Татьяна ПОЛЯКОВА 
   ВКУС ЛЕДЯНОГО ПОЦЕЛУЯ 
 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
Анонс 
 
   Три женщины убиты одна  за  одной  -  и  все  в  примерочной  кабинке
универмага. Ох, как не хотелось Ольге  Рязанцевой,  референту  городской
администрации, влезать в это дело, но пришлось. А тут еще два трупа,  на
этот раз - мужчины. Причем этих  убрали  в  весьма  пикантной  ситуации.
Ольгу, что называется, заело, она решила найти убийцу во что  бы  то  ни
стало. Как раз кстати в городе появился  и  человек,  в  честь  которого
Ольга  назвала  свою  любимую  таксу  Сашкой.  Очень   опасный   парень,
специалист по трудноразрешимым проблемам. Но сейчас, кажется, он  не  на
Ольгиной стороне, уж больно взгляд у него колючий и поцелуй ледяной...
 
   В то утро мир выглядел особенно скверно. Стеная и охая,  я  выбралась
на балкон с бутылкой минеральной в руке,  взглянула  на  парк  напротив,
перевела взгляд на улицу и не без удовольствия констатировала:
   - Ничего интересного здесь нет. - Глотнула из бутылки и закашлялась -
минералка оказалась чересчур холодной.
   На балконе появилась такса по имени Сашка. Пес  укоризненно  взглянул
на меня и вроде бы даже покачал головой.
   - Не смей меня воспитывать, - на всякий случай предупредила его я,  -
все равно слушать не буду. - Пес повернулся и ушел на  кухню.  -  Вот  и
правильно, - сказала я вдогонку, выпила еще водички  и  пошла  вслед  за
ним.
   Сашка  торопливо  покинул  кухню,  значит,  обиделся.  Я   вздохнула,
оглядываясь, надо признать: редкий свинарник. Оставила на столе  бутылку
и  побрела  в  ванную.  Через  полчаса  мир  уже  не  вызывал   стойкого
отвращения, в нем даже наметилось  кое-что  не  лишенное  приятности,  к
примеру, кофе. Я выпила чашку, закрыла глаза  и  попробовала  вспомнить,
какой сегодня день недели. Вторник или среда? Среда.
   Тут зазвонил телефон, и меня перекосило от отвращения. Если это  Дед,
мой старый друг и работодатель,  то  лучше  пойти  и  удавиться.  Но,  к
счастью, это был Борька. Голос его звучал хрипло, слова он произносил  с
трудом, что в общем-то понятно, раз накануне мы пили вместе.
   - Ты как? - спросил он с душевной мукой.
   - Уже лучше.
   - А мне чего-то совсем хреново.
   - Пить надо меньше, - философски заметила я.
   - Ага. Или больше. Ни то ни се - хуже всего. Я чего звоню-то... Вчера
малость пошумели, а сегодня на  полутрезвую  голову...  Слушай,  у  тебя
неприятностей не будет?
   - У меня их и так полно. Одной больше, одной меньше...
   - Детка, эта рыжая  шмара,  что  в  ментовке  выеживалась,  по-моему,
журналистка. Вроде я ее уже где-то видел.
   - Ну, видел и видел, - вздохнула я.
   - Может, куда позвонишь на всякий случай?
   - Обойдется, - отмахнулась я.
   - Но...
   - Угомонись ты, - перебила я, - башка болит, не загружай.
   - Ну, как знаешь, - вроде бы обрадовался Борька и отключился.
   А я попыталась восстановить в памяти события прошедшей ночи.  События
гроша ломаного не стоили,  но  удивительно,  что  они  меня  очень  даже
разозлили, и я с горя напилась прямо-таки до безобразия.
   - Надо завязывать, - мученически сказала я, особенно  не  веря  самой
себе, потом бодро поднялась, оделась и крикнула Сашке:
   - Хорош дуться, идем гулять.
   Сашка не торопясь пошел к двери, время от времени поглядывал на меня,
проверяя, иду ли сзади, и тяжело вздыхал, опустив голову.
