у легкость общения с  мужчинами,  не
принадлежащими к кругу ее семьи.
   Старик-домоправитель раздвинул  ведущие  в  банкетный  зал  двери,  и  Ло
пригласил гостей к столу. Четыре покрытых красным лаком столба  поддерживали
пестро раскрашенные стропила,  причем  на  каждом  столбе  иероглифами  была
сделана несущая доброе предзнаменование надпись. По правую руку  можно  было
прочесть "Все люди сообща наслаждаются годами  всеобщего  мира".  На  другом
столбе -  созвучная  строка  "Счастливы  те,  кем  правит  святой  и  мудрый
государь". В арках дверных проемов с каждой стороны были  резные  деревянные
решетки со сложным рисунком. С левой стороны дверь вела в боковой  зал,  где
слуги подогревали вино. Напротив располагался оркестр из шести музыкантов  -
двух флейтистов, двух скрипачей, девушки, играющей на губной гармони, и  еще
одной, сидевшей у большой цитры. Когда оркестр весело заиграл  "Приветствуем
высоких гостей", коротышка начальник почтительно провел академика и Чана  на
почетные места напротив огромной трехстворчатой белой ширмы у задней  стены.
Оба настаивали, что не заслуживают подобной чести, но позволили Ло дать себя
уговорить. Он пригласил судью Ди сесть за стол с левой стороны, так что  тот
оказался соседом Чана, а затем провел могильщика  Лу  на  верхнее  место  за
правым столом. Усадив поэтессу справа от судьи Ди, он занял нижнее место, за
могильщиком Лу. Каждый стол был накрыт дорогой скатертью из красной парчи  с
обшитыми золотом краями. Тарелки были из редкого расписного фарфора,  винные
чаши из чистого золота, столовые палочки из серебра. На  драгоценных  блюдах
лежали  груды  приправленного  пряностями  мяса  и  рыбы,   ломти   ветчины,
законсервированные утиные яйца и множество других холодных закусок.  И  хотя
зал был ярко освещен стоящими вдоль стен высокими светильниками,  на  каждом
из трех столов находились по две высокие красные  свечи  в  подсвечниках  из
кованого серебра. После того, как служанки налили гостям вино, начальник  Ло
выпил за здоровье и процветание всех присутствующих. И тогда каждый  взял  в
руки свои палочки.
   Академик сразу же начал  обмениваться  с  Чаном  новостями  об  их  общих
столичных знакомых. Судья поэтому мог  свободно  говорить  с  поэтессой.  Он
вежливо  осведомился,  когда  она  прибыла  в  Чинхуа.  Выяснилось,  что  ее
доставили сюда двумя днями раньше  под  вооруженным  конвоем,  состоящем  из
офицера и двух  солдат,  и  что  она  поселилась  в  небольшой  комнатке  на
постоялом дворе за "Сапфировым приютом". Она без тени смущения добавила, что
старая хозяйка "Приюта" работала в том же доме свиданий, что и она, так  что
было приятно заглянуть к старой знакомой и поболтать о давних днях.
   - В "Сапфировом приюте" я познакомилась с Маленькой  Феникс,  -  заметила
она. - Замечательная танцовщица. И большая умница.
   - Мне она показалась очень уж честолюбивой, - заметил судья Ди.
   - Вам, мужчинам, никогда не понять женщин,  сухо  возразила  поэтесса,  -
Что, возможно, очень для вас удобно!
   Она бросила раздосадованный взгляд  на  академика,  начавшего  выспреннею
речь.
   - Вот почему  я  уверен,  что  выражаю  общие  чувства,  высказывая  нашу
глубочайшую благодарность начальнику уезда Ло, одаренному поэту, прекрасному
администратору и непревзойденному хозяину! Мы благодарим его за  то,  что  в
преддверии праздника Луны он соединил здесь, за этим праздничным  столом,  в
атмосфере сладостной  гармонии  небольшую  группу  близких  по  духу  старых
друзей!
   Огненным взглядом посмотрев на поэтессу, он сказал:
   - Юлань, сочините для нас оду, воспевающую это событие!  Пусть  ее  темой
будет "Счастливая встреча".
   Поэтесса помедлила, а потом прочла своим звонким, сочным голосом:
   В золотых чашах - теплое янтарное вино, И  ароматно  мясо  на  серебряных
блюдах. Ярко горят Высокие красные свечи.
   Она остановилась, и начальник уезда Ло кивнул  с  довольной  улыбкой.  Но
судья заметил, что могильщик с беспокойным блеском  в  глазах  наблюдает  за
поэтессой. И тут она перешла к следующему четверостишию:
   Но вино это - кровь и пот-бедняка, Мясо - кости его и тело. А  с  высоких
свечей Капают слезы отчаяния.
