Дафна дю МУРЬЕ

                                 РЕБЕККА




                                    1

     Прошлой  ночью  мне  приснилось,  что  я  вернулась  в  Мандерли.   Я
прислонилась к железным воротам и  некоторое  время  не  могла  проникнуть
внутрь, так как  они  были  закрыты  на  засов  и  на  цепь.  Я  окликнула
привратника, но никто  мне  не  ответил.  Подошла  поближе  к  сторожке  и
убедилась, что она необитаема: из трубы не шел дымок, а сквозь  запущенные
окна  на  меня  глянула  пустота.  Затем,   словно   наделенная   какой-то
сверхъестественной силой, как это бывает в сновидениях,  я  прошла  сквозь
закрытые ворота. Передо мной лежала дорога, такая же, какой я ее  знала  -
вся в крутых поворотах. Но через несколько шагов стало видно,  что  дорога
сильно изменилась: она стала узкой и заброшенной. Наклонив  голову,  чтобы
не задеть ветки, я увидела, что здесь произошло: дорога была прорублена  в
густом лесу - он и раньше плотно  примыкал  к  ней,  а  теперь  лес  снова
вытеснял ее. Кроны деревьев, которых раньше и не было, смыкались над  моей
головой  сплошным  сводом.  Появились  какие-то  неведомые   растения,   а
кустарники превратились в деревья. Узкая лента дороги была покрыта мхом  и
травой, под которыми исчез гравий. Широкая когда-то подъездная аллея стала
узкой тропинкой, петляющей то вправо,  то  влево,  и  видимо,  это  сильно
удлинило путь - я никак не могла добраться до ее конца.
     Но вот и замок, молчаливый и  суровый,  каким  он  был  всегда.  Луна
освещала серые камни и высокие готические окна,  из  которых  мы,  бывало,
любовались газонами и цветниками. Дом выглядел так, точно мы покинули  его
лишь вчера, но  в  саду  воцарился  закон  джунглей:  культурные  растения
одичали, их верхушки переплелись, первобытный хаос поглотил все.
     При свете луны мне  показалось,  что  в  доме  еще  живут:  занавески
отдернуты, пепельницы полны окурков, на столике рядом  с  цветочной  вазой
еще лежит мой носовой платок. Но облако закрыло луну, и стало  видно,  что
дом превратился в развалины, под  которыми  похоронены  все  наши  муки  и
страхи.
     Восстановить Мандерли уже невозможно.  Я  вспоминаю  о  нем  наяву  с
двойственным чувством: это было бы самое желанное место на земле, если  бы
не пережитые в этом доме кошмары.
     Наш теперешний скромный приют находится в чужой стране, за много миль
от Мандерли. Я не расскажу о своем сне ему: ведь Мандерли больше нет,  это
поместье нам больше не принадлежит.



                                    2

     Прошлое вернуть нельзя, и мы сумели забыть то,  что  было  необходимо
забыть.
     Он  прекрасный  товарищ  и  никогда  не  выражает  сожалений,   когда
вспоминает о прошлом - а бывает это гораздо чаще, чем он в этом сознается:
его выдает выражение лица. Оно становится похожим на маску - безжизненную,
хоть и красивую, как прежде. Он курит папиросу  за  папиросой,  быстро,  с
наигранным оживлением болтает - просто так, ни  о  чем.  Мы  оба  пережили
страх и страдания, и надеюсь, что все страшное в нашей жизни уже позади, и
теперь  нам  остается  спокойно  продолжать  наш  жизненный  путь,  находя
поддержку друг в друге.  Мы  сознаем,  что  отель,  в  котором  мы  живем,
грязноват, еда безвкусна, а дни очень однообразны. Но мы не хотим перемен.
Ведь в больших отелях крупных городов он неизбежно встречал бы  свидетелей
своей прежней жизни. Иногда мы скучаем,  но  скука  -  хороший  противовес
страху. Живем мы очень замкнуто; у меня развился настоящий  талант  читать
вслух. Недовольство жизнью он выражает лишь когда задерживается почтальон:
это значит, что наша английская почта запоздает  на  сутки.  Мы  пробовали
слушать радио, но  шумы  в  эфире  очень  раздражают,  и  мы  предпочитаем
сдерживать свое нетерпение и подробно перечитывать сообщения  о  крикетных
матчах, состоявшихся в Англии много дней назад. Описание крикетных матчей,
бокса и даже соревнований биллиардистов - вот наши развлечения.
