тришь  на  него  и
чувствуешь, что сейчас заплачешь.
     И Джатни подумал, как умен его друг Хок, который выразил словами  то,
что чувствовал Джатни. Тонкость - подходящее слово, хотя и  необычное  для
определения типа  лица  Кэмпбелла.  Ирен  была  стихийной  силой,  которая
создавала будущую трагедию.
     Хок обнял его и сказал:
     - Дэвид, держи со мной связь. Я это говорю всерьез. И вообще не падай
духом. Когда ты молод, у тебя все впереди.
     Он подарил Кэмпбеллу модель великолепного самолета будущего,  мальчик
прижал ее к груди и спросил:
     - Дядя Джат, я могу это взять?
     Джатни увидел улыбку на лице Хока и сказал:
     - Передайте от меня привет Розмари.
     Он хотел произнести эти слова в течение всей встречи.
     Хок кинул на него удивленный взгляд.
     - Передам, - пообещал он.  -  Я,  Джибсон  и  Розмари  приглашены  на
инаугурацию Кеннеди в январе. Тогда и передам.
     Дэвид Джатни вдруг ощутил, что его  выкинули  из  этого  мира.  Люди,
которых он знает - он обедал с ними, спал с Розмари, а правильнее сказать,
трахнул ее - теперь собираются взойти на самый  верх  без  него.  Он  взял
Кэмпбелла  за  руку,  и  прикосновение  шелковистой   кожи   придало   ему
уверенность.
     - Спасибо за все, Хок. - Я буду держать вас в курсе моих дел. Может я
поеду в Юту на несколько недель. Например, к Рождеству.
     - Это будет замечательно, -  тепло  сказал  Хок.  -  Ты  должен  чаще
навещать родителей. Дети не знают, как тоскуют без них матери и отцы.
     Но когда  Хок  провожал  их  до  дверей  своего  кабинета,  продолжая
похлопывать Дэвида Джатни по спине, Джатни с неожиданной яростью  подумал,
откуда он, черт возьми, может это знать? У него никогда не было детей.
     Лежа на диване в  ожидании  возвращения  Ирен,  и  глядя,  как  дымка
рассвета просачивается  сквозь  окно  гостиной,  Джатни  думал  о  Розмари
Белэйр. О том, как она повернулась к нему в постели и вся растаяла  в  его
теле. Он помнил запах ее  духов,  странную  тяжесть  ее  тела,  вызванную,
вероятно, действием снотворного, ее вид утром в спортивном  костюме  и  то
высокомерие, с каким она  отослала  его  прочь.  Он  вновь  переживал  тот
момент, когда она предложила ему деньги, чтобы он мог дать на чай  шоферу,
и как он отказался взять их. Зачем только он оскорбил  ее,  зачем  сказал,
что ей лучше знать,  сколько  следует  заплатить  шоферу,  будто  ее  тоже
отправляли домой таким манером и при таких же обстоятельствах?
     Джатни думал о своих родителях в Юте, которые забыли его, поглощенные
собственным счастьем, об их лицемерном "ангельском исподнем", которое  они
вывешивали напоказ, в то  время  как  радостно  и  непрерывно  предавались
чувственным наслаждениям. Его приезд может помешать им.
     Дэвид Джатни грезил, как он встретит Розмари Белэйр и поведает  ей  о
своей любви. Послушай, скажет он, представь, что у тебя рак,  и  я  возьму
твою болезнь в свое тело. Если какая-нибудь огромная звезда упадет с неба,
я прикрою тебя. Если кто-то попытается убить  тебя,  я  остановлю  лезвие,
подставив свое сердце, пулю встречу своим  телом.  А  если  бы  я  обладал
одной-единственой каплей из родника молодости, которая сохранила  бы  меня
навеки  молодым,  я  отдал  бы  тебе  эту  каплю,  чтобы  ты  никогда   не
состарилась.
     Вероятно, он понимал, что его память о Розмари  освещена  ореолом  ее
славы, что он молит Бога превратить его в нечто  большее,  нежели  обычный
кусок плоти. Он молит о власти, о безмерном богатстве, о красоте,  о  всех
достоинствах, чтобы соотечественники заметили его присутствие на земле,  и
он не затерялся в толпе.
     Он показал чек  Хока  Ирен,  чтобы  произвести  на  нее  впечатление,
продемонстрировать ей, что есть люди, настолько  заботящиеся  о  нем,  что
дарят ему такую большую сумму денег. Она не была потрясена, считая обычным
делом, когда друзья делятся друг с другом, и даже заметила, что человек  с
таким огромным состоянием, как Хок, мог бы  без  труда  дать  и  побольше.
