Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Пронин Виктор. Высшая мера -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  -
ть неблагополучной. Его отец был поначалу председателем колхоза, пользовался уважением, но уж больно большим жизнелюбом оказался. Из семьи ушел, тесновато ему в семье стало, а потом оказалось, что и должность председателя не по нем, перевели его в колхозные бухгалтеры, но и там не задержался - разжаловали в кассиры. Потом односельчане решили было, что, может быть, дело человека исправит - бригадиром назначили. Не помогло. Вот должность конюха как раз впору пришлась. И было время, когда Анатолий во время школьных каникул, и отец, одновременно работали на колхозной конюшне. Но если для одного это была естественная ступенька в жизни, то для другого - конец. Падение отца происходило не один год, на глазах людей, сопровождалось и пьянками, и драками и всем тем, что вспоминаешь потом отнюдь не с чувством умиления. Представить только - какой моральный груз лег на плечи мальчишки, какого ему было ходить в сыновьях разжалованного председателя! Но выдержал. Работы выполнял легко, охотно, находил в ней и радость, и удовлетворение. А отец старался меньше на людях показываться, та же работа была для него унизительной, да и односельчане не очень церемонились с самолюбием бывшего руководителя. Простые и нелукавые, они в глаза говорили то, что думали... Но уехал все-таки Анатолий из родной деревни Слобода Винницкой области и на какое-то время обосновался у дальнего родственника в Краснодарском крае. Потом служба в армии. Служить довелось на Северном флоте. И хотя условия были довольно далеки от природы украинских степей, служил отлично. В характеристике, подшитой в личном деле, говорится, что Анатолий Берневега был отличником боевой и политической подготовки, имел около десятка всевозможных поощрений, отпуск домой, четко и бесстрашно действовал при тушении пожаров. Волею судеб оказавшись после армии в Одессе, Анатолий за короткое время сумел проявить себя и его взяли в органы внутренних дел. Так и стал милиционером второго разряда в райотделе, а вскоре его назначили милиционером-шофером. К этой ночи он уже участвовал в задержании опасных преступников, угонщиков автомобилей, его частенько награждали, выносили благодарности за бесстрашие. А когда выздоровел после страшного удара ножом в спину, то попросил перевести его на работу в уголовный розыск, в оперативно-поисковую группу. - Тут что интересно, - улыбается Анатолий, - я ведь уже собрался было уходить из милиции. Да. Точно. И жена говорит - уходи. И мать. А что - в уголовный розыск меня не брали, а шофером надоело. Ребята делом заняты, а ты баранку крути... Не очень мне это нравилось. Пошел к начальству, так, мол, и так, уйти хочу. В плаванье. А что? Интересно. Опять же на флоте служил, не чужой человек. И меня на корабль уже настроились брать. А что - специальность флотская есть... Хотелось делом настоящим заняться. До чего дошло - документы начал оформлять. А тут эта история. Ребята погибли, я в больнице оказался... Начальник приходил меня проведывать, спрашивает, как, дескать, с документами быть? А меня, понимаешь, заело! Как?! После всего, что случилось - уйти?! Да ни за что! Получается, что, вроде, я струхнул, что, вроде, те типы заставили меня из милиции уйти. Не сам я, а они заставили! Ну, думаю, нет! Тут уж другой разговор пошел, отсчет другой! Тут уж не в том дело, интересно ли тебе баранку крутить, много ли получаешь, сытно ли ешь... Тут уж все по большому счету. Пришла жена в больницу, затеваю разговор, а она мне и выкладывает - оставайся. Мать пришла, тоже говорит, что, мол, негоже сейчас уходить. Нельзя, говорит. Себя уронишь. Такие дела. , Вроде испытание прошел, тебе уважение оказали... В уголовный розыск хочешь - пожалуйста. Квартиру дали, орден... Тут уж человеком надо оставаться. Это, как тогда, во время схватки - влетаю в коридор, ребята мертвые лежат, у бандюг ножи окровавленные в руках... Думаешь, не страшно было? Обмерло все. А уйти не могу. И когда пошел на них - наверняка знал, что не справлюсь. Но такое ощущение было, что моя жизнь уже не самое главное для меня. И так, оказывается, бывает... *** Преступники сидели на скамье подсудимых в один ряд, бесстрастно выслушивали показания друг друга и никаких чувств не выражали их неподвижные лица. Разве что отчужденность. А, впрочем, они всегда были чужими. Связывала их жажда больших денег. Уж очень хотелось быть значительными, преуспевающими. Собственно, к этому сводились все жизненные планы. А на скамье подсудимых все свелось к тому, чтобы как-то выкрутиться, остаться в живых. Митров без устали твердил, что его заставляли совершать преступления, что сам он человек неплохой, и мог бы при случае оказаться полезным обществу. Но эта вот ?подневольность? не мешала ему хвастать перед Версоном о похождениях банды, а там, где воображения не хватало, пересказывал эпизоды из приключенческих фильмов, приписывая себе подвиги киногероев. И он красовался перед низкорослым Версоном, взахлеб описывая, как в прыжке выбил пистолет у милиционера, как ловко перебросил его через себя, как удачно всадил нож под самую лопатку... Версон восторженно цокал языком и советовал быть осторожнее. Он чувствовал себя польщенным таким доверием, ему хотелось быть полезным, понимал, что его друзья люди денежные и могут при случае отблагодарить. А когда им понадобились патроны, Версон наладил связи, подключил старых приятелей, родственников. Достал патроны. Оказавшись на скамье подсудимых, Версон, разумеется, отрекся от своих друзей, заклеймил нехорошие их дела, потом пожаловался на плохое самочувствие, заметил, что наслышан о доброте и справедливости судьи, похвалил его за объективность и тут же пригрозил обратиться куда надо, если судья сделает что-то не так... Зиновий Дичук, который первым бросился на Николая Плыгуна, и благодаря которому, собственно, удалось Урицкому и Сулову совершить убийство, тоже осудил приятелей. В качестве смягчающих обстоятельств перечислял и учебу в институте, и участие в соревнованиях по самбо, и характеристики из школы - весьма похвальными оказались характеристики. А Урицкий, унылый, сутулый, со скорбным, серым лицом жаловался на жестокость и угрозы Сулова... *** Ограбление, совершенное в ночь на восьмое июня, было девятым по счету эпизодом, которое рассматривал суд. А был и такой, почти невинный. Игорь Судов и Степан Урицкий, работая на облицовке фасадов в красивом городе Одессе, украли и продали по дешевке две электролюльки - невзрачные этакие сооружения из железных прутьев и рифленой площадки. Вряд ли стоит стыдить и корить приятелей, не те люди, но ведь как ни крути - свой рабочий инструмент продали. Тоже весьма показательно. Хотя слово ?свой? здесь употреблено в переносном смысле - инструмент им не принадлежал. А продали они его знакомым халтурщикам, любителям побочных заработков. Невелик вроде доходец оказался, но главное было в другом - открылись вдруг возможности, открылось, что жизнь-то, она вона какая раздольная может быть! Шальные деньги ушли быстро, однако нравственные преграды были сломлены, опасения и страхи отброшены. А дальше уж как-то само собой появились новые знакомые, люди деловые, хваткие. В уголовном деле не единожды промелькнул некий прораб, который устраивал приятелей во многие места, а в день зарплаты не забывал напомнить - давайте, дескать, получайте деньжонки, кое-что начислено! И те шли, получали, рассчитывались с прорабом, себе оставляли. И убеждались, что разговоры-то о легкой и денежной работе - не пустые разговоры. И вполне