     Однажды я прочла о диких  голубях  и  вспомнила  леса  Мандерли,  где
голуби постоянно летали над самой  головой.  Джаспер  бросался  ко  мне  с
громким лаем, и голуби пугались, как пожилые дамы,  застигнутые  в  момент
умывания, и улетели с громким и  беспокойным  криком.  Странно:  статья  о
диких голубях вызвала в памяти целую  картину  прошлой  жизни.  Но  тут  я
заметила, что лицо его побледнело, в нем появилась какая-то напряженность,
и я сразу  перешла  на  крикетный  матч,  благословляя  этот  вид  спорта,
развлекающий и успокаивающий его.
     Я извлекла урок из этого случая и читаю ему только о спорте, политике
и публичных торжествах. Все, что может напомнить ему нашу прежнюю жизнь, я
читаю теперь про себя. Можно прочитать, например,  о  сельском  хозяйстве:
ведь это не вызывает слишком живых эмоций, хотя и скучновато.
     После  небольшой  прогулки  я  возвращаюсь  к  чаю,  который   всегда
одинаков: китайский чай и два кусочка хлеба с маслом. На маленьком белом и
безликом балконе я иной раз вспоминаю чайный ритуал в  Мандерли.  Ровно  в
половине пятого без единой минуты опоздания открывалась дверь библиотеки и
появлялись: белоснежная скатерть, серебряный чайник с кипятком, чайник для
заварки, тосты, сандвичи, кексы, пирожки. Все это в  огромном  количестве,
хотя оба мы ели очень мало. Джаспер, наш спаниель с  мягкими  ниспадающими
ушами, притворялся равнодушным, будто и не замечал кекса.
     Еды приносили столько, что хватило бы на неделю  для  целой  голодной
семьи. Я иногда задумывалась:  куда  все  это  девается  и  зачем  тратить
столько продуктов зря? Но я ни разу  не  осмелилась  спросить  об  этом  у
миссис Дэнверс.  Она  посмотрела  бы  на  меня  свысока  и  сказала  бы  с
презрительной гримасой:  "Когда  миссис  де  Винтер  была  жива,  не  было
подобных вопросов".
     Иногда я думаю: куда она девалась? И где находится Фэвелл? Она первая
вызвала у  меня  беспокойство  и  неуверенность  в  себе.  Я  инстинктивно
чувствовала,  что  она  сравнивает  меня  с  Ребеккой.  И   это   ощущение
разъединяло нас, как лезвие ножа.
     Но все давно миновало. Мы свободны друг от друга,  и  мне  не  о  чем
больше беспокоиться. Даже верный Джаспер уже охотится в райских  кущах,  а
поместья у нас больше нет. Мандерли лежит в развалинах,  и  лес  обступает
его все плотнее и плотнее.
     Вспоминая о страшных событиях, я с благодарностью оглядываю маленький
балкон и наши бедные комнаты. Я и сама переменилась за это время.  Исчезли
неловкость, робость, застенчивость, желание  всем  нравиться.  Ведь  из-за
этого я и производила отрицательное впечатление на людей, подобных  миссис
Дэнверс.
     Помню себя  в  то  время.  Одета  я  была  в  плохо  сидящее  пальто,
нескладную юбку и самовязаный свитер. Обычно я тихо и скромно  плелась  за
миссис ван Хоппер. Ее толстое  короткое  тело  переваливалось  на  высоких
каблуках. На ней широкая блуза с отлетающими рукавами,  крохотная  шляпка,
оставляющая открытым лоб, голый, как коленка школьника.
     В одной руке она держала большую сумку,  в  которой  носила  паспорт,
визитные карточки и карты для бриджа. В другой - лорнетку, позволяющую  ей
увидеть несколько больше, чем люди хотели бы показать.
     В ресторане она занимала столик в углу,  у  самого  окна,  и,  подняв
лорнет к своим маленьким свиным  глазкам,  рассматривала  публику;  бросив
лорнет,  она  презрительно  говорила:  "Ни   одной   знаменитости.   Скажу
директору, чтобы он сделал скидку в моем счете. Для  чего  я  приезжала  в
этот ресторан? Любоваться на официантов?"  Резким  и  грубым  голосом  она
подзывала метрдотеля и давала ему заказ.
