого Джимми. Бен шутливо поднял руки и увернулся от воображаемой пули, но тут заметил, как Джимми Кавано чуть заметно пошевелил правой рукой. Это было то плавное движение, которое нельзя спутать ни с каким другим: именно так нажимают на спусковой крючок.

***

     Случившееся потом заняло считанные доли секунды, но время, казалось, растянулось, замедлилось почти до полной остановки. Совершенно не раздумывая, неожиданно даже для самого себя, Бен взмахнул лежавшими на правом плече лыжами, инстинктивно пытаясь закрыться ими от оружия, и при этом зацепил своего старого друга по шее.
     Мгновением позже - или в то же самое мгновение? - он услышал звук выстрела, ощутил затылком движение воздуха, и самая настоящая пуля расколола стеклянную витрину в каких-то пяти футах от него.
     Это невозможно!
     Не ожидавший удара Джимми потерял равновесие и взревел от боли. Падая, он протянул руку к лыжам. Одну руку. Левую. У Бена внутри похолодело, будто он проглотил здоровенный кусок льда. Когда человек спотыкается, он инстинктивно вытягивает обе руки, роняя при этом свой чемодан, авторучку, газету - любой предмет, который может держать в этот момент. Но существуют и такие вещи, которые не выпускают из рук, - вещи, в которые вцепляются намертво.
     Пистолет был настоящим.
     Бен услышал, как загремели лыжи, падая на тротуар, заметил тонкую полоску крови на щеке Джимми, увидел, что Джимми уже пришел в себя и поднимается на ноги. В следующий миг Бен пригнулся, сорвался с места и помчался по улице.
     Пистолет был настоящим. И из этого самого пистолета Джимми только что выстрелил в него.
     Путь Бену преграждали толпы покупателей и спешащих на ленч бизнесменов. Пробираясь через толпу, он несколько раз сталкивался с людьми, которые громко возмущались его поведением. Невзирая на это, он, как можно быстрее, бежал вперед, петлял из стороны в сторону, надеясь, что это поможет ему ускользнуть.
     Черт побери, что же происходит? Это безумие, полное безумие!
     Он допустил ошибку - очень грубую ошибку, - оглянувшись на бегу через плечо и непроизвольно замедлив при этом шаг. Его лицо, как вспыхнувший маяк, мелькнуло перед бывшим дружком, который по каким-то непонятным причинам зациклился на том, чтобы убить его. И тут же в каких-то двух футах от Бена лоб молодой женщины взорвался, в стороны полетели красные брызги.
     Бен задохнулся от ужаса.
     Иисус Христос!
     Нет, это не могло происходить на самом деле, это было нереально, это был какой-то странный кошмар.
     Он видел, как полетели каменные крошки, выбитые пулей из мраморного фасада узкого офисного здания, с которым он только что поравнялся. Кавано гнался за ним по пятам. Теперь он отставал от Бена на каких-то жалких пятьдесят футов, и, хотя ему приходилось стрелять на бегу и в толпе, его пули ложились слишком уж близко к цели.
     Он пытался убить меня, нет, он собирается убить меня.
     Бен внезапно сделал ложный выпад вправо, затем рванулся влево, прыгнув вперед насколько мог, и побежал прочь: В Принстоне он занимался бегом на восемьсот метров и теперь, через пятнадцать лет, хорошо понимал, что его единственный шанс остаться в живых состоит в том, чтобы собрать все силы и бежать как можно быстрее. Его туфли не слишком годились для бега, но, ничего не поделаешь, придется им выступить в качестве кроссовок. Ему нужно было определить направление, четко представить себе цель, конечную точку - это всегда помогало справиться с растерянностью. Думай, будь все оно проклято! Вдруг в его голове словно сработал переключатель: на расстоянии квартала отсюда расположен Шопвилль, крупнейший в Европе подземный торговый комплекс, потрясающий воображение храм потребления. А оттуда можно попасть на Гауптбаннхоф, главный железнодорожный вокзал.
     Его внутреннему взору предстал вход - шеренга эскалаторов на Банхофплатц. Пройти через подземные галереи всегда быстрее и легче, нежели пробиваться сквозь постоянную толчею наверху. Он сможет найти там убежище. Только сумасшедший решился бы преследовать его внизу. Бен побежал по-спринтерски, высоко поднимая колени, мягко ставя ступни на внешнюю сторону, как на тренировках, когда он буквально глотал круг за кругом, ощущая только ветер, охлаждавший разгоряченное лицо. Удалось ли ему оторваться от Кавано? Он больше не слышал за спиной его шагов, но тем не менее не позволял себе расслабиться. Мысли были заняты только одним - он бежал.

***

     Блондинка с сумкой от "Фестинер" закрыла свой крошечный сотовый телефон и сунула его в карман голубого костюма от "Шанель", ее бледные губы, накрашенные блестящей помадой, сжались в раздраженной гримасе. Сначала все шло точно, как часы. Ей понадобилось лишь несколько секунд, чтобы понять, что мужчина, стоящий перед "Сен-Готардом", мог быть тем, кто им нужен. По внешнему виду ему тридцать с небольшим, квадратное лицо с крепким подбородком, кудрявые каштановые волосы, кое-где чуть заметно тронутые сединой, и зеленовато-карие глаза. Приятный мужик, она бы даже сказала, что интересный, но с недостаточно характерной внешностью, чтобы она могла четко опознать его на расстоянии. Но это не имело значения - выбранный ими стрелок наверняка мог опознать его, они в этом нисколько не сомневались.
     Сейчас, однако, ситуация несколько вышла из-под контроля. Объектом покушения был дилетант, обладающий поистине мизерным шансом уцелеть после встречи с профессионалом. Впрочем, дилетанты постоянно тревожили ее. Они делали странные и непредсказуемые ошибки, наивность их поведения не поддавалась рациональным прогнозам. Именно это только что и продемонстрировал этот неуловимый тип. Конечно, его сумасшедшее, излишне затянувшееся бегство могло лишь отсрочить то, что