   Воцарилось неловкое молчание. Лицо придворного  поэта  вспыхнуло.  Гневно
глядя на поэтессу, он сказал, с трудом сдерживая раздражение:
   - Вы упоминаете условия, которые сохраняются лишь временно,  да  и  то  в
областях, пораженных наводнениями или засухой, Юлань.
   Она ответила:
   - Они сохраняются повсеместно. И постоянно. И вы это знаете!
   Начальник Ло хлопнул в ладоши. Музыканты заиграли веселую,  зажигательную
мелодию, и в зале появились две танцовщицы.  Обе  очень  юные.  На  одной  -
платье из прозрачной белой саржи, вторая - в светло-голубом  костюме.  После
низкого приседания перед главным столом они  подняли  руки  над  головами  и
начали медленно кружиться, описывая концами рукавов широкие круги. Пока одна
танцевала на кончиках пальцев своих маленьких ножек,  другая  опускалась  на
одно колено. Они чередовали свои позы. Это был  всем  известный  танец  "Две
ласточки весной", и хотя  девушки  очень  старались,  было  видно,  что  они
смущены своей наготой под тонкой одеждой, и им не  хватало  свободы  опытных
танцовщиц. Гости не обращали на них особого внимания, и пока слуги разносили
пышущую, с жару, еду, завязался общий разговор.
   Судья Ди тайком наблюдал за усталым лицом своей соседки, вяло  копавшейся
в тарелке. Из ее  биографии  он  знал,  что  ей  пришлось  пережить  крайнюю
бедность, и восхищался ее искренностью. Но по отношению к их  гостеприимному
хозяину  чтение  таких  стихов  было  невежливостью  и  даже  грубостью.  Он
наклонился к ней и спросил:
   - Не думаете ли вы,  что  ваше  стихотворение  нелюбезно?  Я  знаю,  что,
несмотря на свои развязные манеры, начальник уезда Ло  очень  добросовестный
чиновник, тратящий свои личные средства не только на наше угощение, но и  на
щедрую поддержку благотворительных организаций.
   - Кому нужна благотворительность? - с презрением спросила
   она.
   - Нужна или нет, это другой вопрос, но она помогает многим людям, -  сухо
ответил судья Ди. Ему не удавалось понять эту непостижимую женщину.
   Музыка замерла, и  танцовщицы  низко  поклонились.  Раздались  сдержанные
хлопки. По столам разнесли новые блюда и поставили  свежее  вино.  Встав  со
своего кресла, Ло с широкой улыбкой сказал:
   - Танец, который вы только что видели,  был  только  скромным  зачином  к
основной программе. После того, как будет подан  запеченный  карп,  наступит
короткий перерыв, чтобы с балкона полюбоваться на фейерверк в саду. Затем вы
увидите редкий старинный танец, характерный  для  этих  мест.  Его  исполнит
танцовщица  Маленькая  Феникс  в  сопровождении  двух  флейт  и   небольшого
барабана. Мелодия называется "Логово Черного Лиса".
   Под удивленное перешептывание гостей он сел в свое кресло.
   - Чудесная идея, Ло, - крикнул академик. - Наконец-то танец,  которого  я
никогда не видел!
   - Очень интересно, - заметил придворный поэт, - Как уроженец уезда, знаю,
что здесь лисы порождают множество  суеверий.  Впрочем,  никогда  не  слыхал
именно об этом танце.
   Своим хриплым, скрипучим голосом могильщик спросил у Ло:
   - Вы считаете уместным исполнять магический танец в этом...
   Конец фразы был заглушен оживленной  музыкой,  которую  заиграл  оркестр.
Судье Ди хотелось разговаривать с поэтессой, но та его остановила:
   - Пожалуйста, потом. Я люблю эту музыку. В прошлом танцевала под нее.
   Судья переключил все свое внимание на запеченного в  кисло-сладком  соусе
очень вкусного карпа.  Снаружи  донесся  свистящий  звук.  Взлетела  ракета,
оставляя позади хвост многоцветных огней.
   - Прошу на балкон, - выкрикнул начальник Ло. И обращаясь к домоправителю,
стоявшему у ширмы: - Погасите все огни!
   Все  встали  и  прошли  на  балкон.  Судья  Ди  стоял,  прислонившись   к
балюстраде, рядом с поэтессой. Ло был с другой стороны от  нее,  а  советник
Као и домоправитель - немного дальше. Глядя через плечо, судья смутно  видел
высокую  фигуру  академика.  Он  предполагал,  что  Чан  и  могильщик  также
находятся там, но разглядеть их не мог, потому что все фонари и  свечи  были
погашены, и лишь множество черных  неразличимых  теней  заполняло  банкетный
зал.
