Патриция Мойес.
   Специальный парижский выпуск.

   Глава 1
   - Не стану я этого делать!  -  кричал  Патрик  Уэлш.  -  Это  неприлично,
отвратительно! Если под такое уродство вы дадите двойной разворот, я ухожу.
   Он суетливо метался по комнате и даже попробовал вырвать  клок  волос  из
своей все еще буйной шевелюры.
   Но Марджори Френч твердо стояла на своем.
   -  Нет,  это  модная  линия  и  модная  длина,  Патрик,  -  сказала  она,
разглядывая фотографию. - Эта модель будет производить потрясающий эффект  и
станет главным событием номера. Конечно, ее не назовешь в  привычном  смысле
слова красивой...
   - Красивой! - заорал Патрик, воздевая вверх свои огромные ручищи.  -  Кто
сказал, что мне нужны красивенькие картинки? Но я хочу, чтобы в модели  была
хоть какая-то форма... - Он вдруг понизил голос  до  вкрадчивого  шепота:  -
Марджори, милая, послушайте, вы прелестная женщина и к тому  же  начальство.
Пожалейте хоть немного беднягу художественного редактора. Не могу я  всадить
на двойной разворот этот... этот пудинг на ходулях.
   Наступило напряженное молчание, в соседней комнате Тереза Мастере  устало
улыбнулась.
   - "Тетушка" невозможен. По-моему,  мы  проторчим  тут  всю  ночь.  -  Она
закурила сигарету и присела на стол, покачивая красивыми ногами.
   - Я-то уж, конечно, до утра застряну, - резко сказала Элен  Пэнкхерст.  -
Как всегда. Вы закончите  работу,  а  моя  только  начнется.  -  Она  громко
высморкалась и надела большие очки в оправе из искусственных бриллиантов.  -
Будь добра, слезь со стола, Тереза. Ты села прямо на подписи.
   Дверь в смежную комнату отворилась, и отчетливый голос сказал:
   - Мисс Мастере, не зайдете ли вы на минутку к главному редактору?
   - С удовольствием, мисс Филд, - ответила Тереза. - Ну вот иду на бой.
   Она скрылась за дверью.
   - Тереза, дорогая, - донесся спокойный и твердый голос Марджори френч,  -
Патрику не нравятся материалы Монье. Я хотела бы знать ваше мнение...
   Дверь за Терезой закрылась.
   Элен Пэнкхерст взглянула на часы. Половина двенадцатого,  а  еще  нет  ни
одного листа макета.
   На освещенной фонарями улице  швейцар  ресторана  "Оранжери",  казавшийся
совсем маленьким под большим черным зонтом, ловил такси. Усталый, продрогший
человек в потертом пальто сидел возле  корзины  оранжерейных  роз.  Мостовая
поблескивала под январским дождем, как черный атлас.
   Половина двенадцатого, вся ночь впереди. Лишь  одно  окно  светилось  над
рестораном, прямо напротив Элен.
   Но  здесь  в  особняке,  где  размещается  редакция  популярного  журнала
"Стиль", все комнаты освещены, и жизнь кипит. В эту ночь  редакция  готовила
специальный выпуск с материалами парижской коллекции мод  -  событие,  из-за
которого два раза в год часть сотрудников не  расходится  до  рассвета.  Всю
ночь в редакции идет работа и не смолкают споры, чтобы в заранее назначенный
день читатели смогли  насладиться  полученными  из  Парижа  репродукциями  и
указаниями законодателей моды, с которыми их познакомит самый элегантный  из
модных журналов.
   Но читатели в отличие от Элен не поймут, какие огромные усилия требуются,
чтобы выпустить шестнадцатистраничное издание журнала на две  недели  раньше
срока. Они и знать  не  знают,  что  изумительные  репродукции,  безупречная
цветная печать и красивый набор являются результатом кропотливой  длительной
работы. "И не досадно ли, - думала Элен, - что самые  ответственные  в  году
выпуски создаются наспех среди нескончаемых  перепалок,  когда  нет  времени
что-нибудь изменить и исправить".
   Еще сегодня днем представители "Стиля",  сидя  в  неудобных  позолоченных
креслах, присутствовали на заключительном показе.  Лишь  в  шесть  вечера  в
последний раз  щелкнула  камера  Майкла  Хили,  снимавшего  Веронику  Спенс.
Тоненькая и изящная, в шифоновом вечернем платье от Монье,  она  красовалась
на верхней площадке Эйфелевой башни. Только в девять часов усталые Тереза  и
Майкл,  сопровождаемые  невозмутимой,  энергичной  Рэчел   Филд   -   личным
секретарем главного редактора "Стиля", - выходили из самолета  в  лондонском
аэропорту. Только в  половине  одиннадцатого  еще  влажные  фотографии  были
положены на стол Патрика Уэлша.
