у,
его решимость разобраться в  материалах полностью улетучилась: это был самый
толстый  скоросшиватель, применяемый на фирме. На  папке  был наклеен желтый
треугольник, что означало: в  случае утери,  его  ждал  крупный  штраф,  при
передаче  материалов на сторону  - он тут  же лишался работы.  Из-под первой
страницы торчало несколько разнокалиберных листков с разными шрифтами.
     - Настя,  -  крякнул  Старков  на ухо девушке, кладя перед  ней толстый
талмуд, - ты говорила, что разбирала материалы две  недели назад? А  это что
за макулатура? --  показывал он,  на не подшитые вырезки,  под первым листом
папки.
     Она пробежала глазами по газетным вырезкам.
     - Почта за две недели.
     - Так много?
     -  Да,  это  проблема  сейчас  актуальная.  Вот  смотри  -  арбитражная
практика.
     - Настя, я разберу ее потом, мне Светлана Аркадьевна мало времени дала,
помоги алгоритм составить. Я в принципе его знаю, но могу ошибиться.
     - Настя отодвинула общую тетрадь, где до этого что-то писала.
     -  Смотри,  -  она смело  открыла  папку  на  нужной  странице,  -  при
реализации ниже себестоимости мы получаем убыток,  так как  продаем дешевле,
нежели купили.  Но этот убыток, только с точки  зрения бухгалтерского учета.
Для  целей  налогообложения... Дальше  шло  десять  минут  профессионального
бреда.
     Когда Старков уже ощущал себя  полным  ничтожеством,  до  его  сознания
долетела знакомая фраза:
     -  А  вот  до  какого  предела  мы производим  корректировки? Есть  три
условия.
     Старков оживившись, быстренько перетащил лист бумаги со своего стола  и
нарисовал на нем три прямоугольника.
     - Первое это,  конечно, рыночная цена в данном  регионе, - Настя быстро
водила худым пальчиком по подчеркнутым красной ручкой  строкам, полагая, что
он успевает читать. Если рыночная цена....
     Старков,  быстро  составлял  условие  "если"  в  трех  прямоугольниках,
связывая их стрелками. Похоже проблема не имела исключений и вскоре его лист
покрылся паутиной стрелок, кружков и прямоугольников.
     - Спасибо, золотце.
     Старков  опять улыбнулся в  знак того, что не  будет  больше  отвлекать
Настю, взял из  папки  необработанную прессу и  направился курить в коридор.
Обычно он  так делал  для  прикрытия, изображая "делового", которому некогда
изучать  нормативку.  Но  в  этот  раз,   он  просто  зачитался.   Материалы
действительно были интересными. По стране  шла кровавая война с  реализацией
ниже себестоимости, а газетные публикации напоминали фронтовые сводки. Тут и
там предприятия подавали  иски, апелляции, кассационные жалобы. Суммы исков,
выражались в двенадцатиразрядных цифрах, стороны так  энергично спорили, что
казалось,  бумага  вот-вот вспыхнет. Постепенно  Старков начал понимать, что
возбудило  воображение  Гольдман,  и задача стала  занимать его все больше и
больше.
     Прошло две недели, прежде чем идея Гольдман получила  свое материальное
воплощение. Правда  пока  особо  радоваться  было  нечему,  но любая большая
работа начинается  с  решения  маленьких  задач,  и то,  что  имелось  после
двухнедельных усилий было действительно небольшой победой.
     Гольдман  выделила  в  помощь  Кристину, только  пришедшую  с  проверки
автомагазина, и теперь Старков  сидел  с  ней  за  столом и  спорил о  таких
профессиональных   тонкостях,  что   всякий  посторонний,  заходивший  сюда,
полагал, что это иностранцы. Гольдман  сняла с Кристины все  проверки, и она
перестала надевать длинные платья с глубокими вырезами и приходила на работу
в шортах  и  майке. На их стол  поставили  второй компьютер,  и его  тут  же
завалили   распечатками  и   нормативкой.  Сослуживцы,  показывая   пальцем,
говорили:
     "Уголок Прайсватерхаус".
     Гольдман снисходительно смотрела на  такой стиль работы, и тем не менее
перед уходом домой повторяла:
     - Посмотрите сюда, вот так работать не надо.