   Внизу, в саду, на бамбуковом помосте крутилось  многоцветное,  сверкающее
колесо огня, разбрызгивая в разные стороны искры из прикрепленных к нему  по
всей окружности шутих. Оно  вращалось  быстрее  и  быстрее,  пока  вдруг  не
рассыпалось дождем многоцветных звездочек.
   - Очень мило! - заметил за спиной  судьи  Ди  академик.  Затем  показался
цветочный букет, который шумно взорвался, превратившись в  летящих  бабочек.
Его сменили  ослепительно  яркие  символические  фигуры.  Судья  хотел  было
завязать разговор с поэтессой, но передумал, увидев ее усталое, побледневшее
лицо. Она обернулась к Ло и сказала:
   - Вы очень внимательны к нам, начальник уезда. Зрелище необычайно!
   Нарочито скромный ответ ее соседа  утонул  в  новых  громких  хлопках.  С
наслаждением вдыхал судья кислый запах пороха, поднимавшийся от  сада.  Хотя
он и выпил много вина, в голове его прояснилось. Теперь показалась панорама,
изображающая триаду - Счастье,  Богатство  и  Долголетие.  В  последний  раз
вспыхнули шутихи, и сад погрузился в темноту.
   - Ло, огромное спасибо! - сказал придворный поэт. Он подошел к балюстраде
вместе с академиком и могильщиком Лу. Пока они выражали Ло свое  восхищение,
поэтесса прошептала судье:
   - Эта триада очень странна. Если  вы  счастливы,  богатство  сделает  вас
несчастным, а долголетие  заставит  вас  пережить  свое  счастье.  Пройдемте
внутрь, здесь становится прохладно. И они снова зажигают свечи.
   Гости вернулись  на  прежние  места,  и  шестеро  слуг  подали  им  блюда
дымящихся клецок. Но поэтесса не села за стол.
   - Пойду посмотрю, готова ли Маленькая Феникс к выступлению, - сказала она
судье, - Знаете, девушка жаждет создать  себе  известность,  выступая  перед
избранным обществом. Я уверена, что она мечтает о приглашении в столицу.
   Юлань прошла под аркой дверного проема.
   - Предлагаю тост за нашего щедрого хозяина! - призвал академик.
   Все выпили. Судья взял клецку. Она была фарширована рубленой  свининой  с
луком  и  приправлена   имбирем.   Он   заметил,   что   могильщику   подали
вегетарианское блюдо из соевого творога,  но  тот  к  нему  не  прикоснулся.
Своими толстыми  пальцами  он  разламывал  засахаренный  фрукт,  уставившись
вытаращенными глазами в дверной проем, за которым исчезла поэтесса. Внезапно
Ло выронил из рук палочки на стол.  С  глухим  восклицанием  он  показал  на
дверь.
   В арке дверного проема стояла поэтесса. С  мертвенно  бледным  лицом  она
смотрела на свои руки. Они были в крови.
   Глава 11
   Она зашаталась, и судья, ближе  других  находившийся  к  ней,  вскочил  и
схватил ее под руку.
   - Вы ранены? - спросил он.
   Поэтесса посмотрела отсутствующим взглядом.
   - Она... она мертва, - выговорила она. - В артистической уборной. Зияющая
рана... в горле. У меня на руках...
   - Что она, черт побери, бормочет? - крикнул академик. - Она что, порезала
руки?
   - Нет, похоже, что поранила себя танцовщица, - сдержанно ответил судья, -
Посмотрим, можно ли ее спасти.
   Он кивнул Ло и вывел поэтессу.  Она  тяжело  опиралась  на  его  руку.  В
боковом зале советник Као и домоправитель  чего-то  требовали  от  служанки.
Ошарашено глянули они на поэтессу, и у служанки  с  грохотом  выпал  из  рук
поднос. Выскочившему Ло судья тихим шепотом сказал:
   - Танцовщицу убили.
   Ло бросил советнику:
   - Беги к главным воротам и скажи, чтобы никого не выпускали! Пусть писарь
вызовет лекаря! И обращаясь к домоправителю:
   - Проверь, чтобы в резиденции были заперты немедленно все двери, и вызови
хозяйку.
   Повернувшись к растерявшейся служанке, он рявкнул:
   - Проводите  барышню  Юлань  в  прихожую  в  конце  балкона,  усадите  ее
поудобнее в кресло и оставайтесь с ней, пока не придет хозяйка!