Когда Дэвид Джатни предложил ей половину этой суммы, чтобы она могла сразу
же поехать в Индию, она отказалась.
     - Я всегда трачу только свои деньги, - подчеркнула она. - Я  работаю,
чтобы жить. А если я возьму  сколько-нибудь  у  тебя,  ты  возомнишь,  что
имеешь на меня права. Кроме того, ты хочешь сделать это ради Кэмпбелла,  а
не ради меня.
     Джатни был ошарашен ее отказом и намеком на его интерес к  Кэмпбеллу.
Он просто хотел избавиться от них обоих и  вновь  стать  свободным,  чтобы
жить мечтами о будущем.
     Потом Ирен спросила, что он будет делать, если  она  возьмет  у  него
половину денег и уедет в Индию, как он распорядится оставшейся  половиной.
Дэвид отметил, что она не предлагает ему отправиться  вместе  в  Индию,  а
также, что она сказала  "оставшейся  половиной",  словно  в  глубине  души
согласилась на его предложение.
     Вот тогда он совершил ошибку, рассказав ей, что  бы  стал  делать  со
своими двумя с половиной тысячами долларов.
     - Я хочу посмотреть страну и увидеть Инаугурацию  Кеннеди,  -  сказал
он. - Думаю, это  будет  забавно.  Понимаешь,  просто  сесть  в  машину  и
проехать через всю страну. Я даже мечтаю увидеть снег и  лед,  и  испытать
настоящий мороз.
     Похоже, Ирен на мгновение задумалась, потом принялась  быстро  ходить
по комнате.
     - Это прекрасная идея, - сказала она наконец. -  Я  тоже  хочу  лично
увидеть Кеннеди, а иначе я никогда не буду иметь  возможность  узнать  про
его карму. Я возьму отпуск, они должны мне целую кучу  дней.  И  Кэмпбеллу
будет  интересно  посетить  разные  штаты.  Мы  возьмем  мой  фургончик  и
сэкономим на мотелях.
     У Ирен был маленький автофургончик, в котором  она  пристроила  полки
для книг и койку для Кэмпбелла. Этот фургончик представлял для нее большую
ценность, ведь даже когда Кэмпбелл был  совсем  маленьким,  она  объездила
вдоль и поперек всю Калифорнию, посещая политические собрания  и  семинары
по восточным религиям.
     Когда они отправились в  путешествие,  Дэвид  Джатни  ощутил  себя  в
ловушке. Вела машину Ирен, она любила  сидеть  за  рулем.  Кэмпбелл  сидел
между ними, держа свою ручонку в руке Дэвида. Джатни  положил  в  банк  на
счет Ирен половину суммы по чеку Хока для ее поездки в Индию, и теперь  на
его две с половиной тысячи  они  должны  были  жить  втроем.  Единственной
вещью, вселявшей в него уверенность был пистолет двадцать второго калибра,
покоящийся в кожаном футлярчике в кармане пиджака. В восточной  части  США
было полно жулья, а он должен защищать Ирен и Кэмпбелла.
     К удивлению Джатни первые четыре  дня  их  неторопливого  путешествия
оказались прекрасными. Кэмпбелл  и  Ирен  спали  в  фургончике,  а  он  на
открытом воздухе. Когда  в  Арканзасе  их  застала  холодная  погода,  они
свернули южнее, чтобы как можно дольше избегать мороза. Потом  пару  ночей
они останавливались в  мотелях,  попадавшихся  на  пути.  В  Кентукки  они
впервые оказались в неприятной ситуации.
     Становилось все холоднее и, переночевав в мотеле, на  следующее  утро
они заехали в город, чтобы позавтракать в кафе, где продавались и газеты.
     Продавец, примерно одного возраста  с  Джатни,  работал  поразительно
проворно. Верная  своим  калифорнийским  демократическим  привычкам,  Ирен
вступила с ним в разговор. На нее произвела впечатление его расторопность.
Она часто говорила, как приятно видеть, когда человек - специалист в своем
деле, пусть этот труд будет даже самым низким.  Она  утверждала,  что  это
признак хорошей кармы.  Джатни  никогда  по-настоящему  не  понимал  слово
"карма".
     А продавец понимал. Он тоже оказался приверженцем восточных  религий,
и между ним и Ирен завязалась долгая  и  интересная  дискуссия.  Кэмпбеллу
надоело ждать и Джатни, заплатив по счету, вывел мальчика на улицу. Прошло
добрых пятнадцать минут, прежде, чем вышла Ирен.
