рацкий...
   - Дурацкий, а сработал. Отовремся, не боись. Ты под Димкой лежала,  сумку
спрятать не могла. А кто в квартиру входил, неизвестно. И был ли кто, и была
ли сумка. Стоим насмерть.
   Услышав звонок в  дверь,  я  в  стол  вцепилась,  Танька  полоснула  меня
взглядом:
   - Смотри, Ладка, - и пошла открывать.
   В кухню влетел Аркаша.
   - Димка где? - рявкнул зло.
   - Нет его, - ответила я, - завтра быть обещал. А чего?
   - Чего? Или не знаешь?
   - Не знаю, - нахмурилась я,  чувствуя,  как  бледнею.  -  Аркаша,  что  с
Димкой, говори.
   - Стервец, мать его, курьером послал, с деньгами... Ни его, ни денег, как
в воду канул...
   Я за сердце схватилась.
   - Аркаша, Димка не вор, что-то случилось...
   Аркаша бухнулся на стул.
   - Не дурак, понял. Ох, господи.
   - Да жив ли он? - ахнула я.
   - Не каркай, - вскинулся Аркаша. - Жив, не жив, за такие деньги и  его  и
меня зарежут. Удружил сынок.
   - Боже мой, - слезы по моему лицу катятся, зубы стучат, -  да  что  ж  ты
сидишь-то? Димку спасать надо, деньги собирать. Попроси  отсрочку,  слышишь?
Заплатим с процентами, пусть подождут. Аркаша, делать что-то  надо.  Машину,
квартиру продавать, помоги, слышишь? Без всего останусь,  а  деньги  соберу.
Танька, поможешь?
   - Да что ж я, зверь, что  ли?  Помогу.  Соберем.  Да  ты  что  сидишь?  -
накинулась она на Аркашу. - Двигаться надо, выручать парня.
   - Убить бы его надо, - тяжко вздохнул тот.
   - Что болтаешь, что болтаешь? - заорала Танька. - Убить.  И  убьют,  если
пнем сидеть будешь. Соберем деньги, заплатим, потом разберемся. И у меня  на
черный день есть.
   - Танька, спасибо тебе, - еще больше заревела я. - Век помнить буду.
   - Свои люди, сочтемся, - ответила она.
   Ночью позвонил Димка, голос дрожал.
   - Лада, плохи мои дела. Спрятаться надо.
   - Димочка, - торопливо начала я, - все знаю, Аркаша был... Где ты?  Я  за
тобой приеду.
   Кинулась  к  нему  со  всех  ног.  Димка  вышел  ко  мне,  бледный,  лицо
отрешенное. В машину сел, я к нему прижалась, за руки схватила.
   - Мальчик мой, не бойся, соберем деньги. Я тебя сейчас  спрячу,  ни  одна
живая душа не найдет.
   - Лада, ты меня любишь? - спросил он, как-то странно глядя.
   - Люблю, очень люблю, - заверила его я.
   - Если уехать придется, поедешь со мной?
   - Поеду, хоть на край света поеду. Не переживай,  все  сделаем,  с  отцом
говорили, Танька поможет, соберем.
   Ни машину, ни квартиру мне продавать не пришлось.  Аркаша  деньги  нашел,
обо всем договорился, в чем я ни минуты не сомневалась.  Димку  простили,  с
уговором, что он навсегда отойдет от дел. Оно  и  к  лучшему.  Аркаша  через
неделю ко мне приехал.
   - Знаешь, где он? - спросил устало.
   - Знаю.
   - Пусть возвращается.
   - Аркаша, - запела я, кинулась ему на шею, он меня по заднице погладил.
   - Эх, Ладка. Ну на что он тебе? Оставил отца без штанов. Я теперь весь  в
долгах... Сколько ж надо горбиться, чтобы все вернуть.
   - Аркаша, - грозно сказала я, - не греши, сын он тебе. Сын,  а  деньги  -
тьфу, наживешь. И не прибедняйся.  Тебя  потрясти,  много  чего  интересного
вытрясешь.
