ка. - Лома, естественно.
   - Слушай, дорогая, а что Лому делать в банке? - Банк-то  какой,  подумай,
дура...
   Я подумала.
   - Лом не справится...
   - А мы на что? Под чутким руководством все к рукам приберем.
   Я посмотрела на подругу с уважением.
   - То-то, - наставительно заметила она.
   Константин Николаевич возник рядом.
   - Скучные вокруг люди, как считаете, Лада Юрьевна?
   - Да, невеселые.
   - А не махнуть ли нам куда-нибудь, где будет забавнее?
   - Вы знаете такое место?
   - Еще бы. Например, моя квартира.
   Я засмеялась, а Танька, появившись из-за моего плеча точно из-под  земли,
пропела:
   - Лада Юрьевна, муженек ваш пожаловал,  пока  что  под  окнами  в  машине
сидит, но надолго его не хватит.
   Танька, конечно, права. Я улыбнулась Константину Николаевичу еще  шире  и
лучистее и, пожав плечами, сказала:
   - Не судьба.
   К перспективе стать финансовым магнатом Лом отнесся неодобрительно.
   - Чего мне в этом банке делать, а, Ладуль? Сидеть с этими умниками? Да  я
с тоски загнусь.
   - Посидишь маленько, а там посмотрим, - утешила я.
   Танька взялась за Лома круто.
   - Ты чего рожу кривишь? Я, вообще, для  кого  стараюсь,  для  кого  землю
носом рою? Для любимой подруги, то есть  и  для  тебя  тоже.  Тебе  годов-то
сколько?  Так  и  будешь  до  старости  кулаками  махать?  Пора  становиться
респектабельным. А скучать тебе не дадут,  в  банке  сидят  те  же  бандюги,
только одеты почище. Мы таких дел  наворотим,  еще  как  понравится...  И  о
Ладушке надо бы подумать. Легко ли ей, красавице нашей, умнице,  быть  женой
бандита? В четырех стенах сидеть? Может, с таким-то мужем и в четырех стенах
радость, но ты ведь не дурак и понимаешь: женщине всегда приятно похвалиться
своим  мужиком,  а  она  чем  похвалится?  У   нее   натура   тонкая,   душа
чувствительная... При случае скажет - мой муж в правлении такого-то банка...
звучит... И ей приятно, а значит, и тебя любить крепче будет.
   Лом подозрительно уставился на меня. Я обняла его, взлохматила  волосы  и
поцеловала в нос.
   - Конечно, я тебя люблю таким, какой ты  есть,  и,  если  ты  в  дворники
пойдешь, меньше любить не стану, но и Танька права.  Чего  ж  нам  от  денег
отказываться, если они сами в руки плывут?
   - Да чего мне там делать-то? - закапризничал Ломик, но  уже  видно  было,
что согласен.
   - Пока просто посидишь на стуле, привыкнешь. Ну и к тебе привыкнут. А там
посмотрим.
   - Не хочу я, Лада, ничего я в этих делах не смыслю.
   - А тебе и не надо, - разозлилась Танька. - Да что  за  наказание  такое!
Ему готовенькое подносят на блюдце с голубой каемочкой, а он рожу кривит...
   - А что мужики скажут? - вспомнил Лом про дружков.
   - Они от зависти лопнут, - хмыкнула Танька.  -  Опять  же,  сдались  тебе
мужики, от них никакого  толку.  Друзья-то  они,  пока  водку  пьют,  а  как
пропьются - продадут почем зря. Жену надо слушать, муж и жена - одна сатана.
Ладушка-то лучше других знает, что для тебя хорошо, а что плохо,  и  дурного
не посоветует, а  дружкам  веры  никакой.  -  Танька  слегка  подпрыгнула  и
радостно добавила:
   - Да им собаку  доверить  нельзя,  Ладка  на  днях  в  контору  заезжала,
попросила одного придурка с Рокки погулять, так он потерял собачонку,  потом
всем скопом искали, а Ладуля даже плакала... Жаловалась она тебе?
