Фрэнк ЛАУРГИЯ

                               "РАГА СИКС"




                                    1

     С грустью осматривая  комнату,  Сорди  все  еще  не  мог  поверить  в
случившееся. Золотистые солнечные лучи пробивались в комнату  через  двери
веранды, высвечивая парящие в воздухе частички неистребимой пыли,  которая
преследовала его все три года жизни в  Нью-Йорке.  Но  сегодня  он  ее  не
замечал.
     Ему нравилась  эта  комната,  нравились  темно-коричневые  деревянные
балки, проходившие по потолку, нравилось, что окна с одной стороны выходят
на Гудзон, а с другой - в сад, нравился вкус свежей рыбы, которая  жарится
на рашпере. Ему здесь все нравилось.
     Ему  не  нравилось  лишь  то,  что  вскоре  придется  покинуть  столь
полюбившееся место. Он не мог  понять,  зачем  это  нужно.  Все  произошло
слишком быстро...
     Билет был уже в кармане, деньги положены в банк, но во всем  этом  он
не видел смысла. Если бы  существовало  какое-нибудь  разумное  объяснение
зачем надо разрушать сложившийся образ жизни, то, возможно, ему  бы  стало
легче на душе. Но никакого объяснения не было.
     Он не хотел  улетать,  хотя  доктор  и  снабдил  достаточной  суммой,
которой хватило бы на несколько лет вперед. Его  семья  находилась  далеко
отсюда. И все же он не был  готов  к  такой  скорой  отставке.  Работа  на
доктора Ориента давала ощущение учености. Выполнять обязанности  секретаря
- все равно, что быть ассистентом профессора в университете. Доктор научил
его владеть своим сознанием.  А  он  научил  доктора  готовить.  Это  было
дружеское, развивающее сотрудничество. И теперь всему пришел конец.
     Он передернул плечами.  Наверное,  подлинных  причин  ему  так  и  не
узнать. Не спеша Сорди вышел на веранду. Темнеющее багровое небо над рекой
пронизывали  фиолетовые  лучи  заходящего  солнца.  А  окнах  домов  начал
зажигаться свет.
     Как он подозревал, что-то произошло прошлым летом. Доктор Ориент, как
обычно, собирался отправиться в свой загородный дом на Мысе, вместо  того,
чтобы  торчать  в  городе  и  все  сильнее  погружаться  в  работу.   Это,
несомненно, было бы лучше, чем сближаться с доктором Феррари. С появлением
этого человека начались одни неприятности.
     Первая - охрана, все время что-то выискивающая и нарушающая привычный
уклад жизни. В течение четырех  месяцев,  пока  Феррари  находился  здесь,
охранники обыскивали дом каждый день.  Сорди  не  разрешалось  заходить  в
лабораторию и рабочий кабинет: теперь он занимался  только  приготовлением
кофе и сандвичей для охраны, так что  доктору  Ориенту  от  него  не  было
никакой пользы.
     А потом эта новая манера  доктора  работать.  Иногда  они  с  Феррари
оставались в лаборатории по два-три дня. Доктор почти перестал есть,  стал
худым и нервным, и, в довершение ко  всему,  споры  каждую  ночь:  никогда
раньше Сорди не слышал, чтобы доктор Ориент на кого-нибудь кричал.
     Сорди поежился от дующего с реки ветра  и,  плотно  закрыв  за  собой
дверь, зашел в комнату. Иногда, несмотря на присутствие охраны, он  видел,
как к ним  в  дом  привозили  маленькую  девочку.  Пятеро  крепких  мужчин
окружали автомобиль и заносили ее в дом так быстро, что Сорди едва успевал
рассмотреть черты ее лица.
     Через месяц напряжение пошло на убыль, и охрана стала больше  времени
проводить на кухне. Но даже охранники,  казалось,  не  знали,  что  именно
происходит в доме доктора Ориента. Девочка была дочерью какого-то крупного
политика из Калифорнии. У нее  были  больны  ноги  и  она  проходила  курс
специального лечения. Звали ее Джуди, но Сорди не верил, что это настоящее
имя.
     Со временем охрана стала дружелюбнее, помогала по дому, но  глаза  их
оставались холодными и бесстрастными. Есть определенный  тип  американцев,
уяснил для себя Сорди, полюбить которых очень трудно.