     - Он замечательный парень, - сообщила она. - Его имя Кристофер, но он
называет себя Криш.
     Джатни был раздражен долгим ожиданием, но ничего не сказал. По дороге
обратно в мотель Ирен произнесла:
     - Я думаю, нам стоит  здесь  задержаться  на  денек.  Кэмпбеллу  надо
отдохнуть,  да  и  городишко  выглядит   приятно,   здесь   можно   купить
рождественские подарки. В Вашингтоне у нас не будет времени на покупки.
     - Хорошо, - ответил Джатни.
     Их путешествие  было  отмечено  тем,  что  все  города,  которые  они
проезжали, были  украшены  к  Рождеству,  гирлянды  разноцветных  лампочек
тянулись через каждую главную  улицу.  Это  была  цепь,  пересекавшая  всю
Америку.
     Остаток дня они провели, делая покупки, хотя  Ирен  приобрела  совсем
немного. Ужинали они довольно  рано  в  китайском  ресторанчике  и  решили
пораньше лечь спать, чтобы выехать до рассвета.
     Они успели провести в комнате мотеля  всего  несколько  часов,  когда
Ирен, слишком неспокойная для игры с сыном в  шашки,  вдруг  заявила,  что
съездит ненадолго в город и, может быть, привезет что-нибудь  поесть.  Она
уехала, а Дэвид Джатни уселся играть с Кэмпбеллом в шашки,  причем,  малыш
обыгрывал его  беспрерывно.  Мальчик  замечательно  играл  в  шашки,  Ирен
научила его этой игре, когда ему было только два года. В  какой-то  момент
Кэмпбелл поднял свое тонкое личико с широкими бровями и спросил:
     - Дядя Джат, ты не любишь играть в шашки?
     Ирен вернулась незадолго до полуночи. Джатни и  Кэмпбелл  смотрели  в
окно, когда на стоянку въехал знакомый фургончик, а следом за ним еще одна
машина. Джатни удивился, что  Ирен  не  за  рулем,  поскольку  она  всегда
настаивала на том, чтобы  самой  вести  машину.  С  места  водителя  вылез
молодой продавец по имени Криш и отдал ей ключи от  машины.  Она  в  ответ
подарила ему сестринский поцелуй. Из второй машины вышли еще двое  молодых
людей, и она их тоже по-дружески чмокнула. Ирен шагнула к дверям мотеля, а
трое молодых людей обняли друг друга за плечи и запели ей вслед серенаду:
     - Спокойной ночи, Ирен. Спокойной ночи, Ирен.
     Войдя в комнату, она ослепительно улыбнулась Дэвиду.
     - С ними было так интересно разговаривать, что я забыла про время,  -
сказала она и подошла к окну, чтобы помахать им рукой.
     - Пожалуй, я выйду и скажу им, чтобы они прекратили петь, -  произнес
Джатни. В его мозгу вспыхнула картина, как он стреляет в них из пистолета,
лежащего у него в кармане. Ему уже виделось, как пули разносят им  головы.
- Эти парни гораздо менее интересны, когда поют.
     - О, ты их не остановишь, - заявила Ирен. Она взяла Кэмпбелла на руки
и  кивнула  молодым  людям  в  знак  признательности.   Пение   немедленно
прекратилось, после чего Дэвид Джатни услышал шум отъезжающей машины.
     Ирен никогда не пила  алкогольных  напитков,  но  иногда  употребляла
успокаивающие таблетки. Джатни всегда замечал это, потому что после них ее
улыбка становилась невыносимо прекрасной. Вот так она  улыбалась  однажды,
когда он ждал ее в Санта-Монике, а сейчас, в сумеречном свете, он  обвинил
ее в том, что она переспала с кем-то. Она спокойно ответила:
     - Кто-то же должен трахать меня. Ты ведь этого не делаешь.
     И он вынужден был признать справедливость этой реплики.
     В  канун  Рождества  они  все  еще  были  в  дороге  и   остановились
переночевать в  очередном  мотеле.  Было  уже  холодно.  Они  не  отмечали
Рождество, так как Ирен назвала это фальшью по отношению к истинному  духу
религии. Дэвид Джатни не хотел возрождать  воспоминания  о  давней,  более
невинной жизни. Однако, несмотря на возражения Ирен,  он  купил  Кэмпбеллу
хрустальный шар с пляшущими снежинками внутри. Ранним рождественским утром
он встал с постели и смотрел, как они спят. Он  потрогал  пальцами  мягкую
кожу футляра с пистолетом. Как легко и милосердно было бы убить сейчас  их
обоих, подумал он.
