е  прошлой
ночью.
   Поэтому я пытался помочь другу.
   - Одно слово, Джим. Только одно слово,  если  ты  знаешь.  Просто  назови
имя...
   Я наклонился ближе. Его глаза немного расширились, и он  с  шумом  втянул
через ноздри воздух. Лицо побледнело, он весь  напрягся,  делая  невероятные
усилия, чтобы  заговорить.  И  он  сказал  -  слабым,  тонким,  но  довольно
отчетливым голосом:
   - Это.., не мужчина.

Глава 17

   Его веки задрожали, и из последних сил Джим произнес:
   - Это. - Он задыхался. - Это Лор...
   Он замер. Его рот обмяк, веки опустились и закрыли глаза. Они не остались
открытыми, равнодушно уставившимися в никуда.
   Я пощупал пульс. Он  бился,  очень  слабо,  но  все  же  его  сердце  еще
работало. Я услышал вой сирены.
   Мой шок тоже затянулся, я утратил способность  соображать.  Я  думал  над
словами Джима: "Это Лор..." Мне  показалось,  он  явно  хотел  сказать  "Это
Лоример". Вот  что  сразило  меня  наповал.  Перед  моим  внутренним  взором
возникло пухлое розовощекое лицо, то беспорядочная,  то  вдохновенная  речь.
Мое предположение  казалось  нелепостью,  но  убийцы  встречаются  в  разных
обличьях, и порою мысль о том, что некоторые из  них  убийцы,  кажется  куда
более невероятной, нежели о Горации Лоримере - убийце.
   В конце концов - опять с досадным опозданием - меня осенило.
   "Это не мужчина", - с трудом, через "не могу" сумел сказать Джим.
   Тогда при чем тут, позвольте, Лоример? Если это был не  мужчина,  значит,
стреляла женщина, и этот бесспорный  факт  вычеркивал  из  списка  вероятных
убийц не только Лоримера, но также Луи  Греческого,  наемных  убийц,  вообще
половину человечества. Единственными женщинами, замешанными  во  всей  нашей
катавасии - насколько я знал, - были Ева и Лори,  и  еще  четыре  модели  из
"Александрии". Я, правда, даже словом не  обмолвился  с  теми  четырьмя  ни
Джим, ни Аарон с ними тоже не общались, по крайней мере, в моем присутствии.
Черт, это могла быть женщина, которую я никогда не  видел,  о  которой  даже
ничего не слышал.
   Я продолжал усиленно ломать себе голову - до боли в висках, когда прибыла
"скорая помощь", а вместе с ней в очередной раз и полиция.

***

   Я опустил стекла "кадиллака", ворвавшийся в салон воздух обдувал лицо,  и
я  надеялся,  что  это  помешает  мне  уснуть  и  освежит  мозги.  Мои  веки
"отяжелели, плечо и шея ныли, мое отменное здоровье  явно  дало  крен,  меня
лихорадило и ужасно хотелось спать.
   В машине "Скорой помощи" Джиму по пути в больницу вводили плазму. Теперь,
должно быть, он уже в операционной.  Может,  будет  жить,  а  может  -  нет.
Пройдут долгие часы, прежде чем я узнаю.
   Я не сообщил полиции, что мне сказал Джим. Потому что на самом деле я  не
знал или не мог поверить, что знаю. Я был уверен в  том,  что  Джим,  должно
быть, силился произнести "Лоример". А сейчас мне  казалось,  что  он  сказал
"Лори" или "Лорим", потому что на последнем слоге его губы  сомкнулись.  Как
если бы он хотел произнести "Лорим...". А потом его челюсть отвалилась и  он
потерял сознание.
   Чем дольше я думал над этим, тем больше заходил в тупик.  Будто  в  одном
секторе мозга находился блокиратор, и  мысли  отскакивали  от  него,  словно
теннисные мячики от сетки. К черту, решил я, и поехал наобум. Я  вырулил  на
Уилширский  бульвар  и  уже  двигался  в   направлении   Лос-Анджелеса,   на
Миракл-Майл. Я миновал щегольской магазин мужской одежды, что  находился  по
правую сторону, магазины одежды и автомобильные агентства на противоположной
стороне широкого бульвара, высокие офисные здания. Потом огромные универсамы
"Мэй компани" и "Орбахс", а между ними "Ла-Бритар-питс". Название  заставило
меня вспомнить о Бри-Айленде, и я задумался о банке с  протертыми  бананами.
Интересно, в ней действительно законсервирован героин или  только  протертая
банановая кашица, которая приводит Лоримера в экстаз.