   Из-за пояса служанки судья Ди выхватил салфетку  и  быстро  вытер  пальцы
Юлань. Порезов не было.
   - Как нам пройти в артистическую уборную? - спросил  он  своего  коллегу,
передавая служанке теряющую сознание женщину. - Пошли! - живо сказал Ло и по
узкому боковому проходу с левой стороны банкетного зала спустился  вниз.  Он
толкнул дверь и замер с  глухим  восклицанием.  Бросив  короткий  взгляд  на
ведущий вниз темный лестничный пролет, судья Ди прошел вслед за ним в  узкую
овальную комнату, пахнущую потом и духами.  Она  была  пуста.  Лишь  поперек
скамьи из черного дерева лежало  на  спине  едва  прикрытое  тело  Маленькой
Феникс, ярко освещенное высоким напольным светильником с абажуром из  белого
шелка. Она была одета только в  полупрозрачную  нижнюю  рубашку,  ее  белые,
мускулистые ноги свисали  к  полу.  Раскинув  тонкие  обнаженные  руки,  она
смотрела застывшими глазами в потолок. С левой стороны горла из зияющей раны
кровь медленно вытекала на покрывавшую скамью тростниковую  циновку.  На  ее
плечах были видны кровавые отпечатки пальцев. Ее густо накрашенное,  похожее
на маску длинноносое лицо с  искривившимся  ртом,  откуда  виднелись  мелкие
острые зубы, напомнило судье лисью морду.
   Начальник Ло прикоснулся  рукой  к  одной  из  ее  маленьких,  с  острыми
сосками, грудей.
   Выпрямляясь, он прошептал:
   - Наверное, ее убили несколько минут назад! А вот и орудие убийства.
   Он показал на измазанные кровью ножницы, валявшиеся на полу.
   Пока Ло разглядывал ножницы, судья Ди осмотрел одежду женщины,  аккуратно
уложенную рядом с туалетным столиком.  На  высокой  вешалке  в  углу  висело
просторное платье из зеленого шелка с широкими рукавами, красный кушак и два
прозрачных длинных шелковых платка. Повернувшись к коллеге, он сказал:
   - Ее убили, когда она собиралась надеть это платье для танца. Он подобрал
со стула студенческую тетрадь с  партитурами  и  сунул  в  рукав.  С  правой
стороны от двери, через которую они вошли, судья увидел еще  одну  небольшую
дверь.
   - А куда ведет эта дверь? - спросил он.
   - В банкетный зал. Позади ширмы. Судья Ди повернул дверную  ручку.  Когда
дверь чуть приоткрылась, стал слышен голос придворного поэта:
   - Надеюсь, что Ло держит в доме  лекаря.  Потому  что...  Мягко  закрывая
дверь, судья сказал:
   - Ло, тебе придется хорошо все осмотреть. Наверное, я должен вернуться  в
банкетный зал и заменить тебя в роли хозяина?
   - Ди,  прошу  тебя.  Рад,  что  ты  сказал  о  несчастном  случае.  Давай
придерживаться этой  версии.  Она  не  расстроит  гостей.  Говори,  что  она
порезалась ножницами. Увидимся позже, когда я всех допрошу.
   Кивнув, судья вышел. Обращаясь к кучке  растерявшихся  слуг,  он  сказал,
чтобы они занимались своими  делами.  Сев"  на  свое  место  за  столом,  он
заметил:
   - Танцовщица уронила ножницы  на  правую  ногу  и  порезала  себе  сосуд.
Поэтесса хотела остановить кровь, но ей стало дурно, и она бросилась  к  нам
за помощью. Если получится, я пока заменю Ло.
   - В подобных обстоятельствах  женщина  всегда  теряет  голову!  -  сказал
академик, - Рад, что не Юлань ранила себя. Хотя мне жаль и Маленькую Феникс.
Но не могу  сказать,  что  очень  сожалею  об  упущенном  лисьем  танце.  Мы
собрались здесь  с  более  возвышенной  целью,  чем  наблюдать  за  скачущей
колдуньей.
   - Для танцовщицы поранить ногу - страшное невезение! - заметил поэт. - Ну
что  же,  теперь,  когда  мы  остались  вчетвером,   можно   отбросить   все
формальности! Почему бы нам не соединить эти столы в один? А если Юлань  еще
придет в себя, мы их раздвинем.
   - Прекрасно! - воскликнул судья. Он хлопнул в ладоши  и  приказал  слугам
придвинуть боковые столы к центральному. Он  и  могильщик  переставили  свои
стулья и теперь за импровизированным квадратным столом сидели напротив Шао и
Чана. Он дал знак слугам снова налить  гостям  вино.  После  того,  как  они
выпили за скорейшее выздоровление  танцовщицы,  двое  слуг  внесли  блюдо  с
жареной уткой, а оркестр начал новую мелодию.
