Виктор ПРОНИН
   ВЫСШАЯ МЕРА


   ONLINE БИБЛИОТЕКА  tp://www.bestlibrary.ru

   Они едва успели вспороть сейф, едва успели обрадоваться, задохнувшись
от удачи - сейф был просто набит  пачками  денег  в  плотных  банковских
упаковках. И тут  же  почувствовали,  спиной,  кожей  ощутили  -  что-то
изменилось. Только что была уверенность,  были  азарт  и  нетерпение.  И
вдруг, как озноб - опасность. Они даже  не  сразу  смогли  бросить  свою
работу, если вспарывание сейфа можно назвать работой,  не  сразу  смогли
разогнуться. Так и сидели на корточках,  опустив  руки  в  бесформенную,
оплавленную дыру в металлической дверце  сейфа,  не  в  силах  выпустить
деньги из пальцев. Сидели и исподлобья смотрели на возникших  в  темноте
коридора людей.
   Поняли сразу - милиция.
   Больше никто не решился бы войти сюда, в наполненное автогенной гарью
помещение. Удирать  было  поздно,  да  и  некуда.  Коридор  заканчивался
тупиком. Они с трех сторон  были  зажаты  стенами  и  запертыми  дверями
бухгалтерии. А единственный выход  был  перекрыт  этими  вот  неизвестно
откуда появившимися...
   Их было трое, и на всех один пистолет. И этих оказалось  трое.  Но  у
них - обрез, ножи, металлическая болванка.  И  злость,  и  ненависть,  и
страх. Наверно, все это тоже можно назвать оружием, потому что  все  это
не менее опасно, нежели нож или обрез.
   За  стенами  здания,   за   поселком,   пустырями,   железнодорожными
переездами спал большой город. А  здесь,  вокруг  Дома  культуры  стояла
толпа. О том, что грабят совхозную кассу, сообщил в  соседние  общежития
охранник. Но, как и всякая толпа, эта была суматошной и робкой.  Бандиты
ее не боялись, сотрудники милиции на нее не  надеялись.  Люди  стояли  у
главного подъезда, где,  как  им  казалось,  было  безопаснее,  и  чутко
прислушивались к звукам, доносившимся из здания. Туда только что  прошли
милиционеры, там шла схватка и толпа настороженно ждала результатов.
   Через  несколько  минут  из  черного  входа  вывалился  окровавленный
человек и упал невдалеке на траву.  Прошло  еще  некоторое  время  и  из
парадного вышли двое с сумками. Толпа расступилась, пропуская их,  давая
им дорогу.
   - Вот они! Вот они! Идут... Пошли... - прошелестел опасливый шепоток.
   И преступники ушли в темноту.

***

   Ночь на восьмое  июня  была  необыкновенно  душной  и  жаркой.  После
дневного зноя  одесситы  ждали  ночной  прохлады,  свежести,  дождя,  но
неподвижный,  устоявшийся,  раскалившийся  за  день  воздух  не   принес
облегчения даже у самого моря, не говоря уже о степных пригородах. Пыль,
которую поднимали на дорогах редкие  машины,  долго  стояла  в  воздухе,
будто  поддерживаемая  жарой.  Из-за  невысоких  заборов  частных  домов
доносился запах цветов, пахло разогретой  листвой,  слышались  негромкие
голоса.
   Сверяя направление с ночным заревом над городом, брел во втором  часу
невысокого роста щупленький паренек, роняя в пыль капли крови.  Это  был
охранник совхозного Дома  культуры  Василий  Шишман.  Случайный  таксист
остановился и подобрал его, поверив, что тот  не  пьяный,  что  в  кровь
разбился не о придорожные столбы.
   - Кассу грабят, - проговорил парнишка, падая на  сиденье.  -  А  меня
убили.
   Василий не оговорился, не в бреду сказал, что убили  его.  Бандиты  в
самом деле убивали его всерьез, и бросили, когда сочли, что он мертв.  И
не потому убивали охранника, что озлобились, потеряли контроль над собой
или так уж сильно мешал им парнишка, нет. Просто с  самого  начала  было
решено убивать всех, кто окажется на пути. Так надежнее,  так  спокойнее
будет жить, говорил своим приятелям главарь. Но то ли обилие крови ввело
их в заблуждение - Шишмана били по голове гвоздодером, железной булавой,
тыкали ножами, то ли действительно охранник  сделал  невозможное,  сумев
вывалиться  в  окно  и,  истекая   кровью,   добраться   до   общежития,
предупредить людей, а потом выйти на дорогу...
   Увидев впереди патрульную милицейскую машину, таксист остановил ее  и
передал пассажира. С этого времени счет пошел  на  секунды.  Рванулся  с
места газик, и вскоре  Шишман  давал  показания  в  городском  отделении
внутренних дел.
   - Агрономическая, сто восемнадцать, -  он  нашел  в  себе  силы  даже
припомнить адрес. - Дом культуры совхоза... На втором этаже  бухгалтерия
и касса... Там бандиты...
   - Сколько их? - спросил дежурный.
   - Трое.
   - Вооружены?
   - Да, у них ножи, обрез... В масках.
   - А тебя что же.., отпустили?
   - Нет, я ушел... Они связали меня, но удалось освободиться... Вот,  -
Шишман  протянул  руку  и  показал  утолщение   возле   кисти,   которое
образовалось на месте давнего повреждения. Именно за эту шишку и  попала
веревка, а когда ее удалось сдвинуть в сторону, она сразу ослабла.
   - Как они оказались в Доме культуры?
   -  Не  знаю...  Все  было  заперто...  Сам  проверил.  Когда   принял
дежурство, обошел все двери, проверил запоры... Не знаю...