   Я проехал еще  квартал.  Там  располагался  "Стандиш"  Лоримера,  где  он
радостно рассказал мне, как изящно обманывал правительство США, укрываясь от
налогов. По закону Лоример считался злодеем, злостным правонарушителем, но с
точки зрения обычной, повседневной морали он вовсе не казался таким злодеем,
каким его представили. Почти честный - в некотором отношении. Правду говоря,
он мог оказаться злодеем во всех отношениях. Мог, подумал я, вполне мог.
   Я продолжал в том же духе, обмусоливая в своей башке, переворачивая так и
эдак тяжелые, как булыжники, нелогичные мелочи, и тут-то меня  словно  током
шандарахнуло. Я инстинктивно нажал на тормоза.
   "Кадиллак" занесло. За мной истерично взвыл  сигнал,  и  я  услышал,  как
заскрежетали шины следовавшей за мной машины, сливаясь с визгом колес  моего
автомобиля. Водитель не сумел вовремя остановиться,  грубо  поцеловал  носом
мой задний бампер и тут же  огласил  окрестности  воплями,  принялся  сыпать
проклятиями и обзывать  меня  всякими  матерными  словами  -  безусловно,  я
заслужил еще не те ругательства.
   Я притерся к обочине и припарковался. Побледневший  до  синевы  парень  в
"бьюике" медленно прорулил  мимо  меня  и,  наклонившись  к  окну  с  правой
стороны, выпустил еще залп напоследок. Я не возражал. Я даже не  обратил  на
него внимания. В моей голове колготились вспышки, молнии и маленькие взрывы.
   На какой-то миг я даже  позабыл  о  Джиме  и  похоронах  Аарона.  Что  же
выстраивалось? Я знал, что махинации Лоримера с налогами  были  очень  хитро
продуманы и тщательно спланированы Аарон получил пятьдесят тысяч только  за
подпись - но он продал ее только однажды, во второй раз  заартачился,  когда
Лоример просил, требовал это  сделать.  Он  отказался  "перепродать"  остров
Лоримеру или компании Лоримера, в которой заправляли Греческий, Микки  М,  и
другие им подобные,  готовые  убить  человека  за  чин.  Аарон  не  стал  бы
продавать остров только за то, чтобы получить свои  пятьдесят  штук,  потому
что эти деньги и так были у него в кармане в любом случае -  таковы  условия
аренды.
   Нет, Аарону Парадизу, скорее всего, нужен был именно остров,  Бри-Айленд,
и он так рьяно хотел удержать его в своих руках, что ради  этого  готов  был
пойти на любой риск,  даже  поставил  на  карту  свою  жизнь.  К  сожалению,
замутняли суть дела десятки других  деталей,  которые  я  сам  видел  или  о
которых слышал, но никак не  мог  связать  воедино,  и  в  потоке  фактов  и
неразберихи  всплыло  одно-единственное  слово,  что  расставляло   все   по
полочкам.
   Это слово: Бри.
   Ну конечно, Бри-Айленд. Достаточно распространенное  название,  известное
чуть ли не каждому, кто живет в районе от Лос-Анджелеса до Голливуда. Потому
что прямо на оживленном Уилширском бульваре расположено  солидное  заведение
под названием "Ла-Бритар-питс", которое я только  что  проехал.  А  рядом  с
Лос-Анджелесом вырос даже город, который так и называется - Бри.
   Это испанское слово. Ральф Мерл  как-то  вскользь  упомянул  о  том,  что
когда-то  Бри-Айленд  принадлежал  испанцам.  Бри-Айленд.   Город   Бри.   И
"Дз-Дрм-тар-питс" - уже само название о многом говорит, будь то по-английски
или по-испански, потому что в испанском "бри" обозначает "гудрон".
   А под словом "гудрон" часто подразумевается нефть.
   Раньше так называли нефть в Лос-Анджелесе. А предыстория названия такова:
в девяностых годах восемнадцатого века Ла-Бри-питс стал эпицентром одного из
самых бурных бумов в истории освоения нефти. За несколько лет  прямо  здесь,
на   территории,   ставшей   теперь   легендарной   Миракл-Майл,   появились
многочисленные скважины, выкачивавшие нефть из огромной нефтеносной площади.
И все благодаря одному человеку по имени Дохени, шахтеру,  что  обнаружил  в
этих  краях  подземный  клад.  Однажды  он  увидел  на  улице  Лос-Анджелеса
груженный гудроном фургон и спросил возчика, откуда он прибыл. Тот  ответил:
из Бри-питс.
   И предприимчивый Дохени со своим  партнером  отправляются  в  Бри-питс  и
копают в земле яму. На глубине ста шестидесяти пяти футов  появилась  нефть.