     Как не похож маленький ресторанчик, где  мы  сидим  сегодня,  на  тот
громадный, пышно убранный ресторан на Лазурном берегу в Монте-Карло! И мой
теперешний спутник не похож на миссис ван Хоппер. Он сидит напротив  меня,
по другую сторону столика, и снимает кожуру с  мандарина  изящными  тоники
пальцами. Время от времени он отрывается от этого занятия, чтобы взглянуть
на меня и улыбнуться. И мне вспоминаются жирные, унизанные кольцами пальцы
миссис  ван  Хоппер.  Как  она  наслаждалась  едой  над  тарелкой  равиоли
<пельмени по-итальянски>, и заглядывала в мою  тарелку,  словно  опасаясь,
что я выбрала что-то более вкусное. Опасение было напрасным:  официант  со
свойственной этой профессии проницательностью, давно уже уяснил себе,  что
я в подчиненном положении и со мною можно не  считаться.  В  тот  день  он
поставил передо мной тарелку с холодной ветчиной  и  холодным  языком,  от
которых  явно  кто-то  отказывался  полчаса  назад  по   причине   плохого
приготовления. Удивительно, до чего точно знают слуги,  когда  и  на  кого
можно вовсе не обращать внимания. Когда мы с миссис ван Хоппер  гостили  в
одном поместье, горничная никак не  отвечала  на  мой  звонок.  Утром  она
приносила мне чай холодным, как лед.
     Я хорошо  запомнила  эту  тарелку  с  ветчиной  и  языком.  Они  были
засохшими и неаппетитными, но у меня не хватило  храбрости  отказаться  от
них. Мы ели молча, так как миссис ван Хоппер уделяла большое внимание еде.
По лицу ее было видно - да и соус, стекавший по ее подбородку, подчеркивал
это - что блюдо пришлось  ей  по  вкусу.  Это  зрелище  еще  ухудшило  мой
аппетит, и я рассеянно глядела по сторонам.
     Рядом с нами за столик, который  пустовал  уже  три  дня,  усаживался
новый приезжий. Метрдотель всячески  старался  ублажить  его.  Миссис  ван
Хоппер положила вилку и взялась за лорнет. Приезжий не  замечал,  что  его
появление вызвало любопытство, и рассеянно изучал меню. Миссис ван  Хоппер
сложила лорнет и наклонилась ко мне  через  столик.  Ее  маленькие  глазки
горели от возбуждения, и она громким шепотом сказала: "Это Макс де Винтер,
владелец Мандерли. Вы, наверное, слышали о нем? Не правда ли, он  выглядит
больным? Говорят, что он никак не может оправиться после смерти жены".



                                    3

     Как бы сложилась моя жизнь, если бы миссис ван Хоппер не  была  таким
снобом? Надо признать, что ее тщеславие оказало влияние на мою  дальнейшую
судьбу. Любопытство было ее манией. Вначале я смущалась, замечая, как люди
смеялись за ее спиной, как они  быстро  выходили  из  комнаты,  в  которую
входила она.
     Она ежегодно приезжала на Лазурный берег,  играла  здесь  в  бридж  и
выдавала за своих близких знакомых всех мало-мальски  известных  приезжих,
хотя ее знакомство с ними чаще всего ограничивалось тем, что она видела их
на другом конце зала в почтовом отделении Монте-Карло. У  нее  была  такая
внезапная и напористая манера нападать на людей, что  ей  часто  удавалось
завести знакомство с теми, кто этого совсем не желал. Иногда она  посылала
меня одолжить бумагу или книжку у намеченных жертв. С того дня  прошло  уж
много лет, но я помню, что  сразу  же  разгадала  ее  маневр.  Она  быстро
закончила свой завтрак, чтобы подкараулить нового приезжего у входа.
     - Быстрее поднимитесь наверх, - сказала она мне, - и принесите письмо
моего племянника, то самое, в котором он описывает свой медовый месяц. Там
еще в конверт вложены фотографии.
     План был уже составлен ею: племянник должен послужить ей поводом  для
завязывания нового знакомства. Такт и скромность не были ей добродетелями,
а сплетни составляли основу жизни. Материал для них должен был  поставлять
каждый приезжий.
     Я нашла в  номере  письмо,  которое  она  требовала,  но  прежде  чем
спуститься в ресторан, на минутку задержалась. Мне  хотелось  предупредить
его, чтобы он избегал встречи  с  нею.  Если  бы  только  у  меня  хватило
храбрости спуститься по служебной лестнице и  подойти  к  нему  с  другого
конца ресторана! Но условности для меня были слишком непреложны, да и  как
я смогу заговорить с ним? Ничего не  оставалось,  как  вернуться  на  свое
место рядом с миссис ван Хоппер, широко улыбающейся  в  предвкушении,  как
она, точно  большой  жирный  паук,  будет  плести  паутину  вокруг  нового
приезжего.