     Работать с Кристиной было и тяжело, и приятно, она только что закончила
свой третий брак и была свободна,  но к  своей  свободе не относилась как  к
разменной  монете и на мужчин смотрела как опытная женщина. Старков не видел
мужчин,   которыми  она  интересовалась,  во   всяком   случае  его  она  не
воспринимала   всерьез.  Кристина   полностью  ушла  в  работу,  и  для  нее
существовало  одно  слово:  карьера.  Глядя на  Кристину,  тяжело было  себе
представить, что в этой прекрасной головке  есть  место для ума,  может быть
там его и  не было, но  зато в сердце у нее явно были характер и  воля.  Она
была очень целеустремленной,  и брала свои  вершины, если  не  эрудицией, то
упорством. Впрочем глупышкой она тоже  не  была и прекрасно понимала, что их
работа может стать не только перспективной, но и ведущей в фирме. Она знала,
что рано  или  поздно Гольдман будет раздавать медали,  и  ей ни  за  что не
хотелось  стоять в стороне. Если бы они решали простую задачу, Гольдман дала
бы по  паре отгулов  или  прибавила премию в  следующем  месяце  на тридцать
процентов. Но тут  ситуация была особая. Создавался инструмент весьма тонкий
и,  вполне  возможно,  уникальный.  Этот  инструмент  придется  применять  и
настраивать, и без специалиста, его создавшего, он мало что стоит.
     Поэтому Кристина нервничала и переживала, но принять участие в создании
программы  не могла,  потому что работа  застряла на месте. Проблема,  ранее
казавшаяся  простой, походила на  живой организм, и как только  ее брали под
контроль,  выползала  парадоксами  и   исключениями.  Кристина  каждый  день
докладывала  Гольдман, как идет  работа, и  о  чем она говорила  можно  было
только догадываться, Гольдман даже не знала как включается компьютер. Что же
касается  программистских штучек,  то  этого она терпеть не  могла. По  всей
вероятности,  Гольдман  терпела,  потому   что  их  разговоры  затягивались.
Старкову же докладывать было нечего, и он  ждал, когда у  директора кончится
терпение.
     - Леш, мы с тобой уже две недели  ведем пустые разговоры,  а воз и ныне
там, - говорила Кристина, -- у тебя есть хоть какие-нибудь свежие идеи?
     - Ну, знаешь. Мне нравится вести с тобой пустые разговоры.
     - Я думаю, мы с тобой договоримся до того, что останемся без работы.
     - Кристин, мне кажется, нам с тобой надо расслабиться.
     Кристина смерила его уничтожающим взглядом.
     -  Нет,  я правду  говорю,  знаешь  как обычно  бывает,  работаешь  над
чем-нибудь  упираешься  рогом,  а  решение  не  находится,  а  стоит  только
отвлечься,  переключиться  и вот оно  само находится,  на блюдечке с голубой
каемочкой.
     Кристина улыбнулась одними уголками губ.
     - Ну и что ты предлагаешь?
     - Попросим у директора другую работу на пару дней.
     Кристина покрутила у виска пальцем.
     - И как ты ей это скажешь?
     - Не знаю, - сказал Старков примирительно.
     - А она спросит, что мы сделали за полмесяца? Что ты ей ответишь?
     Именно,  тогда, Старков  и  предложил  ей  прыгнуть  с парашютом. И  на
удивление для него Кристина согласилась. Может  быть она и  не  поехала бы с
ним, но именно в  тот день  у  Гольдман  кончилось  терпение, и пока Старков
пытался дозвониться  до аэродрома, она подошла к скучающей  Кристине. Увидев
это, Старков шепотом обратился к секретарю:
     - Елена Павловна, узнай расписание автобусов до Димушкино, не в службу,
а в дружбу.
     -  Елена  Павловна  посмотрела на  него  поверх очков  и  тоже  шепотом
произнесла:
     - А у самого-то руки не поднимаются?
     - Елена  Павловна,  сейчас директор звонить  начнет, а  мне  с  ней еще
поговорить надо, пока я говорю, узнай, пожалуйста.
     Елена Павловна сделала выражение лица  типа: "Боже мой, что  я делаю" и
послушно подняла трубку.
     Когда Старков  подошел к  своему столу,  Гольдман уже вела разговор  на
тему: "Пора сходить в библиотеку и взять недостающую литературу".