Поначалу они выкачивали только по семь баррелей в день,  но  то  была  всего
лишь первая струйка из мощного бассейна, что со временем начал давать  более
семидесяти баррелей за сутки.
   Аарон Парадиз, старатель, опытный нефтяник,  наверняка  был  наслышан  об
истории Дохени, знал, что означает слово "бри" или может  значить.  Само  по
себе название, естественно, мало что кому говорит. Не в названии суть. Чутье
- иное дело. И все, что Джим рассказал мне о своем брате,  о  его  увлечении
геологией и нефтяным оборудованием, о скважинах, что он бурил  и  я  видел,
как Джим выползал из лачуги, внутри которой мы  обнаружили  промасленные,  в
жирных пятнах и почерневшие от грязи простыни и одеяла... А  оказалось,  это
была нефть, как и на его руках и брюках. И эта  характерная  конструкция  из
вентилей и труб в закрытой  части  хибары,  и  изрытая  вокруг  бульдозером,
выровненная, а может, умышленно присыпанная землей огромная площадь...
   Размышлял я и о других небезынтересных вещах, и  у  меня  вдруг  возникло
сильное желание еще раз поговорить с Лоримером.
   Однако перед встречей я собирался потолковать еще с одним человеком. Я не
знал его имени, но мне понадобилось всего десять минут, чтобы найти  его.  Я
начал осматривать офисы и, очутившись в вестибюле второго по  счету  здания,
заметил  табличку:  "Фарвелл  и  Кляйн   -   Фаркляйн.   Нефтедобывающая   и
разведывательная компания инкорпорейтед".
   Разыскав контору, я вошел и вскоре уже беседовал с Эдом Кляйном. Это  был
широкоплечий мужчина лет шестидесяти, с копной седых волос, с карими глазами
и спокойным, уравновешенным взглядом, какой иногда можно заметить у моряков,
болтавшихся в море несколько долгих месяцев. Его лицо было иссечено  ветрами
и высушено под палящим солнцем  дочерна  загар  оттеняла  белая  рубашка  с
расстегнутой верхней пуговицей и закатанными рукавами на мускулистых руках.
   Я не стал ходить вокруг  да  около,  а  взял  и  выложил  все  начистоту.
Рассказал ему, что видел, и, поделившись своими догадками, спросил:
   - Вам не кажется, что на Бри-Айленде может быть нефть?
   Он выдвинул ящик стола, достал оттуда сигару, откусил  конец  и  выплюнул
его в мусорную корзину, потом медленно задвинул ящик.
   - Ну, я сам заядлый старатель. О  местонахождениях  нефти  можно  сказать
лишь одно: она есть там, где ты ее нашел. - Он чиркнул  спичкой  и  запыхтел
сигарой. - Но очень смахивает на  то,  что  ты  видел  там  скважину.  -  Он
выпустил в воздух струю дыма. - Опиши мне те трубы и все, что ты там нашел.
   Я подробно изложил ему все еще раз, - стараясь ничего не упустить.
   - Это "рождественская елка", мистер Скотт. Наверняка там есть скважина.
   - А что такое "рождественская елка"? Что за Санта-Клаус ее  там  воткнул?
Он рассмеялся.
   - Так называется то,  что  находится  на  опалубке  скважины:  соединение
вентилей и труб. С помощью такой  "рождественской  елки"  регулируют  подачу
нефти, ее можно закрыть или открыть. - Он начертил  в  воздухе  перед  собой
рисунок сигарой. - У основания находится самая большая труба, может, полтора
фута в диаметре, эта труба поднимается вверх. - Он показал сигарой.  -  Выше
находится колено в виде буквы "Т", состоящее из пары других труб и клапанов.
Чем ближе к  поверхности,  тем  больше  сужаются  в  диаметре  трубы.  Такая
конструкция напоминает металлическую рождественскую елку, вот откуда взялось
название.
   Так вот что мы с Джимом видели на острове!
   - Какого черта он завалил все досками? Неужели пытался укрыть скважину?
   - Похоже, именно эту цель он преследовал. Правда, он не  очень-то  хорошо
ее спрятал.
   - "Рождественскую елку" не так-то легко спрятать, мистер Скотт.
   - Да уж. Эта штуковина торчит из земли на шесть или восемь  футов.  Хотя,
мне кажется, он сделал все, что мог. - Еще одна  загадка:  почему,  в  самом
деле, Аарон пытался спрятать скважину? - Мистер Кляйн, когда  нефть  выходит
на поверхность - это  то,  что  вы  называете  нефтяным  фонтаном?  И  нефть
растекается по земле?
