ножия стены валялись прогнившие бревна, и
в воздухе стоял сладкий запах  разложения.  В  углу  на  высоком  пьедестале
высилась каменная статуя лисицы на задних лапах. Повязанная  вокруг  ее  шеи
красная тряпка была единственным признаком присутствия человека. Сам хам был
одноэтажным, прямоугольным сооружением из крупного, потемневшего от  времени
и заросшего плющом кирпича. Правый угол обрушился,  именно  там  и  провисла
крыша. Кое-где на земле валялась осыпавшаяся  черепица,  обнажившая  толстые
черные стропила. Судья поднялся на три гранитные ступени  и  постучал  своей
палкой по решетчатой двери. Часть прогнившего  дерева  обвалилась  с  шумом,
показавшимся очень громким в застывшем вечернем  воздухе.  Он  подождал,  но
ответа не было.
   Судья толкнул решетчатую дверь  и  вошел.  Из  боковой  пристройки  падал
слабый свет. Обогнув угол, он резко остановился. В нише  вверху  стены,  под
свечой, стояла высокая худая фигура,  завернутая  в  грязный  саван.  Голову
заменял череп, пялившийся на судью пустыми, зияющими глазницами.
   - Хватит этого спектакля! - холодно сказал он.
   - Вы должны были завизжать и броситься прочь. Мягкий голос  произнес  эти
слова у него за спиной.
   - И тоща вы переломали бы себе ноги.
   Медленно обернувшись, он оказался лицом к лицу с молоденькой  девушкой  в
просторной курточке из какого-то грубого коричневого материала и  в  длинных
изодранных штанах. У нее было красивое лицо с большими испуганными  глазами,
взгляд которых не говорил о наличии у нее большого ума. Но прижатое  к  боку
судьи Ди острие длинного ножа в ее руке не дрожало.
   - Теперь мне придется вас убить, - произнесла она тем же мягким голосом.
   - Какой у вас красивый нож, - медленно сказал он. -  Посмотрите  на  этот
чудесный синеватый блеск!
   Когда она опустила глаза, он выпустил из рук палку и быстро схватил ее за
запястье.
   - Не глупите, Шафран, - выкрикнул он, - Меня прислала Маленькая феникс. И
я видел господина Суна.
   Она кивнула, прикусив полную нижнюю губу.
   - Когда мои лисы забеспокоились, я подумала, что пришел  Сун,  -  сказала
она, глядя мимо него на чучело. - Увидев, что вы идете по  тропе,  я  зажгла
свет над моим возлюбленным.
   Судья отпустил ее руку.
   - Шафран, не могли бы мы где-нибудь присесть? Я пришел поговорить с вами.
   - Только поговорить, а  не  поиграть,  -  серьезно  сказала  она.  -  Мой
возлюбленный очень ревнив.
   Она укрыла нож в рукаве и подошла к чучелу. Расправляя запачканный саван,
она прошептала:
   - Дорогой, я не позволю ему играть со мной. Обещаю! Она слегка  постучала
по виску черепа и, взяв свечу из ниши, прошла под аркой  дверного  проема  в
противоположной стене.
   Судья Ди проследовал за ней в маленькую, пахнущую плесенью  комнату.  Она
поставила .свечу на грубый стол, сколоченный из неотесанных досок, и уселась
на низкий бамбуковый табурет. За исключением ратанового стула в комнатке  не
было другой мебели, но в углу валялись тряпки, видимо служившие ей постелью.
Верхняя часть задней стены рухнула, и. сквозь  нависшую  крышу  просвечивало
небо. В пролом проникли побеги  плюща,  свисавшие  по  кирпичной  стене.  На
пыльном полу шелестела сухая листва.
   - Здесь очень жарко, - пробормотала она, - Она сбросила свою курточку  на
кучу тряпья в углу. Ее круглые плечи и полная грудь  были  запачканы  пылью.
Прежде чем сесть, судья попробовал шатающийся ратановый стул.  Своим  пустым
взглядом она смотрела мимо него,  потирая  свои  обнаженные  груди.  Хотя  в
комнате было холодно, он заметил, что  струйка  пота  сбегала  у  нее  между
грудей, оставляя черный след на плоском животе. Ее спутанные, грязные волосы
были повязаны красной тряпкой.
   - Не правда ли, мой возлюбленный на вид очень страшен? - спросила она.  -
Но  у  него  доброе  сердце,  он  никогда  меня  не  покидает  и   терпеливо
выслушивает. У бедняжки нет годовыми поэтому я выбрала самый большой  череп,
какой только смогла найти. И каждую неделю я приношу ему новую  одежду.  Все
это я выкапываю на заднем дворе. Там много и черепов, и  костей,  и  одежды.
