стальные несли длинные  шесты  с  красными  лакированными
дощечками и с надписями золотом  "Ямынь  Чинхуа",  "Посторонись!",  а  также
фонари с теми же иероглифами. Их зажгут ночью, при возвращении в город.
   Тяжелые, обитые железом ворота  Ямыня  распахнулись,  и  кортеж  вышел  в
город. Впереди - стражники,  затем  три  паланкина  в  сопровождении  десяти
солдат с каждой стороны, и замыкали  шествие  десять  вооруженных  до  зубов
воинов. Разодетая праздничная толпа расступалась. Не  раз  звучали  возгласы
"Да здравствует наш уездный начальник!" Судья Ди с  удовлетворением  отметил
популярность своего друга. Когда торговая  улица  осталась  позади  и  стало
тише, судья заговорил снова:
   - Я рассчитывал, что Шафран покажет нам человека, которого мы  ищем.  Ло,
ее гибель - ужасный удар. Ведь у меня нет никаких улик. Но я, впрочем,  могу
доказать, что им должен быть  один  из  твоих  троих  гостей.  Один  из  них
наверняка отец Шафран, тот же человек убил ее сводного брата, студента Суна,
- как я тебе рассказывал после своего визита к тетке Шафран. Теперь  я  могу
добавить, что тот же самый человек убил и Маленькую Феникс.
   - Милосердные небеса! - выкрикнул начальник, - Это означает, что я...
   Судья поднял руку.
   - К сожалению,  мое  открытие  мало  тебе  поможет,  пока  мы  не  сумеем
доискаться, кто же из троих... Позволь мне подвести итог. Вчерашнее убийство
Маленькой Феникс послужит отправной  точкой.  Затем  осмыслим  позавчерашнее
убийство студента с учетом суда над генералом Мо восемнадцать лет  назад.  И
вместе займемся убийством служанки в монастыре Белой Цапли.  Таким  образом,
мы рассмотрим все эти дела в строгом хронологическом порядке.
   - Ну что же, начнем с убийства танцовщицы. Важнейший момент  -  Маленькая
Феникс встретила отца Шафран на пустыре, когда он возвращался от  дочери.  В
то время встреча ничего не значила для танцовщицы, которая никогда раньше не
видела  этого  человека.  Но  вчера  пополудни  Маленькая  Феникс   захотела
осмотреть ваш зал приемов, где ей предстояло  выступать  вечером,  и  Юлань,
увлекшаяся ею, провела ее по твоему дому. Танцовщица сказала  поэтессе,  что
исполнит "Феникс  в  пурпурных  облаках".  Этот  танец  считался  ее  лучшим
номером. А потом она повстречала троих твоих гостей. Эта беглая встреча, Ло,
и  побудила  танцовщицу  изменить  программу.  Она  отказалась  от   замысла
станцевать  "Пурпурные  облака",  которые  хорошо  знала  и  которые  всегда
нравились зрителям, и заменила их на  "Логово  Черного  Лиса".  Она  никогда
раньше не исполняла его на публике. У нее даже не было  приличной  партитуры
этого танца!
   - Небо! -  воскликнул  Ло.  -  Девка  узнала  человека,  встреченного  на
пустыре!
   - Именно. Она узнала его, а он не подал вида, что ее признал. Ну что  же,
она освежит его память! Танец Черного Лиса  заставит  его  вспомнить!  После
танца, когда выпьет вина и посидит, как требует обычай, с каждым из  гостей,
она скажет ему, что ей известно, кем он приходится Шафран, и  выдвинет  свои
требования. Маленькая Феникс была честолюбива и предан своему  искусству,  а
поэтому, если бы она беседовала с Шао или Чаном, думаю, попросила бы  ввести
ее в высшие сферы столицы и назначить ей весомое месячное жалованье. А  если
бы она разговаривала с могильщиком, то  настаивала  бы,  чтобы  он  стал  ее
покровителем, например, сделал ее своей приемной дочерью и поставил  бы  всю
свою известность на службу ее танцевальной  карьере.  Настоящий  неприкрытый
шантаж!
   Судья погладил бороду и со вздохом продолжал:
   - Девушка была неглупа, но жертву своего шантажа  недооценила.  Сразу  же
после встречи с нею академик задумал ее устранить. Твое сообщение,  что  она
исполнив танец "Логово Черного Лиса", было недвусмысленным предупреждением -
она узнала  в  нем  посетителя  пустыря  и  не  была  намерена  шутить.  Это
подтолкнуло его к убийству. Когда все смотрели фейерверк, такая  возможность
представилась, и он ее использовал! Способом,  который  я  тебе  уже  описал
прошлой ночью. Именно на основе этого рассуждения я утверждаю,  Ло:  у  меня
есть неоспоримое доказательство, что один из твоих троих гостей - убийца!