   - Да ладно тебе, - буркнула я, запирая дверь. - Ну, напилась,  с  кем
не бывает? Вчера мое чувство справедливости  было  поругано.  Я  ж  тебе
рассказывала. Зато мы долго гуляли, с этим ты спорить не можешь.  А  то,
что я пела песни и взобралась  на  грибок  на  детской  площадке,  вовсе
чепуха, у  человека  хорошее  настроение,  я  вспомнила  детство  и  все
такое...
   Пес вновь укоризненно взглянул на меня,  держался  он  подчеркнуто  в
стороне, предпочитая не приближаться ко мне, в общем, делал вид, что  он
не со мной. Это показалось мне обидным. Я вошла в парк  и  бухнулась  на
первую же скамейку. Ночью шел дождь, блестели лужи, ветерок гнал  листву
по дорожкам. Обхватив себя руками под мышки,  я  сидела  нахохлившись  и
пялясь в пустоту.
   Сашка подошел, потерся о мои ноги и с грустью заглянул мне в глаза. А
я подмигнула.
   - Ничего, как-нибудь... - сказала я со вздохом, и мы пошли бродить по
аллеям.
   Сашка любит гулять, а я терпеть не могу свою  квартиру.  Никаких  дел
себе придумать я не смогла, к тому же на свежем воздухе чувствовала себя
не в пример лучше, нежели на прокуренной кухне. В общем, мы гуляли  часа
два.  Я  заметно  взбодрилась,  простила  миру  его  упорное   нежелание
выглядеть привлекательнее и даже почувствовала легкий голод, хотя обычно
я не в состоянии запихнуть в себя что-либо, кроме кофе,  часов  эдак  до
двух.
   - Потопали домой, - позвала я Сашку.
   Он, видно, тоже проголодался, потому что без возражений направился  к
дому.
   Мы позавтракали, я вытянула ноги и положила их на соседнее  кресло  с
намерением вздремнуть, и тут вновь ожил телефон.
   Риткин голос звучал точно на моих похоронах.
   - Ну что ты вытворяешь? - с  душевной  мукой  вопросила  она.  -  Дед
просто... я его таким еще не видела. Поторопись. И  придумай  что-нибудь
жалостливое в свое оправдание.
   - Уже настучали? - огрызнулась я. - Ритка, а может, ты  ему  скажешь,
что не нашла меня? Мобильный не отвечает и все такое...
   - Нет уж, двигай в контору. И постарайся выглядеть прилично.
   - Это трудно, - пожаловалась я, повесила трубку, скроила Сашке рожу и
вздохнула. - Придется ехать.  Давай  со  мной.  Порядочный  человек  при
собаке орать не будет, как считаешь? - Тут я углубилась в размышления на
тему, можно ли считать Деда порядочным человеком,  и  слегка  увлеклась,
затем перевела взгляд на часы и кинулась собираться.
   Обычно  зеркало  в  такие  тяжелые  времена  я  игнорирую,  но  Ритка
советовала выглядеть прилично, и я без удовольствия в него заглянула. На
меня взирала опухшая физиономия, синяк на левой скуле невероятно украшал
ее.
   - А это, блин, откуда? - скривилась я, похмельная рожа  скривилась  в
ответ. - Да, красота - это страшная сила, - вынуждена была признать я. -
И чем дальше, тем страшнее.
   Я   достала   косметичку   и   попыталась    вернуть    себе    былую
привлекательность, но  минут  через  пять  махнула  рукой  и  зашвырнула
косметичку в  ящик.  Сашка  устроился  в  сумке  и  оттуда  настороженно
поглядывал на меня.
   - Потопали, - кивнула я, подхватила сумку и пошла в гараж.
   Новенький "Ситроен", подарок Деда на очередной день рождения, радовал
глаз. Сашка удовлетворенно тявкнул, машина ему нравилась.
   - Что, пес, - подмигнула я, поставив сумку на сиденье рядом, - жить -
хорошо, а хорошо жить, как известно, еще лучше.
   Уже поднимаясь по  лестнице  к  центральному  входу,  я  поняла,  что
совершила целый ряд стратегических ошибок. Первая: на  мне  джинсы,  Дед
терпеть не мог баб в джинсах, это знали все, и с моей стороны  прийти  в
таком виде -  значит  проявить  неуважение.  Вторая:  кроссовки  на  мне
грязные (на фоне красного ковра в фойе не просто грязные,  а  безобразно
грязные), а Дед ненавидел грязную  обувь.  Добавьте  похмельную  рожу  и
Сашку в сумке.  Я  глухо  застонала,  но  упорно  двигалась  дальше,  из
упрямства, а может, из-за тайного желания  досадить  Деду.  Отношения  у
нас, прямо скажем, непростые.
   Ритка, увидев меня, страдальчески закатила глаза.
   - Да ты с ума сошла. Ты себя в зеркале видела?
   - Не-а. На хрена мне себя расстраивать?  Приемная  была  пуста,  и  я
устроилась в кресле рядом с Риткой.
   - Один? - кивнула я в сторону заветной двери.
   - Да.  Освободится,  позовет.  Между  прочим,  я  тебя  просила...  -
укоризненно начала она, но я перебила:
   - Да не зуди ты, и так тошно.
   - Тошно, - передразнила Ритка.
   - Кто  настучал?  -  вздохнула  я.  Ритка  подняла  брови,  вроде  бы
удивляясь моей дурости, после чего подала мне  газету.  Первую  страницу
украшала моя физиономия. - Фотография могла быть и получше,  -  хмыкнула
я, но  смеяться  мне  совсем  не  хотелось.  Статейка  была  озаглавлена
"Распоясавшиеся  слуги  народа",  и  в  ней  мне  досталось  по   полной
программе, припомнили даже то, что я  и  сама  забыла.  -  Вот  у  людей
память, - покачала я головой.
   - И чего тут смешного? - нахмурилась Ритка.
   - А я и не смеюсь. Оперативно  сработали.  Умеют,  когда  хотят.  Дай
закурить.
   - Ты же знаешь...
   - Дай закурить. Хуже уже не будет.
   Ритка протянула мне пачку сигарет и придвинула пепельницу.
   - Ты что, в самом деле... - начала она, но  под  моим  взглядом  лишь
покачала головой и отвернулась.
   Я успела докурить сигарету и еще раз пробежать глазами статью,  когда
услышала по переговорному устройству голос Деда.
   - Рита, она пришла? - спросил он сурово.
   - Да, Игорь Николаевич, - пискнула Ритка.
   - Пусть зайдет.
   - Очень тебя прошу... - начала было Ритка, но я махнула рукой и вошла
в кабинет.
   Дед, как всегда, готовясь к неприятному разговору, таращился в  окно.
Он стоял, сунув руки в карманы брюк, и даже не повернулся, услышав,  как
хлопнула дверь. Я его знала слишком хорошо и по  напряженной  спине,  по
тому, как, набычившись, он смотрит вдаль, ничего не  видя,  поняла:  он,
что называется, в бешенстве.
   - Привет, - сказала я, поставила  сумку  с  Сашкой  на  пол,  а  сама
устроилась в кресле, робко так, на самом  краешке,  очень  надеясь,  что
выгляжу вполне сиротливо.
   - Газету видела? - спросил он, не поворачиваясь.
   - Ага. Ритка показала.
   - Ну и что скажешь?
   - А чего тут скажешь, чистой воды подстава. И менты в нужном месте  в
нужное время, и журналистка весьма кстати с фотографом на пару, и это  в
два часа ночи. А утречком эта хрень уже в газете...  Позудят  немного  и
угомонятся. - Я разглядывала свои ногти, пользуясь тем, что Дед меня  не
видит. Тут он повернулся,  а  я  приняла  покаянный  вид,  взглянула  на
грязные кроссовки и  поморщилась,  но  тут,  как  говорится,  ничего  не
поделаешь.