     -  Светлана Аркадьевна,  наша  работа определенным  образом застряла на
данном этапе, - сказал Старков в том месте, где поставил бы  точку, чувствуя
при этом кожей уничтожающий взгляд Кристины, - мы столкнулись с трудностями,
которые нам самим не решить, - продолжал он.  Дело в том, что раньше мы сами
изобретали условия и ситуации, теперь этого не достаточно.
     - Что же вам надо? - спросила Гольдман.
     - Практический  материал.  Можем  мы получить практический  материал от
наших клиентов?
     Гольдман смерила Старкова  с ног  до головы.  По всей  вероятности  его
фигура излучала достаточно уверенности, потому что она сказала:
     - Я  до определенного времени не хотела афишировать эту работу. Но если
это необходимо...  Ну, давайте  завтра  съездим в "Алькор-Авто" и  поговорим
там. У нас,  конечно, есть  материал с их проверок, но  там одни распечатки,
если  вы  их  будете по  новой набирать, это вам еще две недели понадобится.
Кстати, мне туда позвонить надо. Кристина, завтра оденься поприличней.
     Последнюю фразу Гольдман говорила, уже заходя в свой кабинет.
     - Ну, как?
     - Это всего лишь отсрочка, - равнодушно махнула рукой Кристина.
     - Уверяю, завтра ты посмотришь на это по-другому.
     Елена Павловна подняла в воздух исписанный квадратик белой бумаги.
     - Алексей Николаевич!
     - Ближайший - семнадцать десять и каждый  час, успеешь на  восемнадцать
десять?
     - Так что, едем прыгать?
     - Отговорки не принимаются, я обо всем договорился.
     - Алексей Николаевич... - пропела Кристина.
     - Платья и юбки не надевать...
     И вот сбылась мечта идиота,  он  и его коллега набирали высоту  в брюхе
алюминиевой машины. А  никаких свежих  идей на ум так и  не  приходило. Мало
того,  Кристина  находилась  в  полуобморочном состоянии  и при определенных
обстоятельствах  могла  пробыть  в в нем продолжительное время,  Старков же,
ругал  себя,  что затеял этот  культпоход  и  думал только  о том как  бы не
остаться без сослуживца.
     Самолет зашел на глиссаду и  сбросил  газ. Инструктор пошел  по салону,
вынимая предохранители  из страхующих приборов. Лицо ее не выражало  никаких
эмоций, даже сосредоточенности.
     "Вот  про  кого  говорят: олимпийское  спокойствие", - подумал Старков.
Инструктор открыла дверь, и в салон ворвался прохладный воздух, смешанный  с
ревом работающего двигателя. Старков  посмотрел  в проем, и у него  засосало
под  ложечкой  и  закололо  в  кончиках  пальцев.  Там,  проплывали   ровные
прямоугольники полей, застеленные зелеными коврами различной ворсистости, их
разделяли  то  ровные, то  петляющие  нити  дорог. Зрелище  было  невероятно
красивым. Ни одна фотография не даст ощущения, той хрупкости и утонченности,
которое возникает, когда смотришь на игрушечные домики и строения.
     Инструктор  села  на коленки,  возле  обреза двери  и  высунула  голову
наружу. Несколько секунд она высматривала ориентиры на земле, затем встала и
осмотрела присутствующих. Зрелище ее удовлетворило, и она поочередно указала
на  четырех  человек,  последним из которых был  Старков. Четверо встали,  в
салоне  стало  очень тесно.  Старков  оглянулся  на  Кристину.  Похоже,  она
чувствовала себя гораздо уверенней. Ее щеки слегка порозовели, в глазах было
подобье азарта,  и, уловив его взгляд, она показала оттопыренный  безымянный
палец.
     Старков   сосредоточился  на  своем  прыжке.  Теперь   инструктор  стоя
высматривала ориентиры  через открытую дверь. Внезапно она сделала шаг назад
и кивком головы  дала знак  молодому человеку первому  возле двери.  Это был
здоровенный детина двух  метров  ростом и килограммов  ста  веса. Похоже, он
ожидал чего угодно,  крика,  толчка  в спину,  отмашки рукой, но не простого
кивка  головы. Губы  его задрожали, а в  глазах  появилась растерянность. Он
пытался  что-то  сказать,  но  слова  его покрывал шум  двигателя  и  ветра.