     Однажды он увидел, как девочка выходит из кабинета.  Джуди  двигалась
очень медленно, поддерживаемая, с одной стороны - Ориентом, а с  другой  -
Феррари, которые помогли ей сесть в инвалидную коляску, а люди  из  охраны
намекнули Сорди, что скоро смогут обходиться без его стряпни.
     Вечером того же дня, когда он видел, как Джуди выводили из  кабинета,
между Ориентом и Феррари произошла первая ссора. Он  вышел  на  лестничную
площадку и услышал, что Феррари, все больше и больше распаляясь,  не  дает
сказать Ориенту ни слова в  ответ.  Ссора  продолжалась  почти  два  часа.
Наконец Феррари выскочил из кабинета и уехал. Ориент со злостью  захлопнул
за ним дверь и, отказываясь от  еды,  не  выходил  до  следующего  вечера.
Подобные ссоры стали обычным явлением.
     Затем Феррари, охрана и девочка перестали появляться в  доме.  Ориент
провел три недели, закрываясь в своем кабинете и явно ничего не делая. И в
один прекрасный момент объявил, что все кончено, что он продает дом.
     Сорди поднял свой чемодан и направился к лестнице. "Ничего страшного,
- убеждал он себя, сегодня вечером я буду в Риме".
     Когда он спустился по  лестнице,  то  увидел  доктора  Ориента  возле
дверей кабинета. Выглядел тот еще хуже, чем во время лечения девочки:  его
смуглая кожа от постоянного пребывания в помещении  приобрела  болезненный
оттенок, зеленые глаза потускнели. Ориент был высоким, имел осанку атлета,
но сейчас выглядел сутулым, плечи его опали и руки беспомощно висели вдоль
тела. Даже прядь белых волос в черной шевелюре,  казалось,  увеличилась  в
размере.
     Сорди  поставил  чемодан.  Полгода  назад  Ориент  казался  25-летним
юношей, но сейчас морщины глубоко  избороздили  его  лицо  и  выглядел  он
заметно постаревшим. Правда,  его  рукопожатие  было  еще  крепким,  а  за
словами прощания Сорди послышалось что-то еще: это "что-то" было искренним
выражением признательности за их трехлетнюю дружбу.
     Вдруг Сорди захотелось обнять доктора, попытаться успокоить его, хоть
как-то его ободрить, но он  не  посмел.  Вместо  этого  поднял  чемодан  и
сказал:
     - Хороший вечер, будет неплохой полет. Вы знаете, где меня найти.
     Ориент кивнул в ответ, а Сорди знал, что  доктор  никогда  ничего  не
забывает. Сорди достал из кармана  пальто  небольшой  бумажный  сверток  и
передал его доктору со словами:
     - Это ваше.
     Ориент спрятал сверток в карман своей куртки. Он был  явно  подавлен.
Затем повернулся и зашел в кабинет.
     В кабинете ничего, кроме стола  и  двух  стульев,  уже  не  осталось.
Книги, картины,  звездного  неба,  видеоаппаратура,  -  все  было  убрано.
Человек,  купивший  дом,  пожелал,  чтобы  стол  остался.  Ориент  с  этим
согласился. Единственное, о  чем  он  заботился  сейчас,  -  все  поскорее
закончить: Энди Джекобс, бывший сенатор, ожидал его в кабинете.
     - Итак, приступим, Оуэн, - произнес Энди.
     Доктор медленно подошел к столу, взял ручку  и  начал  выводить  свое
полное имя - Оуэн Ориент - там, где ему  показывали  пальцем,  -  и  после
каждой подписи Энди спрашивал:
     - Ты считаешь, что это  справедливая  дань  за  то,  что  ты  и  твои
родители всю жизнь напряженно работали? -  Он  не  торопил,  не  суетился,
терпеливо ожидая, пока Ориент выведет следующую подпись.  -  Есть  способы
оформить имение. Ты можешь передать его наследнику.  Сыну,  например.  Все
может случиться, Оуэн. В тридцать  один  год  можно  подыскать  подходящую
женщину.  Все  меняется.  -  Голос  сенатора  был  резким,   даже   слегка
угрожающим, но, одновременно, вкрадчивым,  словно  сенатор  хотел  вызвать
доктора на откровенность.
     - Оуэн, ты можешь еще некоторое время подумать, как поступить с домом
на Мысе. Я провел там  много  лет  с  твоими  родителями,  еще  до  твоего
рождения, - как бы взывая к здравому смыслу, произнес Джекобс, но -  опять
голос, проникающий в глубины памяти.
     Ориент только улыбался, кивал в ответ и продолжал подписывать бумаги.