***

   В тот вечер в Доме культуры  шел  фильм  ?Несовершеннолетние?.  Можно
сказать, что фильм этот о том, как легко  стать  преступником,  если  за
душой нет ничего, кроме пренебрежения к ближним и уверенности в каком-то
своем превосходстве и праве жить лучше других.
   Потом уже, во время следствия, неожиданно  выяснилось,  что  в  зале,
среди местных жителей, среди ребят из соседних общежитии  сидел  главарь
бандитов Игорь Судов, тридцатилетний детина  с  маленькими  пакостливыми
глазками и бесформенными усиками, призванными, очевидно, как-то украсить
невыразительную  физиономию.  Трудно   сказать,   насколько   интересным
показался Сулову фильм.  Скорее  всего,  он  посмеивался  над  авторами,
которые старались внушить ему простую, спасительную мысль - преступление
себя не окупает, сколь бы ни была велика добыча. А посмеивался Сулов еще
и потому, что в этот самый момент, когда  шел  фильм,  на  чердаке  Дома
культуры сидели  в  ожидании  условного  часа  его  сообщники  -  Степан
Урицкий, Александр Митров и Зиновий Дичук. Забраться на чердак оказалось
делом несложным, поскольку ход туда был свободным.  Надо  заметить,  что
прятаться на чердаке дома, где они собирались совершить ограбление, было
их обычной манерой, отработанной и  выверенной.  Это  позволяло  изучить
обстановку, справиться со страхом.
   Кончился фильм, разошлись зрители, уехал в город и Судов.  Постепенно
гасли окна близлежащих домов, улицы становились  пустынными  -  в  столь
душную  ночь  немного  находилось  желающих  прогуляться,  подышать.  Но
особенно душно было на чердаке - раскаленная  за  день  железная  крыша,
спертый воздух, затхлость.
   Но утешала мысль о том, что накануне в кассу  привезли  зарплату  для
нескольких сот человек. Они подбадривали друг друга  и  уж  который  раз
распределяли роли, хотя они давно  уже  были  распределены,  прикидывали
будущие доходы, расходы, жевали, дрыхли, поглядывали на часы.
   Руководил  ограблением,  как  всегда,  Судов.  Впоследствии  он   сам
объяснял это своим явным превосходством по части ума. Так  и  говорил  -
дескать, умнее других был, образованнее, начитаннее. Но это  маска,  эти
все разговоры  для  следователя.  Главное,  что  делало  его  вожаком  -
ожесточенность, безжалостность и к жертвам, и к своим же помощникам.
   Среди прочих Александр Митров отличался трусостью и хвастовством. Его
роль тоже была определена - стоять на стреме. Во время этого  ограбления
Митров лежал на кучке песка невдалеке от Дома культуры. Когда из  здания
вышел охранник, он не заметил, прозевал, а когда начали собираться люди,
так и не решился  подать  своим  знак  об  опасности.  Отполз  подальше,
обдирая колени о придорожный гравий, и не выбирая дороги, дал деру.
   Что касается Степана Урицкого,  то  он,  не  единожды  проверенный  и
испытанный, был правой рукой Сулова. Он должен был помогать  управляться
с автогенным аппаратом, вскрывать сейф, выгребать деньги. Почетная роль.
   И, наконец, Зиновий Дичук -  основная  ударная  сила,  поскольку  был
крупнее других, сильнее физически. В ограбления  включился  последним  и
потому был старательнее, усерднее прочих, понимал,  что  нужно  показать
себя с лучшей стороны. Все это Зиновию удалось в  полной  мере.  Показал
себя, проявил.
   Оставшись один во всем громадном здании, Василий Шишман обошел  фойе,
зрительный зал, вестибюль.  Проверил  запоры.  Убедился,  что  нигде  не
оставлен включенный свет. Пустое помещение было гулким  и  таинственным.