Инструктор не изменила ни  позы, ни выражения лица,  она еще раз  кивнула, а
для пущей убедительности похлопала его по плечу. Парень отступил на пол-шага
назад и  исчез в проеме двери. Его место  занял второй,  затем третий. Когда
очередь дошла  до Старкова,  инструктор  показала ему  ладонь,  что означало
подождать.  Она  осмотрела  салон  и  сосчитала  присутствующих.  Затем  она
выглянула за дверь. Найдя что-то на  земле  или в воздухе, она села на обрез
двери и стала втягивать в самолет  фалы. На секунду Старкову пришла в голову
бредовая мысль.  Он подумал, что у кого-то не  раскрылся основной парашют, и
инструктор пытается втянуть в самолет неудачника. Втянув в салон  три фала с
болтающимися  на  концах  чехлами  вытяжных парашютов,  женщина  обернулась.
Старков  был полон решимости,  в висках кувалдой стучал пульс, сердце готово
было  выпрыгнуть из самолета вперед него. Инструктор что-то прикинула в уме,
отступила назад и махнула рукой. Старков с  силой оттолкнулся правой ногой и
раскинул руки в  стороны. Встречный  поток ударил по ногам и его закружило в
сумасшедшем  вальсе.  Переворачиваясь,  он увидел  серебристый  корпус  АН2,
открытую  дверь  и  глаза инструктора,  смотревшие из проема. Это длилось не
более доли секунды,  но он отметил,  что они  неестественно голубые, хотя  в
этоу секунду его больше занимал он сам. В такой момент  у Старкова возникало
странное ощущение, что он может упасть. Если учитывать, что он уже падал, то
ощущение  действительно  странное.  Самолет  очень   быстро  превратился   в
стрекозу, и вместе  с ним исчез шум его двигателя, отчетливо слышались звуки
распаковывающихся ячеек со стропами, хлопанье карманов и шелест выходящей из
ранца  ткани.  Хлоп. Подвесная  система обхватила  грудь,  бедра  и с  силой
потащила вверх и в сторону. Тело продолжало раскачиваться и вращаться против
часовой стрелки. Через несколько секунд качка успокоилась, и  Старков задрал
голову  вверх.  Купол  ровной окружностью закрывал часть  неба,  стропы были
закручены в жгут,  который быстро раскручивался и  приводил его во вращение.
Старков  приподнялся  на  лямках  и  уселся  удобнее.  "Так,  теперь   можно
осмотреться", - подумал  он.  Самолета уже не было видно, горизонт застилала
дымка, солнце клонилось к закату. Старков  посмотрел  под ноги, и то, что он
там  увидел ему не понравилось. Его сносило  к небольшому леску, от которого
начинался  овраг и  если примерить скорость сноса и  его высоту, получалось,
что  он непременно должен был попасть если не в лес, то в овраг обязательно.
Правда,  под ним было прекрасное зеленое  поле,  но его прямо - таки уносило
из-под ног.
     - Хьюстон, у меня проблема, - крикнул он улетевшему самолету и изо всех
сил натянул правую клеванту, зачем - то помогая ногами.
     Парашют послушно понесло вправо.  Выбрав направление,  которое казалось
разумным, он отпустил клеванту.
     -  Так,  а ничего  я  не  забыл?  - продолжал  разговаривать сам  собой
Старков. Боже мой, запасной парашют!
     Он торопливо полез  за клапан  запасного  парашюта  и выдернул  зеленую
стреньгу.
     Фух, кажется пронесло.
     Это была самая  распространенная  ошибка  новичков. Страхующий  прибор,
взведенный в самолете, работал бесшумно и мерно отсчитывал потерянные метры.
На  высоте  триста  пятьдесят  метров  он  принудительно  раскроет  запасной
парашют.  Конечно,  основному он  мешать не будет,  и  единственное, чем это
грозит - нагоняй от инструктора. Но в данном случае Старков превратился бы в
самый  настоящий парусник, потеряв  управление, ветер неминуемо отнес бы его
на деревья.
     Кстати, о чем там думал инструктор,  выбрасывая меня в это лесничество?
И где моя группа?
     Старков   осмотрелся   внимательнее.  Никакого  намека   на   аэродром.
Посмотреть  назад он  не  мог, мешала  подвесная  система,  а  разворачивать
парашют  не хотелось. Он применил то, что необходимо делать в таких случаях.
Перехватив лямки  крест накрест, Старков перетянул их, левую направо, правую
налево.  Таким   образом,   парашют   продолжал  свое  снижение  в  заданном
направлении,  а  он  получил  возможность посмотреть, что  же у него позади.