   А сейчас половина двенадцатого, и  в  кабинете  главного  редактора,  как
всегда, бушует спор, а спорщики, как обычно, выходят из себя, кричат.  Какие
фото напечатать, какие дать заголовки?  Что  будет  гвоздем  номера?  В  чем
выразились  новые  тенденции   моды,   а   что   является   лишь   неудачным
экспериментом?
   Привлекательная, белокурая Тереза  Мастере  окончила  один  из  лучших  в
стране частных пансионов, почему и осталась недоучкой. Но  веянья  моды  она
чувствует как бы кончиками своих удлиненных пальцев, так художник  чувствует
цвет, а скульптор - форму и материал. Тереза знает все ответы на вопросы, но
ей трудно их сформулировать. Патрик Уэлш знает, как эффектнее расположить на
полосе материал. А отвечает за все главный редактор Марджори Френч. Они  еще
не один час проспорят.
   Тем временем Элен должна сидеть и ждать, когда ей  передадут  законченный
макет журнала. Лишь после этого она напишет заголовки и  разместит  их  там,
где Патрик оставил место. Потом ей предстоит из  бессвязных  заметок  Терезы
вывести точку зрения "Стиля" на  новый  силуэт,  предложенный  Монье.  И  на
перспективы  отделки  зубчатой  каймой...  К  семи  часам   утра   вся   эта
лихорадочная ночная неразбериха должна оформиться в  аккуратно  отпечатанные
заголовки - каждый с фотографией и текстом. Курьеру только останется отнести
их в типографию. Слава богу еще, что все это  обрушивается  на  Элен  только
дважды в год.
   Она высморкалась и, наливая себе чай из старенького красного  термоса,  с
раздражением обнаружила, что  там.  осталось  не  больше  чем  полчашки.  По
внутреннему телефону она набрала номер фотолаборатории.
   - Алло, - ответил мрачный голос.
   - Эрни, это мисс Пэнкхерст. Пожалуйста, зайдите.  И  побыстрее!  -  резко
сказала Элен и повесила трубку.
   Через две минуты явился угрюмый взъерошенный Эрни и унес термос.
   У Элен болела голова; она подумала, что ко всем волнениям и неприятностям
этой ночи ей не хватает только простуды.
   Она чувствовала себя сейчас много старше своих тридцати четырех лет, и ей
очень хотелось лечь в постель. "Но вместо этого Элен допила чай и  принялась
расшифровывать не слишком грамотные, но колоритные записи Терезы: "Шляпы как
тарелки. Оч. важно... Цвета  боя  быков...  Классическое  свободное  пальто,
искромсанное снизу ножницами..."
   Все это звучало живо и выразительно, и  Элен  было  досадно,  что  нельзя
напечатать эти заметки в первозданном виде. Она принялась переводить  их  на
язык "Стиля": "Демонстрируются шляпы, похожие на летающие блюдца... Цветовая
гамма от глубокого черного - цвет мантильи - до  ярко-красного,  как  костюм
пикадора, оттеняется живым блеском золота... Пальто  с  оригинальной  линией
"под оборванца"..."
   Она снова высморкалась и пожалела, что не  захватила  с  собой  аспирина.
Было около полуночи.
   В  соседнем  кабинете  Тереза  и  Патрик  ползали  среди  разбросанных  в
беспорядке фотографий и листов макета по устилавшему пол фиолетовому ковру.
   - Отрежьте шляпу! - гремел Патрик.
   - Ни за что, - отвечала Тереза. - В этом году самое главное - шляпа.
   - Ладно, - злился Патрик, - будь по-вашему. Можете лепить свою  корзинищу
хоть на весь разворот.
   Дверь, ведущая в художественную редакцию, тихо  отворилась,  вошел  Майкл
Хили -  высокий,  худощавый,  элегантный.  Его  длинное  лицо  осунулось  от
усталости, волосы были взлохмачены, пиджак он снял.
   - Я, конечно, всего лишь фотограф,  -  сказал  он  язвительно.  -  Но  не
сообщите ли  вы  мне,  черт  побери,  что  вы  собираетесь  сделать  с  этой
фотографией? Я сниму свою подпись.
   - Постойте, Майкл, - Марджори Френч откинулась  в  кресле.  -  Давайте-ка
подумаем. Вы считаете, что если эту фотографию подрезать,  она  пропадет?  Я
согласна с вами.
   - Спасибо, Марджори.