     Через три дня они уже  были  в  столице.  Оставалось  совсем  немного
времени до инаугурации. Дэвид  Джатни  составил  перечень  всего,  что  он
желает увидеть, потом начертил план прохождения праздничного  парада.  Они
втроем отправятся смотреть, как Фрэнсис Кеннеди  будет  приносить  клятву,
вступая в должность президента Соединенных Штатов.



                                    26

     В день инаугурации Джефферсон разбудил президента Соединенных  Штатов
Фрэнсиса Ксавье Кеннеди на рассвете, чтобы успеть подготовить его и одеть.
Начался  снегопад,  большие  белые  хлопья  засыпали  Вашингтон,  и  через
пуленепробиваемые окна своей комнаты Фрэнсис Кеннеди ощущал себя  в  плену
этой снежной вьюги, словно он был заключен в стеклянный  шар.  Он  спросил
Джефферсона:
     - Вы будете на параде?
     - Нет, господин президент, - ответил Джефферсон,  -  я  буду  держать
оборону здесь, в Белом доме. - Он поправил на Кеннеди галстук. - Все  ждут
вас внизу в Красной комнате.
     Когда Кеннеди был готов, он пожал руку Джефферсону.
     - Пожелайте мне успеха, - сказал он.
     Джефферсон  проследовал  за  ним  до  лифта.  Двое   агентов   Службы
безопасности сопровождали президента до первого этажа.
     В Красной комнате его ожидали. Вице-президент Элен Дю  Пре  выглядела
просто  царственно  в  белом  атласном  платье,  Ланетта  Карр  смотрелась
очаровательно в нежно-розовом. Члены президентского штаба были  одеты  так
же, как и президент - в  белоснежных  рубашках  и  черных  смокингах,  так
выделяющихся на фоне стен и диванов Красной комнаты. Артур  Викс,  Оддблад
Грей,  Юджин  Дэйзи  и  Кристиан  Kли,   молчаливые   и   напряженные   от
значительности этого  дня,  образовывали  свой  маленький  особый  кружок,
Кеннеди улыбнулся им. Эти женщины и четверо мужчин составляли  его  семью.
Его удивляло то, что он влюблен, и у него в Белом доме будет жена. Ланетта
Карр согласилась выйти за него замуж.
     После того первого обеда с Ланеттой Карр, который  он  так  тщательно
приготовил, Фрэнсис Кеннеди впал в депрессию. Эта женщина явно  не  хотела
принимать его ухаживания, решительно отвергая любые  намеки  на  возможные
любовные отношения. Он приглашал ее на разные обеды в Белом доме, чтобы ей
не казалось, что он пытается установить с ней какие-то личные отношения.
     Прекрасно понимая ее чувства, осознавая,  что  ей  мешает  ореол  его
власти, он пытался уменьшить ее боязнь и, отправляясь к ней  на  квартиру,
одевался нарочито небрежно, а готовя обед, накидывал на  себя  фартук.  Но
смягчилась  она  только  после  того,  как  увидела  взрыв  президентского
лимузина. В тот вечер она позвонила Юджину Дэйзи  и  спросила,  когда  она
могла бы увидеть президента. На следующее утро Дэйзи сообщил Кеннеди о  ее
звонке. Президент до сих пор помнил улыбку на его лице.  Это  была  улыбка
старшего брата, обрадованного тем, что его младший  брат  в  конце  концов
начал ухаживать за женщиной. Фрэнсис Кеннеди немедленно  позвонил  Ланетте
Карр.
     Разговор оказался неуклюжим и высокопарным. Кеннеди пригласил  ее  на
обед в Белом доме, на котором они будут только вдвоем. Он объяснил, что не
может выехать из Белого дома, что появляться на людях ему запрещено. А она
ответила, что приедет в Белый дом, когда только он захочет ее  видеть.  Он
попросил ее приехать в тот же вечер.
     Они обедали в президентской квартире на четвертом этаже, и Джефферсон
прислуживал им. Во время обеда оба чувствовали  себя  очень  скованно,  но
вдруг, когда они выходили из столовой, Ланетта взяла его за  руку,  и  его
поразило тепло,  исходившее  от  ее  тела.  Потеряв  рассудок  от  долгого
воздержания, от вынужденной закрепощенности своего  ума,  он  ощупывал  ее
пальцы  и  глянцевитые  ногти,  потом  дотронулся  до   ее   плеча,   шеи,
почувствовав биение пульса, и, как слепой, коснулся ее шелковистых  волос.
Он целовал ее в щеку, в уголки глаз, ощущая теплую плоть под  удивительной
кожей.  Осознав,  что  с  ним  происходит  некая  метаморфоза,   наступает
освобождение разума и тела, он целовал ее незащищенный рот.