Совсем  недавно  здесь  звучали  человеческие  голоса,  гремели  в  зале
динамики, киногерои выясняли отношения, а на втором  этаже  односельчане
решали большие и малые проблемы, ругались,  смеялись  -  правление  жило
своей обычной жизнью. И вдруг - тишина, безлюдье. Темным  провалом  зиял
зрительный зал, деревянный пол сцены был гулким и даже  осторожные  шаги
рождали эхо...
   Потом уже  Василий  вспоминал,  что  не  просто  разгуливал  по  Дому
культуры - он надеялся найти за кулисами что-нибудь мягкое, на чем можно
было прикорнуть в дежурном помещении. И, разыскав телогрейку, отправился
в свою комнату. Во втором часу ночи задремал,  а  проснулся  неожиданно,
почувствовав опасность. И сразу увидел  чужих.  В  тряпичных  масках,  в
руках ножи, железки, они шли к нему. Василий бросился  к  окну,  но  его
опередили. Все трое навалились на него, а Дичук,  улучив  момент,  нанес
удар металлической булавой по голове. Из раны тут  же  хлынула  кровь  и
Василий, воспользовавшись замешательством - бандиты боялись запачкаться,
опять бросился к окну, сумел дотянуться до стекла,  осколки  брызнули  в
разные стороны, но после удара гвоздодером  по  голове  упал  и  потерял
сознание.
   Очнулся от неприятного ощущения, будто лежит в чем-то жидком, липком.
Это была его кровь. Некоторое время прислушивался. Откуда-то сверху,  со
второго этажа доносились глухие удары. Василий понял, что там взламывают
дверь в кассу. Оглянулся. Рядом никого не было. Попробовал  подняться  -
не удалось. Оказалось, связан. Надо же  -  давнее  повреждение  на  руке
помогло ему освободиться от  веревок.  Была  слабость,  сильная  боль  в
голове, но не было страха, обреченности. Добравшись до  окна,  вывалился
наружу, упал, сразу почувствовав все свои раны  и  чуть  было  вновь  не
потеряв сознание от боли.
   Ему удалось дойти до общежития и  он  начал  стучать  во  все  двери,
будить людей. А потом, поняв, что его  услышали,  увидев,  что  в  окнах
вспыхивает свет, вышел на дорогу и побрел в сторону  города,  туда,  где
была надежда встретить машину.
   Обратим на это внимание и отметим про себя - в город пошел израненный
человек, который, кажется, уже сделал все, что мог.  Хотя  и  непонятно,
почему бы за милицией не пойти кому-нибудь из общежития, кому-нибудь  из
этих здоровых, заспанных, потягивающихся  ребят,  которые  собирались  у
главного входа в Дом культуры? Не пошли. Может быть, в голову не пришло,
может быть, не сообразили спросонья. Но скорее  всего  сочли,  что  есть
человек, который должен это сделать  по  долгу  службы.  Есть,  дескать,
охранник, ему и идти.
   И здесь хочется спросить самого себя, не слишком ли  мы  сужаем  свою
ответственность? Хулиганье распоясалось? Есть милиция. Дерево под  окном
рубят? Надо в ЖЭК позвонить. Человека обидели?  Пусть  докладную  пишет,
жалобу, заявление. А самому вмешаться, вроде,  духу  не  хватает,  да  и
отговорка всегда под рукой - есть люди, которые по долгу службы  обязаны
этим заниматься, которые деньги за это получают.
   И уклоняемся, уклоняемся, уклоняемся...
   И чью-то встревоженность мы уже не прочь назвать хамством, в  чьей-то
заинтересованности ищем корысть, участие чужого человека  настораживает,
ждем подвоха, потому что подвох оправдает наше равнодушие...
   И еще одно - охранник пошел в город, потому  что  не  мог  позвонить.
Телефон у Дома культуры, как водится, не  работал.  Отчаянные  ребятишки
шутки ради и в восторге  от  собственной  отваги  отрезали  трубку,  это
