- Бог не выдаст, свинья не съест,  -  как  можно  благодушнее  сказал
Валентин. Он не хотел заводиться  с  Великановым,  и  ляпнул  первое,  что
пришло в голову, но майор побагровел и спросил:
     - Это ты кого и в каком качестве подразумеваешь?
     - Того, кто своих не выдает, - нашелся Валентин.
     - То-то и оно! - погрозил  ему  пальцем  Великанов.  -  Ты,  Валентин
Георгиевич, говорить говори, но не заговаривайся.
     - Чем еще обязан, товарищ майор? - чувствуя что  вот-вот  вспылит,  в
свою очередь насупился Валентин.
     - Хочешь товарищеский совет?
     - Я - весь внимание.
     - Не мешай Мандзюку; не лезь в это  дело.  Я  о  драке  в  загородном
ресторане. Говорят, помер парнишка. Трагедия, конечно, для  родственников.
Но ты себя поставь на место того человека, к которому этот самый Зимовец с
бандитским ножом подступил. Как бы ты себя вел? Стоял бы и  ждал  пока  он
тебе полное харакири сделает? Не ждал бы - оборонялся. Я тоже не  позволил
бы себя резать. И подушечку для смягчения удара от падения хулигану, между
прочим, не подкладывал бы. Так  зачем,  спрашивается,  огород  городить  и
уважаемую в народе фамилию по милицейским протоколам трепать?
     - Не понял, товарищ майор, о какой фамилии речь?
     - Не хитри, Валентин Георгиевич. Ты все прекрасно понял! Так  вот,  -
голос Великанова обрел металлические нотки,  -  не  мешайся  в  это  дело.
Мандзюк сам сообразит, как его наилучшим образом для архива оформить. А не
сообразит, ему подскажут. Оттуда!
     Великанов снова ткнул пальцем в сторону крыши железнодорожных касс.
     Валентин не стал возражать -  это  было  бессмысленно,  но  о  визите
Великанова, также как и о своей беседе со Сторожуком, счел нужным доложить
начальнику отдела. Ожидал, что Билякевич возмутится, пойдет  к  начальнику
управления,  потребует  призвать  к  порядку  зарвавшегося  кадровика.  Но
подполковник  повел  себя  необычно:  сначала  испытывающе  посмотрел   на
Валентина,   затем   чему-то   усмехнулся,   забарабанил    пальцами    по
отполированной  до  зеркального  блеска  крышке   стола,   что   делал   в
затруднительных случаях.
     - А может в самом деле не стоит беспокоить Ларису Яворскую?  -  после
продолжительной паузы, произнес он. - Если иметь в виду только  драку,  то
свидетелей и без нее достаточно. К тому  же  подоплека  конфликта,  скорее
всего, носит интимный характер, а с учетом этого на  откровенность  Ларисы
рассчитывать не приходится. Что же касается личности противника,  Зимовца,
то полагаю, Мандзюк правильно определил круг подозреваемых: это кто-то  из
ассистентов кафедры  нейрохирургии.  Уличить  этого  человека  теперь  уже
несложно. Но боюсь, что мы не сможем предъявить ему обвинение в умышленном
нанесении Зимовцу тяжелой травмы: судя по всему, он действовал в  пределах
необходимой обороны.
     Немного  помолчав,  Билякевич  снова,  как-то  необычно   -   не   то
вопрошающе, не то испытывающе - посмотрел на Валентина.
     - Так может быть последуем совету майора Великанова?
     Валентин оторопел. Не далее как  утром,  подполковник  говорил  прямо
противоположное; они как бы поменялись местами.  Но  если  утром  Валентин
согласился с ним - это дело надо довести до конца - то  сейчас  терялся  в
догадках: чем вызван такой крутой поворот в позиции шефа? Не Великанова же
он испугался, в конце концов! Валентин уважал Билякевича и, если не всегда
и не во всем соглашался  с  ним  -  начальник  отдела  был  порой  излишне
скрупулезен, придирчив,  то  его  принципиальность  никогда  не  брал  под
сомнение. И вот - на тебе!