   - Как я рад, что не Юлань... - воскликнул начальник уезда,  -  Верно,  мы
еще не знаем, кто из троих преступник, но ты, старший  брат,  уже  спас  мою
карьеру. Ибо теперь я  могу  сообщить,  что  убийство  танцовщицы  -  сугубо
местное дело, ничего не имеющее общего  с  поэтессой!  Никогда  не  сумею  я
отплатить тебе за это, я...
   Его прервали выкрики команд и  бряцание  оружия.  Кортеж  проходил  через
западные городские ворота. Судья Ди торопливо заговорил:
   - Второе-это убийство студента Суна. Он был пятилетним ребенком во  время
суда над его отцом, и дядя  сразу  увез  его  в  столицу.  Мы  можем  только
предполагать, где и когда он  получил  сведения,  которые  пробудили  в  нем
мысль, что его отец был обвинен ложно. Думаю, что он  знал  о  прелюбодеянии
своей матери, его дядя или другой родственник должны были рассказать ему  об
этом, когда он подрос, ибо он ни разу не навещал свою тетку здесь, в Чинхуа.
Он доискался и до того, что Шафран была плодом преступной связи,  и  поэтому
приехал сюда и познакомился со своей сводной сестрой. В то же время он рылся
в архиве в поисках подробностей суда над отцом. Шафран не сказала  ему,  что
отец временами посещал ее, но отцу, наверное,  рассказала  о  студенте.  Что
звали его Сун Ивэнь, что он приехал в Чинхуа,  чтобы  убийца  его  отца  был
предан суду, и что он остановился у торговца чаем Мена. Преступник  вошел  в
дом торговца Мена и убил Суна.
   Ло взволнованно кивнул.
   - После этого он обыскал жилище студента, Ди, в  поисках  бумаг,  которые
позволяли бы установить его личность. Может быть,  он  нашел  старые  письма
генерала Мо или матери студента. Власти конфисковали все имущество генерала,
но семье разрешалось забрать одно или два платья,  и  спустя  годы  студент,
возможно, нашел зашитые в подкладке секретные документы или что-то еще!
   - Это, До, мы выясним лишь после  того,  как  узнаем  имя  преступника  и
соберем необходимое количество улик, чтобы его допросить. Но пока я не  вижу
даже намека на  то,  что  когда-нибудь  нам  это  удастся!  Но  я  хотел  бы
рассмотреть третий вопрос, а именно обвинение против поэтессы в том, что она
будто бы запорола до смерти свою служанку в  монастыре  Белой  Цапли.  Скажи
мне, что тебе удалось выяснить после изучения тех двух анонимок,  которые  я
тебе передал?
   - Немного, Ди. Они написаны  хорошо  образованным  человеком,  а  ты  сам
знаешь, как строги требования нашего литературного стиля. Для любого  случая
человеческой жизни, для любой мысли и действия существует  свое  правило,  и
каждый образованный человек использует его в  определенных  обстоятельствах.
Если бы письма были написаны неучем, картина  вырисовывалась  бы  иная,  при
которой легче выявить характерные ошибки или характерные обороты. Сейчас  же
я скажу лишь то, что заметно  сходство  в  употреблении  некоторых  фраз,  и
поэтому можно допустить, что оба письма написаны одним и тем  же  человеком.
Извини, Ди.
   - Жаль, что нет под рукой оригиналов этих писем! -  воскликнул  Ди.  -  Я
занимался изучением почерков и, может быть, пришел бы к каким-то выводам. Но
потребовалась бы поездка в столицу. Да я и сомневаюсь, что императорский суд
позволил бы мне взглянуть на письма!
   Он огорченно дернул свой ус.
   - Почему тебе так важны эти  письма,  Ди?  При  твоей  сообразительности,
старший брат, у тебя, наверное, есть и другие средства  определить,  кто  из
троих моих гостей убийца. О небо! Он вел двойную жизнь! В речи или поведении
ты мог бы заметить что-то такое...
   Судья Ди пожал плечами.
   - Ло, на это не надейся. Наша основная трудность в том, что  все  трое  -
незаурядные люди, и их поступки или  реакцию  невозможно  предвидеть.  Будем
откровенны, Ло. Эти трое превосходят нас в образованности, таланте и  опыте,
не говоря уже о выдающемся положении, которое они занимают  в  жизни  нации.