Почему Сун не пришел сегодня ночью?
   - Он очень Занят. Он попросил меня сказать  вам  об  этом.  Она  медленно
кивнула.
   - Знаю. Он очень занят, выясняя все  эти  обстоятельства.  Все  случилось
давно - восемнадцать лет назад, по его словам. Но человек, убивший его отца,
все еще здесь. Когда он его найдет, то добьется, что тому отрубят голову. На
эшафоте.
   - Шафран, я ищу того человека. Не помнишь, как его зовут?
   - Его имя? Сун не знает. Но он его найдет. Если бы кто-нибудь убил  моего
отца, я тоже бы...
   - Разве ты не найденыш?
   - Нет. Иногда ко мне приходит отец.  Он  хороший  человек.  Она  спросила
жалобным голосом:
   - Почему он мне налгал?
   Заметив появившийся в ее глазах лихорадочный блеск, судья  постарался  ее
успокоить:
   - Ты, наверное, ошиблась. Я убежден, что отец никогда тебя не обманывал.
   - Нет. Он говорил мне, что обматывает голову  шарфом,  потому  что  очень
некрасив. Но позавчера ночью его встретила Маленькая Феникс, когда он уходил
от меня, и, по ее словам, он совсем не уродлив. Почему же он не хочет, чтобы
я увидела его лицо?
   - Шафран, а где твоя мать?
   - Она умерла.
   - Ясно. Кто же тебя вырастил? Твой отец?
   - Нет, моя старая тетка. Она  злая,  она  отдала  меня  дурным  людям.  Я
убежала, но они пришли за мной сюда. Я забралась  на  крышу,  набрав  полные
руки черепов и костей. И бросила в них. Они убежали. Ночью  трое  вернулись.
Но со мной был мой возлюбленный, и они  с  воплями  выскочили  отсюда.  Один
споткнулся о валун и сломал себе ногу! Вы бы только видели, как двое  других
его тащили!
   Она громко расхохоталась, и резкий звук отдался эхом  в  пустой  комнате.
Что-то шевельнулось в плюще. Судья Ди оглянулся вокруг. Четыре или пять  лис
вспрыгнули на рушащуюся стену. Своими необычайными зеленоватыми глазами  они
пристально смотрели на него.
   Когда он снова обернулся к девушке, она спрятала лицо в ладонях. Ее худое
тело сотрясала дрожь, хотя плечи были покрыты потом. Судья торопливо сказал:
   - Сун рассказывал мне, что часто приходил сюда с чаеторговцем  господином
Меном. Она опустила руки.
   - Чаеторговцем? - переспросила она. - Никогда не пью чай. Только воду  из
колодца. А теперь и воды я больше не хочу... О  да.  Сун  говорил  мне,  что
живет в доме чаеторговца.
   Она задумалась, а потом с вялой улыбкой снова заговорила:
   - Сун приходит сюда со своей флейтой. Через  день.  Мои  лисы  любят  его
музыку, а он очень любит меня и говорит, что хотел бы забрать меня отсюда  в
хорошее  место,  где  мы  могли  бы  слушать  музыку  каждый  день.  Но   он
предупреждал, что я никому не должна об этом рассказывать, потому что он  не
хочет на мне жениться. Я ему объяснила, что никогда отсюда не уйду и никогда
не выйду замуж. Ведь у меня  есть  возлюбленный,  с  которым  я  никогда  не
расстанусь. Никогда!
   - Сун не рассказывал мне о твоем отце.
   - Конечно, нет. Отец предупреждал меня, чтобы я никому о нем не говорила.
И вот я вам разболтала!
   Она окинула судью испуганным взглядом и пальцами сжала горло.
   - Я едва могу глотать... и у меня ужасно болит голова, затылок. И мне все
хуже и хуже...
   У нее застучали зубы.
   Судья Ди поднялся. Завтра же  девушку  нужно  будет  увезти  отсюда.  Она
тяжело больна.
   - Я скажу Маленькой Феникс, что ты не очень  хорошо  себя  чувствуешь,  и
завтра мы прядем к тебе вместе. Отец никогда  не  приглашал  тебя  пожить  у
него?
   - Зачем бы он стал это делать? Он говорил мне, что  нигде  мне  не  будет
лучше, чем здесь, где я ухаживаю за моим возлюбленным, за моими лисами.
   - Будь поосторожнее с этими лисами. Когда они тебя кусают...
   - Как вы осмеливаетесь говорить такое?  -  гневно  прервала  она.  -  Они
никогда меня не кусают! Некоторые спят со мной в том углу и лижут мне  лицо.
Уходите! Вы больше мне не нравитесь!
   - Шафран, я очень люблю животных. Но иногда звери болеют,  как  и  мы.  И
тогда кусают нас, отчего и мы заболеваем. Завтра я вернусь. До свидания!
   Она проводила его до переднего дворика. Показав на скульптуру  лисы,  она
робко спросила:
   - Мне бы очень  хотелось  подарить  этот  красивый  красный  шарф  своему
возлюбленному. Как вы думаете, каменная лиса не рассердится?
   Судья подумал. Решив, что для ее безопасности  чучело  должно  оставаться
таким же пугающим, как и прежде, он ответил:
   - Думаю, каменная лиса может обидеться. Лучше не забирай у нее шарф.
   - Спасибо. Своему возлюбленному  я  сделаю  пряжку  для  его  накидки  из
серебряных  заколок,  которые  мне  обещал  Сун.  Попросите  его  завтра  их
принести, хорошо?
   Кивнув, судья Ди вышел через старые ворота. На  освещенной  луной  полосе
пустыря не было ни одной лисы.
   Глава 10
   Вернувшись в сосновую рощу за храмом  Тонкого  Понимания,  судья  оставил
фонарь под деревом, отряхнулся и вошел в храмовый двор через. задние ворота.
Окно угловой комнаты, где, как ему показалось, он увидел могильщика, было на
этот раз захлопнуто.
   На ступенях главного зала стояли, беседуя, два монаха. Он подошел к ним.
   - Я хотел бы видеть могильщика Лу, но, кажется, он вышел.
   - Сударь, его преподобие прибыл  сюда  позавчера.  Но  сегодня  утром  он
перебрался в резиденцию его превосходительства начальника уезда.
   Поблагодарив, судья направился к воротам. Его двое носильщиков устроились
на обочине, ведя азартную игру черными и белыми камешками. Они в одну минуту
собрались. Судья попросил доставить его в присутствие.
   Добравшись до резиденции, судья сразу прошел в  главный  двор.  Он  хотел
переговорить с Ло до прихода гостей. Затем он успел бы переодеться  в  более
подходящий к случаю костюм.
   Несколько служанок суетились в саду  перед  главным  зданием,  развешивая
среди  цветущих  кустов  расписанные  фонари,  а  двое  слуг   устанавливали
бамбуковый помост  для  фейерверка  по  другую  сторону  пруда  с  лотосами.
Посмотрев вверх на балкон второго этажа,  судья  увидел,  что  начальник  Ло
стоит  у  окрашенной  красным  лаком  балюстрады,  разговаривая   со   своим
советником. Ло был одет в элегантное просторное платье из  голубой  парчи  и
высокую шапку из черной саржи с крылышками. Обрадованный тем, что  ужин  еще
не начался, судья торопливо поднялся по широкой  лестнице  из  полированного
дерева.
   Увидев его идущим вдоль балкона, начальник уезда воскликнул:
   - Дорогой мой, ты еще не переоделся? Гости вот-вот появятся.
   - Мне срочно надо кое-что тебе рассказать, Ло. Тебе лично.
   - Отправляйся посмотреть, все ли в порядке  у  управляющего  в  банкетном
зале, Као!
   Когда советник вышел, Ло раздраженно спросил:
   - Ну, так в чем дело?
   Судья Ди рассказал своему коллеге, как привела его к заброшенной  кумирне
подсказка мелодии "Логово Черного Лиса", и о чем он там узнал. Выслушав  его
до конца, сияющий начальник уезда воскликнул:
   - Замечательно, старший брат! Значит, мы уже на полпути к разгадке.  Ведь
теперь нам известен повод. Сун прибыл сюда, чтобы разыскать убийцу отца,  но
мерзавец пронюхал, что студент идет по его следу, и убил беднягу. Он обшарил
его жилище в поисках заметок Суна об убийстве восемнадцатилетней давности. И
их нашел!
   Ди утвердительно кивнул, и Ло продолжал:
   - Сун разыскивал в моем архиве подробности дела своего отца.  Теперь  нам
надо будет посмотреть все дела года Собаки и  искать  нераскрытое  убийство,
исчезновение, похищение или что-то еще, имеющее отношение к семье Суна.
   - Любое такое дело, - поправил его судья, - Учитывая, что  студент  хотел
сохранить в тайне свое расследование, не исключено,  что  Сун  -  выдуманное
имя. Он собирался раскрыть  свое  истинное  имя  и  представить  официальное
обвинение, как только обнаружит преступника и соберет против него улики.  Ну
что же, тот человек  убил  Суна,  но  теперь  мы  наступаем  ему  на  пятки!
Подергивая себя за ус, он добавил:
   - И мне хотелось бы встретить еще одного человека-отца Шафран. Позор, что
этот бессердечный негодяй позволяет своему ребенку жить  в  такой  грязи!  К
тому же она больна! Ло, нам надо будет справиться у танцовщицы.  Кто  знает,
может, она узнала отца Шафран, а если и  нет,  то  даст  нам  его  описание,
потому что видела, как он, покидая развалины, снял шарф  с  лица.  Установив
личность  этого  парня,  мы  заставим  его  признаться,  какую  женщину   он
соблазнил, и посмотрим,  чем  нам  удастся  помочь  бедняжке-дочери.  Скажи,
Маленькая Феникс уже пришла?
   - О да. Она  в  импровизированной  артистической  уборной,  за  банкетным
залом. Юлань помогает ей с гримом и прочим. Давай вызовем ее сюда. Остальные
две танцовщицы тоже там, а ведь нам с этой ведьмой надо поговорить наедине.
   Он наклонился над балюстрадой.
   - Святое небо! Академик и Чан уже здесь! Мне нужно поторопиться, чтобы их
поприветствовать.  Ди,  ты  пройди  по  той  маленькой  лестнице  и  быстрее
переоденься.
   Судья Ди спустился по узенькой  лестнице  в  конце  балкона  и  торопливо
прошел в свои покои.
   Надевая темно-синее платье с цветочным узором, он размышлял о том, что, к
сожалению, его скорый отъезд помешает  ему  понаблюдать,  как  будут  дальше
развиваться события. После того, как они  узнают,  кто  был  отец  студента,
убитый восемнадцать лет назад, Ло  надо  будет  разобраться  в  его  смерти,
тщательно проверив всех, кто поддерживал с ним отношения и до сих пор жил  в
Чинхуа. Это, вероятно,  займет  много  дней,  а  то  и  недель.  Он,  судья,
проследил бы и за тем, чтобы Шафран была переселена в нормальные условия.  А
позднее, после того, как ее посмотрят врачи, Ло следовало  бы  заставить  ее
рассказать о своих беседах с убитым студентом. Он недоумевал, почему студент
разыскал  Шафран.   Только   из   интереса   к   необычайной   музыке?   Это
неправдоподобно. Правда,  Сун  вроде  бы  увлекся  девушкой.  Служанка  Мена
упоминала, что Сун отдавал предпочтение любовным  песням.  Оказалось  также,
что серебряные заколки для волос, о которых  он  советовался  со  служанкой,
предназначались Шафран.  Открывались  немалые  просторы  для  расследования.
Поправив перед зеркалом свою бархатную шапочку с крылышками, он поспешил  на
центральный двор.
   Он увидел сверкание парчовых одежд на ярко освещенном  балконе.  По  всей
видимости, гости перед ужином любовались освещенным садом. Это спасало судью
от неловкости, которую он бы испытал, входя в банкетный зал после того,  как
высокие гости уже заняли свои места.
   На  балконе  судья  прежде  всего  поклонился  академику,   который   был
величествен  в  просторном  платье  из  золотой  парчи  и   высокой   черной
прямоугольной шапке члена академии с двумя свисавшими по его  широкой  спине
длинными черными лентами. Могильщик надел  винно-красный  халат  с  широкими
черными отворотами, придававшими ему  определенное  достоинство.  Придворный
поэт избрал расшитое золотыми цветами коричневое шелковое платье  и  высокую
черную шапку с золотым кантом. Чан выглядел  повеселевшим.  Он  был  увлечен
разговором с начальником уезда Ло.
   - Разве ты не согласен, Ди, - живо  спросил  Ло,  -  что  выразительность
является одной из самых характерных черт поэзии нашего друга?
   Чан Лян-по тряхнул головой.
   - Не будем тратить наше бесценное время на комплименты, Ло. С  той  поры,
как я попросил  освободить  меня  от  придворных  обязанностей,  я  посвятил
большую часть времени изданию своих стихотворений за последние тридцать лет,
и выразительность-это как раз то, чего недостает моей поэзии.
   Ло хотел возразить, но поэт движением руки остановил его.
   - И я скажу вам причину. Я всегда вел спокойную, замкнутую жизнь. Как вы,
наверное, знаете, моя жена тоже поэт, и у нас нет детей. Мы живем в  удобном
загородном доме, недалеко от столицы, и я занимаюсь там золотыми  рыбками  и
карликовыми деревьями, а моя жена смотрит за цветами нашего сада. Иногда  на
неприхотливый ужин заглядывают друзья из столицы, и мы разговариваем и пишем
до поздней ночи. Я всегда думал, что счастлив, но  недавно  понял,  что  моя
поэзия лишь отражает воображаемый мир, созданный в моем мозгу.  А  раз  моим
стихотворениям  недоставало   подлинной   жизни,   они   всегда   оставались
бескровными и безжизненными. Теперь, побывав в часовне моих  предков,  я  не
перестаю спрашивать себя, служат ли несколько  томиков  безжизненных  стихов
оправданием пятидесяти лет моего существования.
   - То, что вы, сударь, называете воображаемым миром,  -  серьезно  заметил
Ло, - является более истинным,  чем  так  называемая  подлинная  жизнь.  Наш
повседневный, внешний  мир-мир  переходный,  вы  же  выражаете  вечную  суть
внутренней жизни.
   - Спасибо за эти любезные слова, Ло. И все же я думаю, что, если бы я мог
пережить сильнейшее  волнение,  даже  трагедию,  нечто  такое,  что  целиком
перевернуло бы мое бесцветное существование, я бы...
   -  Чан,  вы  глубоко  заблуждаетесь,  -  прервал  его  раскатистый  голос
академика. - Подойдите сюда, Лу. Хочу знать и ваше мнение! Послушайте,  Чан.
Мне уже скоро шестьдесят, и я на десять лет старше вас. Вот уже сорок лет  Я
- человек действия, служивший почти во всех важных правительственных сферах.
Я поставил на ноги большую семью, пережил  все  сотрясающие  душу  волнения,
которые только могут выпасть на  долю  человека  в  частной  и  общественной
жизни! И позвольте вам сказать, что только теперь, когда я уже целый  год  в
отставке, когда я неторопливо и в одиночестве осматриваю места, которые  мне
нравились, так вот, только теперь я начинаю догадываться, что же  скрывается
за  внешней  видимостью,  и  понимать,  что  вечные  ценности  находятся  за
пределами  нашего  земного  существования.  Вы  же,  Чан,  напротив,  смогли
перешагнуть через предварительную стадию познания. Вы,  мой  друг,  даже  не
выглядывая из окна, сразу нашли Путь Небес! Могильщик заметил:
   - Вы  начинаете  цитировать  даосские  тексты!  Основатель  даосизма  был
болтливым старым глупцом. Он, уверяя, что  молчание  предпочтительнее  речи,
продиктовал книгу в пять тысяч слов!
   - Я не согласен, - возразил придворный поэт, - Будда...
   - Будда был убогим попрошайкой,  а  Конфуций  -  назойливым  педантом,  -
обрезал могильщик.
   Возмущенный  судья  Ди  оглянулся  на  академика  в  ожидании   яростного
возражения. Но Шао лишь улыбнулся и спросил:
   - Если вы презираете все  три  вероучения,  могильщик,  то  к  какому  же
принадлежите сами?
   Толстый монах ответил не задумываясь:
   - К никакому!
   - Ого!  Это  неправда!  Вы  принадлежите  к  каллиграфии!  -  прогрохотал
академик, - Вот что мы сделаем, Ло! После ужина растянем на полу ту огромную
шелковую ширму из вашего банкетного зала, и Старик Лу напишет на ней одно из
своих двустиший. Метлой или что еще он там применяет!
   - Превосходно! - воскликнул Ло. - Грядущие поколения  будут  хранить  это
полотнище, как бесценное сокровище!
   Судье Ди припомнилось, что он иногда встречал на внешних стенах храмов  и
других сооружений надписи иероглифами почти в два метра высотой, подписанные
"Старик Лу". Он посмотрел на уродливого толстяка с уважением.
   - Как вы умудряетесь писать такие громадные иероглифы, сударь? -  спросил
он.
   - С подмостков кистью в полтора метра длиной. Когда же  наношу  иероглифы
на ширму, то встаю на уложенную на нее лестницу. Позаботьтесь, Ло,  о  ведре
чернил!
   - Кому требуется  ведро  чернил?  -  спросила  своим  мелодичным  голосом
поэтесса. Теперь, когда ее лицо  было  тщательно  подкрашено,  она  казалась
блистательно прекрасной. А оливковое платье было так скроено, что скрадывало
некоторую полноту ее фигуры. Судья наблюдал, как легко она присоединилась  к
общему разговору, взяв нужный тон с  академиком  и  Чаном  -  свободный  тон
товарища по литературе, но с легкой  ноткой  почтительности.  Только  долгая
карьера куртизанки могла дать женщине эт