закономерно возник вопрос - сколько можно на прораба работать? Мы, дескать, и сами с усами. И вот уже на страницах уголовного дела появляется некий Зайд, которого тоже можно отнести к тыловому обеспечению банды. За выпивку и он был не прочь устроиться на работу, где не обязательно появляться чаще двух раз в месяц - в дни зарплаты. Во время судебного разбирательства выяснилось, что оный Зайд прекрасно знает всех сидящих на скамье подсудимых, больше десятка раз устраивался на разные фиктивные работы. Вот его показания: "Я давал Урицкому свой паспорт и писал заявление с просьбой принять меня на работу. Потом ко мне приходил Урицкий и говорил - иди, получай. Я получал деньги и отдавал Урицкому. А он мне давал. Кроме меня таким же образом получали деньги и другие люди. А куда именно устраивал нас Урицкий я не знаю, не интересовался?. Вот какие дела пошли, какие люди вокруг завертелись, какая суета началась. И шел постепенный отсев, Отбор людей, готовых на большее, нежели просто ходить и получать обманом деньги, небольшие в общем-то деньги. И потом, когда они не заработанные, а просто из кассы взятые, то и отношение к ним плевое. А когда подули шалые весенние ветры, совсем невтерпеж стало. Судов и Урицкий работали тогда на отделке в депо трамвайно-троллейбусного управления. И там же сумели похитить у рабочих газорезательный аппарат - шланги, баллоны, прочие приспособления. На всякий случай. Может, кто купит, может, самим сгодится. Судов: Мысль о создании преступной группы появилась как-то осенью. Мы тогда работали в трамвайно-троллейбусном управлении. Как-то в разговоре с Урицким я предложил провести испытание газорезки, которую похитили. Испытания прошли успешно. И начали присматривать кассу. Урицкий: Судов предложил взять кассу трамвайно-троллейбусного управления. Он сказал мне, что читал много литературы, особенно приключенческой, и убедился, что безнаказанно грабить все-таки можно. Касса управления осталась целой. Не смогли ее взять любители приключенческой литературы. Не созрели еще. Но путь был избран. И теперь они прогуливались по городу не просто так - зорко прогуливались. И с людьми общались не просто так, и в гости к родне ходили скорее на разведку, нежели от тоски по родным людям. Большие деньги покоя не давали. *** А задуматься - так ли уж редко мы встречаем людей, хвастающихся, что работа у них легкая, не требующая усилий, более того, работа у них такая, что и вообще ничего не надо делать. И это подается, как некий жизненный успех. Слушатели, заметьте, соглашаются, что действительно это здорово - числиться где-то, получать деньги и ничего не делать. Хотят они того или нет, но дети тоже впитывают это пренебрежительное отношение к труду. На человека, который каждый день преодолевает трудности, добывает хлеб в поте лица, они готовы смотреть как на неудачника, готовы пожалеть его, посочувствовать... Издавна на русской земле уважением пользовался человек мастеровой, умеющий делать полезные вещи, доставляющий трудом своим радость людям и в деревенской, и в городской жизни. Прислушайтесь к разговорам в электричках, на ступеньках крыльца, за праздничным столом... Так ли уж редко услышим мы прикидки - не перетрудился ли, не пересидел ли на службе, не пришлось ли чего сделать больше положенного... И уж коли труд кое-кто готов считать чем-то постыдным, уж коли выступивший на лбу пот надобно скрыть, чтоб соседи, не дай Бог, не подумали, что хлеб тебе тяжело достается... Какой же вывод сделает человек молодой и сильный, которому по возрасту положено стремиться к самоутверждению, к самостоятельности? Все ли подростки смогут распознать за такими вот разговорами взрослых лукавство, желание припугнуть? У всех ли достаточная нравственная закалка, чтобы твердо знать - хлеб, как и прежде, достается нелегко? И лишь