Далеко, почти на горизонте, Старков увидел два купола, почти в ту же секунду
скрывшиеся за лесополосой.
     "Как все запущено", - подумал он.


        Глава 2

     Виталий  Николаевич  добивался  всего  сам,  только   благодаря  своему
упорству и  трудолюбию. Двадцать пять  лет  назад  он  приехал  сюда, в этот
город, строить  автозавод. Молодой  специалист,  полный энтузиазма и надежд,
его окружали  такие же молодые парни: честные, неутомимые  и бескорыстные. И
не было той конкуренции и зависти между ними, потому что всем хватало работы
и  всем хватало  орденов.  Шли  годы, с  конвейера  завода  сошел миллионный
автомобиль, и Виталий  Николаевич понял,  что многое изменилось. Его  друзья
исчезали  из  виду  и  появлялись,  кто  в министерствах,  кто  за границей.
Руководство автозавода стало жить своей жизнью. Его строительная организация
больше не купалась в подрядах, а привлекать к  себе внимание становилось все
труднее и труднее.  Конечно, безработицы во  времена  плановой  экономики не
было,  но хороший хозяин должен  думать о своих людях,  кормить их, одевать,
снабжать дефицитом,  строить  детские  сады  и  школы.  А иначе все  хорошие
специалисты разбегутся, и останутся одни алкоголики.
     Именно тогда он  понял, что его карьера затормозилась, и виной тому  не
его плохие  или хорошие  качества, а его отец, не  оставивший  в свое  время
связей   и   знакомств  так  необходимых   сейчас.  Будучи  человеком  очень
деятельным, Виталий Николаевич не впал в  отчаяние, а с еще большей энергией
принялся  за работу. В те времена еще не знали слов подобных: "евроремонту",
а  были  всем  привычные  дачи и  дефицит  любых стройматериалов, на которых
Виталий Николаевич  очень  успешно  приобретал  не деньги,  а обязательства.
Причем держать деньги в обязательствах Виталий Николаевич не любил и просил,
в качестве оплаты, познакомить с нужными людьми. Очень быстро он превратился
в      расхитителя     социалистической      собственности,      окруженного
друзьями-однодневками. Тут  Виталий  Николаевич понял еще  одну очень важную
вещь: оказалось,  многие  его  друзья прошли по  служебной  лестнице  далеко
вперед,  так и  не научившись  работать,  решать проблемы, в  конце  концов,
просто  что-то  доставать. Но  они  научились очень  красиво  и  убедительно
говорить и производить впечатление людей,  у которых, как говорится, все под
контролем.
     Тут  и  там  Виталий  Николаевич   встречал  людей,  которые  бесстыдно
принимали подарки и порой недешевые, обещали  что-то решить, в чем-то помочь
и  ничего  не  делали.  Сначала  Виталия Николаевича  это  возмущало,  затем
удивляло, и, наконец, он  к этому  привык,  прячась от таких людей за стеной
наигранной  грубости. Виталий Николаевич окружил себя, как он считал, людьми
деловыми и работящими, а болтунов  не  подпускал на пушечный выстрел. Вскоре
его  предприятие  закрылось,  и  как грибы  после  дождя,  стали  появляться
фирмочки  с  разными  названиями,  но  с  обязательным   условием:   Виталий
Николаевич был там учредителем. Прошло почти десять лет  перестройки,  и все
изменилось. Большинство фирмочек  погибли в  первый же год существования, те
же которые остались, разрослись  в огромные мегаполисы. Виталий  Николаевич,
казалось,  имел  все,  что  хотел.  Он  был  крупнейшим  предпринимателем  с
огромными связями,  хорошими  знаниями и практическим опытом,  деньгами. Ему
откровенно завидовали и за глаза называли "мужиком", но  Виталия Николаевича
это нисколько не смущало.
     Виталий Николаевич  не  любил крутизны, рисовок  и по-прежнему  считал,
что, кто  хорошо  ест, тот хорошо работает. Его  грубоватый взгляд на  жизнь
приносил много хлопот, но он все еще не собирался становиться политиком.
     Сегодня  он  должен   участвовать   в   заседании   ассоциации  дилеров
автозавода.
     Вернее заседание - это сказано громко, скорее собрание, а внешне -  это
вообще похоже на встречу  школьных д