   - Сделаем так: это фото не тронем. Шляпу  дадим  крупным  планом  на  всю
полосу.  А  шифоновый  туалет  от  Монье  вообще  уберем.  Вы  будете  очень
огорчаться, Тереза?
   Тереза задумалась.
   - Пожалуй, нет, - сказала она наконец.
   - Марджори, милая, вы гений! - Патрик встал с пола и гаркнул: - Дональд!
   Из дверей художественной редакции  пулей  выскочил  темноволосый  молодой
человек.
   - Возьми весь этот сор, шотландская твоя душа, и поскорей сожги! - весело
крикнул Патрик, сгребая с пола кучу бумаг. - И побыстрее  увеличивай  Диора,
мы его подклеим....
   Он исчез в своем кабинете. Марджори Френч улыбнулась так весело и  молодо
- трудно было поверить, что ей уже под шестьдесят.
   - Теперь можно передохнуть, - сказала она. - Я, пожалуй, пойду в  комнату
отдыха.
   Она встала, очень прямая, подтянутая, ни один волосок не выбивался из  ее
подсиненной прически.
   - Майкл, вы отпустили Эрни? В фотолаборатории, наверное, все сделано.
   - Он уже десять минут как смылся.
   Когда дверь за Марджори закрылась, Майкл сказал:
   - Надеюсь, она здорова. Никогда еще не видел ее в таком... Тереза зевнула
и потянулась.
   - Она же не сверхчеловек, мой милый, хотя  многим  почему-то  именно  так
кажется. Она устает, как все мы, просто виду не показывает. Как ни печально,
Марджори очень зависит теперь от Элен...
   Громкий  стук  машинки  напомнил  Терезе  и  Майклу,  что  они  забыли  о
присутствии в кабинете  третьего  лица:  Рэчел  Филд.  Тереза  слышала,  что
секретаршу главного редактора считают строгой и придирчивой, но сама она  не
знала Рэчел с этой стороны. Ее положение в  редакции  -  Тереза  возглавляла
отдел мод - ограждало ее  от  знакомства  с  неприятными  чертами  характера
секретарши.
   Что  касается  Рэчел,  то  она  относилась  к  мисс  Мастере  со  скрытой
неприязнью. Вот мисс Френч - это начальница, сотрудничеством с которой можно
гордиться.  Добрая,  иногда  даже  слишком  добрая,  по  мнению  Рэчел,   но
решительная, знающая и с должным  уважением  относится  к  тому  образцовому
порядку в  бумагах  и  делах,  который  навела  здесь  Рэчел  Филд.  А  мисс
Мастере... рассеянная, безответственная, избалованная. И еще смеет обсуждать
мисс Френч. Рэчел со злостью ударила по клавишам машинки.
   - А знаешь, - заметил Майкл, - я, пожалуй, тисну новый  отпечаток  шляпы.
Этот темноват. - Он поднял снимок с пола. - Удивительно все-таки сложена эта
Вероника. Я мог бы кое-что сделать из нее.
   - Не сомневаюсь, - со смешком ответила Тереза.
   - Вовсе не то, что ты думаешь.
   И, поцеловав ее, Майкл вышел. В  художественном  отделе  он  прошел  мимо
Патрика Уэлша и Дональда Маккея, окруженных фестонами снимков, и  укрылся  в
своих владениях - в уютной полутьме фотолаборатории.
   Часы показывали полпервого ночи.

   Марджори Френч лежала на  кушетке  в  комнате  отдыха,  пытаясь  побороть
усталость. Она чувствовала себя старой и больной. Много лет, гораздо больше,
чем ей бы хотелось, участвовала она в этих ночных авралах и даже любила  их.
Еще в прошлом году она могла с легкостью загонять всю  редакцию  до  полного
изнеможения - сил у нее хватало. А нынешняя усталость пугала ее. Спасибо еще
Терезе и Элен. Бедная Элен! У нее ясная голова и хороший литературный стиль,
но чувство моды отсутствует начисто. Что поделаешь -  не  часто  встречаются
люди, в которых, как в самой Марджори, сочетаются все эти качества.
   Марджори была достаточно умна, чтобы, не впадая в тщеславие, оценить свои
достоинства.  И  оттого  еще  сильнее  беспокоилась:  кого  назначить  своей
преемницей? Ей ведь вскоре придется уйти. Кто займет ее место -  Тереза  или
Элен? На первый взгляд из Терезы никогда не выйдет главный редактор.  Ей  не
хватает усидчивости, такта, чувства ответственности, порой она ленится  -  и
все же в ней есть то, что более всего нужно журналу и без чего он погибнет.