произошло накануне. И рассмеялись довольные. Знай, мол, наших. И тут  же
забросили трубку на пустырь, молодецки раскрутив ее над головой. Это они
сумели. А вот в дом войти, зная, что там преступники, или  уж  на  худой
конец милицию вызвать - тут сложнее. Такими они оказались эти остроумные
ребята в синих джинсах с широкими  поясами,  в  облегающих  рубашках,  с
цепочками на шеях, с обостренным чувством собственного достоинства  и  с
завидной уверенностью в каком-то своем превосходстве.
   Преступники, занятые своим делом, даже не  подозревали,  что  десятки
людей с интересом и  нетерпением  ждут  их  появления.  Конечно,  нельзя
требовать, чтобы  неподготовленные  люди,  к  тому  же  безоружные,  без
раздумья бросались в схватку. Но выставить несколько человек  у  черного
входа, вооружиться хотя бы камнями, палками, сбегать за подмогой  -  все
это можно было сделать, ничем не рискуя...
   Да, обрезанная трубка телефона у Дома культуры и  безучастно  стоящая
толпа у подъезда этого дома - явления  одного  порядка.  И  вообще,  чем
больше знакомишься с этим делом, с  историей  образования  банды,  с  ее
недолгой деятельностью,  тем  больше  убеждаешься,  что  все  это  стало
возможным только благодаря таким вот спокойным людям, которые сами вроде
бы и не нарушали законов, но и не очень интересовались, когда эти законы
нарушал кто-то другой...
   Василий  Шишман  еще  не  закончил  свой  рассказ,  а  из  городского
управления внутренних дел уже позвонили в Ленинский районный отдел -  он
был ближе всех к правлению совхоза. Старший лейтенант Алексей Мартыненок
передал в дежурную часть райотдела  сообщение  об  ограблении  и  просил
немедленно выслать на место происшествия оперативную группу. И  добавил,
что опергруппа из городского управления выезжает через несколько минут.
   Приняв сообщение, дежурный райотдела дал команду  оперативной  группе
выезжать. Шофер Анатолии Берневега спал прямо в машине. Он не должен был
дежурить в эту ночь, но ему нередко приходилось замещать своих товарищей
и он не возражал, хотя знал, что проведет ночь без сна,  что  прикорнуть
удастся только на руле машины, что домой вернется только  под  утро,  но
зато все это время он будет со своими ребятами, будет, как говорится,  в
деле.
   - Как чувствовал -  что-то  произойдет,  -  рассказывал  он  мне  при
встрече. - В тот вечер уже из  дома  вышел,  но  потом  вернулся,  дочку
поцеловал, с женой попрощался. Никогда  этого  не  делал,  а  тут  вдруг
накатило. Почему? Не знаю.
   В оперативную группу вошли Павел Кравцов и Николай Плыгун. Инспекторы
уголовного розыска райотдела. Они выехали через три-четыре минуты  после
получения сообщения, а на месте были минут  через  десять.  Это  был  их
последний выезд на место происшествия. Павел Кравцов  и  Николай  Плыгун
погибли  этой  душной  ночью.  И  не  было  в  их  действиях  ни  глупой
оплошности, ни бессмысленной отваги. Была схватка  с  бандитами,  -  они
дали бой, и погибли.
   Прикидывая их возможные решения, нетрудно говорить о том, что неплохо
бы им  быть  осторожнее,  предусмотрительнее,  не  мешало  бы  подождать
подкрепление - ведь они знали, что где-то по ночным  улицам  Одессы  уже
несется машина с оперативной группой городского управления, знали. Но не
стали тянуть время в надежде, что кто-то сделает за  них  главное.  Путь
каждого из них в ту ночь был  прямым  и  закономерным,  а  те  несколько
минут, которые продолжалась  схватка,  стали  естественным  продолжением
предыдущей жизни.