   - Значит, подстава? - спросил Дед печально, а мне вдруг ни с того  ни
с сего стало его жалко. Так иногда бывает, и я знать не знаю, что с этим
делать.
   Я молча кивнула, напусти в глаза  тихой  грусти,  и  даже  вздохнула,
Сашка, кстати, тоже вздохнул, должно быть, переживал из-за меня.
   - Ага, - зловеще кивнул Дед. - Значит,  ты  не  садилась  за  руль  в
пьяном  виде,  не  была  остановлена  сотрудником  ГАИ,   не   оказывала
сопротивления, не была доставлена в отделение и  не  разбила  там  окно,
запустив в него стулом. Что  ты  еще  не  сделала?  -  Я  воззрилась  на
потолок, внезапно решив, что  он  чем-то  необычайно  мне  интересен.  -
Прекрати паясничать! - рявкнул Дед, но особого впечатления на  меня  это
не произвело, я знала его двадцать с небольшим лет, сначала  он  заменял
мне отца, потом стал любовником, теперь он мой  работодатель.  Мне  было
известно доподлинно: когда он рычит, это  ничего,  это  можно  пережить,
куда хуже лютое молчание.
   Дед сгреб газету со стола и сунул ее мне под нос, как будто я  ее  не
видела.
   - У тебя мозги есть? Хоть  какие-нибудь?  Ты  знаешь,  как  для  меня
важно... особенно сейчас... переломный момент...  -  Далее  было  совсем
неинтересно.
   Конечно, я знала. Год назад в тяжелой борьбе Дед занял это  кресло  и
намеревался в нем состариться и, подозреваю, умереть  на  боевом  посту,
как  генсеки  в  старые  добрые  времена.  Последние  пару  месяцев   он
болезненно относился к малейшей критике, в общем-то, он  ее  никогда  не
любил,  a  теперь  зеленел  лицом,  лишь  только  какой-нибудь  придурок
позволял себе тявкнуть вдогонку. Впрочем придурков было не так много,  и
волноваться ему, по большому счету, не стоило.
   Именно это я и попыталась донести до  его  сознания  интеллигентно  и
толково. Но он не внял.
   - Ты обязана думать о моем честном имени, - взвился  он  и,  судя  по
физиономии, именно так и думал, я имею в виду честное  имя.  Признаться,
это меня озадачило. Перед журналистами, любимым электоратом и  еще  черт
знает перед кем мог бы сколько угодно выеживаться, но я-то знаю его  как
облупленного. "Он заигрался, - решила я с сожалением. - Сам себе  верит.
Ей-богу, верит", - тяжко вздохнула и сказала:
   - Извини.
   - Извини? - Его могучая  грудь  тяжело  вздымалась,  глаза  сверкали,
правда, с рева он перешел на зловещий шепот, что тоже не  очень  хорошо,
но от шепота хоть уши не закладывает. -  Это  все,  что  ты  можешь  мне
сказать? Да  ты  хоть  понимаешь...  -  Он  вновь  повысил  голос,  а  я
неожиданно для себя сказала:
   - Пошел ты к черту. - И почувствовала облегчение: именно это мне  уже
давно хотелось сказать.
   Дед замер с приоткрытым ртом, дернул седой головой,  а  потом  сцепил
челюсти так, что его зубы просто обязаны были раскрошиться.
   Я поднялась и  направилась  к  двери,  решив,  самое  время  убраться
восвояси. Ближе к вечеру Дед придет в себя, и мы славненько порыдаем  на
груди друг  друга,  простим  обоюдные  грехи  и  заживем  по-прежнему  -
ладненько и складненько.
   В два шага он догнал меня,  схватил  за  плечо  и  с  размаха  влепил
пощечину. Сашка отчаянно  завизжал  и,  выскочив  из  сумки,  попробовал
ухватить обидчика за ногу.
   - Здорово, - присвистнула я, как только смогла  прийти  в  себя.  Дед
стоял бледный до синевы, гнев в его  глазах  уже  потух,  теперь  в  них
осталась одна растерянность. Должно быть,  он  был  потрясен  не  меньше
меня.
   Сказать по чести, не ожидала я от  старого  друга  такой  прыти.  Еще
минуту назад могла бы руку на отсечение предложить, что он  никогда,  ни
при каких обстоятельствах... и так далее, а вот гляди ты... в этом  мире
все меняется, и с руками следует быть поосторожнее во всех смыслах.
   Сашка все еще метался возле его ног. Я было испугалась, как бы Дед  в
сердцах не пнул  звереныша,  но  он,  похоже,  вовсе  ничего  вокруг  не
замечал. Подхватив Сашку на руки, я вышла из  кабинета,  громко  хлопнув
дверью.
   - Ну что? - спросила Ритка испуганно.
   - Дай листок бумаги и авторучку.
   - Зачем?
   - Дай, - рыкнула я.
   Ритка испуганно пододвинула бумагу и  ручку,  но  все-таки  спросила,
потому что по природе была чудовищно любопытной:
   - Что это рожа у тебя такая багровая?
   - Допекут, пойдешь пятнами.
   - А почему только с одной стороны?
   - Не сбивай с мыслей, - попросила я, а она заревела:
   - Он что, тебя ударил? Не может быть... Из-за паршивой статейки?
   Я размашисто вывела на листке: "Прошу освободить меня от всех прав  и
обязанностей. С любовью и благодарностью",  -  расписалась  и  поставила
число.
   - Привет, - кивнула я Ритке, - и в ближайшие три дня не  вздумай  мне
звонить.
   На сей раз дверью я не хлопала, прикрыла ее осторожно  и  огляделась:
по коридору сновали люди, и всем было  до  меня  дело.  Одни  улыбались,
другие взирали серьезно, но  обходили  стороной,  точно  я  покинула  не
кабинет Деда, а тифозный барак.
   - Вот уроды, - сказала я Сашке, и он согласно кивнул.
   Пес все еще дрожал от возбуждения, и я, признаться,  тоже,  оттого  и
направилась в бар на  втором  этаже.  Горячительных  напитков  здесь  не
подавали, но мне сейчас и стакан воды пойдет на пользу.
   В  баре  человек  пять  пили  кофе.  При  моем  появлении  все  разом
повернулись, затем, точно по сигналу, отвели взгляд. Я подошла к стойке,
взгромоздилась на высокий табурет, пристроив Сашку рядом. В сумке ему не
сиделось, пришлось шикнуть,  он  затих,  а  бармен  взглянул  осуждающе.
Здоровый парень с румяной рожей, в  белоснежной  рубашке  и  франтоватой
бабочке. Наверняка с чувством самоуважения. Поди, друзьям  рассказывает,
как  с  местной  властью  каждый  день  запросто...   прислушивается   к
разговорам, в душе всех презирает  и  боится...  Хороший  парень.  Очень
захотелось поскандалить, но я напомнила  себе,  что  являюсь  доверенным
лицом Деда, то есть являлась, даже не доверенным лицом, черт, как же это
звучит... ах, ну да, помощник по связям с общественностью. Я в  каком-то
смысле его лицо, тут он прав, а скандалить этому лицу ни к чему.
   - Налей водки, - вежливо попросила я.
   - Не держим,  -  торопливо  ответил  бармен  и  даже  не  без  испуга
шарахнулся от меня.
   - Да брось, - сказала я с улыбкой. - Вот в том шкафчике всегда  стоит
бутылка, давай шевелись...
   - Вы же знаете правило, - ответил он гневно, а я заорала:
   - Да пошел ты, урод! - За  моей  спиной  задвигались  стулья,  кто-то
хлопнул дверью, я ухватила парня за белоснежную рубашку и гаркнула:
   - Ты что, оглох, придурок?
   - Меня же уволят, - побелевшими губами шепнул он, я отпустила рубашку
и похлопала его по груди.
   - Извини, нервы ни к черту. Тяжелый день. Прошу прощения, господа,  -
раскланялась я, радуясь, что доставила людям  удовольствие,  и  поспешно
покинула бар.
   В коридоре меня догнал парень из охраны.
   - Ольга Сергеевна, - сказал он вежливо, -  Лев  Иванович  просил  вас
зайти.
   - Времени нет, - хмыкнула я.
   - Дело срочное.
   - Сожалею, - перебила я весело, - я здесь больше не работаю.
   Новую жизнь я решила  начать  с  уборки  квартиры.  Ходко  сновала  с
пылесосом, даже заглянула в комнаты на верхнем этаже, чего не делала  по
меньшей мере  пару  месяцев,  Сашка  путался  под  ногами,  поглупев  от
удивления. Выдохлась я быстро и спустилась на кухню, с тоской  взглянула
на пустую бутылку из-под мартини. В шкафчике был коньяк для гостей, сама
я его не жаловала, но на безрыбье, как известно, и рак рыба. Я  плеснула
в  стакан,  и  тут  хлопнула  дверь,  на  кухне  появился  Дед  в  плаще
нараспашку, брови сурово сдвинуты, взгляд  тяжелый,  выражение  лица  не
прочитывается, не лицо, а булыжник. Взглянув  на  бутылку  и  стакан,  я
развела руками и усмехнулась: не мой день.
   - Если думаешь, что я извиняться... - начал он, а я хихикнула:
   - Даже не мечтаю.
   Он подошел, отобрал бутылку, стакан швырнул в мойку.
   - Надо бы снять с тебя штаны и всыпать как следует, - заявил он  зло,
- чтоб ты неделю на задницу не могла сесть.
   - Катись отсюда, - предложила я. - Я на тебя больше не работаю.
   Он  запустил  в  стену  бутылку.  Я  этого  не  ожидала  и  испуганно
пригнулась, а он схватил меня за шиворот и больно ткнул  лицом  в  стол.
Сашка отчаянно завизжал, а я попросила:
   - Отпусти, чего собаку пугаешь.
   Он отпустил меня, устало повалился в  кресло,  потер  лицо  ладонями.
Теперь стало видно, что он смертельно устал, круги под глазами,  тяжелые
складки возле губ, лоб перерезали морщины.
   Было время, когда я любила его. Очень. Наверное, и сейчас  люблю,  не
зря сердце колотится, так что того гляди выскочит, а душу  щемит  острая
жалость. К нему или к себе, поди разберись.
   Я присела перед ним на корточки и уткнулась лицом в его колени.
   - Что ты делаешь со своей жизнью? - тихо спросил  он.  У  меня  разом
заныли все зубы. Чего я совсем не выношу, так это разговоров  по  душам,
особенно если сказать друг другу нечего. - Ты  еще  совсем  девчонка,  -
продолжил он со вздохом, точно это обстоятельство сильно его печалило, -
а посмотри, на кого похожа? Таскаешься по кабакам  в  компании  каких-то
дегенератов, с этой нелепой таксой... Скалишь  зубы  и  радуешься  своим
дурацким шуткам.
   - Иногда у меня неплохо получается. Один тип сказал, что у меня  есть
чувство юмора.
   - Он дурак.
   - Ясно.
   - Кому и что ты хочешь доказать? А?
   - Ладно, прости, - попросила я покаянно. Он взглянул мне в  глаза,  я
тяжко  вздохнула  и  поспешно  отвела  взгляд.  -  Будем  считать,   что
поговорили. - Я поднялась и сделала шаг в сторону, он  схватил  меня  за
руку.
   - Что с тобой происходит? Что? Да поговори  ты  со  мной,  черт  тебя
дери... - Он даже голоса не повысил, но лучше бы заорал.  В  его  словах
была боль, настоящая, такое не сыграешь, хотя Дед,  конечно,  мастер.  Я
потерла нос и решила