   Элен, казалось бы, подходит больше, но она не может  угадать,  что  будет
гвоздем сезона. И еще одно: Марджори знает, что Элен предана журналу и будет
спокойно работать и под руководством Терезы. А вот Тереза ясно дала  понять:
если редактором будет Элен, она тут не останется.
   Марджори закрыла глаза и, как велел ей доктор, расслабилась. Но,  услышав
где-то совсем рядом торопливый стук машинки, подняла голову. Конечно, это не
мисс Филд - она слишком далеко. Печатают в соседней комнате, у Олуэн.
   Марджори сердито поднялась с кушетки и вышла в коридор.  Так  и  есть:  в
комнате Олуэн горит свет.
   Олуэн Пайпер, редактор отдела искусств,  выглядела  весьма  эксцентрично.
Некрасивая, в ярко-оранжевом вечернем платье, которое ей вовсе не шло,  и  в
больших роговых очках, она с усердием стучала на машинке. Чтобы  чувствовать
себя удобнее, она даже разулась. На полу валялись парчовые туфли, а рядом  с
ними небрежно сброшенная белая мохеровая шаль.
   Олуэя не слышала, как отворилась дверь. Лишь  когда  Марджори  строго  ее
окликнула, девушка удивленно подняла глаза.
   - Что вы здесь делаете, Олуэн, в такое время?
   - Извините, мисс Френч, я не хотела... - смутилась Олуэн.
   -  Некоторым  из  нас  пришлось  остаться  допоздна,  так  как  готовится
парижский выпуск, - сказала Марджори. - Но вы едва  ли  так  уж  перегружены
работой.
   Олуэн покраснела.
   - Нет, нет... конечно, нет. Я только... ну... Я  сейчас  видела  премьеру
"Люцифера"... И я в таком  восторге!..  -  Олуэн  сняла  очки.  Ее  смущение
прошло, и она сияла  от  возбуждения.  -  Это  огромное  событие  в  истории
английского театра, мисс Френч. Я  просто  должна  была  все  записать,  под
свежим впечатлением...
   - Апрельский номер уже распланирован.
   - Мисс Френч, я знаю, но Джона  Хартли  непременно  нужно  снять  в  этом
замечательном гриме. Я видела его после спектакля, и он  обещал  рассказать,
как он - актер антибрехтовской школы - понимает пьесу.
   - Вы молодчина, Олуэн. Поздравляю, - Марджори постаралась, чтобы голос ее
прозвучал тепло и дружелюбно. - Мы дадим ваш материал в  апрельском  номере.
Но, право, вам пора домой. Не нужно переутомляться.
   - О, что вы, я люблю работать по ночам...
   Марджори Френч взглянула на взволнованное  молодое  лицо,  на  безнадежно
безвкусное, закапанное чернилами платье, на неуклюжие ноги-тумбы - и как  бы
узнала себя в свои  двадцать  два  года,  нескладную  выпускницу  Кембриджа,
окончившую  курс  с  отличием  и  страстно  увлеченную  вечными   проблемами
искусства.
   Но отражение в стенном зеркале глядело на нее с  безжалостной  насмешкой:
элегантная, затянутая в корсет дама с подсиненными волосами...
   - Мода - это тоже искусство, - сказала она вслух.
   - Конечно, мисс Френч, - вежливо согласилась Олуэн.
   Марджори попрощалась и быстрыми шагами направилась в свой кабинет.
   Половина второго. Страсти мало-помалу улеглись, и все почувствовали,  как
они устали. Не без едких замечаний были  наконец  одобрены  последние  листы
макета, и фотостат закрыли чехлом  до  утра.  Дональд  Маккей  вытер  лоб  и
натянул пиджак. Патрик  Уэлш  мог  теперь  со  спокойной  совестью  глотнуть
ирландского виски из спрятанной в нижнем  ящике  стола  фляжки,  после  чего
тихонько засвистел себе под нос. Патрик был  доволен  вечером,  он  от  души
наслаждался  этими  темпераментными  поединками,  из  которых  почти  всегда
выходил победителем.
   В комнате отдыха Тереза Мастере пудрила свой изящный носик.  Майкл  Хили,
расчесав прямые светлые волосы, с огорчением заметил, что красная гвоздика у
него в петлице завяла. Марджори Френч поправила шляпу и попросила Рэчел Филд
вызвать по телефону такси. Затем, чувствуя себя немного виноватой, она вошла
в кабинет Элен.
   Та сидела за машинкой. Ее стол был завален грудой бумаг и листов  макета.