   - Что хоть случилось-то? - минут через пять спросил он.
   - У него спрашивай. Я не знаю. Не до расспросов было, парень едва живой.
   В тот же день я съездила за Димкой. Он пошел домой мать успокоить, ну  и,
само собой,  от  отца  нагоняй  получить.  Через  неделю  опять  на  станцию
техобслуживания устроился, и все помаленьку утряслось.
   - Ты чего отцу соврал? - как-то спросила я.
   - О чем?
   - О сумке.
   - Я правду сказал: потерял. Так и было.
   - Вот я и спрашиваю, зачем соврал, почему не сказал, что  у  меня  в  тот
день был?
   - Тебя-то зачем во все это впутывать? Ни к чему.
   - Где же эта сумка? - удивилась я.
   Димка посмотрел как-то туманно, пожал плечами.
   - Не знаю.
   Аркаша деньги давать перестал, сославшись на долги. Димкин заработок  был
смехотворным.  Ворованные  деньги  мы  с  Танькой  разделили,   но   трогать
опасались. Жить на зарплату было невесело. Димка  все  на  меня  поглядывал,
задумчивый какой-то стал.
   - Лада, плохо тебе со мной?
   - Дурачок, мне с тобой так хорошо, что словами не скажешь.
   - Может, мне другую работу подыскать?
   - Замолчи, все у нас есть, проживем.
   Тут я, конечно,  лукавила.  Без  денег  было  туго,  и  вообще  жизнь  не
радовала. Разумеется, Димку я любила, но находиться  под  чьим-то  неусыпным
контролем двадцать четыре часа в сутки утомительно. К  тебе  приглядываются,
присматриваются, а ты чувствуешь себя едва  ли  не  преступницей.  В  общем,
отсутствие доверия больно ранило мою душу.
   Танька проявила понятливость.  Уселась  на  диване,  уставилась  в  угол,
потосковала, сказала с тяжким вздохом:
   - Да. Невесело.
   - Куда уж веселее, - разозлилась я, садясь рядом.
   - Обидно, - кивнула  подружка,  -  баксов  черт-те  сколько,  а  ведь  не
попользуешься...
   - Молчи уж лучше.
   - На меня-то чего злиться? - Танька опять вздохнула. - Что, Аркашка денег
не дает?
   - Не дает. Говорит, сынок по миру пустил.
   - Врет.
   - Конечно.
   - Это он тебя выдерживает, мол, затоскует Ладушка  без  денег  и  ко  мне
вернется.
   - Еще чего... Я Димку люблю.
   - Да я знаю, знаю... А я вчера у Петрушина на даче была. У  художника.  Я
тебе про него рассказывала?
   - Рассказывала, - проворчала я.
   - Уехал он в Германию...
   - Скатертью дорога...
   - А дачу, значит, мне оставил. То  есть  на  время,  конечно,  покуда  не
вернется. Присматривать... ну и попользоваться...
   - У тебя что, дачи нет?
   - Такой, может, и нет. В подвале за шкафом стена отодвигается, веришь?  И
там помещение, большое. А из него еще ход, подземный. Метров пять,  выходишь
за огородом. Скажи - класс?
   - Глупость какая, - покачала я головой. - Подземный ход дурацкий, на  что
он тебе?
   - Ну... - туманно как-то сказала Танька. - Интересно. Дом старый.  Вадим,
то есть художник-то, говорит, что здесь  молельня  была,  какие-то  сектанты
собирались, вот и нарыли.  Врет,  поди...  А  все  равно  занятно...  Хочешь
взглянуть?
   - Не хочу, - хмуро ответила я.
   - Настроение плохое, - кивнула Танька, - я понимаю. Аркашка подлец, и, по
справедливости, его бы наказать надо.
   - Надо, - усмехнулась я.
   - Для Аркашки самое большое наказание - бабок лишиться.
   - Лишился он бабок, и что?  Нам-то  от  этого  радости  мало,  коли  даже
попользоваться не можем.