     Когда все было закончено, Ориент медленно накрутил колпачок на  ручку
и выпрямился. Когда он увидел выражение искреннего участия на  лице  Энди,
его охватило чувство печали, а ощущение потери начало проникать в него еще
тогда, когда он заметил обиженную улыбку Сорди. "Возможно, он уже уехал  в
аэропорт", - произнес про себя Ориент. Он попытался мысленно встряхнуться:
ведь все шло так, как и должно было идти.
     Энди Джекобс аккуратно сложил подписанные бумаги.
     - Разве это не глупо - оставаться ни с чем? - вкрадчиво спросил он. -
Все твое имущество, -  продолжал  Джекобс,  -  пойдет  на  создание  школы
физических  исследований.  Весь  доход  от  фильмов  твоего  отца   -   на
строительство больниц. Это великодушный, но, ей Богу, бессмысленный жест.
     Ориент присел на край стола и сложил руки на груди.
     - Лично мне непонятно, почему доход от собственности  не  может  быть
использован для обеспечения твоего личного будущего, - Энди приблизился  и
посмотрел прямо в  лицо  Ориенту.  Доктору  стало  неуютно  под  изучающим
взглядом сенатора. Энди все время был его другом,  советником,  адвокатом.
Он устраивал все дела после смерти родителей,  всегда  старался  защитить.
Теперь сенатор выглядел таким огорченным.
     - Оуэн,  я  говорю,  как  старый  друг,  который  хочет  оградить  от
серьезной ошибки. -  Энди  подошел  еще  ближе.  -  Отделаться  от  своего
поместья - это одно, но отказаться в пользу Феррари  от  прав  на  научные
исследования, - это, согласись, другое. Неужели тебе все равно, как  будут
использованы результаты твоих трудов? - Он  еще  пристальнее  вгляделся  в
Ориента.
     - Я сам решил не ставить свое имя на отчете  по  работе  с  Джуди,  -
очень быстро произнес Ориент: в душе он надеялся,  что  Энди  не  затронет
этого вопроса.
     -  Разбрасывать  деньги  -  глупость,  Оуэн,  но  желание   выбросить
собственное имя из своего труда может иметь  самые  пагубные  последствия.
Твой вклад в развитие  человечества  уникален,  достигнутое  -  это  плоды
твоего труда. И  не  говори  мне,  что  ты  не  имеешь  к  этому  никакого
отношения. У меня есть доказательства. Феррари согласился  не  публиковать
результаты работы с Джуди до твоего разрешения. Почему  ты  все  передаешь
ему в руки? Даже права на твои открытия? Почему, Оуэн?
     Ориент внимательно изучал пальцы  своих  рук.  В  молодости  сенатор,
должно быть, многих лишил присутствия духа и сейчас он заставил извиваться
еще одну рыбку.
     - Зачем передавать свою работу Феррари?
     Ориент еще помедлил с ответом, не будучи уверенным в  том,  что  Энди
сможет его понять.
     - Лечение дочери Вице-президента - большой шаг к тому, что называется
замечательной карьерой. Сожги мосты, если это  необходимо,  но  не  унижай
профессию, - Энди подошел к окну, и его напор ослаб.
     Ориент глубоко вздохнул.
     - Послушайте, сенатор, в  этом  деле  я  хочу  остаться  неизвестным.
Основной объем опытов выполнили от моего  имени  университеты.  И  у  них,
конечно, будет доступ к тем методам нейропсихологического лечения, которые
я разработал для Джуди. Главное здесь - полученные знания, а вовсе не  мое
имя. - Ориент встал со стола.
     - Ты позволяешь  Феррари  присваивать  твои  заслуги  и  пользоваться
результатами твоей работы! - не оборачиваясь бросил Энди.
     Ориент вновь опустился на стол и покачал головой. В  последнее  время
он стал очень возбудимым и вынужден был возобновить занятия медитацией.
     - Феррари довольствуется только своей долей успеха в этом лечении,  -
сказал Ориент спокойно. - Не забывай, что результаты его исследований были
также эффективны, как и моя терапия.
     - Но он получает все, включая право на издание, награды, признание и,
кто знает, на что еще.  Он  может  даже  получить  Нобелевскую  премию,  -
продолжал настаивать Энди.
     Ориент нахмурился.
     - Я не изобрел универсального метода лечения, Энди,  я  только  помог
исцелить очередного пациента. А это - не одно и то же. - С  этими  словами
Ориент начал ходить по кабинету.
