Алексей Мельников.
				Рассказы


ВОСПОМИНАНИЕ БОЛЬШОЙ РЕКИ
ГОЛОСА НА ПЕСЧАНОЙ КОСЕ
Гром и молния
Дынная муха
КАНАЛ Сх-20
КОРИЧНЕВЫЕ СУМЕРКИ
РЕФЛЕКС ЦЕЛИ
ТУДА И ОБРАТНО
ХВОСТОЕД
ЦИРК УЕХАЛ, А КЛОУНЫ ОСТАЛИСЬ
Четыре рассказа
ЭТА СТАРАЯ ПЛАСТИНКА





 Алексей Мельников.
 Четыре рассказа


 История одного полета

 Стоит мне поддать и я мгновенно
 Поплыву и даже полечу.
 Александр Дольский.
 "Рецепты коктейлей."

 В городе N на улице имени Беспощадных Друзей проживал мужчина лет
средних, скрывать имя которого нет совершенно никаких причин. А посему,
если вы желаете узнать, что с ним случилось, то разрешите представить -
Александр Яковлевич Кружачковский. В изрядном подпитии при буйном наст-
роении Александр Яковлевич обычно петушился: "Мы, Кружачковские, из та-
ковских!" Ну, а если же он был с похмелья, то, помимо стонов и междоме-
тий неопределенного звучания, Александр Яковлевич вставлял предлог "НЕ"
там, где это следует, окатывая ничего не подозревающего собеседника мра-
чной иcподлобной яростью.
 Как и всякий другой сын своей страны, дитя своего века, Александр
Яковлевич где-то на заборно-турникетном заводе мастерил системы наведе-
ния для комбайнов с вертикальным взлетом и ничего об этом не подозревал.
Растеряв в процессе трудовой деятельности электронно-радиотехнические
знания, выходящие за рамки узкоспециализированного припаечного мастерс-
тва, он послесменное время до прихода домой проводил в пивной, большей
частью один, прихватив к литру пива "чекушку" и рыбку. А почему один? Да
потому, что был он романтиком и мечтателем. И друзья у него были, собу-
тыльники и тоже любители за рюмкой почесать языками, но талант мечтать у
нашего героя был особенный.
 Язык его, разоблаченный от оков алкоголем, становился гибким, речис-
тым на все лады, богатым эпитетами, нетривиальными сравнениями и блиста-
тельной фразеологией. Когда он брал первую высоту, его невозможно было
остановить, и продолжалось сие до тех пор, пока кто-нибудь из его прия-
телей не вставлял колкое и циничное замечание. Приятели, надо сказать,
были люди довольно завистливые и слабонервные, но, в общем, быстро сооб-
разили, каким способом можно остановить Александра Яковлевича, и вскоре
стали пользоваться своим открытием. Александр же Яковлевич обижался,
свирепел, бросался в разборки и выходил из них ни с чем, если иметь в
виду приятные приобретения. Так он остался один на один с пивом, водоч-
кой, рыбкой и своим даром излагать плоды искрящихся фантазий.
 Его жена, Надежда Куприяновна добросовестно выслушивала своего мужа,
ну, скажем, за мытьем посуды или сидя перед телевизором, но она не тер-
пела мужа пьяным, постоянно ругала его резкими и труднопроизносимыми
словами, взятыми, видимо, в каких-то книгах. Кроме того, устное творчес-
тво Александра Яковлевича вызывало у нее временами снисходительную улыб-
ку, а временами, в трудные жизненные моменты, зубную боль, и Надежда Ку-
прияновна с перекошенным лицом сообщала, что сделает ужин из самого Але-
ксандра Яковлевича, если тот не принесет немедленно деньги в дом.