     Но когда я вернулась, оказалось, что он уже  покинул  свое  место  за
столиком, а она,  боясь  упустить  его,  рискнула,  не  дожидаясь  письма,
представиться ему. Они сидели рядом на диване. Я подошла и молча  передала
ей письмо. Он тотчас встал, а  она,  упоенная  своим  успехом  представила
меня, назвав мое имя и указав на меня едва заметила жестом.
     - Мистер де Винтер будет  пить  с  нами  кофе.  Найдите  официанта  и
скажите ему, чтобы он принес еще чашечку.
     Это было сказано таким тоном, который давал понять, что я -  существо
слишком молодое и незначительное, чтобы вовлекать меня в разговор.  Именно
таким тоном она обычно и представляла меня. После того  как  однажды  меня
приняли за ее дочь, она старалась показывать знакомым дамам, что они могут
меня  полностью  игнорировать,  а  мужчинам  -   что   они   могут   снова
разваливаться в кресле и не утруждать себя  предупредительностью  ко  мне.
Поэтому для меня было неожиданным, что этот джентльмен не сел на  диван  и
сам позвал официанта.
     - Мы будем пить кофе втроем, - сказал он.
     И, прежде чем я поняла его маневр, он сел на  жесткий  стул,  который
обычно предназначался мне, а мне  предоставил  место  на  диване  рядом  с
миссис ван Хоппер, которая была несколько раздосадована, но через  секунду
уже  снова  улыбалась  и,  навалившись  грудью  на  стол,  наклонилась   к
собеседнику. Размахивая письмом в руке, она заговорила быстро и громко:
     - Вы знаете, я узнала вас, как только вы вошли в  ресторан.  Подумать
только, сказала я, ведь это же мистер де  Винтер,  друг  нашего  Билли!  Я
должна показать ему фотографии Билли и его молодой жены. Они  снимались  в
свой  медовый  месяц.  Посмотрите,  это  -  Дора.  Не   правда   ли,   она
очаровательная! Какие у нее дивные огромные глаза!  Вот  они  на  пляже  в
Палм-Бич. Билли с ума сходит по ней. Когда мы устраивали прием у Клариджа,
он еще не был с нею знаком... Как раз на этом  приеме  я  впервые  увидела
вас. Но вы, я думаю,  уже  не  помните  такую  старуху,  как  я...  -  она
кокетливо улыбнулась, обнажив все зубы.
     - Напротив, я отлично помню  вас.  -  Прежде  чем  она  углубилась  в
воспоминания  об  их  последней  встрече,  он  протянул  ей  портсигар,  и
необходимость зажечь сигарету заставила ее на минуту замолчать.
     Меня никогда не тянуло в Палм-Бич, но и  его  пребывание  во  Флориде
показалось бы мне нелепым. Пожалуй,  он  был  бы  на  месте  где-нибудь  в
старинном городе, например, пятнадцатого века, с узкими и тесными улицами.
Его задумчивое привлекательное лицо показалось мне необычным  и  напомнило
знаменитый "Портрет неизвестного",  виденный  мною  в  какой-то  картинной
галерее. Если бы он сменил  современный  английский  костюм  из  твида  на
бархатный камзол с кружевами на  вороте  и  на  манжетах,  то  казался  бы
сошедшим со старинной гравюры.
     Кто же написал "Портрет неизвестного"? Но мне  не  удалось  вспомнить
автора. Они между тем продолжали беседу, за которой я не  следила,  будучи
погруженной в свои фантазии.
     - Я полагаю, что будь у Билли такое поместье, как  ваше  Мандерли,  -
она добродушно усмехнулась, - он не поехал бы в  Палм-Бич.  Говорят,  ваше
поместье - это волшебная страна. Другого сравнения не подобрать.
     Она рассчитывала, что ее лесть будет  вознаграждена  улыбкой,  но  он
продолжал молча курить, и морщинка меж его бровями несколько углубилась.
     - Я видела фотографии Мандерли, и - продолжала  она,  -  на  них  все
выглядит действительно очаровательным. Билли рассказывал,  что  это  самое
прекрасное из больших поместий в Англии. Удивляюсь, как вы смогли покинуть
его!
     Его молчание выглядело теперь  печальным  и  заставило  бы  замолчать
каждого, кроме миссис ван Хоппер. Любой бы  понял,  что  перешел  границу,
дозволенную приличием.