Темные волосы Элен растрепались, росинки пота на остром, немного длинноватом
носу блестели почти так же ярко,  как  искусственные  камешки  в  оправе  ее
очков.
   - Мне очень не  хочется  оставлять  вас  одну,  дорогая  Элен,  -  начала
Марджори. - Может быть, мне остаться и помочь вам?
   - Нет, спасибо, Марджори, - суховато отказалась  Элен.  -  Когда  вы  все
уйдете, я смогу наконец спокойно поработать.
   - Ну ладно, - согласилась Марджори, -  но  завтра  вы  непременно  должны
взять выходной.
   - Боюсь, что не смогу. Завтра  надо  представлять  апрельские  модели.  Я
приму ванну, позавтракаю и вернусь.
   Марджори неохотно удалилась. Элен вставила в машинку чистый лист бумаги и
написала:  "В  Париже  утверждают,  что  весной  будут  в  моде  отрепья   и
лохмотья..."
   В этот момент появился Годфри Горинг, директор издательства "Стиль".  Ему
едва перевалило за пятьдесят, и его респектабельная внешность - седые волосы
и внушительная осанка - давала верное  представление  о  роде  его  занятий:
деловой человек с головы до ног. Несколько лет назад, когда журнал испытывал
серьезные затруднения, Горинг сумел вытащить "Стиль" из беды. И удалось  ему
это потому, что он ни в чем не мешал своим сотрудникам. Гордясь тем,  что  у
него в журнале работают крупнейшие специалисты эфемерного искусства моды, он
предоставлял  им  полную   свободу   действий.   Мирился   с   их   горячими
темпераментами, выходками и терпимо относился к  самым  сумасбродным  идеям.
Успех или неудачу этих идей он оценивал просто: в  зависимости  от  заказов,
поступающих от владельцев  крупных  фирм  готового  платья,  модели  которых
продаются по самым высоким ценам. Лишь  когда  доходы  начинали  падать,  он
позволял себе давать осторожные рекомендации своим редакторам.
   К счастью,  делать  это  приходилось  редко.  И  тем  не  менее  без  его
незаметного руководства журнал мог снова оказаться  в  прежнем  неустойчивом
положении. Из всех его подчиненных лишь Марджори Френч понимала это.  И  она
была,  как  часто  подчеркивал  Горинг,  самым  ценным  достоянием  "Стиля".
Марджори точно и безошибочно предугадывала направление моды, и в то же время
Горинг  смог  спокойно  доверить  ей  административные  и  финансовые   дела
компании, когда год назад летал в Америку. Годфри Горинг был очень  высокого
мнения о Марджори.
   Ценил  он  также  бескорыстную  преданность  делу   других   сотрудников,
способных на такие вот ночные авралы. Этой ночью ему  захотелось  как-то  их
вознаградить.
   В ресторане "Оранжери" только что закончился деловой  ужин,  который  был
дан Хорэсу Барри - владельцу фирмы  готового  платья  "Барри-мода".  Горингу
удалось  запродать  ему  под  многокрасочную  рекламу  несколько  страниц  в
ближайших номерах. За кофе к ним  присоединился  Николас  Найт  -  одаренный
молодой художник-модельер, про которого говорили, что  он  вскоре  войдет  в
Большую Десятку законодателей моды. Салон,  ателье  и  квартира  Найта  были
расположены над рестораном "Оранжери", как раз напротив редакции "Стиля".
   В половине второго, когда ресторан уже закрывался, Годфри предложил своим
собеседникам поехать к нему домой пропустить по последнему стаканчику на сон
грядущий. Стоя на залитой дождем мостовой, он заметил, что окна редакции все
еще светятся. В эту минуту парадная  дверь  отворилась,  и  на  улицу  вышел
Дбнальд Маккей. Поеживаясь, он приподнял воротник плаща. Горинг сразу  узнал
его.
   - Ну как там дела?
   - Все в порядке, сэр. Мы  только  что  закончили.  Кроме,  конечно,  мисс
Пзнкхерст.
   - А, прекрасно. Доброй ночи, Маккей.
   Дональд поспешил прочь, а Годфри вернулся к своей машине. Именно  в  этот
момент ему захотелось пригласить к себе всех оставшихся сотрудников.
   Дональд уже захлопнул входную дверь, но у Горинга был свой ключ. Он вошел
в парадное, потом в лифт и поднялся на четвертый этаж.
   Он появился как раз вовремя: мисс Филд только что сообщила Марджори,  что
вызвать такси не удается.
   - Дорогие мои труженики! - начал он. - Сейчас  вы  все  поедете  на  моей
машине ко мне, на Бромптон-сквер. Мы  выпьем  ша