 Надежда Куприяновна в общем смысле имела бравый вид, ибо трудилась в
ВОХР крупного завода и каждосменно обыскивала сумочки входящих и исходя-
щих. Очень легко предположить, что под командой такого генерала ефрейтор
Александр Яковлевич отнюдь не процветал. И потому все чаще и чаще повто-
рялись его сидения в пивной в гордом одиночестве с джентльменским набо-
ром.
 В описываемый период времени Александр Яковлевич неустойчиво брел по
направлению к дому, пытаясь решить для себя вопрос - стоит выпить еще
или попытаться выветрить хмель? До дрожи в коленках ему вспоминалась
вчерашняя проповедь супруги, громоподобным голосом нанесшая значительный
урон душевному равновесию Александра Яковлевича. Сегодня он уже отпразд-
новал проигранную битву и размышлял, как бы по выгоднее сдаться на ми-
лость победителя - может, удастся сохранить знамена и музыку?
 Когда же до дому оставалось полтора квартала, а путь пролегал по ти-
хому маленькому бульварчику, на котором неубранные сухие листья шуршали,
как разбросанные нотные листы, со скамейки поднялся легко, не по-осенне-
му одетый человек, мгновенно оказался рядом с Александром Яковлевичем,
хотя разделяло их метров двадцать, не меньше, и ухватил его за борт се-
рого старенького плаща с оборванными пуговицами, обреченно болтающегося
на плечах нашего мечтателя. Секунду человек разглядывал потрепанные по-
луботинки, наглаженные замызганные брюки, свитер в затяжках и другие де-
тали довольно колоритного его туалета, а затем глухо произнес:
 - Купите эликсир. Бутылку. Пол-литра. Недорого.
 - Что-что? - буркнул Александр Яковлевич, мучительно трезвея.
 - Это эликсир. Летальный эликсир. За пол-литра всего пятерка.
 Александр Яковлевич трезвел мучительно, но быстро. Он обратил внима-
ние на седые волосы говорившего, разительные по контрасту с молодым ли-
цом, хорошо сложенной, наполненной энергией фигурой, на тонкое черное
длиннополое двубортное пальто с вычурными пуговицами, такое, что кончики
бортов бороздили осеннюю лиственную массу. Под пальто никакой одежды,
кроме, разве что, плавок и носков, а также каких-то штиблет, не угадыва-
лось. Пахло от подошедшего приятно, апельсинами и еще какими-то цитрусо-
выми.
 Наделенный известным жизненным опытом, Александр Яковлевич решил, что
бывают странности и похуже.
 - Отрава! - веско заявил он.
 - Да какая отрава, - горячо возразил его собеседник, - нет же. Я вот сам
глотну, если хотите...
 Он извлек из кармана пальто поллитровочку без этикетки и стал откручивать
пробку.
 - Подожди, подожди... Какой, говоришь, эликсир?
 - Летальный. Чтобы летать...
 - Летать, говоришь? Ну, ты загнул... Дай-ка понюхать!
 Александру Яковлевичу почудился запах спирта, немо обрадовавший ту часть
организма нашего героя, которая желала повторить. Он решился лизнуть, потом
сделал маленький глоток. По вкусу эликсир напоминал очень чистую, очень хорошую
хлебную водку, ныне довольно редкую вещь.
 - Значит, летать, говоришь? - снисходительно произнес в глубине души
заинтересовавшийся Александр Яковлевич.
 - Летать. Еще как летать. Только надо поверить. - азартно размахивал руками
собеседник. - Обязательно верить. Иначе просто не выйдет ничего.
 Александр Яковлевич вдруг захотелось протереть глаза, так как показалось ему,
что этот парень сейчас еще разок махнет своими длиннющими ручищами и взлетит в
осенние сумерки. Он опустил веки и снова поднял их. Нет, парень стоял на месте,
ждал пятерку и без нее улетать не собирался.
 - Ладно. - торопливо сказал Александр Яковлевич. - Бери пятерку...
 Надежда Куприяновна возвращалась домой поздно, просидев у подруги. Она решила
помучить супруга за его дрянные выходки. С подругой они подробно обсудили
происшедшее вчера, и, как большинство женщин, подруга советовала быть твердой,
волевой и не давать спуску. Надежда Куприяновна собиралась непременно внять
совету.
 Войдя в квартиру, скинув пальтишко и сапоги, Надежда Куприяновна отнесла
продуктовую сумку на кухню и тут заподозрила неладное. Было тихо.
 Подозрения оправдались. В комнате, перед журнальным столиком, на диване, по
турецки поджав ноги, сидел Александр Яковлевич в непонятном настроении. На
столике красовалась бутылка без этикетки.
 - Опять? - грозно спросила Надежда Куприяновна. - Сил моих больше нет...
 - Да это не водка, Надя. Это - летальный эликсир!
 - То есть?
 - Ну, что бы летать. Правда, правда...
 - Ты что это городишь? Опять нализался? - растерянно сказала Надежда
Куприяновна, сбитая с катушек повседневности.
 - Пробуй. - Александр Яковлевич уверенно протянул ей стакан, наполненный на три
четверти.
 - Ну, ты не очень-то...
 Надежда Куприяновна поднесла стакан к носу и понюхала. Ничего не почувствовав,
она сделала маленький глоток. Снова ничего не ощутив, Надежда Куприяновна
сделала довольно мощный глоток, потом еще один. Видимо, это все таки была
водка.
 - Обманул, мерзавец? - распаляясь, процедила она.
 - Ничего, ничего... - Александр Яковлевич подбежал к окну и распахнул его.
Звезды запустили тонкие лучи в сумеречную комнату.
 - Ну, давай. Только верить надо. Верь и все получится...
 Надежда Куприяновна пару раз перед окном прыгнула, но рискованной комплекции
тело не смогло преодолеть силы земного притяжения.
 - Я тебе дам - верить. - смутно пробормотала она. Мышцы стали безвольными,
вялыми, ощутимо клонило в сон. - Сволочь ты, усыпил...
 Надежда Куприяновна ухватилась за спинку дивана, пронзительно заскрипела его
пружинами и провалилась в вязкое забытье.
 - Я же говорил - верить надо.
 Александр Яковлевич с грустным выражением на лице постоял около спящей супруги,
убедился в здоровом ее сне и подошел к окну.
 Забравшись на подоконник, он еще раз огляделся, чему-то усмехнулся, кому-то
кивнул и упорхнул в звездные осенние сумерки.