     - Извините, Виктор Михайлович, не могу согласиться с  вами,  -  резко
сказал Валентин. - Пока следствие не закончено, я  буду  предпринимать  те
дозволенные  законом  действия,  которые  сочту  необходимыми.  Если   вы,
конечно, не отстраните меня.
     - Упрямство, Валентин Георгиевич, само по себе,  не  лучший  довод  в
споре с начальством. Я имею в виду не только вас.
     Валентин  смутился,  наконец-то  сообразив,  в  чем   дело.   Видимо,
Билякевича уже взяли в оборот в  связи  с  этим  делом.  Но  отступать  не
пожелал.
     - Вот мои доводы. Всех, кто  знал  Анатолия  Зимовца,  удивляет,  что
парень схватился за нож - не похоже на него. Но факт  остается  фактом.  И
нельзя исходить только из него. Убежден: за  этим  стояла  не  сиюминутная
вспышка, не пьяная ярость. Тут было что-то другое. Причем очень серьезное.
Перед смертью Зимовец сказал своей сестре, что один во  всем  виноват.  Но
только ли драку он имел в виду? Думаю, не только. И вот почему.  На  месте
происшествия обнаружена какая-то старая, видимо, ценная книга. Зимовец был
завзятый книжник. Библиофилом считает себя и ассистент  Боков.  И  тот,  и
другой бывали в доме Яворских, где имелась уникальная библиотека.
     - Имелась? - быстро переспросил Билякевич.
     - На этот вопрос пока не могу ответить. Я задавал его  Сторожуку,  но
он отмолчался. Теперь другое: от  встречи  со  мной  по  какой-то  причине
уклоняется доктор Билан, которая должна быть  в  курсе  событий,  так  или
иначе касающихся семьи Яворских. И, наконец, эта закулисная  возня  вокруг
дела Зимовца, которая, как догадываюсь, не миновала и вас. Я не ошибся?
     - Допустим. Но как вы увязываете все это с дракой?
     - Многое должно  проясниться  в  ходе  допроса  Ларисы  Яворской.  Ее
высокопоставленные родственники очевидно не случайно нажали на все кнопки.
Я  уверен,  что  конфликт  на  автостоянке  имеет  какую-то   неприглядную
предисторию. Вот почему я завтра же вызову Ларису и вместе со следователем
допрошу, какие бы пакости мне потом не делал Великанов.
     Билякевич подошел к Валентину, положил руку на его плечо.
     - Передайте Великанову  и  прочим,  кто  будет  обращаться  к  вам  с
подобными советами, что следственно-оперативную  группу  по  делу  Зимовца
отныне возглавляю я.
     - Вы отстраняете меня? - вспыхнул Валентин.
     - Состав группы остается прежним. Я беру на себя роль  куратора  и  в
какой-то степени громоотвода. Не спорьте, за это я зарплату получаю.
     - За то, чтобы быть громоотводом?
     - И за это тоже.
     Билякевич улыбнулся, слегка сжал  плечо  Валентина,  отошел  к  окну,
присел на низкий подоконник.
     - Теперь  о  Ларисе  Яворской.  Не  спешите  ее  вызывать.  В  делах,
касающихся семейных отношений,  официальный  допрос  свидетеля  не  лучший
способ выявления истины. Тем более, когда этот свидетель не горит желанием
общаться  с  работниками  милиции,  следователем.  Целесообразнее  сначала
побеседовать с доктором Билан, которая, надеюсь, поможет разобраться, если
не во всех, то во всяком случае, в некоторых из интересующих нас вопросах.
Судьбой библиотеки профессора Яворского я  сам  поинтересуюсь.  А  Мандзюк
пусть побыстрее выявляет человека, травмировавшего Зимовца. Полагаю,  этот
человек не  помешает  нам,  -  Билякевич  усмехнулся.  -  Посоветуйтесь  с
Мандзюком, составьте план оперативных действий и завтра с утра заходите ко
мне.