   - Не жаловалась, - ответил Лом.
   - А зря, - покачала головой Танька, - вот я бы нажаловалась, ведь  барбос
- твой подарок, он ей дорог, хотя и блохастый, и я от него  никакой  пользы,
хоть убей, не вижу. - Танька все-таки выдохлась.  -  Короче,  Генка,  кончай
ломаться, будешь финансовым магнатом.
   - Ладуль... - пропел он, жалобно заглядывая мне в глаза.
   - Они и вправду Рокки потеряли, - опечалилась я. - А ведь доверила  всего
на пять минут, думала, что  ты  в  конторе.  Так  соскучилась,  хотела  тебя
увидеть, а ты уехал с Синицей. Хорошо, что Рокки такой умненький, сам дорогу
нашел.
   - Ладуль, я про банк этот...
   - А что банк, Геночка,  тебе  ведь  не  трудно  туда  заходить  время  от
времени?
 
*** 
 
   - Надо нам от Синицы избавляться, - сказала Танька через неделю.
   - Почто нам лишние похороны? - удивилась я. - Пользы от него никакой,  но
и особенного вреда не вижу.
   - Есть вред, болтает много. Вовка мне  докладывал,  что  вчера  Синица  с
Ломом парился и все его  тобой  подкалывал,  мол,  ты  только  бабу  свою  и
слушаешь, от дружков отбился, в банкиры лезешь,  и  вообще,  баба  тебя  под
каблуком держит.
   - Так и сказал?
   - Так и сказал, чтоб ему подавиться. А Ладка твоя, говорит, стерва, и  на
тебя ей наплевать, что-то она задумала, а ты, как пацан, перед ней на задних
лапках ходишь.
   - А наш-то недоумок что?
   - Спросил, не хочет ли Синица в морду, ну тот, натурально, не захотел,  и
разошлись по-доброму.
   - Вот ведь стервец, - разозлилась я. - Язык хуже, чем у бабы...  Конечно,
если мужику изо дня в день такое долдонить, кого хочешь достанет... А нам от
этого выгоды никакой.
   -  Вот  и  я  говорю,  Ладушка,  не  спеть  ли  нам  Синице  "Со  святыми
упокой..."?
   - Надо по-умному, никаких стрелков, чтоб Лом ничего заподозрить  не  мог.
Он после Святова никак в себя не придет...
   - Само собой, Ладушка, у меня и план  уже  есть.  Этот  стервец  любит  в
деревенской бане париться. Вот мы его и попарим.
   - Аккуратней, Танька, чтоб без сучка без задоринки...
   - Уж расстараюсь... - кивнула подружка. - Ну что, Ладушка, споем?
   - Споем, - согласилась я. - Готовь Вовку.
 
*** 
 
   В четверг пришла весть: Синица с двумя дружками угорел в бане.  Баню  эту
он только что построил  на  своей  даче  и,  так  сказать,  решил  обмыть  с
друзьями. Живым на свет божий извлекли только одного, но и он  по  дороге  в
больницу умер, а Синице с Петькой Трофимовым и "Скорая" не понадобилась.
   Похороны опять были пышными, вдова рыдала и на  гроб  кидалась,  хотя,  с
моей точки зрения, горевать ей было  особенно  нечего:  муженек  у  нее  был
непутевым, много пил, баб аж домой таскал, а  благоверную  колотил  смертным
боем.  Вдовий  наряд  здорово  красил  синяк  под  ее  глазом,  не  успевший
окончательно исчезнуть к моменту прощания с любимым.
   Я подошла  к  ней  и  выразила  соболезнования.  Вдова  зарыдала  громче,
всплакнула и я. Лом с оставшимися  в  живых  соратниками  топтался  рядом  и
монотонно бубнил:
   - Марин, мы тебя не оставим, о деньгах не  думай,  и  вообще...  все  что
надо... не чужие ведь люди.