 Переплыть реку


 Фантастический рассказ.

 Переправа, переправа
 Берег левый, берег правый...
 Александр Твардовский.


 Явственно я видел только веревку, свисающую с рюкзака впереди
идущего. Сразу возникла картинка из учебника физики Соловьева - с приложением
векторов сил и арабской вязью вместо формул раскачивается физический маятник.
Скрипучие вековые сосны и прочие деревья, ростом и рангом поменьше, окружают
нашу тропу с утра, а мы в ногу ступаем на мокрые от росы иголки и прячем глаза
от злых солнечных языков, изредка прорывающихся сквозь всевозможную
древесину.
 Нас всего четверо и мы все разные. Впереди идущий - великий стратег нашей
группы по имени Сережа. Он составлял план компании, он видел кроки,
нарисованные рукой Павла. Он был уверен, что Павел жив и что мы его непременно
найдем. Однако нездоровое самолюбие и кретиническая потребность к
самоутверждению мелькали в его взоре, когда он докладывал нам диспозицию. А
может быть, это мне только показалось. Мне иногда кажется бог весть что.
 Опять же Павел наш друг и, можно сказать, учитель. Поэтому мы все поддержали
Сережу.
 Склон становился круче, стали попадаться обширные россыпи замшелых камней. Это
значит, что мы выбираемся на гряду. По Сережиному плану за грядой должен быть
спуск к реке, через которую Паша переправился и пропал. Или не переправился. Я
этого не мог понять - дважды переправиться, а на третий исчезнуть. Паша в
первый раз переправился выше по течению при наличии густого тумана, сказал нам
Сережа на разборе диспозиции. Поэтому он заметил лодочника только на обратном
пути, о чем имеется краткое упоминание в Пашиных записках, сказал Сережа. Паша
увидел лодочника с этой вот гряды, - он ткнул пальцем в карту, - после того как
переправился обратно. Но мы пойдем сразу к переправе, сказал Сережа твердо и мы
не стали спорить. Но все это было странно. На официальной карте реки не было,
просто долина, да и тревожное в этом что-то было, не нравилось мне что-то.
Зачем Паша пошел туда снова - это раз, почему так скуден сведениями его отчет о
первом путешествии - это два, и почему он ходил туда один - это три. Почему он
вообще ходил один? "Территории" начитался?
 Николенька разделяет мои опасения, но поддавшись естественному для него
оптимизму, а точнее, пофигизму, он беспечно бьет меня по плечу, имея при этом
бравый вид. Он поворачивается ко мне спиной и уходит, насвистывая что-то
неопределенно веселое, а мне слышится стук челюстей, душераздирающие крики и
видится пламя адских костров. К черту, думаю я, пытаясь восстановить душевное
равновесие. Но это так тяжело.
 Колюне, например, это ничего не стоит. Он по натуре такой. Легкий на подъем,
неразборчивый в знакомствах и связях, но, тем не менее очень внимательно и
бережно относится к своим желаниям и комфортному их исполнению. Давеча, в
поезде, он обеспечил нас ужином из рук строгой и неуступчивой проводницы, а
сам, напротив, получил от нее не только ужин. Причем Николя считал, что дал ей
гораздо больше, чем она ему. "... Вы, несомненно, сделали счастливой ее саму и
всю ее семью..." Горбун а ля Жан Маре, которого только могила и исправит. В
нашем строю он идет вторым и если чуть-чуть наклониться в сторону, то можно
увидеть синий рюкзак его и твердо ступающие ноги, затянутые в технический
капрон.
 Мне стали приходить в голову странные мысли и я присел на камень отдохнуть и
успокоиться. Никто не заметил моей отлучки из строя да и ладно - на гребне они
сделают привал.
 Не следовало мне сейчас курить, но сил не было и я закурил с наслаждением.
Какого черта, подумал я раздраженно, как я втянулся в такое дело. Почти
безнадежное дело. Ну ясно, все таки Павел был моим другом. А может он и есть. А
может... А может я за тем и тащусь по тропе от бугра к бугру, что бы
разобраться... Разобраться, что для меня значит Павел и что для меня значат
ребята. Хорошо. Ладно... Но я никак не могу отделаться от мысли, что, к
примеру, Сережа реализует свое стремление к лидерству. Упорство,
настойчивость, желание во что бы то ни стало достичь и все такое прочее...
Твердый, как паровой молот, взор... Звон кинжала о точильный камень в голосе...
Хруст черепов под тяжелыми десантными башмаками... Да нет же, что ты, прекрати,
это просто мелкие камни...
 Сигарета обожгла мне пальцы, а наверху Ольга уже звала меня, крича изо всех
сил. Может, именно так кричит горилла. Не знаю... Мне пришлось встать и
догонять ребят. Сейчас я получу взбучку за свою задержку. От Ольги...
 По ее мнению, я всегда опаздывал. Я опаздывал на автобусы, электрички и поезда
дальнего следования. С особым удовольствием я опаздывал на поезда скорые и
почтово-багажные. На самолеты и другие виды транспорта. Я опаздывал на учебу,