   - Моральное удовлетворение, - пожала Танька плечами. -  Опять  же,  время
придет - попользуемся.
   Я подозрительно покосилась на нее. Танька помолчала немного,  мечтательно
глядя в угол, и сказала:
   - Я как этот подвал увидела, так всю ночь не спала. Все думала, до чего ж
место идеальное.
   - О господи, - вздохнула я. - Для чего идеальное, картошку хранить?
   - Не-а. Вот, к примеру, мы бы решили кого-нибудь похитить с целью выкупа.
Лучшего места, где человека держать, просто не придумаешь. Искать будут,  не
найдут.
   - И кого ты похищать собралась? - усмехнулась я. - Аркашу?
   - Да кто ж за него копейку даст, только перекрестятся... - Танька малость
помолчала, а потом заявила, глядя на меня с ласковой улыбкой:
   - Вот ежели бы тебя украли, помилуй  нас,  господи,  то  папуля,  как  ни
крути, раскошелится. Не может он забыть твоих прелестей, тоскует...
   Я кашлянула и сказала недоверчиво:
   - Чего ты городишь? Кто меня украдет, и на кой черт?
   - А мы и украдем, то есть похитим. С целью выкупа. У меня и план есть.
   - Ты, Танька, дура, прости господи. Да нам башку оторвут.
   - Ну, по сию пору не оторвали, может, и доживем  до  старости...  Скучно,
Ладушка, и подлеца Аркашку наказать бы стоило...
   - Танька, - укоризненно сказала я, - похищение с  целью  выкупа  -  самое
опасное преступление. В том смысле, что на  каждом  этапе  завалиться  проще
простого...
   - Так мы ж не дуры какие... Прикинь. Ты отбываешь на дачу  и  сидишь  там
тихохонько. Ночью вполне можешь на улицу выйти, воздухом подышать. Замок  на
двери висеть будет, а ты потайным ходом. А днем в подвале посидишь, наберешь
книжек побольше. Ты ж читать любишь...
   - Да не в этом дело, - поморщилась я. - Требование о выкупе  как-то  надо
передать. Твой голос узнают, а брать в дело третьего - опасно.
   - А и не  надо  никакого  третьего.  Письмецо  напишем  старым  анонимным
способом: вырежем буковки из газетки и на бумажку  наклеим.  Ты,  кстати,  и
займешься, делать тебе в подвале все равно нечего.
   - Глупость несусветная... Ну ладно. Допустим, письмо составили, и  Аркаша
заплатить решил. Деньги надо как-то получить. Аркаша  за  копейку  удавится.
Значит, за деньгами приглядывать будут, и мы, две умницы,  сгорим  во  время
передачи.
   - Еще чего, - фыркнула Танька, - может, Аркаша и не дурак,  но  и  мы  не
вчера на свет родились. Поставим условие, что деньги передаю я.
   - Допустим. Но за тобой следить будут.
   - А мне что? Лишь бы им в радость. К  нашей  помойке  мусорка  подъезжает
ровно в восемь.
   - Чего? - не поняла я.
   - Мусороуборочная машина, - терпеливо пояснила Танька. - Никогда таких не
видела? Далее она следует по проспекту до пересечения с улицей Погодина. Там
прихватывает последние контейнеры. Я сегодня за ней покаталась. На  Погодина
она приезжает где-то в 9.45. Улавливаешь?
   - На что тебе мусор? -  запечалилась  я.  -  Чем  у  тебя  вообще  голова
забита?