   Подняв руку, академик выкрикнул:
   - Прикажите забрать это блюдо, Ди! И отправьте прочь этих шутов. Еды было
предостаточно. Слишком много и музыки!  Теперь  же  пора  серьезно  заняться
вином.
   Придворный поэт предложил  еще  один  тост,  вслед  за  тем  судья  Ди  и
могильщик Лу подняли тосты в честь отсутствующего хозяина.  Академик  втянул
поэта в нескончаемый спор о достоинствах классической прозы  в  сравнении  с
современной. Это позволило судью начать разговор с могильщиком Лу. Могильщик
пил много, очевидно, среди его обетов не было воздержания от вина. Покрывший
грубое лицо пот сделал его еще больше схожим с жабой. Судья Ди начал:
   - Перед ужином, сударь, вы сказали, что не являетесь буддистом. Почему же
сохраняете звание могильщика?
   - Это звание было мною получено еще в молодости и с той поры прикрепилось
ко мне, - ответил тот угрюмо. - Согласен, что  незаслуженно.  Потому  что  я
оставляю за мертвецами их похороны.
   Он выпил вино залпом.
   - Вроде бы в этом уезде много буддистов. Я заметил улицу,  ще  не  меньше
полудюжины буддийских храмов, - сказал судья. - У меня было время  заглянуть
лишь в один  из  них,  храм  Тонкого  Понимания.  К  какому  направлению  он
принадлежит?
   Могильщик посмотрел поверх головы судьи  своими  выпученными  глазами,  в
которых появился красноватый блеск.
   - Ни к одному. Они  обнаружили,  что  кратчайший  путь  к  высшей  правде
находится в самом себе. И нам не нужен Будда для того, чтобы узнать,  где  и
как его найти. Нет пестрых алтарей, нет священных книг,  нет  шумных  служб.
Спокойное место, где я всегда останавливаюсь, приезжая сюда.
   - Эй,  могильщик!  -  позвал  академик,  -  Чан  уверяет  меня,  что  его
собственные стихотворения с  течением  времени  становятся  все  короче.  Он
кончит тем, что, как и ты, будет писать одни двустишия!
   Поэт завистливо заметил:
   - Как бы мне хотелось этого!
   Его щеки полыхали. Судья подумал, что Чан не так хорошо умеет  пить,  как
академик, чье широкоскулое, бледное лицо было .столь же невозмутимо,  как  и
обычно. Тряся головой, поэт продолжал:
   - На первый взгляд, Лу, ваши стихи банальны, иной раз  они  даже  кажутся
лишенными смысла! И все же их  невозможно  выкинуть  из  головы,  и  в  один
прекрасный день вдруг начинаешь видеть их  мысль.  Господа,  особый  тост  в
честь нашего великого творца двустиший!
   Все выпили, и поэт заговорил снова:
   - Теперь, когда этот зал только в нашем распоряжении,  я  хочу  спросить,
почему бы вам, могильщик, не сделать для нашего хозяина  надпись  на  ширме?
Ваша несравненная каллиграфия вознаградит Ло за все пропущенные им тосты!
   - Обойдусь без вашего легкомыслия.  Чан,  -  холодно  произнес  уродливый
монах. - К своему делу я отношусь серьезно.
   -  Ха-ха!  -  воскликнул  академик.  -  Могильщик,  мы  не  примем  ваших
извинений. Вы не осмеливаетесь писать,  потому  что  слишком  много  выпили.
Держу пари, что ноги вас уже не держат! Давайте, сейчас или никогда!
   Придворный поэт  рассмеялся.  Не  обращая  на  него  внимания,  могильщик
спокойно сказал судье:
   - Будет совсем не просто уложить на пол эту огромную ширму, ведь слуги  в
смятении. Если вы мне достанете лист бумаги, я  сделаю  надпись  для  нашего
хозяина за столом.
   - Хорошо! - сказал ему академик. - Мы великодушны. Раз вы слишком  пьяны,
чтобы писать ваши колоссальные иероглифы, мы отпустим вас с одной  маленькой
надписью. Ди, скажите этим ребятам, чтобы принесли чернила и бумагу.
   Двое слуг очистили стол, а  служанка  принесла  свиток  чистой  бумаги  и
поднос с письменными принадлежностями. Судья Ди выбрал  лист  плотной  белой
бумаги размером шестьдесят на сто пятьдесят сантиметров и разгладил  его  на
столе, пока могильщик растирал тушь, чт