свидания, рауты и суаре, с цветами и без оных. В конце концов, я должен был
опоздать на собственное бракосочетание.
 Ради шутки, это совсем не плохо. Но лучше опоздать на свою собственную
смерть.
 И вот, изящной формы нежная женская ручка превратилась в могучую направляющую
длань. Из жалости... Я нахожусь в предчувствии того, что скоро она мне скажет -
"Горе мое..." Хотелось бы понять, почему она со мной. Или я с ней.
 Я выбрался на гряду, и, к удивлению и радости своей, не был замечен командой.
Команда вперила взоры в долину, шепотом ругаясь и вырывая друг у друга бинокль.
Поток фотонов серебрил неширокую воду в долине, до нее было часа два пути. Я
услышал слово "лодочник" и понял, что Павел не ошибся и Сережа не ошибся и что
мы уже практически прибыли на место наших поисков. Ребята возбужденно тыкали
пальцами в долину, узнавая места, помеченные на Пашином кроке, и восторг пылал
у них в очах. Зря я о них плохо думал. Неправильно это, ущербно как-то. Они вон
рады нашей маленькой удаче, а у меня только что в голове бродили злые мысли,
как привидения в замке Моррисвиль. Не все так ужасно, нет, не все...
 Тут Ольга ненароком оглянулась, скользнула по мне взглядом...
 - Ах, это ты, горе мое... Иди сюда, смотри. - Она протянула мне бинокль.
 Злость и раздражение вновь обрели былую силу. Не зря я так думал... И не стоит
надеяться, что мое раздражение - это результат физических трудностей и
отсутствия комфортабельных удобств. "... - А из удобств что есть в номере? -
Окно. "
 Я увидел ветхие мостки и возле них лодку с высоко задранным носом и низкими
бортами. На средней банке сидел кто-то в сером плаще с капюшоном, надетым на
голову. Плащ скорее походил на тогу. Или на рясу монаха-доминиканца.
 - На карте этой реки нет. Я так и думал. Я же говорил. На карте просто низина.
Я знал, что будет по моему. То есть, по Пашиному. - Сережа ликовал. - Пошли,
пошли скорее.
 Он схватил свой рюкзак, точным движением швырнул его за спину, и почти бегом
двинулся вниз по склону, в долину, на ходу просовывая руки в лямки. Скоро его
брезентовые штаны замелькали среди деревьев.
 До переправы мы долетели как на крыльях. Неширокая пойма была свободна от леса
и кустарника, а долина вдруг превратилась в глубокую котловину, окруженную
каменистыми хребтами. Река прорезала в этих хребтах узкое ущелье и только в
месте переправы горы не поступали близко к воде. Все было не так, как сверху...
И течение реки было спокойным, отнюдь не быстрым. Все не так...
 Между тем, солнце било нещадно и нужно было торопиться.
 - Здравствуйте, - сказал Сережа, - Вы не перевезете нас на ту сторону?
 Старик молчал, не поворачиваясь к нам лицом.
 - Мы можем заплатить...
 На это старик приглашающе махнул рукой, и я увидел его длинную седую бороду и
морщинистую кисть с резко обозначенными вздувшимися венами. Лица не удалось
разглядеть, словно и не было его, словно борода росла от самых глаз. А глаза
где? Их тоже нет? Опять эти фантазии...
 Мы расселись на банках. Старик, натужно оттолкнувшись веслом от мостков и
неожиданно легко развернув лодку, начал размеренно и неспешно грести. Он смешно
наискось подгибал ноги под низкую банку. На ногах его были плетеные сандалии, а
низ его тоги был мокрый от воды, скопившейся на дне лодки. Из-под капюшона
тянуло холодным равнодушием и еще чем-то жутким. Я старался держать себя в
руках.
 - Как вас зовут, дедушка? - спросил я. Чтобы не молчать.
 Старик посмотрел на меня. Это был не взгляд, а сильный жесткий удар, порыв
ледяного ветра. Это были не глаза, а две черные дыры во вселенную иного
порядка. Зарябила водная гладь, из ущелья вырвался туман, мгновенно заполнил
пространство, скрыв от нас солнце, берега и все, все, все...
 Лодка уткнулась в песчаную отмель. Сережа выпрыгнул и подтянул ее к берегу,
принял рюкзаки, галантно подал руку Ольге и мы очутились на берегу. Не знаю кто
как, а я, кажется, испытал облегчение.
 Старик завозился на носу, стараясь оттолкнуться от берега.
 - Спасибо. - Сказал Сережа. Он подошел со стороны левого борта и положил деньги
на среднюю банку. Вернувшись к нам, он спросил: - Как называется эта река,
дедушка?
 Старик наконец-то справился со своей задачей. Усевшись на банку и не глядя, не
пересчитывая запихав деньги за пазуху, он стал разворачивать лодку по курсу.
 Сережа всем своим видом показывал, что ожидает ответ. Николя прикуривал
сигарету, а Ольга уже шла куда-то вдоль берега. Я глядел на старика и думал,
что опять случилась какая-то дрянь и нас обвели вокруг пальца. А кому и зачем
это нужно, нам не понять никогда...
 Тут вдруг старик ощерился, открывая гнилые зубы и хрипло, скрипуче произнес:
 - Стикс, ребятки... - и силуэт его растаял в тумане.