***

   Мы с Анатолием Берневегой проехали по их ночному маршруту. В  той  же
машине, по тем же улицам.  Ехали  ясным  днем,  под  жаркими,  слепящими
лучами солнца, и мелькали за стеклами  машины  те  же  дома,  светофоры,
переезды. Как и тогда горячая пыль  покрывала  листву  деревьев,  а  над
раскаленными трамвайными  рельсами  дрожал  воздух,  и  поскрипывала  на
ухабах брезентовая кабинка газика...
   - Вот на этом перекрестке я повернул так, что левые колеса оторвались
от земли... Коля Плыгун и говорит мне... Ты, говорит, не очень-то, а  то
у меня двое детей...  Надо  же,  какие  вещи  вспоминаются...  А  Павлик
Кравцов шутя добавил, что сон плохой видел... Чепуха, конечно, но  когда
все произошло, начинаешь вспоминать такие мелочи, которые  наверняка  бы
забылись, если бы не беда, -  Анатолий  Берневега,  рыжий,  веснушчатый,
обычно оживленный, вел машину сосредоточенно и печально. - Это мы сейчас
едем медленно, движение большое, а  той  ночью  не  встретили  ни  одной
машины... А вон та куча песка, за которой Митров прятался... Но когда мы
подъехали, там  никого  не  оказалось.  Он  уже  к  тому  времени  успел
драпануть.
   Остатки этой небольшой кучи песка  и  сегодня  можно  увидеть  -  она
совсем недалеко от Дома  культуры,  на  противоположной  стороне  улицы,
почти рядом с тем местом,  где  стояли  вышедшие  из  общежития  ребята.
Кое-кто из них видел приникшего к земле человека, они показывали на него
друг другу, знали, что в здании орудуют преступники. Казалось бы, совсем
несложно сделать вывод, что уж если кто прячется здесь, в это время,  то
явно имеет отношение к происходящему в  здании.  И  такой  вывод  ребята
сделали, сообразили что к чему. А вот  самим  задержать...  Чего-то  не,
хватило.  Смелости?  Отваги?  А  чего  бояться  -  целая  толпа   успела
собраться. По легендам Одесса  славится  отчаянной  бесшабашностью...  И
здесь тоже были одесситы...
   Едва Берневега остановил машину, Кравцов и Плыгун выскочили из нее  и
побежали к главному входу. Они уже  знали,  что  один  человек  все-таки
решился войти в Дом культуры - Петр Черный. Но подняться на второй  этаж
не смог. Вывалившийся из темноты вестибюля  Зиновий  Дичук  оглушил  его
обрезом по голове и снова бросился наверх сообщить своим об опасности.
   Провести Кравцова и Плыгуна к кассе вызвался Саша Вашев. Наверху  они
услышали лязг металла, увидели свет из двери, почувствовали резкий запах
автогенной сварки. Коридор бухгалтерии был наполнен  едким  дымом,  а  в
глубине, в полумраке копошились у сейфа фигуры.
   По инструкции Анатолий Берневега должен был находиться в машине. В ту
ночь он сделал самое большое, что мог - в нарушение инструкции,  оставив
машину, он бросился расставлять людей вокруг здания, стараясь  чтобы  не
осталось без внимания ни одно окно, ни одна дверь. Уговорил ребят  взять
в руки хоть,  что-нибудь,  вооружиться  рейками  из  забора,  сваленными
невдалеке половинками кирпича. После  этого  вернулся  к  машине,  чтобы
связаться с отделом и доложить, что преступники все еще находятся в Доме
культуры,  что  нужно  подкрепление.  Берневега  не  успел  связаться  с
дежурным райотдела.
   - Павлик! Сюда! - вдруг  услышал  он  крик  Николая  Плыгуна.  И,  не
раздумывая, бросился в здание.
   И сейчас,  рассказывая  об  этом,  Анатолий  весь  останавливается  в
движении, замирает, как если бы и поныне звучал в его ушах  предсмертный
крик товарища.
   - Понимаете, - говорил он, - в голосе Николая было что-то такое...  Я
на несколько секунд оцепенел, мне до этого не приходилось слышать, чтобы
люди вот так кричали... Дело не в том, что  громко  или  тихо...  Как-то
сразу  понял,  что  Николай  в  страшной  опасности...  Тут  уж  не   до
инструкции.

***

   Плыгун Николай Васильевич.
   С фотографии смотрит  молодой  парень  с  грустным,  чуть  ироничным,
каким-то немилицейским взглядом.
   Во всяком случае нет в нем  требовательности,  жесткости,  готовности
немедленно куда-то бежать, кого-то задерживать.  Спокойный  внимательный
взгляд.
   Одно время Николай с женой Надей, а у  них  еще  было  двое  сынишек,
снимали  комнатку  в  небольшом  частном  доме  невдалеке  от  райотдела
милиции. За первый  год  Николаю  пришлось  сменить  в  двери  несколько
электрических звонков - перегорали. И не потому что качество у них  было
неважное. Каждый раз, когда требовался надежный человек, начальс