     - Хорошо, Оуэн, - сказал Энди, подходя к столу  с  другой  стороны  и
аккуратно складывая документы в дипломат. Вот это решает все. подпиши  эти
бумаги и ты окончательно освободишься от собственности.
     Ориент посмотрел на Энди и ухмыльнулся.
     - Ты хочешь удержать меня? Надеешься меня отговорить?
     - Когда знаешь, что прав,  всегда  надо  использовать  даже  малейший
шанс, Оуэн, - убежденно произнес Энди.
     Ориент написал свое имя еще шесть раз, подтвердил две поправки и дело
было сделано.
     - Ненавижу счастливчиков вроде Феррари,  -  сказал  Энди,  застегивая
молнию на дипломате.
     Ориент вздохнул.
     - Пусть будет так, - произнес он тихо.
     Джекобс взял Оуэна под руку и они направились к выходу.
     - Ты славный парень, Оуэн, стойкий клиент. - Энди остановился у двери
и снял с вешалки шляпу. - Думаю, глупо спрашивать, не надо ли тебе денег.
     - У меня кое-что есть для вас, - Ориент возвратился к столу вынул  из
ящика видеопленку и записную книжку. - Вы мне окажете большую услугу, если
сохраните эти вещи.
     - Конечно, - ответил Энди, - думаю, мне не придется хранить их дольше
месяца.
     Ориент с сожалением покачал головой.
     - Желаю удачи, - сказал Энди, начиная спускаться по лестнице.
     - Энди! - сенатор Джекобс  обернулся,  ожидая  перемены  решения,  но
Ориент со словами: "Это тоже можете оставить у себя" всего лишь протягивал
ему ручку, которой подписывал бумаги. Джекобс со вздохом взял ручку, вышел
из дома и быстро направился к своему автомобилю. Ориент с улыбкой проводил
взглядом машину сенатора, он закрыл дверь дома и медленно поднялся в  свой
кабинет.
     Теперь дом стал другим. Его тишина нарушалась только доносившимися  с
улицы сигналами сирены. Ориент попытался поудобнее  устроиться  на  стуле.
Подписывая бумаги, он  почти  целый  час  провел  в  наклонном  положении.
Наверное, он потерял форму. За все эти месяцы работы над Джуди  Ориент  ни
разу не занимался медитацией. Придется начинать все сначала.
     Его прежняя жизнь была как бы окружена непроницаемой скорлупой.  Даже
тогда,  когда  он  совершал  паломничество  в  труднодоступный  непальский
монастырь,  с  ним  и  то  были  рекомендательные  письма  его  друзей   и
преподавателей.  Все  это  умащивало  его  уединенную  тропу  к  духовному
наставнику Ку.
     Теперь же с ним было только то, чего он достиг сам.
     Ориент вспомнил про Сорди и, достав  из  кармана  сверток,  осторожно
развернул бумагу.
     Это была точная копия его серебряного  портсигара,  с  тем  же  самым
узором на крышке.
     Ориент покачал головой. Портсигар был вещью, с которой он никогда  не
расставался и, наверное, Сорди пришлось изрядно попотеть,  чтобы  добиться
такого поразительного сходства.
     Он открыл портсигар. Внутри была аккуратно уложена  пачка  папиросной
бумаги. Ориент вспомнив Сорди улыбнулся и внимательно посмотрел  на  узор.
Возникло ощущение спокойствия, благодушия, такое же, как тогда,  когда  Ку
подарил ему оригинал.
     Ориент положил портсигар в карман и поднялся. Он не  будет  ждать  до
утра, а примет душ и покинет дом сегодня же ночью. Поднимаясь  в  спальню,
Оуэн попытался освободить свое сознание от любых сожалений: он никогда  не
стал бы делать того, чего в самом деле не хочет.
     Ориент закончил горячий душ холодным обливанием, получая удовольствие
от упругих толчков крови в жилах.
     Выйдя из ванной, он ощутил желание зайти в комнату  для  медитации  в
последний раз перед тем, как новый  хозяин  превратит  ее  в  спальню.  Не
одеваясь, он поднялся на  четвертый  этаж,  направился  к  двери  в  конце
коридора, открыл ее и зажег свет.
     Высокий потолок, стены,  полупрозрачный  пол  осветились  по-разному.