     - Вы, англичане, не любите расхваливать свои поместья,  -  продолжала
она, все более повышая голос, - чтобы не казаться гордыми. Но я знаю,  что
в вашем замке есть большой музыкальный  зал  и  галерея  старинных  ценных
портретов, не правда ли? - она повернулась ко мне и  как  бы  пояснила:  -
Мистер де Винтер так скромен, что не хочет сознаться в этом. Насколько мне
известно,  замок  принадлежал  его  семье  еще  во  времена   нормандского
нашествия. Полагаю, что  ваш  замок  нередко  посещали  члены  королевской
семьи...
     Это было уже слишком, даже я не ожидала такого. Он ответил  спокойно,
с легким оттенком насмешки:
     - Никто не посещал после Этельреда Второго <английский  король,  годы
правления 978-1016>,  прозванного  Нерешительным.  Именно  в  Мандерли  он
получил это прозвище, так как неизменно опаздывал к обеду.
     Она заслужила насмешку, но даже не почувствовала ее.
     - Это действительно так? Я об этом ничего не знала.  Мои  познания  в
английской истории очень смутны. Я напишу об этом своей дочери - она очень
эрудированная и серьезная.
     Наступила пауза.
     Я почувствовала, что  лицо  мое  залилось  краской.  Я  бала  слишком
молода; будь я немного постарше, я сумела бы улыбнуться  ему  и  показать,
что так же, как он, осуждаю ее невозможное поведение.  И  это  создало  бы
между нами какое-то взаимное понимание. Кажется, он  почувствовал,  что  я
смущена, и спросил мягким ласковым голосом, не хочу ли я еще чашечку кофе.
Я поблагодарила  и  отказалась.  Он  разглядывал  меня,  видимо,  стараясь
уяснить мои отношения с миссис ван Хоппер.
     - Что вы думаете о Монте -Карло? - обратился он  ко  мне,  включая  в
общую беседу. - Или вовсе о нем не думаете?
     Ощущая себя плохо причесанной, с красными, как у школьницы локтями, я
смущенно  пробормотала  что-то  о  бессмысленности  и  вычурности  здешней
природы.
     - Мадемуазель избалована, мистер де Винтер,  -  заметила  миссис  ван
Хоппер. - Многие девушки продали бы душу, лишь бы увидеть Монте-Карло.
     - Может быть, переменим тему? - предложил он.
     - Я верна Монте-Карло, - продолжала она, выпустив облако  сигаретного
дыма. - Английская зима разрушает  мое  здоровье,  и  мне  нужен  Лазурный
берег, чтобы восстановить его. А что привело сюда  вас?  Будете  играть  в
"железку и"ли захватили клюшки для гольфа?
     - Я еще не решил... Сорвался из дому почти внезапно.
     Видимо, в нем снова проснулись горестные воспоминания. Он нахмурился,
но она с упоением продолжала болтовню.
     - Я понимаю, что вам не хватает английских  туманов,  да  и  весна  в
вашем поместье, вероятно, очаровательная.
     В его глазах промелькнуло что-то касающееся его одного, и он  коротко
ответил:
     - Да, Мандерли выглядит весной превосходно.
     Наступила пауза. Я снова увидела неосмысленное сходство с  "Портретом
неизвестного" ...Голос  миссис  ван  Хоппер  ворвался  в  мои  мысли,  как
электрический звонок:
     - Я думаю, что  вы  встретите  здесь  массу  знакомых;  хотя,  должна
сказать, что в этот сезон здесь исключительно неинтересно. Прибыл на своей
яхте герцог Миддлсекский, но я еще не навестила его. (Насколько  мне  было
известно, ее бы никогда не приняли на этой яхте). Вы, конечно,  знакомы  с
Шелли Миддлсекс? Она очаровательна. Говорят, что ее второй  ребенок  вовсе
не от мужа, но  я  этому  не  верю.  Люди  вечно  сплетничают  о  красивых
женщинах. Скажите, а правда ли, что женитьба Кэкстон-Хейлопа неудачна?
     Она  выкладывала  весь  наличный  запас  сплетен,  не  замечая,   что
называемые  имена  ему  совершенно  незнакомы  и  неинтересны  и  что   он
становится все холоднее и холоднее. Однако он не прерывал ее и не  смотрел
на часы, как будто решил терпеть до конца. Но  из  отеля  пришел  лакей  и
сказал, что миссис ван Хоппер ждет в ее номере портниха. Мистер де  Винтер
встал.
     - Не позволяйте мне задерживать вас.  Ведь  мода  сейчас  так  быстро
меняется, что она может стать другой, пока вы поднимаетесь по лестнице.
     Она