   - Ладно, ты без денег нервничаешь,  оттого  туго  соображаешь.  В  письме
напишем, чтоб деньги упаковали в кейс, который, само собой, повезу  я.  Кейс
надо оставить в контейнере на улице  Погодина,  где-то  в  9.40.  Подъезжает
мусорка, контейнер забирает и  далее  следует  на  свалку.  Мальчики  Аркаши
следуют туда же. Если и смогут кейс найти, то, само собой, уже пустой. Пусть
голову ломают, куда и как деньги по дороге ушли.  Кстати,  сегодня  шофер  с
этой самой мусорки завтракать заезжал, в кафешку на Савельевской. Народу там
всегда тьма, машины  впритык  стоят.  Жует  дядька  не  торопясь,  где-то  с
полчаса. Аркашины мальчики потоскуют, к тому же со стороны все это  выглядит
подозрительным. Когда и в какой момент деньги из-под носа увели,  сообразить
будет трудно. Я засмеялась.
   -  Так...  Ты,  конечно,  прихватишь  второй  кейс.  Пустой  выбросишь  в
контейнер, а с денежками спокойно махнешь домой?
   - Конечно.
   - А если проследят? - напомнила я.
   - Но не до двери квартиры. У меня соседка в отпуск уехала, ключ от своего
жилища мне оставила. Зайду к ней, оставлю деньги, пусть полежат маленько...
   - Кейс у тебя в руках заметят, - нахмурилась я.
   - Повешу мешок на шею, плащ надену, белый, трапецией. По дороге деньги из
кейса придется быстренько в мешок переложить. Купюры надо требовать крупные,
чтоб долго не возиться. Парни близко  подкатить  не  рискнут,  так  что  при
известной ловкости провернуть это нетрудно...
   - Они могут проверить кейс после того, как ты бросишь его в контейнер,  -
сказала я.
   - Вряд ли, опасно.
   - Его может увидеть шофер мусорки.
   - Рискнем. Хотя контейнером он особо не интересуется.
   - А если Аркаша заявит в милицию?
   - Это тоже вряд ли... Врагов у него полно, он гадать начнет, кто  из  них
ему свинью подложил.
   - Он может не дать ни копейки... - нахмурилась я.
   - Как же... слабо старичку. Любовь, она дорогого  стоит,  а  последняя  и
вовсе бесценна. Раскошелится.
   - А я что рассказывать должна?
   - Шла по улице, подскочили двое,  затолкали  в  машину,  глаза  завязали,
куда-то привезли. Держали вроде бы в  подвале,  еду  приносили,  когда  свет
выключали, на пол ставили. Потом  в  масках  вошли,  опять  глаза  завязали,
вывели и в машине повезли куда-то. Велели до ста сосчитать.  Повязку  сняла,
сижу на скамейке в парке Пушкина. Времени продумать  всякие  детали  у  тебя
будет сколько угодно. Ну?
   - Исключать милицию нельзя, - покачала я головой.
   - Аркаша будет держать меня в курсе. Перепугается, гад, наболевшим начнет
делиться.
   - Засыпаться - раз плюнуть.
   - Рискнем, - хмыкнула Танька. - В  случае  чего  скажешь,  что  пошутила.
Приласкаешь папулю, никуда не денется, простит.
   - Меня - возможно, но не тебя.
   - Моя идея - мой риск.
   - Когда-нибудь мы доиграемся, - вздохнула я.
   - Дуракам везет, - хохотнула Танька.
   - Как ты мне сообщишь, что на скамейке в парке пора объявиться?
   - На даче телефон есть. Позвоню. Ты сядешь на автобус и приедешь. Не  зря
говорят: все гениальное просто.
   Мы посмотрели друг на друга сначала усмехаясь, потом растянули губы шире,
а после и вовсе принялись хохотать.
   - Ну? - хмыкнула Танька.
   - Заметано, - ответила я.
 
*** 
 
   На следующее утро муж отправился на репетицию, Димка  трудился,  а  я  за
газетами сходила. Приехала Танька, и мы взялись за работу. Письмо получилось
лаконичным и устрашающим. Танька сумму проставила, я нахмурилась, а  она  от
широты души хлопнула еще один нолик.
   - Ну и аппетиты у тебя, - покачала я головой.
   - Рисковать, так по-крупному. Есть такие деньги у папули?
   - Есть, - кивнула я. - У папули много чего есть, вопрос только -  захочет
ли он раскошелиться?