   Когда певчие затянули Танькину любимую,  на  многие  лица  легла  светлая
печаль. Не одним нам  слова  пришлись  по  душе.  Мужики  сурово  хмурились,
женщины рыдали, а в  целом  все  было  по-людски  и  по-доброму,  как  любит
выражаться Танька.
   Она тоже всплакнула и зашипела на ухо:
   - Сколько Синице годов-то было?
   - Откуда я знаю? Лому ровесник.
   - Ох, молодой совсем, как жалко, - всхлипнула Танька. - Только б жить  да
радоваться...  Царство  ему  небесное...  А  поют-то  как  душевно,  век  бы
слушала...
   Я подозрительно покосилась на Таньку, но смолчала.
   Дома я стала выговаривать Генке:
   - Пить не смей, смотри, что делается. Один разбился, другой в собственной
бане угорел, а все через это окаянное пьянство. Ни в какую баню  ты  у  меня
больше не пойдешь.  А  выпить  захочешь  -  пожалуйста,  со  мной  в  родной
квартире. Пей на здоровье, но чтоб на глазах. Мало мне беспокойства,  теперь
жди тебя и думай: где ты и что с тобой...
   Лом выпил рюмку и закручинился:
   - Мы с Синицей в один садик ходили...
   - Куда? - не поняла Танька. Она приехала помянуть покойника и делала  это
с большим удовольствием.
   - В детский сад, дура, - разозлился Лом, - и в школу, в один класс.
   - И сидели вы вместе, да, Гена? - подсказала Танька.  -  Или  нет?  Я  уж
точно не помню, Святов, покойный, мне рассказывал, да я ведь  забыла.  Вроде
драку Синица затеял и мужика бутылкой ударил, а ты по дружбе на  себя  взял.
Его-то мамка с папкой отмазали. Папка у него ходил в начальниках, а  твой-то
уже сидел, и мамка твоя на  двух  работах  горбилась  да  в  подъездах  полы
намывала. Синице условно дали, а ты сел. Или это в другой раз было?
   Лом нахмурился. Танька ему водки подлила, сама выпила и продолжила:
   - Конечно, мужская дружба дорогого стоит, нам, бабам, не понять,  не  так
устроены... Хотя, если по чести, большой пользы я от этих старых дружков  не
вижу. Вот хоть бы тот же Синица,  что  он  тебе  доброго  сделал?  Ну,  пили
вместе... а ведь гонору сколько, думал, если вы в пацанах  на  пару  бегали,
так и теперь ты для него Генка Ломов. Все зубы скалил, Лом да  Лом...  Какой
ты им Лом? Ты теперь Геннадий Викторович, должны понять и прочувствовать,  а
у них никакого уважения... Жалко, конечно, Пашку, но, если честно, потеря-то
небольшая... Царство ему небесное, - добавила Танька и выпила еще рюмку.
   В конце мая вышла неприятность: один из наших парней попал в  больницу  с
пулевым ранением. Так как он был в сознании, из милиции  в  контору  явились
сразу.
   Чем они его взяли, мне неведомо, но  наболтать  он  успел  много.  Потом,
конечно,  испугался.  Само  собой,  в  органах  Лома  родным  не  считали  и
прицепились не хуже, чем репей к бродячей собаке. Особо страшно не было,  но
дело хлопотное, следовало взять его под контроль. Вот тогда я и вспомнила  о
Сердюкове. Позвонила и начала ласково:
   - Константин Николаевич, здравствуйте. Возможно, вы меня не помните,  мое
имя Лада Юрьевна, нас познакомила...
   - Да вы шутите, Лада Юрьевна, - засмеялся он. - Забыть вас невозможно,  и
вы это прекрасно знаете. Чем обязан?
   - Моему родственнику  необходим  адвокат,  лучший  из  всех,  кого  можно
сыскать. Я очень рассчитываю на вас.