     И только когда она ответила на его поцелуй, он рискнул посмотреть  ей
в лицо. У него защемило сердце от изумления, радости и  грусти.  Она  была
так прекрасна,  глаза  выражали  всю  ее  любовь  и  желание  сделать  его
счастливым. В ее взгляде было доверие, вера  в  его  человечность  вопреки
оковам власти.  Он  вновь  поцеловал  ее  в  губы  и  понял,  что  сдается
безоговорочно. Потом, почти как в волшебном сне,  словно  ему  никогда  не
доводилось  открывать  столь  странный  мир,  он   коснулся   ее   грудей,
наэлектризованных тайников ее тела под платьем. В приливе нежности и любви
он отдал ей свой разум и тело, и все эти долгие годы горя  и  ужаса  будто
смыло.
     Они  стали  любовниками,  и  теперь  у  Фрэнсиса   Кеннеди   появился
компаньон, когда он ранним утром, будучи не в  силах  заснуть,  бродил  по
Белому дому. Постепенно он стал спать ночами, погружаясь в сны, дарованные
любовью. Подобно  всем  подлинным  любовникам,  он  сочинял  разнообразные
способы, чтобы  сделать  свою  любимую  счастливой,  а  заодно  придумывал
средства, как осчастливить и весь народ Америки. Он думал о том, насколько
ему повезло, что он один  из  немногих  людей  на  земле,  которому  могут
сниться такие сны.
     За два дня до инаугурации  Фрэнсис  Кеннеди  и  Ланетта  Карр  решили
вступить в брак. Свадьбу запланировали на апрель,  когда  город  Вашингтон
радуется весне.
     Наконец настал день инаугурации. Фрэнсис Кеннеди и его близкие  вышли
из Белого дома в город, выглядевший необычно  красивым,  -  покрывший  все
вокруг снег отливал золотом под лучами холодного зимнего солнца.
     Кристиан Кли наблюдал за Ланеттой Карр и Фрэнсисом Кеннеди  и  видел,
как любовь озаряет их лица. Кристиан думал о том, что в любви нет ощущения
величия человека, как в политике нет места  понятию  чести,  что  те,  кто
борется за власть над миром, не знают милосердия. А что в  конечном  итоге
милосердие, как не  психологическая  гарантия  против  полного  поражения?
Слабое утешение. Он оглядел других мужчин, которых близко знал  в  течение
многих лет, - Юджин Дэйзи, Оддблад Грей и Артур Викс. Все они сражались за
своего друга Кеннеди, потому что таков их долг.
     Присутствовал здесь и Теодор Тэппи, имеющий дело со злом  и  играющий
по своим правилам. Обман в  ответ  на  обман,  предательство  в  ответ  на
предательство. Это тоже лояльность, но попроще.
     Доктор Зед Аннакконе  отличался  от  остальных.  Звезда,  которой  он
следовал,  ярко  сияла  на  небесах.  Этой  звездой   была   окончательная
непоколебимая  научная  истина,  единственная  надежда  человека.   Он   с
презрением  отшвыривал  зло,  не  торговался  с  ним,  никогда  никого  не
принуждал, никого не предавал, он  связан  только  безупречной  концепцией
науки. Что ж, успеха ему. У него  есть  своя  голова,  свои  мозги  и  все
остальное.
     Вот такие мысли приходили в голову Кристиану Кли, когда президентская
команда готовилась выйти из Белого дома, чтобы Кеннеди принес  присягу,  а
потом принять участие в параде по случаю инаугурации.
     Когда президент Фрэнсис Кеннеди шагнул за порог Белого дома,  то  был
поражен, увидев на главной магистрали  огромное  море  людей,  заслонивших
собой все величественные здания,  телевизионные  автобусы  и  бесчисленных
корреспондентов  всех   средств   массовой   информации,   толпящихся   за
специальными канатными ограничителями на размеченных участках. Он  никогда
на видел подобного и спросил у Юджина Дэйзи:
     - Сколько здесь собралось людей?
     - Гораздо больше, чем мы предполагали,  -  ответил  Дэйзи.  -  Может,
придется  вызвать  батальон  морской  пехоты,  чтобы   они   помогли   нам
контролировать движение по улицам.
     - Не надо, - сказал президент.
     Его удивило, что Дэйзи  воспринял  его  вопрос  так,  словно  большое
скопление  людей  представляет  опасность.  А  он  считал  это   триумфом,
подтверждающим  правильность  всего,  что  он  сделал  со   дня   трагедии
Па