 Тайна мировых линий

 Фантастический рассказ.
 Стань тенью для зла, бедный сын Тумы, и страшный Ча не поймает тебя.
 Алексей Николаевич Толстой.
 "Аэлита"

 Утро ли было, день ли, солнце чертило по небосводу свою пологую
гиперболу, а весь мир двигался в лето. Олежка глядел в небо, где скользили,
картинно раскинув крылья, речные чайки. Маленький городок стоял на берегу
залива большой реки и Олежка часто ходил на набережную, отделенную от города
полосой гигантских сосен. Он подолгу таращился в ясное небо, заряжался
настроением и желал единения с природой.
 Сегодня с утра Олежка шатался по набережной, сбивая ноги в новых ботинках.
Настроение было около шести шаров, и он слегка щелкал парой степ-движений,
заученными по журналам в прошлом году. Но набережная была почти пустынна и
мастерство новоявленного степиста оценить было некому.
 Вдруг Олежке это не понравилось и он рванул через сосновый бор к площади.
Выбравшись на тротуар, он закурил и зашагал вперед. До площади было не более
100 метров. На встречу ему двигались две симпатичные девчонки и он решил
эффектно швырнуть цигарку в урну, сделав при этом несколько степ-щелчков, и
галантно поклониться. В урну он не промахнулся, но нога при движении зацепилась
за куст газона и Олежка чуть не рухнул на асфальт. Девицы обменялись смешками,
помахали Олежке и пошли дальше, болтая о своем. Ну и ладно - Олежка повторил
танцевальную программу уже так, для себя, вспомнил, что шел к площади и потопал
дальше.
 Не знаю, какой ветер дул и где сплелись мировые линии, но на площади все было
не так. Перед "Горизонтом" сонмище всяческих тряпок, флажков, шаров,
повозок. Пространство