Некоторые участки выглядели приглушенно белым,  другие  ярко-желтыми:  все
освещение комнаты было  тщательно  продумано  Ориентом  с  целью  сгладить
переход света в тень. Комната была пустой, и только массивный камень лежал
возле бассейна. Одно время в этом бассейне  обитала  рыба  с  очень  яркой
окраской. Где-то в  глубине  души  у  Ориента  возникла  гордость  за  эту
комнату.  Он  стремился  создать  обстановку,  которая  будет  успокаивать
находящихся здесь и вводить их  в  состояние  восприятия  знаний.  Камень,
бассейн, свет, тень - все было спланировано так, чтобы  создать  атмосферу
безмятежности.
     Он опустился на  коврик  возле  бассейна  и  начал  с  первой  стадии
медитации: с физических упражнений. Вначале его движения были  неуклюжими.
Он прервался, расслабился, затем начал снова.
     Ему, наконец, удалось сконцентрироваться  на  гибкости  позвоночника,
направляя  всю  энергию  на  работу   нежной   сети   нервных   окончаний,
пронизывающих плоть. Почувствовав, что тело начало слушаться,  он  занялся
дыханием. Самые простые упражнения: вдох через нос, подключение солнечного
сплетения и вход в первую  стадию.  Концентрируясь  с  каждым  вдохом  все
сильнее и сильнее, растворяя сознание в нужном ритме, Ориент  обратился  к
познанию своей сути, к свету, к искре своего существа. Светящиеся  картины
его жизни превратились в водоворот движущихся вокруг него образов,  начали
разделяться, обнажая глубинные пласты памяти: рождение, игрушка из раннего
детства, его родители, его мечта.
     Все его  естество  теперь  вибрировало,  извивалось,  и  он,  пытаясь
восстановить спокойствие, углубил дыхательные движения.
     ...мечта... его родители... авиационная катастрофа...
     Вдруг круговорот ощущений затмился непрошенными мыслями.
     Феррари!  Он  вспомнил  этого  человека:  неистощимая  жажда  знаний,
удовольствий,  славы.  Потрясающая  способность   любить,   ненавидеть   и
состязаться. Милое дитя, которое стремится все попробовать самостоятельно.
Ориент работал с ним, учился у него и боролся с ним,  но  никогда  не  мог
сравниться с Феррари.
     Мысли рассредоточили его внимание,  и  он,  пытаясь  вновь  подчинить
дыхание своей воле, возобновил упражнения.
     Вновь возник  неясный  хоровод  образов,  развернулся  и  вдруг  стал
раскаленным до бела отпечатком горы: он возвратился к первому часу  своего
первого дня. Первое впечатление от пещеры. Небольшой тент, под которым  он
жил во время своего ученичества у Ку. Четвертый уровень. Входя секунду  за
секундой в суть той замечательной уединенности безмятежного познания...
     Концентрация ослабла и он  опять  вернулся  к  суматохе  мыслей  -  в
смятение - к Феррари...
     Он еще раз контролируя дыхание возобновил первоначальные  упражнения:
вся его энергия стремилась к чистому, парящему сознанию образа горы...
     Он настойчиво продолжал упражнения,  подобно  пловцу,  раз  за  разом
ныряющему за  лежащей  глубоко  на  дне  драгоценной  раковиной,  пока  не
погрузился тут же, на коврике, в сон без сновидений.



                                    2

     Донесшийся снизу шум разбудил Ориента. Он открыл глаза  и  огляделся:
Вот так дела - он заснул в комнате для медитаций! Прежнее желание покинуть
этот дом отступило, но протерев глаза, Ориент подумал: "Если некуда  идти,
то неважно, когда ты уйдешь." Он встал и потянулся. Внизу с шумом  вносили
вещи нового владельца.
     Ориент спустился в спальню, умылся, почистил зубы, причесался и начал
одеваться. Он уже застегивал пуговицы на рубашке, когда перед  ним  возник
приземистый  мужчина  с  грязным  платком  на  голове.  Вытащив  изо   рта
изгрызенный окурок сигары и ткнув им в Ориента, мужчина прорычал:
     - Кто ты, черт побери? И что ты тут делаешь?
     - Я прежний владелец дома.
     - Прежний владелец уже два дня как съехал отсюда, - с  этими  словами
мужчина подошел ближе. -  Он  доктор,  а  ты  слишком  молод,  чтобы  быть
доктором.
     Ориент достал свои документы и передал их мужчине. Тот запихал в  рот
остаток сигары, вытер о  рубашку  руки  и  внимательно  изучил  паспорт  и
водительские права. Наконец, удовлетворенный, возвратил их владельцу.
     Мужчина подождал, пока