Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
- Вот сюда, пожалуйста, - сказала я, указывая рукой на дверь гостиной, а
Лом головой мотнул:
- Пошли, ребятки.
Я закрыла за ними дверь и прошла в соседнюю комнату. Здесь напротив друг
друга молча сидели Костя и Танька. При моем появлении подружка вскинула
голову и спросила:
- Лом справится?
- Еще бы.
Костя поднялся с кресла, подошел к окну и сказал тихо:
- Черт, волнуюсь, как на выпускном экзамене.
- Не стоит, - успокоила его я. - Все нормально и даже лучше. Генка понял,
чего от него хотят, а когда он случайно что-то понимает, ему цены нет.
Мы настроились на долгое ожидание, но разговор занял не более получаса.
Гости молча оделись в прихожей, потом хлопнула входная дверь, а мы покинули
комнату. Лом сидел в кресле и ухмылялся.
- Что, Геночка? - спросила я, устраиваясь на его коленях.
- Порядок, - кивнул он и поцеловал меня.
На столе лежала та самая кожаная папка. Костя сел, придвинул ее к себе и
стал внимательно изучать содержимое. Танька пританцовывала рядом и все
норовила заглянуть ему в глаза. Наконец Костя поднял голову, посмотрел на
нас по очереди и сказал:
- Молчанову сейчас самое время умереть.
Лом уставился на меня, а я едва заметно кивнула.
***
Я жарила мужу котлеты, Танька вертелась рядом, залезая руками то в один
салат, то в другой.
- Молчанова-то с попом хоронят, - минут через пять заявила она. - С
понятием люди...
- Сейчас модно, - пожала я плечами.
- Отпевание сегодня в час. - Танька задумалась, глядя на люстру. -
Человек он в городе уважаемый... был. И меня, кстати, приглашали...
- Сошлись на занятость, отправь вдове соболезнования, покойнику венок...
- Да нет, я бы сходила... отдала то есть последний долг... и вообще,
послушала, как поют.
- Помешательство какое-то, - разозлилась я.
- И вовсе не помешательство... В душе-то так чисто делается, и плакать
хочется.
- Что ж, - вздохнула я, - сходи поплачь.
Танька взглянула на часы и ходко затрусила к двери.
Однажды вечером Лом вернулся в сильной задумчивости, бродил по квартире и
все на меня поглядывал. Где-то часа через полтора не выдержал и сказал:
- Ладуль, мне с тобой поговорить надо...
Разговор вышел бурным, и я впервые накричала на муженька, а под конец
заявила:
- Ломик, с наркотой связываться не смей.
Традиционно этим промыслом в нашем городе занимались нехристи. С ними мы
уживались по принципу: у вас своя свадьба, у нас своя... Откуда теперь
ветром надуло, понять несложно: еще в прошлые времена Лешка Моисеев, давний
Ломов дружок, мутил воду и пел о бешеных деньгах.
- А чего от добра отказываться? - разозлился Лом. - Дело верное,
отлаженное, а нехристей мы в бараний рог свернем, нечего им у нас
хозяйничать.
Убрав из голоса командные нотки, я запела жалостливее.
- Я покойному Аркаше всегда говорила, не суйся. У нас дела, слава богу,
идут неплохо, а от добра добра только дураки ищут.
Лом упоминаний о бывшем соратнике не выносил, тут я дала маху. Мысли об
Аркаше возвращали к невеселым думам о Димке. Хотя времени, на мой взгляд,
прошло достаточно, и Ломовы раны я зализывала ежедневно и основательно, но
они все еще были свежи и болезненны.
- Аркаша без тебя шагу сделать боялся, а у меня своя голова на плечах, -
рявкнул он. - Лешка правильно говорит, я и сам вижу - дело верное. У нас
сейчас сила, все к рукам приберем.
Я испугалась этакой прыти и на следующий день собрала совет. Впервые
мнения разделились. Костя, выслушав меня, пожал плечами и заявил:
- Деньги не пахнут.
Танька пошла еще дальше.
- А почему бы и нет? Моисеев подлец, но не дурак, а в его намерении я
улавливаю признак гениальности.
- Замолчи, - разозлилась я. - Гениальность... У меня в отношении наркоты
твердое и незыблемое правило...
- Да знаю я, знаю, - нахмурилась подружка. - Не заводись. Речь идет о
деньгах, а не о моральных принципах.
- Мы строим Империю, - решив зайти с другой стороны, сказала я, - а
Империя - это законы. Их надо создать, а создав, придерживаться. Иначе в
один прекрасный момент все рухнет, как карточный домик. И еще. У каждого
человека должна быть черта, за которую не следует переступать. Пока он возле
нее топчется, бог его терпит, прощая кое-какие шалости, но нервы у господа
тоже не железные, может и разгневаться, а господь, как известно, всемогущ, и
силой с ним мериться дело зряшное.
Танька о господе размышляла в последнее время много и сейчас
запечалилась.
- Думаешь, влезем мы в это дерьмо и удача нас покинет?
- Думаю, - кивнула я. - Дело для нас новое, пока уму-разуму научимся,
много шишек набьем, а кое-чего и лишимся.
- И хочется, и колется, и мамка не велит, - почесав нос, сказала Танька.
Костя поднялся с кресла.
- Если Лада против, это уже повод отказаться. Тут другая проблема: Лом.
- Лома я беру на себя, - кивнула я.
- А получится? - впервые усомнилась в моих способностях Танька. - Уж
больно завелся.
- Получится, - заверила я. - А вот Моисеев нам теперь не ко двору. Дурной
советчик хуже чумы.
- Споем? - насторожилась Танька.
- Придется спеть, - сказал Костя. - Но сделать это нужно с высочайшего
соизволения. Если Лешка сейчас сыграет в ящик, даже осел поймет, в чем дело,
а Лом далеко не так глуп, как иногда кажется. Если чего заподозрит, мы
утратим влияние на него и вся работа тогда впустую.
- Да-а, - протянула Танька и глубоко задумалась.
- План давай, - сказала я.
- План будет. Берись за Лома, а я прикину, как половчее взяться за
Моисеева.
Весь вечер я ходила опустив глазки, с мужем была ласкова, но тиха и
молчалива. Дважды всплакнула, сначала в ванной, потом на кухне, когда мыла
посуду. Лом сразу подмечал изменения в моем лице, но здесь, как видно, решил
держаться и стойко молчал. Я о делах даже не заговаривала, а ночью
прониклась к мужу особой нежностью.
- До чего ж ты настырная, - вздохнул Лом, поднялся, прошелся по спальне,
сходил на кухню и принес сок в высоком стакане, а потом сел на постель,
разглядывая меня с некоторой суровостью. - Обязательно чтоб по-твоему было,
- сказал обиженно. - Ну ладно там бабьи капризы, я ж все понимаю, потому
никогда тебе ни в чем отказу нет. Хоть раз я сказал тебе "нет", а? Хоть раз
разозлился или дал понять, что чего-то мне не по душе? Сама ведь знаешь:
стоит тебе словечко шепнуть или кивнуть головкой - так я в лепешку расшибусь
для твоего удовольствия. Но куда не просят, не лезь. Ты баба умная, и советы
твои я всегда выслушиваю, только решать, что и как, буду сам.
- Не в том дело, Геночка, - запричитала я. - Совсем другое меня мучает.
На днях по телевизору показывали детей, лет по двенадцати, не больше, а они
уже наркоманы. Смотреть, жуть берет, на людей не похожи, а у каждого
родители, и отец с матерью уж, верно, такой жизни им не желали, и
родители-то все приличные, не какая-то там пьянь... Только разве убережешь,
когда это зелье везде и всюду? Ты знаешь, что в городе творится? Возьми
любую школу - каждый второй старшеклассник эту дрянь уже пробовал, во всех
ночных клубах купить ее без проблем, только знай, к кому подойти, а не
знаешь, так доброхоты подскажут. А хуже наркоты ничего нет, самая
привязчивая зараза. Я ведь тебе про брата рассказывала... Такое вообразить
невозможно, и боже сохрани нам с тобой подобное пережить: видеть, как родной
тебе человек превращается в полуидиота... - Тут я зарыдала в полный голос, а
муженек стал меня обнимать и по спине наглаживать. - Страшно мне, Гена, бог
накажет... А у нас с тобой сейчас все так хорошо, что божий гнев нам без
надобности. Неужто из-за паршивых бумажек будем собственных детей травить?
Денег у нас, слава богу, хватит и нам, и внукам, чего ж грех-то на душу
брать?
- Ладно, Ладуль, чего ты, - расстроился Лом, вытирая мои горькие слезы. -
Я, честно, как-то не подумал об этом, ну, то есть о твоем брате и как ты
вообще к этому относишься. Разозлился, потому что гордость заела: мол, опять
все по-твоему, а я что ни скажу, все не в масть... Когда ты со мной
поговоришь, все ясно становится, вот хоть сейчас, я теперь и сам вижу, что
нам гадость всякая без надобности. Мы найдем, где лишние бабки сшибить.
- Я ведь почему против Лешки взъелась, - шмыгнув носом, решила пояснить
я. - Он ведь жаден до глупости, и никакого в нем нет человеческого понятия.
Это я с тобой могу поговорить, и ты поймешь, а у него душа давно запродана,
и дальше своего длинного носа он ничего не видит. И тебе в уши шипит...
- Больно я его слушаю... - махнул рукой Лом и полез целоваться. Потом
поднял голову, заглянул мне в глаза и, кашлянув, спросил не без робости:
- Ладуль, ты не беременна, нет?
- Сейчас и рожать-то страшно, - пожаловалась я. - Такое вокруг...
- Глупости. Бабы должны рожать, и бояться совершенно нечего, в
особенности тебе... Нехристей, кстати, потеснить надо, живут как у себя
дома. Пусть своих ребятишек травят, а наши сами придумают, чем себя в гроб
вогнать.
***
Через пару недель, явившийся с обычным отчетом Вячеслав Сергеевич,
по-домашнему Славик, сосватанный нам Костей и ведущий теперь всю
бухгалтерию, мужик умный и понятливый, сказал, обращаясь к Лому:
- Гена, Лешку Моисеева проверить надо. Есть у меня подозрение - ворует
много, зарвался, решил, что в казино он полный хозяин.
- Что же, на него ревизию насылать? - усмехнулся Лом.
- Ревизия - дело не наше, а вот проверить да на место поставить -
необходимо. Я знаю, вы друзья, но это для воровства не повод. Друзей
уважают, а не обворовывают. Сдается мне, что Моисеев это забыл.
- И как ты его поймать думаешь? - удивился Лом.
- Дело нехитрое, зашлю к нему человечка, Лешка и знать ничего не будет.
Человечек со стороны, парень башковитый, он разберется, что там за дела...
Через месяц перед Ломом лежали бумаги, из которых следовало, что воровал
Моисеев давно и помногу. Лом к этому известию отнесся спокойно.
- Ну и что? - спросил, отодвигая бумаги в сторону. - Пусть ворует...
- Не в том дело, что украл, - взъелась Танька, вскакивая с кресла, - а в
том, что уважения к тебе нет... Только дураки себя обманывать позволяют, -
сорвалась подружка и тут же язык прикусила под мрачным Ломовым взглядом.
Впрочем, своротить ее с выбранного пути затруднительно, и она, помолчав
немного, забросила пробный камень:
- Много воли взял, вообразил, что с тобой тягаться может. И распоясался.
Язык точно помело. Мне донесли: на днях болтал, подлец, что, мол, Лома за
одни Ладкины титьки давно бы пристрелить надо...
- По пьяни чего не брякнешь, - отмахнулся Лом. - Языки хуже бабьих. А
Лешка, как зальет глаза, наболтать может что угодно...
Нежелание муженька распрощаться с дружком очень нас расстраивало, а
"спеть" Моисееву по собственному почину теперь и вовсе сделалось опасным.
- Вот что, душа моя, - сказала мне Танька, - потрись-ка малость возле
Лешки. Он на тебя со старых времен глаза пялит.
- Спятила? - удивилась я. - Да Лом мне голову оторвет.
- А ты по-умному. Никаких слов и лишних движений, одни томные взгляды.
Лешка - бабник, мозги у него в штанах, опять же чужая жена завсегда слаще.
Удовольствие двойное - и бабу трахаешь, и дружку свинью подложишь. А Ломик
его сильно печалит: высоко взлетел. Лешке так не подпрыгнуть. Оттого в
удовольствии себе не откажет, клюнет. А наживочку проглотит, ему удержу не
будет, полезет на рожон: мужик он характерный. Тут мы его, милого, и
прихватим.
***
Очень кстати подошли новогодние праздники, в конторе народ гулял трое
суток. Я решила почтить ресторан своим присутствием и отправилась туда
вместе с муженьком. Моисеев чувствовал себя здесь хозяином, раз пять назвал
Генку Ломом, чтоб, значит, все слышали, и братски хлопал его по плечу. В
ответ муженек его обнял, вспомнил что-то касаемое юных дней и назвал братом.