Допрашивать их прямо - значит навлечь беду на  наши  головы.  А  обвести  их
вокруг   пальца   нашими   профессиональными   приемщиками    представляется
неосуществимым.  Дружище,  эти   люди-личности   с   огромным   интеллектом,
самообладанием, знанием жизни. А у академика к тому же больше  следственного
опыта, чем у нас обоих! Пробовать их  подловить  или  заставить  неосторожно
проговориться - пустая затея.
   Ло тряхнул головой. Он огорченно сказал:
   - По правде говоря, Ди, я никак не могу примириться с тем,  что  один  из
этих трех известных  писателей  подозревается  в  убийстве.  Как  ты  можешь
объяснить, что такой человек доходит до грубого, жестокого преступления?
   Судья Ди пожал плечами.
   - Только приблизительно догадываюсь. Представляю, например, что  академик
пресыщен жизнью. Испытав все, что она предлагает, он ищет все  более  острых
ощущений. Напротив, придворный поэт явно страдает, что ему  недостает  живых
переживаний,   а   поэтому   его   поэзия   холодна    и    рассудочна.    А
неудовлетворенность  способна  породить  самые  неожиданные  поступки.   Что
касается могильщика Лу, то ты сам мне рассказывал, что до обращения в  новую
веру он беспощадно выжимал соки из крестьян-арендаторов своего монастыря.  И
сейчас он вроде бы поставил себя превыше добра и зла, а это очень опасно.  Я
говорю лишь о некоторых приходящих на ум объяснениях,  Ло.  Несомненно,  все
значительно сложнее.
   Начальник уезда кивнул. Открыв одну из корзин, он взял горсть сладостей и
принялся их жевать. Судье Ди хотелось бы налить себе чаю из  чайной  корзины
под  сиденьем,  но  паланкин  под  углом  наклонился  назад.  Он   отодвинул
занавеску. Подъем шел по крутой горной дороге, вдоль которой  росли  высокие
сосны. Аккуратно вытерев пальцы носовым платком, Ло возобновил разговор:
   - Обыкновенная проверка тоже бесполезна, Ди. Во всяком случае в том,  что
касается Шао и Чана.  Оба  говорили  мне,  что  позавчера,  когда  был  убит
студент, рано пошли спать. А  ты  знаешь,  что  правительственный  постоялый
двор, где они останавливались, шумное и людное место. Беспрерывно  приезжают
и  уезжают  разные  чиновники.  Проследить  за  перемещениями  Шао  и   Чана
невозможно. Особенно, если учесть, что каждый  бы  из  них  старался,  чтобы
никто не заметил, что поздней ночью он исчезает с  постоялого  двора!  Но  с
могильщиком Лу ведь иначе?
   - Так же скверно. Как я сам удостоверился, тот храм - проходной  двор!  И
существует  короткая  дорога  оттуда  к   Восточным   воротам,   где   живет
чаеторговец. Боюсь, Ло, что теперь, когда Шафран больше нет, мы в тупике.
   Оба начальника  мрачно  замолчали.  Судья  Ди  медленно  пропускал  между
пальцев бакенбарды. После долгой паузы он вдруг заметил:
   - Сейчас я вновь вспоминаю о вчерашней вечеринке. Тебя не  поразило,  Ло,
как милы были гости по отношению  друг  к  другу?  Все  четверо,  включая  и
поэтессу? Почтительны, но сдержанны, дружелюбны, но холодноваты, с той долей
свободы общения, которую ожидаешь от встречи коллег по литературе, каждый из
которых достиг вершины  в  своей  области.  А  ведь  эти  люди  многие  годы
встречались. Кто знает, что они думают друг о друге,  какие  воспоминания  о
взаимной или неразделенной любви, а то и ненависти соединяют  их?  Никто  из
троих мужчин даже намеком не дал знать о  своих  подспудных  чувствах.  Иное
дело - поэтесса. По своей природе она страстная женщина, да и шесть недель в
тюрьме и три суда стали для нее тяжелым испытанием. Прошлой ночью  она  один
раз чуточку приподняла маску. Только раз, и я сразу  же,  на  одно  короткое
мгновение, почувствовал в воздухе напряженность.
   - После того, как она прочла свое стихотворение о "Счастливом собрании"?
   - Да. Ты нравишься ей, Ло, и я уверен, что она никогда  не  прочитала  бы
это стихотворение, если бы не была в состоянии такого душевного  напряжения,
что забыла о твоем присутствии.  Позднее,  когда  мы  с  балкона  любовались
фейерверком и Юлань немного успокоилась, она как бы извинилась перед  тобой.
Стихотворение адресовалось одному из твоих гостей, Ло.
   - Рад слышать, - сухо сказал начальник уезда. - Меня по-настоящему задело
ее обличение. Тем более, что стихотворение для неожиданной импровизации было
чертовски хорошо.
   - Что ты сказал, Ло? Извини, я снова задумался об  этих  двух  анонимках.
Если они были написаны одним  человеком,  то  кто-то  из  гостей  смертельно
ненавидит Юлань. Ненавидит с такой силой, что готов втащить ее на эшафот.  И
снова мы возвращаемся к ключевому вопросу: кто из них троих? Ну  что  же,  я
тебе обещал, что обсужу с поэтессой дело Белой Цапли. Надеюсь,  что  сегодня
вечером мне представится такой случай. А затем я затрону  и  тему  анонимных
писем и исподтишка понаблюдаю за  реакцией  гостей,  особенно  поэтессы.  Но
должен откровенно тебе сказать, что многого не ожидаю.
   - Обнадеживающая мысль! - с мрачной  иронией  пробормотал  начальник.  Он
откинулся на подушки и подавленно сложил руки на животе.
   Через какое-то время они снова вышли на ровную площадку. В том месте, где
остановился паланкин, слышался неразборчивый гомон голосов.
   Путники находились на лужайке среди огромных старых  сосен.  Их  глубокий
синевато-зеленый цвет и дал Изумрудному утесу его имя. Дальше, на самом краю
скалы, приютилась одноэтажная,  открытая  на  все  четыре  стороны  беседка.
Тяжелую крышу поддерживали ряды толстых деревянных столбов.  Скала  нависала
над глубоким горным ущельем. С противоположной стороны высились  два  горных
кряжа: ближний - вздымался на уровне беседки,  а  дальний  вырисовывался  на
фоне изборожденного красными полосами неба. На другом конце  утеса  виднелся
маленький храм, чья островерхая крыша наполовину исчезала  в  ветвях  сосен.
Перед кумирней теснились лотки с едой, закрывшиеся из-за прибытия начальника
уезда. Там, под открытым небом, повара Ло устроили свою  кухню.  Разносившие
большие корзины и кувшины с вином слуги суетились  вокруг  расставленных  на
козлах под соснами столов. За ними будут угощаться стражники, воины и другие
работники присутствия. Остатки еды и вина достанутся носильщикам  паланкинов
и кули.
   Начальник Ло стоял у  первого  паланкина,  приветствуя  академика,  когда
появилась взлохмаченная фигура  могильщика  Лу.  Он  подвернул  полы  своего
выцветшего синего халата под  свой  соломенный  пояс,  обнажив  мускулистые,
волосатые ноги. И узелок с  одеждой  так  и  держал,  по-крестьянски,  через
плечо, на кривой палке.
   - Могильщик, ты смахиваешь на горного отшельника! - выкрикнул академик, -
Правда, не на того, кто сыт кедровыми орешками да утренней росой!
   Монах ухмыльнулся, показав длинные неровные зубы. Он направился к  храму.
По усыпанной сосновой хвоей тропке судья провел гостей к гранитным ступеням,
поднимающимся к беседке. Замыкавший шествие Ди заметил, что трое  солдат  не
последовали за остальными к  импровизированной  кухне.  На  полдороге  между
храмом и беседкой они устроились под высокой  сосной.  На  их  головах  были
островерхие каски, сзади привязаны мечи. Он узнал  широкоплечего  командира,
которого встречал в  присутствии:  это  был  выделенный  начальником  округа
конвой поэтессы Юлань. Она была надежно защищена только в резиденции. Теперь
она ее покинула, и  охрана  снова  была  настороже.  И  правильно,  ведь  за
заключенного они отвечали головой. Но их  участие  в  этой  веселой  поездке
встревожило судью.
   Глава 17
   Вслед за остальными судья Ди прошел в беседку. Второпях выпили  по  чашке
горячего чая, а затем Ло провел  всех  к  невысокой  балюстраде  из  резного
мрамора, сооруженной вдоль обрыва. Стоя у балюстрады, гости молча наблюдали,
как красный солнечный диск опускается за горы. Тени стремительно  сгустились
в ущелье. Наклонившись, судья Ди увидел отвесный обрыв более тридцати метров
глубиной. Над извивающимся  между  острых  камней  горным  потоком  клубился
легкий туман.
   Придворный поэт обернулся.
   - Незабываемый вид! - проникновенно произнес он. - Как  бы  хотелось  мне
несколькими строками передать его величие...
   - Лишь бы они не повторили моих! - прервал его академик с легкой улыбкой.
- После первого  посещения  этого  прославленного  уголка  -  я  сопровождал
государственного советника Чу - я написал четыре строфы о  закате.  Советник
приказал  их  вырезать  на  этих  стропилах,  если  не  ошибаюсь.   Пойдемте
посмотрим. Чан.
   Все вместе они прошли осмотреть десятки свисавших со  стропил  больших  и
поменьше  табличек,  исписанных  стихотворениями  и  высказываниями   важных
посетителей. Академик приказал  слуге,  зажигавшему  напольные  светильники,
поднять один повыше. Внимательно всматриваясь, придворный поэт воскликнул:
   - Да, Шао, вот ваше стихотворение!  Очень  высоко,  но  я  все-таки  могу
прочитать его. Чудесная классическая манера!
   - Я ковыляю на костылях цитат из древних, - сказал академик. - И  все  же
можно было найти  для  моего  стихотворения  место  получше.  Да,  я  теперь
припоминаю. Советник назвал ту нашу встречу "Собрание под облаками". Есть  у
кого-нибудь предложения, как назвать нашу встречу этой ночью?
   - "Собрание в тумане" - промолвил хриплый голос. Это  был  могильщик  Лу,
поднимающийся по ступеням в  своей  прежней  винно-красной  рясе  с  черными
краями.
   - Очень хорошо,  -  отозвался  придворный  поэт,  -  Туман  действительно
поднимается. Посмотрите, как он ползет между деревьев!
   - Не это я хотел сказать, - заметил могильщик.
   - Будем надеяться, что скоро взойдет луна, - сказал судья Ди. -  Праздник
Середины Осени посвящен луне.
   Слуги  разлили  вино.  Покрытый  красным  лаком  стол  вблизи  балюстрады
заставили блюдами  с  холодными  закусками.  Начальник  уезда  приветствовал
гостей:
   -  Почтительно  кланяюсь  всем  вам  на  "Собрании  в  тумане"!  Угощение
немудреное, деревенское, и поэтому я  предлагаю,  чтобы  все  расселись,  не
обращая внимания на условности.
   И все же он вел себя настолько  осторожно,  что  не  предложил  академику
кресло справа от себя, а придворному  поэту  -  по  левую  руку.  Вечер  был
прохладен, слуги набросили  на  кресла,  подбитые  ватой,  покрывала,  а  на
каменный пол поставили деревянные подставки для ног. Судья Ди сидел напротив
своего друга, между поэтессой и могильщиком Лу.  Принесли  большие  блюда  с
дымящимися клецками. Старший повар Ло, очевидно, понял,  что  в  эту  свежую
ночь на утесе никто не будет  слишком  налегать  на  холодные  закуски.  Две
служанки снова налили гостям вино.  Могильщик  выпил  его  одним  глотком  и
хриплым голосом сказал:
   - Поднялся высоко.  Видел  золотого  фазана  и  двух  раскачивающихся  на
деревьях гиббонов. А также лиса. Очень большого. Он...
   - Надеюсь, сегодня вы нас избавите от своих устрашающих  лисьих  историй,
могильщик, - прервала его,  улыбаясь,  поэтесса.  И  обращаясь  к  судье:  -
Прошлый раз, когда мы встретились в Озерном уезде, от его рассказов у нас  у
всех мурашки бегали по коже.
   Судья подумал, что сейчас она выглядела здоровее, чем  в  полдень.  Может
быть, из-за тщательно наложенных румян и белил.
   Могильщик вперился в нее своими выпученными глазами.
   - Временами я обладаю двойным зрением, - спокойно сказал  он,  -  Если  я
рассказываю окружающим то, что вижу, то отчасти из  хвастовства,  а  отчасти
для того, чтобы избавиться от страха. Потому что мне не нравится то,  что  я
вижу. Я предпочитаю наблюдать за животными. На лоне природы.
   Судью  Ди  поразило,  что  могильщик  в  несвойственном  ему  подавленном
настроении.
   - На моем предыдущем посту, в Ханюани, - заметил  судья,  -  в  лесу,  за
домом, где я жил, было много гиббонов. И каждое утро, во время  чаепития  на
боковой галерее, я наблюдал за ними.
   Могильщик медленно произнес: /
   - Любовь к животным - это хорошо. Никто н