я не могу  взять  вас  к  себе.  Мне  нужен  человек,
преданный делу.
     Немного помолчав, я нехотя отзываюсь:
     - Буду я ему предан или нет, зависит от условий.
     - Вы - деловой человек! - рычит Дрейк. - И эта  ваша  черта  мне  уже
знакома. Но  даже  на  деловых  людей  иногда  накатывает:  привязанности,
ностальгия, Родина с большой буквы и прочее...
     - Я плаваю пятнадцать лет, - апатично говорю я и беру новую сигарету.
- И за все это время не провел на Родине  с  большой  буквы  и  пятнадцати
месяцев...
     - Да, это недурной тренинг, - соглашается Дрейк. - Но  все  на  свете
имеет  оборотную  сторону.  Может,  вы  оторвались  от  людей...  утратили
связи... В сущности, какие у вас связи на родине?
     - В каком смысле? - интересуюсь я, глубоко затягиваясь.
     - Кто ваши друзья? С какими людьми вы водите знакомство?
     - Самыми разными: рыбаками, моряками, портовыми служащими.
     - Так. А есть среди них люди, на которых можно положиться?
     - Как бы я работал, если бы их не было? Мало сэкономить часть  фонда,
надо еще ее сбыть.
     - Вам, конечно, лучше знать, - кивает рыжий.
     Он выпивает остаток виски, затягивается сигарой и продолжает:
     - И еще один вопрос, друг мой. Третий и самый важный.  Cтарина  Дрейк
привык требовать от своих подчиненных беспрекословного повиновения.
     - Я что, должен принести присягу?
     - Нет, присяги не надо. Вообще я  не  из  тех  людей,  которые  любят
хвататься за слова и  обещания.  Но  должен  вас  предупредить,  поскольку
чувствую в вас некоторую нервозность. Мы здесь - люди спокойные, друг мой;
если кто-то имеет право нервничать, то только я! А поскольку я этим правом
не пользуюсь, то все у нас идет тихо и мирно. И повышенного тона я терпеть
не стану.
     Мой ответ звучит пренебрежительно.
     - Мне тоже незачем особенно волноваться. И незачем  строить  из  себя
более спокойного, чем я есть на самом деле.
     Дрейк бросает на меня беглый взгляд, но молчит.
     - Я еще не слышал другой стороны условий, материальной,  -  напоминаю
я.
     - Она будет целиком зависеть от вас. - Дрейк добродушно усмехается. -
Какой толк обещать вам кучи  денег,  если  вы  все  равно  не  сумеете  их
истратить из-за преждевременной кончины...
     Стряхнув пепел  с  сигары,  он  устремляет  меланхоличный  взгляд  на
бутылку "Баллантайна", но воздерживается.
     - У вас будет комфортабельный номер  в  "Аризоне"  -  одном  из  моих
небольших предприятий. Будет  приличное  жалованье,  пятьсот  фунтов.  Для
дебютанта вроде вас это страшно много. Чего же еще?
     Рыжий бросает на меня вопросительный взгляд, но я молчу.
     - Что касается ваших обязанностей, то первая из  них  -  не  покидать
нашей улицы без разрешения. Шутники прозвали ее Дрейк-стрит.  И  поскольку
вы работаете на Дрейка, вы должны все время находиться у меня  под  рукой,
на Дрейк-стрит.
     - Значит, тюремный режим...
     - Будет вам! Что за некрасивые определения! Все мои люди целыми днями
шляются по этой улице, хотя их никто ни в  чем  не  ограничивает.  Это  же
естественно! Вы моряк, и могли этого не заметить,  но  в  сущности,  жизнь
большинства людей, дорогой мой, протекает на одной-единственной улице.
     - И что именно я должен делать?
     - То же, что делал бы я, будь у меня время. Будете следить, как  идут
дела в двух моих гостиницах; во второй половине дня будете заглядывать  во
все три клуба; проверять, все ли в порядке у картежников, в закусочной  на
углу. Вообще приучите людей к тому, что вы - глаза и уши их хозяина, Билла
Дрейка. И самое главное - вы всегда должны быть у меня под  рукой  на  тот
случай, если мне понадобится ваш совет. Потому  что  дело  консультанта  -
давать советы, не так ли?
     Он, конечно, ничуть не нуждается в моих советах, и это довольно  ясно
сквозит в его тоне; не нужен ему и надзиратель на Дрейк-стрит,  где  жизнь
идет своим чередом и будет идти и дальше без  моего  вмешательства.  Но  я
молчу, потому что не вижу основания для возражений.