такие вот трагедии напоминают о том, что извечная борьба со злом продолжается, что до сих пор на наших глазах и у нас за спиной идет бескровная и кровавая борьба искренности и подлости, бескорыстия и торгашества. И не всегда добро побеждает, не всегда, что делать... Есть у русских людей, не знаю как это назвать - обычай ли, привычка, говорить о себе чуть с иронией, боязнь заявить о себе в полный голос, как бы не подумали, не дай бог, что ты очень себя ценишь. Наверно, за этим есть и нравственное достоинство, и уверенность в конечной справедливости - да, дескать, я могу наговаривать на себя что угодно, а мое от меня не уйдет, ко мне грязь не пристанет. *** Анатолий Берневега, рассказывая о себе, припоминал случаи отнюдь его не возвышающие, скорее потешные случаи, чего, мол, не бывает в нашей работе! Рассказал, например, о том, как дважды задерживал неуловимого одесского карманника Балтера, как тот при задержании рвал себе что-то во рту, плевался кровью, симулировал туберкулез, причем, так успешно, натурально, что его поместили в больницу, а он исхитрялся по вечерам убегать ?на работу?. Рассказал, как тот же Балтер однажды взятку ему предлагал, и немалую, чтоб только отпустил его на все четыре стороны. - Прямо, как золотая рыбка! - смеется Берневега. Рассказал он о случае, как брали вора в продовольственном магазине, а тот, успев изрядно выпить, забаррикадировался в винном отделе и начал бутылками ?отстреливаться?. - А бутылки дорогие, коньяк, между прочим! - шутливо ужасается Берневега. - А тут еще одна незадача - взять охломона можно было только со стороны витрины. Но зайти тоже нельзя - он же запросто эту витрину расколотит! А там такое стекло! Десять квадратных метров! Ты что! Надо же - стекло жалко. А казалось бы, о том ли должен думать милиционер-шофер . А товарищи рассказали о другом случае. Однажды было установлено, что на окраине города, в одном из частных домов обосновались преступники, которых уже давно разыскивали и в самой Одессе, и в других городах Украины. Оперативная группа прибыла на место, когда уже стемнело. Машину вел Берневега. Остановились в отдалении, за углом, осторожно приблизились к дому. В окнах темно. Как быть? Устроить засаду? Так можно без толку прождать и сутки, и неделю - вдруг в доме никого нет? Уйти ни с чем? Тоже не годится... Решили все-таки войти в дом, но он оказался запертым изнутри. Это уже обнадеживало. Значит, там есть люди. Но почему погашен свет? Спят? Вроде, рановато спать ложиться. Ждут нападения? Затаились? Не исключено. Было заранее известно, что преступники вооружены, что так просто не сдадутся, поскольку давно уже перешли ту грань, за которой, как говорится, терять нечего. Да и по предыдущим стычкам было ясно - пойдут на что угодно. Взламывать дверь? Нехорошо. Безграмотно. Шум поднимется на всю округу... Решили проникнуть в дом через форточку. Вопрос - кто полезет? И выяснилось, что в форточку может пролезть только один человек - милиционер-шофер Анатолий Берневега. Сходили к машине, позвали Анатолия. - Ну как, Толик? Полезешь? - спросил его начальник опергруппы. - А чего... Полезу. - Можешь отказаться... Дело того.., небезопасное. Подумай. - Потом подумаю. Подсадите лучше... И он легко проскользнул в маленькую форточку, в полнейшую темноту, наполненную неизвестностью, опасностью. - Как только войдешь, отходи от окна, - посоветовал ему начальник, - а то на светлом фоне тебя хорошо будет видно, понял? Едва нащупав ногами пол, Анатолий тут же сделал шаг в сторону. И перевел дыхание - ничего не упало, ни на что не наткнулся. Прислушался. И не смог сдержать улыбки - в доме раздавался разноголосый храп. Он осторожно, по миллиметру начал продвигаться в другую комнату, обходя кровати, лежаки, стол, уставленный тускло поблескивающими пустыми? бутылками. Привыкнув