   - А куда ему деваться...
   Следы своего трудового подвига мы тщательно уничтожили.
   - Ну вот, - почесала Танька за ухом,  -  письмо  подброшу,  и  завертится
машина.
   Меня стали одолевать сомнения.
   - Танька, может, подождем с твоим планом? Не ко времени сейчас. У  Аркаши
с Ленчиком нелады. Пожалуй, не до меня папуле...
   - Не дергайся. Решили, значит, нечего тянуть. Ленчик сам по себе, а у нас
время - деньги.
   - Меня муж на работу отвозит, а Димка встречает. Когда  меня,  по-твоему,
"похитить" могут?
   - У тебя завтра "окно" в занятиях есть?
   - Завтра среда? Есть.
   - Вот и сходи в магазин...
   День  выдался  пасмурным,  настроения   с   самого   утра   никакого.   Я
чертыхнулась, глядя в зеркало, и Таньку  помянула  недобрым  словом.  Ох,  и
вляпаемся мы с ее гениальными планами... Не сносить нам головы... Но в одном
она права: затеяли дело, так надобно его  до  конца  доводить...  Валерка  в
ванную заглянул, спросил хмуро:
   - Ты готова?
   Последнее время виделись мы редко, а говорили и того меньше. Покидать  он
меня не спешил, но злился и копил обиду.
   - Готова, - ответила я, думая о своем.
   - Тогда поехали. Я сегодня вечером задержусь, - сказал он уже в машине. -
Твой мальчик тебя встретит?
   - Конечно. А ты к своей "бабушке" поедешь? - съязвила  я.  Валерка  глаза
выпучил, но промолчал. Да, настроение сегодня ни  к  черту,  и  мужа  я  зря
дразню. Какой-никакой, а все-таки муж,  и  следует  соблюдать  приличия.  Мы
подъехали к школе.
   - Спасибо, - кивнула я, стараясь быть поласковее.
   - Пока, - ответил он, помолчал немного и вдруг спросил:
   - Ладка, как мы докатились до всего этого?
   Отвечать я не стала, хлопнула дверью и ушла.
   Из  школы  позвонила  Таньке  на   работу.   Поздоровавшись,   она   лихо
поинтересовалась:
   - Ну что? Приступим?
   - Приступим, - вздохнула я.
   - Не слышу боевого задора.
   - Да пошла ты к черту...
   - Все там будем... Адрес помнишь, где ключ  спрятан,  знаешь.  Жратвы  на
целую роту, книг - библиотека, на любой вкус. До половины шестого я в  своем
кабинете.
   Мы простились, и я трубку повесила.
   "Окно" у меня с часу до половины третьего.  В  учительской  я  возвестила
всем желающим услышать, что иду в магазин, накрапывал дождь, и составить мне
компанию никто не решился.
   Я вышла из школы, раскрыла зонт и направилась к остановке. Дача художника
Петрушина, давнего Танькиного приятеля, бездаря и алкоголика,  располагалась
практически в черте города, в полутора километрах  от  объездной  дороги,  в
деревне Песково. Добраться туда  можно  было  автобусом,  но  делать  это  я
поостереглась: не  ровен  час  встретишь  знакомых.  Потому  на  троллейбусе
доехала до конечной, а к деревне пешком отправилась, напрямую  через  лесок,
аэродром и озеро без названия, по крайней мере, мне оно не было известно.
   Дождь понемногу расходился, идти было сыро и грязно, но я не торопилась и
шла осторожно, потому как в подвале сидеть радость небольшая, а здесь хоть и
дождь, но все-таки свежий воздух и стены не давят.
   Деревню я прошла задами, ориентируясь  на  высоченную  черепичную  крышу.
Нужный мне дом с другим не спутаешь.  Отыскав  калитку  в  заборе,  я  садом
пробралась к задней двери дома, пошарила под крыльцом и обнаружила ключ.
   Танька подготовилась  к  моему  заточению  на  славу.  В  подвале  стояли
кушетка, стол и плетеная мебель. Подруга даже обогреватель припасла, помня о
том, что я зябкая и холода не выношу. За ширмой помещался  импровизированный
туалет. Я огляделась с довольной усмешкой. Права подружка,  место  -  класс.
Вход в подвал находился в столярной мастерской и был замаскирован шкафом. Не
знаю, кому этот подвал понадобился, возможно, и в  самом  деле  каким-нибудь
сектантам, но в изобретательности им не откажешь.
   Я поднялась в дом, немного побродила по  комнатам,  устроив  себе  что-то
вроде экскурсии, и вернулась в подвал. Даже если каким-то образом  Аркаша  и
выйдет на этот дом, обнаружить вход  в  подвал  ему  не  удастся.  Это  меня
воодушевило, и я принялась готовить себе обед.
   Заточение в подвале, пусть и добровольное, мне очень скоро  надоело,  тут
не помогали и книги. Я  несколько  раз  поднималась  наверх  и  разглядывала
телефон. Очень хотелось позвонить Таньке и узнать, что там с  ее  гениальным
планом. Но ей бы это вряд ли понравилось,  а  потому,  поскучав  немного,  я
возвращалась в подвал.
   Через три дня  мне  стало  казаться,  что  я  здесь  нахожусь  уже  целую
вечность. Да, быть похищенной совсем не весело. Я скучала по Димке и впервые
подумала: "Каково ему сейчас?" Но Димка полбеды, а вот как там Танька?
   Она позвонила в субботу, около двенадцати. Звонок прогремел в пустом доме
как иерихонская труба. Я была в ванной и, заслышав его, кинулась в чем  мать
родила в холл. Но по  дороге  опомнилась  и  стала  терпеливо  ждать.  После
четвертого звонка телефон  стих.  Я  вернулась  в  ванную,  выключила  воду,
накинула халат художника Петрушина  и  вернулась  в  холл.  Телефон,  как  и
положено, ожил через пять минут. Четыре звонка. Я села в кресло и уставилась
на него. Еще через пять минут, лишь только сигнал прозвучал,  сняла  трубку.
Танька захлебывалась от счастья.
   - Ладка, сработало, век свободы не видать... Баксы у  соседки  в  газовой
плите, в духовке то есть. Ключ от квартиры я на  всякий  случай  в  почтовый
ящик бросила, к нему мой ключ подходит.
   - Заткнись, - перебила я радостное повизгивание. - Как Аркаша?
   - Гневался. Ребятки, натурально, следили. Думаю, сейчас двигают к  свалке
на двух "БМВ", то есть по всем правилам ведут наблюдение. Пора тебе в  парке
объявиться...
   - Танька... - поеживаясь, начала я, но она меня перебила:
   - Хорош канючить, победе радоваться надо. Кати в город,  но  осторожность
соблюдай: раньше времени тебя найти не должны.
   Она повесила трубку, а я стала торопливо  собираться.  Мне  не  терпелось
покинуть дачу,  хоть  и  было  страшновато.  Аркаша  не  дурак  и  все  наши
хитроумные замыслы вполне мог разгадать. Что последует за этим - предугадать
нетрудно. Особого оптимизма такие мысли не внушали. Но Танька права:  волков
бояться - в лес не ходить.
   Песково  я  опять-таки  покинула  пешком,  через  сад,  задами  вышла  на
объездную дорогу и остановила машину. Погода, кстати, была  солнечной,  плащ
мне пришлось держать в руках. Я села в потрепанные "Жигули", и лысый  дядька
отвез меня в город на улицу Мира, отсюда  до  парка  Пушкина  три  остановки
троллейбусом. Собственно, в парке мне делать было нечего, но план есть план,
и менять его не стоило.
   Я посидела на скамейке минут десять, поглядывая  на  редких  прохожих,  и
вернулась к остановке, где заприметила телефон.
   Аркаша был в конторе, трубку снял сам.
   - Аркаша,