   - Ну, так было, сынок, в старые  времена.  Это  происходит  в  результате
давления газа он выталкивает нефть, и она бурлит, бьет ключом  над  буровой
вышкой.  Ах,  какое  зрелище...  Теперь  вряд  ли  встретишь  такие  буровые
установки в Калифорнии, такого давления  нет.  -  В  его  голосе  прозвучала
грусть. - Сейчас приходится выкачивать нефть, подымать ее на  поверхность  с
помощью насоса. - Он переложил сигару  в  другой  угол  рта  и  принялся  ее
жевать. - Чем черт не шутит, на том острове  все  может  быть.  Возможно,  и
мощное давление.
   Он откинулся на спинку стула и мечтательно посмотрел в потолок.
   - Ничто не может сравниться по красоте  с  нефтяным  фонтаном.  Ничто  на
свете не способно вызвать такие чувства, как этот выброс подземной  энергии.
В своей жизни мне довелось несколько  раз  испытать  подобную  радость.  Что
самое интересное, мистер Скотт, когда нефть  взвивается  мощной  струей,  ты
получаешь невероятное  наслаждение,  меньше  всего  думая  в  эти  минуты  о
деньгах. Это особое ощущение победы. Когда роешь землю почти голыми  руками,
а она упирается, сражается с тобой за каждый  дюйм,  а  потом  ты  готов  ее
расцеловать... - Он неожиданно  выпрямился  и  посуровел.  -  Возможно,  мои
восторги вам ни о чем не говорят...
   - Напротив, мне это говорит о многом. Я  дружески  улыбнулся  ему,  и  он
усмехнулся в ответ. Каким-то образом его размышления напомнили мне о  Дрейке
Паттерсоне. Очень хотелось бы надеяться, что это не вымирающее поколение,  -
это был стиль жизни увлеченных людей, к которым и я  себя  причислял.  Кляйн
вздохнул.
   - Мне бы хотелось еще раз пережить такое чувство. Я бы даже не  отказался
посмотреть на ту буровую вышку на острове.
   Я глянул на свои часы. Было всего двадцать минут третьего пройдет еще по
меньшей мере часов шесть, пока стемнеет.
   - По правде говоря, я был бы вам очень благодарен, если бы вы поехали  со
мной на Бри-Айленд, посмотрели бы и сказали, что там такое на самом деле. Мы
могли бы отправиться туда сегодня,  ближе  к  вечеру,  и  если  вы  согласны
составить мне компанию - назовите свою цену.
   Он неторопливо пожевал сигару.
   - Звучит заманчиво пятьдесят баксов, и я  с  удовольствием  прокачусь  и
посмотрю, что там.
   Я вскочил на ноги, готовый действовать. Я заикнулся Кляйну о лодке Джима,
но он счел ее чересчур тихоходным суденышком и сказал, что у полудюжины  его
друзей имеются самолеты, а у одного есть даже самолет на  водных  лыжах.  Он
попросил меня перезвонить, когда я буду  готов  к  вылету,  и  уточнил,  что
подберет меня в море у Болбоа - это по соседству с  Ньюпорт-Бич.  В  море  у
Болбоа означает, что мне придется просить кого-нибудь, чтобы  меня  подвезли
на лодке в море, а там самолет сядет на воду и подберет меня.
   План показался мне  сложноватым  и  ненадежным,  но  Эд  Кляйн  так  живо
согласился составить мне компанию, что это вселило в  меня  уверенность.  По
всей видимости, Эд не только бывалый человек, но  и  опытный  пилот.  Я  уже
находился у дверей, но тут вспомнил, что забыл  нечто  важное,  и  замер  на
месте.
   - Ох, как же это...
   - Что случилось?
   Я объяснил Кляйну, какие  люди  находятся  на  острове,  -  работнички  с
фабрики детского питания, не пытаясь описать их лучше, нежели  они  были  на
самом деле, и с грустью признал:
   - Пожалуй, нам лучше отложить поездку.., на другой день.
   Он удивился.
   - Не знаю почему, но вы мне показались человеком, который не пасует перед
подобными мелочами.
   - Мелочи? Там таких мерзких обезьян по меньшей мере целая дюжина.
   Эд дружески похлопал меня по плечу.
   - Сынок, я находился в  Хогтауне  в  17-м  и  18-м  годах,  -  когда  его
переименовали в Дездемону, - оставался там до конца, и хочу сказать, что  ни
до этого, ни после мир не видал такой заварушки.  Могу  поспорить  на  банку
"Олд Крау", что я повидал больше покойников, чем ты. Мне было  восемнадцать,
когда загорелась и взорвалась шахта в Хогтауне, а в девятнадцать лет меня  в
первый раз ранили. Я нечаянно опрокинул выпивку одного бандита, и за это  он
выстрелил в меня - напрочь сбил с ног. Но  я  поднялся  и  убил  его.  -  Он
стряхнул пепел с сигары. - Если ты хочешь ехать туда, я поеду с тобой.
   Несколько секунд я просто смотрел на него, потом улыбнулся.
   - Эд, боюсь, что прямо сейчас я не могу  ехать.  Если  в  ближайшие  пару
часов ничего плохого не случится, я вам позвоню.
   - Идет.
   Он откинулся на спинку стула и взгромоздил ноги на стол, а я вышел.

***

   Горация Лоримера не оказалось в отеле "Стандиш", и  я  потратил  двадцать
минут и десятидолларовую бумажку, чтобы узнать, где он может быть. С десятой
попытки моих расспросов дворецкий отеля признался, что час назад или  больше
он выкатил со стоянки черный "линкольн-континенталь" Лоримера и  тот  укатил
на нем. Он также сообщил, что Гораций частенько посещает одно заведение  под
названием "Пурпурная комната", и дал мне адрес. Он также назвал номер машины
Лоримера - бесплатно, в качестве премии.
   "Пурпурная комната" находилась на боковой  улочке  в  паре  кварталов  от
Уилшира - это был коктейль-бар, куда я ни разу раньше не  заглядывал.  Через
улицу на парковочной стоянке клуба стоял черный "континенталь"  Лоримера.  Я
проехал еще квартал, свернул за угол и припарковался. Откинувшись на  спинку
сиденья, я закрыл глаза и посидел какое-то время. Как будто  набирался  сил.
Мои веки слиплись, и я ощутил  теплую  и  уютную  темноту,  желанную  сонную
темноту, куда бы я с удовольствием погрузился часов эдак на двенадцать, а то
и больше. Но я с усилием продрал глаза, повертел головой, зевнул,  вышел  из
машины и побрел обратно к бару. Юркнув  под  навес,  я  вошел  в  "Пурпурную
комнату".
   Подобные заведения, как и люди, должно быть, окружены  своей  собственной
аурой, у  них  своя  вибрация,  свои  "ощущения",  что-то  почти  осязаемое,
способное действовать на нервы. Правда это или нет, но  "Пурпурная  комната"
посылала в мой мозг очень неприятные сигналы.
   Я задержался в дверном проеме, как хищник, втягивая в себя воздух  -  нет
ли опасности? Ощущение странности этого заведения усилилось,  хотя  я  почти
ничего не видел. Внутри было не темнее,  чем  в  могиле.  Я  слышал  голоса,
тихие, приглушенные, журчащие.  Потом  до  меня  донеслось  тихое  бренчанье
пианино. Мне стало - ну как бы это сказать? - неуютно, неудобно, не по себе.
И я догадывался почему - приторный, сладковатый запах подсказывал.
   Глаза приспособились к полумраку, и теперь я мог  разглядеть  сидящих  за
столами людей. Они пили и болтали. Я прошел вперед,  присел  на  край  стула
возле пустого столика и огляделся. Пианино стояло в углу комнаты  справа  от
меня, метрах в двадцати. Прямо впереди длинный бар, за которым два бармена в
пурпурных жакетах обслуживали с полдюжины усевшихся на стульях завсегдатаев.
Черт, с виду это был обычный коктейль-бар, занимающийся бизнесом  в  дневное
время. Неожиданно я узнал одного из барменов, парня звали Джерри какой-то.
   С Джерри я познакомился в  другом  баре  и  даже  в  другом  городе  -  в
Сан-Франциско. Помнится, было это год или два  назад,  когда  я  раскручивал
одно дельце, сейчас оно вылетело у меня из головы. Несколько раз  мы  с  ним
подолгу беседовали и выпивали.
   Я встал, направился к бару - и от неожиданности замер  на  месте.  Что-то
было не так: мне показалось, что я увидел Еву Энджерс. Я посмотрел еще  раз.
Справа от меня, где-то  посредине  зала,  за  столиком  сидела  черноволосая
девица и разговаривала с женщиной. Та, что сидела ко мне  спиной,  очень  уж
походила на Еву. Ее собеседницей была, ну, скажем, какая-то чудная особа. Ее
волосы были столь же светлыми, как Евины  -  черными.  Почти  белые  волосы,
спадающие ниже плеч, совершенно прямые,  без  единого  локона  или  завитка,
тонкие  и  без