- Здравствуй, Ладушка, - полез ко мне Лешка. - Красавица ты наша. Совсем
забыла старых друзей, а ведь когда-то мы часто виделись.
Губы Ломика кривились в улыбке, но зрачки стали узкими, как у кошки.
Танька права, мозгов у Лешки немного, а чутья и того меньше.
Сели за стол. Танька плюхнулась слева от Лома, я по правую руку, а Лешка,
желая быть поближе к другу, рядом со мной. Застолье было бурным, в духе
старых времен. Я взирала на все это без одобрения, но спокойно.
- Поедем домой? - шепнул Лом.
- Отчего ж? Не хочу, чтобы умники трезвонили, что я тебя от дружков
отваживаю. Посидим, полюбуемся.
Подвыпившие девицы перегнули палку. Я усмехалась, а Генка ерзал. Когда
мне все это надоело, я вышла на свежий воздух. Моисеев поспешил за мной.
- Не нравится тебе у нас, Ладушка, - сказал с подлой улыбкой.
- Не нравится, - кивнула я. - Ты девок от Лома убери, не то я вашему
заведению существенный ущерб нанесу. Девки твои моему мужу без надобности.
- Надо думать, - согласился Лешка. - Повезло Лому, ничего не скажешь.
- И тебе бы повезло, если б ворон не ловил.
Я вернулась в ресторан. Лом в холле хмуро оглядывался, увидев меня,
шагнул навстречу, тут и узрел в окно курившего на крыльце Лешку.
- Что еще за дела? - спросил грозно.
- А никаких дел, Гена. Посоветовала я дружку твоему девочек слегка
сдерживать. Женщина я тихая, но какой-нибудь зарвавшейся стерве вполне могу
глаза выцарапать.
- Опять ты за свое... - всплеснул руками Лом.
- Опять. Превратили ресторан в помойку, прости господи.
Вернулись в зал. Через несколько минут самые прыткие леди незаметно нас
покинули. Лом выглядел довольным, Танька ухмылялась и что-то Моисееву на ухо
шептала. Тот скалил зубы и посматривал на меня. А я на него. Не часто, но со
значением. Лешка пил много, а пьянел быстро. Глядя на меня и пуская слюну,
стал вспоминать былые времена, наболтал много, мужа бывшего и того приплел,
а потом и Димку. Лом поднялся и, забыв об улыбке, сказал:
- Хорошо посидели, пора по домам.
- Куда спешишь, Лом, дай на твою жену полюбоваться.
- Какой дурак, - восторженно шепнула мне в ухо Танька.
- Ты на свою любуйся. Поехали, Лада.
Одарив Моисеева на прощание нежным взглядом, я пошла за мужем.
Лишь только сели в машину, я отвернулась к окну, а Танька, хитрая бестия,
начала шипеть:
- Чего ты расстраиваешься? Больно надо из-за дурака слезы лить... Пьянь
окаянная... язык-то без костей.
- Ладуль, ты чего? - насторожился Лом.
- Я сюда больше не поеду и этого идиота видеть не желаю. Что он себе
позволяет?
- Да, в былые-то времена за меньшее головы лишались, - покивала Танька. -
Лешка сам распустился донельзя и мужиков распустил, по пьяни при бабах такое
болтают... ума нет, господи, прости... И Ладуля права, что обиделась. Хоть
он и твой друг, нечего так пялить глаза и вспоминать всякие глупости. Ладка
жена тебе, ему б знать надо, что чужая собственность, особенно твоя,
неприкосновенна. А он гляделками-то сожрать готов. Нехорошо это, не
по-людски. Мысли его блудливые на глупой роже написаны. Конечно, Ладка
никогда ничего ему такого не позволит, но тут дело даже не в этом. Если
человек без понятия и на чужое зарится, ему и в делах доверия никакого:
продаст в малом, продаст и в большом...
***
Дня через три, выходя из бассейна, я с удивлением обнаружила невдалеке
Лешкину машину. Сам он тоже не замедлил появиться. Был трезв, чисто выбрит и
прилично одет, что вообще-то редкость. Я думала, глупости его не хватит на
то, чтоб вот так притащиться, и на результаты рассчитывала не ранее чем
через месяц. Но Танька и тут оказалась права: Моисеев лез в капкан, как
медведь в улей, особо не мудрствуя.