к темноте, он стал различать предметы, увидел темный квадрат двери, вышел в прихожую и открыл наружную дверь. Преступников задержали, тут же в доме нашли оружие, нашли похищенные вещи. И такой случай был в его жизни. Когда я напомнил ему о нем, он передернул плечами. - Подумаешь - сонных взяли! - Но когда ты забирался в форточку, знал, что они спят? - Да нет, откуда? - Но о том, что в доме могли быть преступники, знал? - Конечно. Потому и приехали туда. В то же лето, когда погибли его товарищи, когда еще не затянулись швы на ранах, и не миновала еще опасность заражения крови, а оно было, заражение, Анатолий поступил на юридический факультет Одесского университета. Он ходил на экзамены с температурой, проглотив полдюжины таблеток, сжав зубы от боли. И сдавал экзамены, и сдал их, и был принят на вечернее отделение. И вспомнились слова, оброненные им в разговоре... - Нашу работу любить надо, иначе нельзя. Невозможно работать только за деньги. Что получается - одни только деньги не окупают риск... Ну взял бы я у Балтера те несчастные тысячи, а дальше как жить? Хочется и уважать себя за что-то... А если жизнь на деньги мерять, их всегда покажется мало. Сколько бы тебе их не дали, все будешь бояться продешевить. Работу любить надо, иначе жизнь каторгой покажется, сколько бы ты этих денег не хапнул... Вон бандюги, которые наших ребят убили... Какая же у них жизнь беспросветная была! И Берневега вскинул рыжие свои брови, будто и сам удивился унылости, в которой жили преступники. *** Пообчистив родственников, набив руку, преступники почувствовали, что могут взяться и за более серьезные дела. И совершили нападение на кассу строительного управления. Их было трое - Сулов, Урицкий и Митров. Перед этим долго бродили вокруг да около, шатались по коридорам, заглядывали в окна и двери. Боялись. Оно и понятно - предстояло совершить некий качественный скачок. Одно дело через забор газорезку перебросить или старика ограбить, а другое дело - взломать кассу государственного учреждения. В общем, взяли кассу. Удалось. Сумели. Проникли ночью в здание, оглушили охранника булавой по голове, обмотали ему рот изоляционной лентой, и с помощью газорезки вскрыли сейф. Первое время прятались, старались не встречаться, потом осмелели. Шок прошел, страх разоблачения отпустил. Расправили плечи, румянец на щеках заиграл, жизнь стал; обретать именно те счастливые черты, о которых столько мечталось: денежное раздолье и... И все Это на какое-то время озадачило. Казалось бы, все прекрасно, есть то, о чем так долго судачили, что было недостижимым - большие деньги. Появились деньги. А счастья не было. Жизнь не изменилась. Вот что озадачивало - жизнь хоть и при деньгах, но оставалась прежней. Ну, хорошо, напились раз-другой, хорошо напились, от пуза, по улицам прошлись, с превосходством поглядывая вокруг, друзьям-приятелям дали понять, что они не просто так, они при деньгах... И все. Деньги таяли, а счастье не появлялось. Да и зависти в глазах окружающих не видели, мир вокруг оставался прежним. И сами они, как были шабашниками-штукатурами, так ими и остались. Это им не понравилось. Ведь как-никак кассу взяли, сейф сумели вскрыть! Но никто не преклоняется, как и прежде ругают за прогулы, за опоздания, за пьянки на работе... Объяснение пришло самое легкое - мало взяли. Нет, они не собирались в круг, не занимались поисками счастья и ответов на вечные вопросы бытия. Просто, поиздержавшись и распив бутылку-другую, решили присмотреть еще одну кассу. А почему нет, если такие дела получаются? Через полгода новое нападение - на кассу передвижной механизированной колонны. К тому времени Сулов и Урицкий изготовили на всех ножи из стального полотна, закупили гвоздодеры, поскольку вскрывать п

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору