вил тайком  покинуть  дом,
где я работала. Когда я ему надоела, он  бросил  меня  без  гроша.  Я  стала
уличной проституткой, потому что после бегства из дома  свиданий  в  столице
мое имя попало в черный список и  я  уже  не  могла  поступить  в  заведение
высокого класса. Я заболела, умирала от голода. Он  знал  об  этом,  но  это
меньше всего его волновало. Позднее, когда Вэнь Тунян снова поставил меня на
ноги, я  несколько  раз  пыталась  вернуть  Шао.  Он  отталкивал  меня,  как
отбрасывают навязчивую собаку. Как я страдала! И никогда не переставала  его
любить!
   Залпом выпила она вино и, бросив на начальника уезда Ло  горький  взгляд,
снова заговорила:
   - Когда вы пригласили меня остановиться у вас, Ло, я сначала  отказалась.
Я думала, что никогда не захочу вновь услышать этот голос, увидеть это...
   Она пожала плечами.
   - Но когда по-настоящему любишь человека, то любишь даже  его  пороки.  И
поэтому я приехала. Находиться с  ним  рядом  было  пыткой,  но  и  счастьем
одновременно. Лишь когда он приказал  мне  сочинить  стихотворение  в  честь
нашего "счастливого собрания", я сорвалась. Мои покорнейшие  извинения,  Ло.
Ну что же, я  была  единственным  живым  существом,  перед  которым  он  мог
хвастаться своими злодеяниями. А на его совести их немало. Он уверовал,  что
является самым великим из когда-либо живших на земле людей и  поэтому  имеет
право на любое  доступное  человеческому  уму  или  телу  ощущение.  Да,  он
соблазнил наложницу генерала Мо, а когда генерал об  этом  узнал,  донес  на
него. Шао подумывал  примкнуть  к  заговору,  но  вовремя  почувствовал  его
неизбежный провал. Он знал сообщников генерала,  но  они  ничего  о  нем  не
знали! Инспектор расхваливал советы Шао-Шао сам  рассказывал  мне  об  этом,
глумливо смеясь. На суде генерал промолчал об участии Шао в заговоре, потому
что он не имел письменного доказательства и потому что гордость не позволяла
ему говорить  публично  об  измене  своей  наложницы.  Тем  более,  что  она
повесилась, и у генерала и здесь не было никаких  доказательств.  Шао  любил
рассказывать мне об этом старом деле... Нынешней весной он приехал  повидать
меня в монастырь Белой Цапли, потому что ничего так не желал, как  упиваться
горем повергнутых им людей. По этой же  причине  он  при  каждом  приезде  в
Чинхуа посещал свою незаконнорожденную дочь в лисьей кумирне. Внушал ей, что
она ведет счастливую жизнь среди лисиц и вместе с возлюбленным.
   Ну что же. То, что я до смерти  запорола  свою  служанку  -  это  правда.
Только вместо Суна подставьте Шао. Никогда не  встречала  этого  несчастного
студента, только вчера впервые услышала о нем от Шао.  Видите  ли,  бедняжка
Шафран рассказала Шао все о Суне. Поздней ночью Шао отправился к нему домой,
постучал в заднюю дверь и сказал, что у него есть сведения о  деле  генерала
Мо. Студент дал ему войти, и Шао убил его старой столярной  пилкой,  которую
подобрал среди мусора у ворот в сад Суна. Он рассказывал мне, что у  него  с
собой был кинжал, но  всегда  целесообразнее  использовать  то  оружие,  что
находишь на месте. Исходя из этого же, он убил  танцовщицу  ножницами.  Одно
беспокоило Шао, что всплывет улика, говорящая о его связи  с  матерью  Суна,
старое письмо или что-то еще. Он обыскал жилище студента, но там  ничего  не
было. Могильщик, налей мне еще вина.
   Выпив, на этот раз неторопливо, она продолжила свой рассказ:
   - Нет нужды говорить, что после того, как Шао помог мне закопать тело,  я
не выгнала его. Нет, я умоляла его, умоляла на коленях остаться! Он ответил,
что сожалеет о том, что не видел, , как  я  порола  служанку,  но  его  долг
сообщить о случившемся властям. Смеясь, он ушел. Я знала, что он донесет  на
меня и поэтому оставила тот неловкий ложный  след.  Когда  мне  сообщили  об
анонимном письме, я сразу поняла, что  его  написал  Шао,  хотевший  уличить
меня. Он знал о моей глупой, презренной преданности, знал, что я никогда  не
донесу на него, даже если бы от этого зависела моя жизнь!
   Покачивая головой, она подняла руку, показывая на колонну:
   - Посмотрите, как я любила его! Вот стихотворение,  которое  я  написала,
когда мы еще были вместе!
   Она глянула на судью Ди и гневно сказала:
   - Когда вы потихоньку затягивали вокруг него  свою  предательскую  петлю,
мне казалось, что вы душите  меня!  Вот  почему  я  заговорила.  Хотела  его
спасти. Но вы слышали, какие последние слова он произнес.
   Она поднялась. Приведя в порядок прическу несколькими умелыми  движениями
красивых рук, мимоходом заметила:
   - Конечно, теперь, когда Шао мертв, я  могла  бы  сказать,  что  служанку
запорол он. Но после его смерти я и сама хочу умереть. Я могла бы  броситься
в пропасть вслед за ним, но это стоило бы жизни моему конвоиру. Кроме  того,
у меня есть и гордость, и хотя в моей  жизни  было  много  такого,  чего  не
следовало делать, я никогда не  страдала  трусостью.  И  за  убийство  своей
служанки готова встретить то, что меня ждет.
   Повернувшись к придворному поэту, она сказала с улыбкой:
   - Чан, это был подарок судьбы - познакомиться с  вами.  Ведь  вы  великий
поэт. Вами, могильщик, я восхищаюсь,  вы  поистине  мудрец.  А  вам,  Ло,  я
благодарна за преданную дружбу. Что касается вас, судья Ди, мне жаль, что  я
нагрубила вам. Моя связь с Шао была обречена на трагическое завершение, и вы
лишь исполнили свой долг. Да, все так  и  должно  было  кончиться.  Выйдя  в
отставку, Шао получил большую свободу действий и ради  развлечения  замышлял
новые злодеяния. Со мной же все кончено. Прощайте.
   Она повернулась к начальнику конвоя. Он  наложил  на  нее  цепи  и  увел,
сопровождаемый двумя солдатами.
   Придворный поэт сидел, скрючившись, в кресле, его  худое  лицо  посерело.
Медленно потирая лоб, он пробормотал:
   - У меня раскалывается голова! И подумать только, что я мечтал о поистине
потрясающем переживании! Встав, он сказал:
   - Ло, вернемся в город! И вдруг мрачно улыбнулся:
   - О небо, ваша  карьера,  Ло,  теперь  обеспечена.  Вас  ждут  величайшие
почести, вы будете...
   - Я знаю, что меня ждет сейчас, - сухо прервал его невысокий начальник, -
Ночь за письменным  столом  и  сочинение  официального  отчета.  Пожалуйста,
сударь, пройдите в ваш паланкин. Я догоню вас через минуту.
   После того, как поэт удалился,  Ло  долго  смотрел  на  судью.  Дрожащими
губами он произнес:
   - Это было ужасно... ужасно, Ди. Она... она...
   Голос его прервался.
   Судья Ди положил свою ладонь на его руку.
   - Ло,  ты  закончишь  ее  биографию,  процитировав  все,  что  она  здесь
говорила. Издание ее стихов,,, поэтому"  воздаст  ей  должное,  и  жизнь  ее
продлится в этих стихах. Отправляйся  назад  вместе  с  Чаном,  я  хотел  бы
остаться  ненадолго.  Мне  нужно  привести  мысли  в  порядок.  Пусть  писцы
приготовят все необходимое. Вернувшись, я встречусь в канцелярии с  тобой  и
помогу составить официальные бумаги.
   Он посмотрел  вслед  удаляющемуся  начальнику  уезда  и,  повернувшись  к
могильщику, спросил:
   - А вы, сударь?
   - Я останусь с  вами,  Ди.  Давайте  пододвинем  кресла  к  балюстраде  и
полюбуемся луной. Ведь мы здесь ради праздника Луны, в конце-то концов!
   Они сели спиной к наполовину убранному столу, и были рады, что остались в
беседке одни слуги, как только начальник Ло уехал, собрались вокруг кухни  в
лесу, чтобы обсудить неслыханные события.
   Молча смотрел судья на горный хребет  по  другую  сторону  .  ущелья.  Он
думал, что в этом фантастическом освещении  мог  бы  различить  едва  ли  не
каждое дерево.
   - Сударь, - сказал он, - вы интересовались Шафран, хранительницей кумирни
Черного Лиса. С горечью должен вам сообщить, что она заболела  бешенством  и
умерла сегодня днем.
   Могильщик Лу кивнул своей крупной круглой головой.
   - Знаю. Идя по горной тропе, я увидел черного лиса. Первый  раз  в  своей
жизни. Его гибкий, длинный силуэт, его лоснящийся черный мех лишь  мелькнули
перед моими глазами, он скрылся в кустах...
   Лу потер свои отвислые щеки и хрипло вздохнул. Не отводя  глаз  от  луны,
словно невзначай, спросил:
   - Ди, были ли у вас хоть какие-нибудь улики против академика?
   - Никаких, сударь. Но поэтесса испугалась, что  они  у  меня  есть,  и  в
конечном счете это все решило. Если бы  она  не  взорвалась,  я  бы  пошумел
какое-то  время,  приводя  расплывчатые  доводы.  Академик  назвал  бы   это
интересным упражнением по  дедукции,  и  все  бы  закончилось.  Конечно,  он
прекрасно знал, что у меня нет против него никаких улик. Он покончил с собой
не потому,  что  опасался  судебного  преследования,  но  лишь  из-за  своей
нечеловеческой гордыни, которая не позволяла ему жить с мыслью,  что  кто-то
его жалеет.
   Могильщик снова кивнул.
   - Ди, это была настоящая драма. Человеческая драма,  в  которой,  уж  так
случилось, и лисы играли свою роль. Но мы не должны взирать на все  с  точки
зрения нашего ограниченного человеческого мирка. Существуют и  другие  миры,
которые  шире  нашего,  Ди.  С  точки  зрения  мира,  принадлежащего  лисам,
произошла лисья  драма,  в  которой  немногим  человеческим  существам  была
отведена второстепенная роль.
   - Может быть, вы и правы, сударь. Похоже, что история началась сорок  лет
назад, когда мать Шафран еще совсем девочкой принесла в дом черного лисенка.
Не знаю.
   Судья вытянул длинные ноги.
   - Впрочем, знаю одно, что чертовски устал. Собеседник покосился на него.
   - Да, вам бы не мешало отдохнуть, Ди. И у вас, и у меня,  у  каждого  еще
долгий путь впереди. Очень долгий и многотрудный.
   Откинувшись на спинку кресла,  могильщик  посмотрел  на  луну  выпуклыми,
немигающими глазами.