- Здравствуй, Алеша, - сказала я с некоторым удивлением.
- Привет, - ухмыльнулся он. - О фигуре печешься?
- Пекусь, - кивнула я. - У меня теперь одна забота: мужа ублажать, а
фигура в этом деле вещь необходимая.
- Да, ничем таким тебя бог не обидел...
- А ты здесь по какой надобности? - поинтересовалась я.
- Проезжал мимо, тебя увидел... Давай прогуляемся, погодка зашибись, и
вообще...
Я посмотрела на него со значением, колыхнула бюстом и головой покачала:
- Ни к чему нам с тобой прогуливаться. Разговоры пойдут, а с Ломом шутки
плохи...
- Не надоел он тебе?
Я улыбнулась.
- Мужики рассказывают, он по утрам с твоей собачкой гуляет, неужто
правда?
Я улыбнулась еще шире, а Лешка силился придумать, что ж такого еще
сказать.
- Ты на машине? - спросил он.
- Нет, люблю свежим воздухом подышать.
- Садись, отвезу.
Я вскинула брови и головой покачала.
- Не верю, что так мужа боишься. Он же перед тобой на задних лапах ходит.
Все знают.
- Не стоит всякие глупости повторять... - Я смерила его взглядом и
добавила со значением:
- У вашего брата языки длиннее бабьих. А мне пересуды ни к чему... До
свидания. - Я шагнула в сторону. - Заходи в гости.
- Зайду, - туманно ответил Лешка.
***
И в самом деле вскоре зашел, как водится, с бутылкой. Устроился на нашей
кухне с таким видом, точно собирался здесь состариться. Был уже сильно
навеселе и болтать принялся с порога. В первые полчаса Лом вроде бы
обрадовался дружку. Я на стол накрыла и немного с ними посидела. Потом ушла
с кухни, забыв закрыть дверь, и стала чутко вслушиваться. Лом честно пытался
найти с приятелем общий язык, не подозревая, что судьба успела развести их
далеко и основательно. Лешкина пьяная физиономия, громкий голос, матерщина и
манера вытирать руки скатертью очень скоро начали действовать ему на нервы.
Лом замолчал и томился еще с полчаса. Сам он пил умеренно, в последнее время
и вовсе редко, а в подпитии либо молчал, либо гневался, в зависимости от
настроения. Моими стараниями настроение поддерживалось неплохое, потому
гневливым я его не видела давненько. Теперь же в ответ на настойчивые
Лешкины советы Лом пару раз сорвался и рявкнул, причем громко и нецензурно,
от чего я успешно его отучала. Как не порадоваться Лешкиной глупости?
Подошло время гулять с собакой, я оделась и заглянула на кухню:
- Гена, я с Рокки погуляю.
Лом заерзал, отпускать меня одну, да еще по вечерам, он не любил.
- Потерпит немного, попозже сходим.
- Ничего, я погуляю, - проявила я понимание. - Отдыхайте.
Было заметно, что отдыхать Лому надоело. Он вышел за мной в прихожую.
- Ладуль, погуляй у подъезда. На улице темень, а ты не с бультерьером
идешь, от Рокки пользы никакой, только звон пустой.
- Я во дворе постою, - согласилась я. - Очень он волнуется.
Я ушла, а когда вернулась, Лешка уже нагрузился до такой степени, что сам
себя не помнил. Хватал меня за руки, приставал с выпивкой, шутки отмачивал
такие, что святого достанут. Лом святым не был, физиономия его багровела,
глаза наливались кровью, а кулаки сжимались. По всему выходило, что
легендарный припадок последует незамедлительно. С сочувствием взглянув на
мужа, я удалилась. Лешка был так пьян, что признаков надвигающейся бури не
углядел и вскоре встретил ее лицом к лицу. Лом спустил его с третьего этажа
без лифта, правда вызвав предварительно такси. Вернулся злой, как черт. Я
принялась его утешать.
- Вроде мужик неглупый, - гневался Ломик, - а выпьет, дурак дураком. Чего
городит...
- Геночка, ты не сердись, я понимаю, он твой друг, и не хочу, чтобы ты
решил, что я друзей от тебя отваживаю, но еще один такой визит я могу и не
пережить. Не люблю, когда меня посторонние люди за руки хватают.