     - Ну как, довольны? - интересуется рыжий, гася сигару  в  хрустальной
пепельнице и испытующе глядя на меня холодными голубыми глазками.
     - Я думаю, отвечать на этот вопрос еще рано, мистер Дрейк.
     - Да-да, вы правы, - с готовностью кивает шеф. - Я уже  говорил  вам,
что не люблю забегать вперед и торопиться. Но будет неплохо, если вы сразу
же поймете: здесь, на Дрейк-стрит, выбор настроений невелик. Мои люди либо
довольны жизнью, либо их нет в живых.
     Он встает, смотрит на меня сверху вниз и роняет следующее замечание:
     -  Мне  кажется,  ваш  костюм  полностью  амортизирован.  Консультант
Дрейка, милый мой, не может появляться в  обществе  в  таком  виде.  Нужно
заботиться о добром имени фирмы.
     Хозяин подходит к столу и нажимает невидимую кнопку.
     - Вызовите Линду, - велит он мгновенно появившемуся Алу.


     Так называемая Дрейк-стрит не длиннее сотни метров. Одним концом  она
упирается в улицу пошире, другим - в небольшую площадь. Узкая улочка,  где
с трудом могут разминуться две машины, узкие  тротуары,  два  ряда  старых
двухэтажных домов; их закопченные фасады кое-где украшены яркими  трубками
неоновых реклам.
     В самом начале Дрейк-стрит находится злополучное кафе, где состоялось
мое злополучное знакомство с коварной Кейт. На  углу  напротив  помещается
итальянский ресторан; его витрины украшены бутылками кьянти,  колбасами  и
прочими деликатесами. Рядом с ним алеет вывеска клуба "Венус", который,  в
сущности, не  что  иное,  как  второсортное  кабаре  со  стриптизом.  Чуть
подальше расположены еще два клуба, конкуренты  "Венуса"  -  "Казанова"  и
"Тропик", - но конкуренция  между  ними  чисто  формальная,  ибо  все  три
заведения принадлежат мистеру Дрейку.  Собственность  Дрейка  и  гостиница
"Аризона", расположенная на полпути к площади, на углу  которой  находится
еще одна  гостиница,  поменьше:  именно  туда  привела  меня  Кейт,  чтобы
показать, как  умеют  драться  ее  знакомые.  Гостиница  тоже  принадлежит
Дрейку, как и закусочная напротив, которая существует не столько  за  счет
закусок,  сколько  за  счет  азартных  игр.  Что  касается  трех   книжных
магазинов, торгующих порнографической  литературой,  то  они  не  являются
собственностью моего нового шефа;  он  всего  лишь  поставляет  им  товар.
Словом, кроме лавочки  с  галантереей  и  эротическим  бельем  да  винного
подвала,  все  торговые  предприятия  на  Дрейк-стрит  видимо  или   прямо
принадлежат или косвенно подчиняются Дрейку.
     Еще во время первого, недолгого пребывания в Лондоне  я  успел  бегло
ознакомиться с этой улицей, так что обстановка отчасти мне знакома. И даже
пожелай я сейчас обогатить свои впечатления, это мне  не  удастся,  потому
что сопровождающая меня леди явно спешит. Речь идет  о  мисс  Линде  Грей,
которой шеф доверил деликатную миссию - провести меня по кварталу, чтобы я
мог привести в порядок свой гардероб.
     Давать характеристику даме - нелегкая задача; существует риск сбиться
с джентльменского тона или изменить жизненной правде.  А  применительно  к
мисс Грей задача еще труднее, потому что здесь слишком много неясного.  Во
всяком случае, она заслуживает особого внимания. Это я понял в ту  минуту,
как она появилась в кабинете Дрейка.
     Правда, с этой первой минуты я  запомнил  одни  глаза,  хотя  смотрел
главным образом  на  ноги.  Часто  бывает:  смотришь  на  ноги  женщины  и
заявляешь, что глаза у нее необыкновенной красоты,  поскольку  нас  еще  в
школе учили, что именно глаза, а не  ноги  -  зеркало  души.  Но  у  Линды
действительно красивые глаза, и если бы не заученно-высокомерная маска  на
лице, они были бы еще выразительнее. Не могу  сказать,  что  у  этих  глаз
необыкновенный разрез или какой-то особый цвет; но в их голубовато-зеленой
глубине угадывается нечто затаенное, недосказанное - словом, нечто  такое,
чего лучше не искать, - того и гляди утонешь. Может, именно поэтому я  тут
же переключился на ее ноги - объект  куда  более  надежный  и  устойчивый;
недаром люди ходят на ногах, а не на голове.
     Она  заметила  мой  взгляд  и  машинально   одернула   юбку,   словно
предупреждая, чтобы я не совался куда не следует. Этот столь старомодный в
наше время жест прямо тронул меня, напомнив годы юности, когда такой  жест
все еще был обычным рефлексом защиты или вызова.
     Не считая упомянутого движения и двух-трех беглых взглядов, мисс Грей
ничем не обнаруживает, что  замечает  мое  присутствие;  все  ее  внимание
обращено на Дрейка, но, целиком отданное Дрейку, это всего  лишь  холодное
внимание.
     Не впадая в бульварный тон, должен заметить, что и во всем  остальном
мисс Линда Грей очень даже ничего,  как  говорится,  все  при  ней,  -  по
крайней мере, на мой элементарный вкус, - женственность форм  выразительно
подчеркивает летний сиреневый костюм. Словом, с чисто внешней точки зрения
мисс Линда Грей вполне  заслуживает  положительной  оценки,  и  я  мог  бы
сказать ей об этом - теперь же или позднее, - но  так  и  не  собрался  ни
тогда, ни позднее, потому что когда у женщины столь высокое мнение о себе,
она наверняка не нуждается в комплиментах для поддержания бодрости духа.
     Итак, мы с мисс Грей, покинув контору Дрейка - тот самый дом,  откуда
не так давно вытолкали Борислава, - шагаем по Дрейк-стрит к широкой улице,
в широкий мир. Линда молчит. Ее быстрая походка и  весь  вид  красноречиво
говорят, что у нее нет времени на бесцельные прогулки и лишние  разговоры.
Мне тоже не до разговоров, и чтобы  это  показать,  я  отстаю  от  нее  на
полметра.
     - Идите рядом, -  негромко  говорит  она,  когда  мы  сворачиваем  на
широкую оживленную улицу.
     - Не волнуйтесь, я не  убегу,  -  отвечаю  я,  не  давая  себе  труда
прибавить шагу.
     Но мисс Грей все же волнуется. И поскольку я не прибавляю  шагу,  она
замедляет ход. Впрочем она,  кажется,  заранее  решила,  что  наш  маршрут
кончается на следующем перекрестке.
     - Это придворный поставщик подчиненных Дрейка. - Она пренебрежительно
указывает рукой в сиреневой перчатке на магазин по ту сторону улицы.
     Широкая витрина до отказа набита мужской конфекцией. Можно  подумать,
что хозяин магазина задался самолюбивой целью собрать под его  крышей  всю
безвкусицу Лондона.
     - Боюсь, что моим поставщиком ему не быть, - отзываюсь  я.  -  Такого
разгула красок я не заслуживаю.
     - По вашей физиономии этого не скажешь, -  холодно  замечает  она.  -
Чего же вы, в сущности, хотите?
     - Ничего особенного. Мне нужна  пара  приличных  костюмов.  Если  вы,
конечно, знаете, что это означает.
     Не реагируя на ехидство, Линда делает поворот кругом. Я молча  следую
за ней.
     На этот раз маршрут оказывается куда длиннее и приводит нас в большой
универмаг на Риджент-стрит. Мы поднимаемся в мужской отдел, где я  выбираю
два серых костюма разных тонов, пять рубашек, галстуки и белье. Мисс  Грей
с явным нетерпением ждет, когда я  кончу  покупки,  что  не  мешает  ей  с
любопытством посматривать, что именно  я  беру.  Расплатившись  из  суммы,
выданной мне шефом, я беру картонные коробки и объемистые пакеты.
     - Пожалуй, не мешало бы взять чемодан.
     - Только для того, чтобы отнести вещи  в  гостиницу,  вы  собираетесь
покупать чемодан? - холодно интересуется моя дама.
     - Чемодан всегда может пригодиться, - заявляю я.
     - Да, если человек куда-то ездит. А у вас такая возможность  вряд  ли
будет.
     Я пропускаю мимо ушей  многозначительную  реплику  и  отправляюсь  на
верхний  этаж,  где,  если  верить  указателю,  находится  отдел  дорожных
принадлежностей. Линда со скучающим видом следует за  мной,  воздерживаясь
от замечаний.
     Она молчит всю обратную дорогу, и только на нашей родной  Дрейк-стрит
заявляет:
     - Здесь я вас покину.
     - Не стану вас удерживать, - отвечаю я таким тоном, будто это зависит
от меня.
     И мы расстаемся с вполне взаимной неприязнью.
     -  Мистер  Питер?   -   услужливо   спрашивает   женщина   в   окошке
администратора в "Аризоне". - Секретарь  мистера  Дрейка  сказал,  что  вы
будете жить у нас. Я вам дам номер двадцать второй, это и  впрямь  удобная
комната.
     Из ее слов мне становится ясно, что, во-первых, у  шефа  и  без  меня
имеется секретарь, а во-вторых, что мое болгарское имя получило английскую
транскрипцию. С этого дня вся  Дрейк-стрит  будет  называть  меня  "мистер
Питер".
     Молодая женщина снимает ключ с доски и провожает меня в номер. Как  и
следовало ожидать, он находится на втором этаже и  не  представляет  собой
ничего особенного. Анонимная гостиничная комната  со  старомодной,  сильно
потертой мебелью, с видом на задымленные фасады Дрейк-стрит. Облик хозяйки
как-то не вяжется ни с этим зданием, ни с этой улицей - не потому,  что  у
нее массивная фигура без претензий на модную элегантность; но она излучает
добродушие и очень услужлива - черты, не соответствующие  здешнему  образу
жизни.
     - Вы не могли бы послать кого-нибудь в аптеку? -  говорю  я,  опуская
чемодан в специальную стойку.
     - А как же, мистер Питер! Я сама  сбегаю,  как  только  вернется  мой
брат. Вам и впрямь следует заняться своим лицом.
     "Если бы только лицом!" - говорю я про себя и спохватываюсь: я  забыл
купить пижаму. Большой  пропуск,  если  учесть,  что  в  ближайшие  дни  я
собираюсь главным образом валяться в постели.
     - Кроме того, мне нужна пижама.  Возьмите  на  размер  больше,  я  не
выношу тесных, как смирительные рубашки.
     - Конечно, мистер Питер! Вы почти одного роста с моим братом.
     - Я вам очень признателен, мисс... Извините,  я  не  запомнил  вашего
имени...
     Женщина смеется.
     - Вы и не могли его запомнить, потому что я вам его не назвала. Здесь
все называют меня Дорис.
     - Я вам очень признателен, мисс Дорис, - говорю я, снимая  с  кровати
плотное покрывало и устанавливая, что белье чистое.
     Дорис выходит из комнаты. Только теперь я понимаю, что еле держусь на
ногах.  Приходится  принимать  меры.   После   многократного   чередования
холодного и горячего душа  я  оказываюсь  в  кровати.  Удобная  кровать  в
неудобной ситуации - не такая штука, чтобы ею можно было пренебречь.


     Отдых и теплые заботы Дорис дают себя знать.  Благодаря  примочкам  и
компрессам раны затягиваются, а отеки спадают до такой степени, что я могу
бриться.
     И вот в понедельник утром я бреюсь, как всякий порядочный служащий  в
начале рабочей недели, надеваю белоснежную рубашку, скромный серый галстук
с белым узором, облачаюсь в один из новых  костюмов  и  как  ясное  солнце
появляюсь на Дрейк-стрит, готовый к трудовым подвигам.
     Само собой разумеется, первая моя  задача  -  завтрак  и  пара  чашек
горячего  кофе  в  угловом  кафе,  у  стройных  ног  красавицы  из  Реммон
ревю-бара. Надо подкрепиться, пока шеф не вызвал  меня  к  себе.  Но  шеф,
кажется, вообще забыл о моем существовании. Я сижу в кафе до десяти часов,
но  никто  меня  не  спрашивает,  никто  мной  не  интересуется.  Тогда  я
вспоминаю, что на меня возложены известные  инспекторские  обязанности,  а
именно надзор за притоном картежников в другом конце улицы. Минуя  витрины
специализированных книжных магазинов  и  клубы  стриптиза,  я  неторопливо
прохожу всю Дрейк-стрит и вступаю в закусочную.
     Несмотря на сравнительно ранний час, здесь довольно людно. У столиков
расположились картежники с сигаретами в  зубах,  выстроенные  вдоль  стены
игральные автоматы звякают в полную силу. Я направляюсь к стоящему у кассы
человеку без пиджака, в одном жилете, и скромно заявляю:
     - Я - секретарь мистера Дрейка.
     - Мистер Питер?
     - Именно. Чем могу быть полезен?
     - Спасибо, ничем, - отзывается человек за кассой. - Но, возможно,  мы
могли бы быть вам полезны?
     - Пожалуй, я выпил бы кофе.
     Мой кофе  ставят  на  маленький  столик  возле  окна,  выходящего  на
площадь. Приятный вид на квартальный скверик со скромной зеленью позволяет
мне сделать неожиданное открытие: оказывается, деревья уже распустились.
     Очевидно, вся Дрейк-стрит уже в курсе моих дел, но я ничем  и  никому
не могу быть полезен. Если я и сомневался в  том,  что  мои  инспекторские
обязанности - фикция, то послеобеденная прогулка по клубам  открывает  мне
глаза на истинное положение  вещей.  В  погоне  за  лишним  шиллингом  эти
почтенные заведения открываются уже в три часа: и с трех часов у витрин  с
откровенными снимками стоят швейцары, они же зазывалы, вернее, приставалы;
эти молодые люди хватают каждого прохожего - кого за рукав, кого  за  борт
пиджака - и кричат ему в ухо, суля неслыханный разгул плоти за  низкую  до
смешного входную плату  в  два  фунта.  Стоит  бедняге  проявить  малейшее
колебание, они набрасываются на него с новой энергией, провожают по  улице
до следующего заведения, где его  перехватывает  следующий  приставала,  и
нужно иметь поистине железный характер, чтобы пройти всю Дрейк-стрит и  не
попасть в один из трех подвалов, исполненных красного сумрака,  тромбонных
стонов и голоногих официанток.
     В каждый из этих клубов меня пускают  безо  всяких  формальностей,  и
везде меня называют "мистер Питер", и я убеждаюсь, что никому и  ничем  не
могу быть полезен, а персонал заведений уверен, что я  зашел  просто  так,
поглядеть на программу. Если это кого и удивляет, то  только  потому,  что
программа во всех трех клубах одинаково скверная,  и  смотреть  ее  станет
разве что заблудший турист.
     Так проходит день. Он не приносит  ничего  интересного,  кроме  одной
подробности, тоже малоинтересной: за мной следят. Не очень настойчиво и не
очень грубо, но следят. К вечеру, когда  я,  нарушив  инструкцию,  покидаю
Дрейк-стрит и сворачиваю на широкую улицу, идущий  за  мной  тип  ускоряет
шаги и даже, кажется,  собирается  преградить  мне  путь.  Но  я  вхожу  в
ближайшую  кондитерскую,  покупаю  коробку   конфет   и   возвращаюсь   на
Дрейк-стрит. Мой  незнакомец  успокаивается.  Впрочем,  мы  не  так  уж  и
незнакомы; если мне не изменяет память, это - тот самый Том,  который  так
щедро угощал меня пинками в комнате Кейт.
     - Меня кто-нибудь  спрашивал?  -  интересуюсь  я  на  всякий  случай,
вернувшись в гостиницу.
     - Нет, мистер Питер, никто, - отвечает брат мисс  Дорис.  Это  рослый
добряк, очень похожий на сестру; но боже упаси наткнуться  на  его  кулак.
Сегодня его очередь стоять на вахте - Дорис убирает комнаты наверху.
     - Я позволил себе... говорю я и подаю ей большую  коробку  шоколадных
конфет - самую большую, какая только нашлась в магазине.
     - О, вы слишком щедры, -  восклицает  она.  -  Это  чересчур  дорогой
подарок даже для дня рождения.
     - На день рождения я подарю вам что-нибудь получше.
     - Он уже прошел, - смеется Дорис.
     "А к следующему дню рождения меня тут не будет", - мысленно  добавляю
я.
     Вторник проходит так же, как и понедельник. А среда  -  как  вторник.
Единственная разница в том, что, успокоенные  моим  примерным  поведением,
соглядатаи вроде Тома перестали ходить за мной  по  пятам.  Может,  именно
поэтому в четверг состоится неожиданная встреча.
     Я стою после завтрака на углу и с тоской смотрю, как течет  жизнь  на
широкой улице, которая по сравнению с узким  желобом  Дрейк-стрит  кажется
мне заветной дорогой в широкий мир. В этот утренний  час  прохожих  совсем
немного, потому что служилый люд уже разошелся по конторам и  канцеляриям,
а домашние хозяйки с большими кошелками  сюда  не  заглядывают  -  им  тут
нечего делать. Перед  рестораном  итальянца  стоит  грузовик-рефрижератор;
здоровяк в белом санитарном халате сгружает ларь с  кусками  говядины.  По
другую  сторону,  у  зеленной  лавки,  я  вижу  еще  один  грузовик  -   с
апельсинами. А чуть ближе, на тротуаре,  торчит  худой  человек  в  черном
костюме и черном котелке и не сводит с меня глаз. Поймав  мой  взг