   - Уголовное дело? - помолчав немного, спросил он.
   - В сущности, нет никакого дела... Может быть, мы встретимся, и я вам все
расскажу?
   - Хорошо.
   Через час мы сидели в ресторане. Пялился он на меня  так,  что  я  начала
краснеть.
   - Так в чем проблема? - улыбнулся он, увидев, что  его  взгляды  достигли
цели.
   - У племянника моей подруги неприятности... - Я не торопясь изложила суть
дела, приглядываясь к Константину Николаевичу.
   Он ухмылялся довольно цинично, моя грудь интересовала  его  много  больше
моих слов. Когда я закончила, он сказал:
   -  Дело  пустяковое.  Скажите  вашей  подруге,  если  она  существует   в
реальности, что показания, полученные у раненого или больного,  находящегося
под воздействием наркотиков, никакой суд к сведению не примет.
   - А он находился? - усмехнулась я.
   - Что-то ему наверняка успели вколоть по дороге в больницу.
   - Я могу на вас рассчитывать?
   - Можете, - кивнул он. - Уверен, вы знаете, сколько стоит мое время.
   - Разумеется, - улыбнулась я.
   Больше мы о делах не  говорили.  Где-то  через  полчаса  я,  извинившись,
отбыла домой. И сразу позвонила Таньке:
   - Собери все, что можешь, на Сердюкова.
   - Сделаем, а зачем?
   - Для того чтобы построить Империю, нужна крепкая команда.
   Танька только хмыкнула.
   Как Сердюков обещал, так и сделал. Стражи закона отнеслись к  ситуации  с
пониманием. Деньги адвокат запросил немалые,  я  дала  вдвое  больше.  Взял.
Через  неделю  я  опять  позвонила  и  попросила  о  встрече.  На  этот  раз
встречались на открытом воздухе, в парке.
   - Константин Николаевич, - сказала я, извлекая на свет бумаги  в  дешевой
папке. - Вот здесь обозначены ваши доходы за прошлый год, разумеется, не те,
о которых известно налоговой полиции, а настоящие суммы.
   Он усмехнулся, просмотрел бумаги и взглянул на меня с уважением.
   - Что дальше?
   - Если вы будете работать на нас,  то  получите  втрое  больше.  Это  для
начала.
   - На нас? - поднял он брови.
   - Скажем так - на меня.
   - И в чем будет заключаться моя работа?
   - В основном в толковых советах. Хотя может возникнуть ситуация, подобная
той, что была неделю назад.
   Он засмеялся.
   - Если я правильно понял, меня приглашает местная мафия.
   Тут и я засмеялась.
   - Мафия? На редкость неудачное определение... Моя подруга хочет построить
Империю, я ей помогаю. Не стоит так смотреть, я в своем  уме.  Если  хотите,
принесу справку от психиатра. У нас есть идея, но не хватает  образования  в
некоторых  вопросах.  Нам  нужен  такой  человек,  как  вы.  Ловкий,  умный,
циничный. Теперь еще немного о вас: работая в поте лица, вы через  несколько
лет, возможно, переберетесь в столицу. И кое-чего  достигнете.  Может  быть,
многого. Как повезет... Только лучше быть владыкой в своем королевстве,  чем
генералом в чужом. Через два года все деньги, которые в этом городе  шуршат,
снуют и мнутся, будут наши. А это  значит  власть  -  и  почти  безграничная
свобода.
   - Через два года? - спросил он.
   Я кивнула.
   - Возможно, раньше. Два года - это крайний срок.
   Тут он опять засмеялся и сказал:
   - Знаете, я вам верю.
   - И правильно, - улыбнулась я.
   - Ваша подруга тоже красива? - спросил он, взяв меня за руку.
   Я убрала руку, посмотрела на него и сказала:
   - Константин Николаевич, о вас отзываются как об очень умном человеке.  Я
вам предлагаю деньги, которых не стоит никакая женщина. Попробуйте отвлечься
от моей внешности,  представьте,  что  перед  вами  старуха  или,  например,
мужчина.
   Он усмехнулся.
   - Это трудно...
   - Тогда вообразите, что под платьем  у  меня  волосатый  живот,  а  грудь
накачана парафином.
   - А она накачана?
   Я взглянула ему в глаза, а он сказал:
   - Извините... Должен вам сказать, Лада Юрьевна, что  после  нашей  первой
встречи я тоже вами интересовался. Досье не собирал, но кое-что узнал, а кое
до чего своим умом дошел. Ситуация в  городе  мне  известна,  в  ней  многое
изменилось за несколько месяцев. После вашего первого звонка я с нетерпением
ждал второго, так что ваше предложение меня не удивило...
   - Значит, вы подумаете?
   - Мне нечего думать, - сказал он. - Я согласен.
   В парке мы пробыли долго, бродили по аллеям и разговаривали, где-то через
час перешли на "ты", это получилось само  собой  и  совершенно  естественно.
Несколько раз  он  смотрел  на  меня  с  неподдельным  восхищением,  и  я  с
удовольствием отметила, что на сей  раз  восторг  вызван  не  моим  лицом  и
шикарным бюстом.
   - Банк - дело перспективное, - кивнул он. - Разумеется, тут надо все  как
следует продумать, но в целом идея стоящая... Теперь я и сам думаю, что  два
года - это крайний срок...
   Он проводил меня до машины, и я сказала:
   - Пара практических советов: при Ломе веди  себя  скромно,  особо  ум  не
демонстрируй, лишний раз согни спину, будь  мудрым,  вслух  не  смейся.  Его
взгляд выдержать  трудно,  но  необходимо,  на  худой  конец  смотри  ему  в
переносицу. Ко мне обращайся только по имени-отчеству, никаких комплиментов,
улыбок или взглядов. Смотри в мою сторону, только когда  непосредственно  со
мной разговариваешь. Конечно, Лом поначалу воспримет тебя в штыки и рядом со
мной не захочет видеть. Терпи. Поведешь себя правильно, он привыкнет. Очки и
интеллигентность простит, а там и полюбит, как родного...  Пугать  мне  тебя
стыдно, умного учить  только  портить.  Покажется,  что  доля  мала,  скажи,
обсудим. У нас с подружкой не деньги, главное у нас  -  кураж...  А  начнешь
хитрить, так мы тебе споем...
   - Что? - не понял он.
   - "Со святыми упокой..."
 
*** 
 
   Как я и предполагала, Лом воспринял Сердюкова в штыки.
   - На хрена мне эта интеллигенция в доме? - орал он.
   Тут я, кстати, про дом вспомнила:
   - Что ты там строишь полгода? Хоть бы свозил раз...
   - Так ты сказала... - начал Лом.
   - Что с женщины взять? Мы, как известно, сегодня говорим одно,  а  завтра
другое. Конечно, насчет дома ты был прав, теперь я это  ясно  вижу.  И  хочу
дом... Только хочу по-своему. Кто там у тебя работает? Полгода возятся и что
успели сделать? Вечно норовят содрать побольше, пьют целыми днями и  наконец
сляпают какую-нибудь уродину.
   - Ладуль, какие проблемы, чего захочешь,  то  и  сляпают.  Поехали,  хоть
сейчас посмотришь.
   - Поехали... А адвокат нам нужен. У меня вся душа изболелась, когда менты
того парнишку в оборот взяли. Ночами не сплю, все думаю, как  бы  они  какой
пакости тебе не сотворили. У тебя натура широкая, скрытничать не  умеешь,  а
эти мерзавцы только и выжидают случая, как тебя  подловить.  Вот  Константин
Николаевич и займется тем, чтоб их мерзкие попытки не увенчались успехом.
   - Просто он тебе нравится: морда лощеная и трещит как заведенный.
   - Да он при тебе лишнее слово сказать боится.
   - И правильно, за лишнее слово я сам его в землю зарою.
   Мы стали строить дом и приручать Лома. Костя  оказался  умницей,  советам
внял  и  вел  себя  безукоризненно.  Как  Лом  ни   придирался,   а   ничего
подозрительного в нем усмотреть не смог, и вскоре уже  называл  его  Костей,
хлопал по плечу и приговаривал:
   - Головастый ты мужик...
 
*** 
 
   В пятницу была презентация по случаю  открытия  нового  банка.  Танька  с
Костей уже отбыли, собирались и мы с  Ломом.  Я  вертелась  перед  зеркалом,
муженек подошел сзади, обнял меня и запел:
   - Ладушка, до чего ж ты красивая, дух захватывает... Фигурка точеная... -
Он рукой залез под подол и ухитрился смять платье. - Давай  наплюем  на  эту
презентацию и дома останемся. Чего мы там не видели?
   Отказывать Лому не хотелось, но на этот раз я проявила твердость:
   - Потерпишь пару часов. Хочу взглянуть на этих умников и  прикинуть:  кто
там чего стоит.
   Умники особого впечатления не произвели. На следующий день к нам приехали
Танька с Костей и стали натаскивать Лома. Он  капризничал  и  злился,  а  мы
изрядно  помучились.  Однако  через  пару  недель  муженек  вошел  во  вкус,
возвращался с сияющими глазами и заявлял с порога:
   - Ладуль, ты сейчас со смеху умрешь...
   Со смеху я не умирала, но за мужа радовалась. Работать с ним стало  легко
и приятно. Память у Лома железная, не хуже его кулаков, и хоть  мозгами  его
бог немного обидел, зато хитростью и звериным чутьем снабдил в избытке, а  о
том, что карманы ближних следовало время от  времени  основательно  очищать,
Лому напоминать не приходилось. Костя умело его инструктировал, а Ломик  был
способен запомнить  текст  объемом  в  пять  страниц  и  на  следующий  день
воспроизвести  его  дословно.  Очень  скоро  ребята  в  банке  поняли,   что
заполучили. Но русский человек, как известно, задним умом крепок.
   Поздней осенью, после одного примечательного разговора с глазу на глаз  в
кабинете за дубовыми дверями, в котором Лом, к удивлению своего собеседника,
продемонстрировал недюжинный ум, а не  только  звериную  повадку,  у  нас  в
гостях появились двое мужчин. Правда, на гостей они были  похожи  мало,  так
как выглядели испуганными, нервными и  неприлично  суетливыми.  С  обоими  я
встречалась лишь однажды, на презентации, и поэтому позволила  себе,  открыв
дверь, выказать легкое недоумение.
   - Здравствуйте, - пропела я с улыбкой, глядя попеременно то на одного, то
на другого.
   Один из мужчин был среднего роста,  худой  и  бледный,  ранняя  лысина  и
борода клинышком, фамилия его была Перезвонов.  Лом  сразу  же  прозвал  его
Звонком за неуемную тягу к  красноречию.  Второй  -  высокий,  крепкий  и  в
отличие  от  товарища  говорил  мало  и  по  делу,  чему,   надо   полагать,
способствовала его фамилия: Молчанов. Сейчас он держал в руках черную папку,
по некоторым причинам очень меня интересовавшую.
   - Здравствуйте, - ответили они мне и улыбнулись, хотя было  заметно,  что
им не до улыбок. - Геннадий Викторович дома?
   - Дома, проходите, пожалуйста.
   Они вошли. В прихожей появился  Лом.  Так  как  визит  ожидался,  муженек
бродил по квартире в костюме, застегнутом на все пуговицы, и  выглядел,  как
всегда, сокрушительно, правда, на особый,  бандитский,  манер,  точно  назло
всем моим попыткам придать ему вид добропорядочного гражданина.