     Мандзюк явился не с пустыми руками в прямом и переносном смысле.  При
нем был портфель-дипломат, который он, надо думать, прихватил с  собой  не
случайно. В кабинете Билякевича Алексей отложил "дипломат" в сторонку,  но
так, чтобы он оставался на виду, и Ляшенко понял, что новость  у  него  не
одна, но для начала придется выслушать менее важную:  Алексей  не  был  бы
Алексеем, если бы главное выкладывал сразу.
     Неторопливо и деловито,  останавливаясь  на  незначительных  деталях,
Мандзюк рассказывал, что участковый инспектор отыскал  парня-мотоциклиста,
который подвез Анатолия Зимовца к загородному ресторану.
     Парня зовут Игорем, фамилия  Кобко.  Он  ровесник  Анатолия,  некогда
учились в одном классе,  жили  на  соседних  улицах:  Игорь  на  Пасечной,
Анатолий на Харьковской. Приятелями не были,  но  Игорь,  по  его  словам,
уважал Анатолия за справедливость, а также за  то,  что  Толик  давал  ему
читать интересные книги. Вечером 28-го июня Игорь катался на  мотоцикле  в
районе Пасечной - Песковой, испытывая машину на крутых подъемах,  спусках,
этих сбегающих с Высокого Холма улочек. Примерно в  20:25  на  перекрестке
Пасечной и  Харьковской  улиц  он  увидел  Анатолия,  который  нетерпеливо
оглядывался по сторонам. Заметив товарища на мотоцикле,  Зимовец  окликнул
его, а когда тот  подъехал,  взобрался  на  заднее  сиденье  и  тоном,  не
терпящим возражений, велел: "Быстро вниз по Харьковской!"
     Игорь не стал  ни  о  чем  расспрашивать:  Анатолий  был  взволнован,
нетерпелив и, очевидно, на то имелись причины. Они  проехали  Харьковскую,
выскочили на оживленную Первомайскую улицу,  по  указанию  Анатолия  Игорь
повернул направо, миновал Сенной базар, а затем свернул  на  Черниговскую.
Завидев впереди светлую "Ладу", Анатолий крикнул товарищу: "Газуй  за  той
машиной и не выпускай из виду!" Его взволнованность передалась  Игорю,  он
стал следовать за "Ладой". На углу  Черниговской  и  Зеленой  улиц  "Лада"
притормозила, в кабину рядом с водителем  села  высокая  девушка  в  белых
джинсах. Других пассажиров в машине  не  было.  Затем  "Лада"  выехала  на
проспект Шевченко, далее на Рогатку,  оттуда  на  Окружную  дорогу.  Игорь
висел у  "Лады"  на  "хвосте"  по  всем  правилам  оперативного  слежения,
изученным им по многочисленным кино-теледетективам.  Вначале  это  увлекло
его, но когда они миновали Рогатку и вслед за "Ладой" выехали на Окружную,
затея Анатолия показалась ему уже не  столь  привлекательной  -  могло  не
хватить бензина на обратный путь. К тому же Анатолий был выпивший -  Игорь
это почувствовал по запаху и по тому, как тот цедил сквозь зубы  необычные
для его лексикона ругательства... Кого он ругал? Вначале водителя  "Лады",
а потом девушку в белых джинсах. Но девушку ругал уже как бы заодно.  Нет,
по именам их не называл и о том, чем они досадили ему,  не  говорил,  хотя
Игорь спрашивал. На Окружной дороге между товарищами возник спор: Игорь не
хотел  ехать  дальше,  а  Анатолий  настаивал.  Пока  препирались,  "Лада"
скрылась из виду. Но они заметили, куда она  повернула.  Анатолию  удалось
настоять на своем, и вскоре они съехали  на  лесную  дорогу.  Анатолий  не
знал, куда направилась "Лада", оглядывался  по  сторонам,  всматривался  в
лес.  Через  некоторое  время  они  обнаружили  "Ладу"  на  стоянке  около
ресторана "Сосновый бор". Водителя и девушки в машине уже не было...  Едва
завидев "Ладу", Анатолий велел остановиться и быстро соскочил с мотоцикла.
При этом упал, ударился затылком о гудрон дороги. Игорь  поспешил  ему  на
помощь, но Анатолий уже пришел в себя, поднялся и,  оттолкнув  пытавшегося
урезонить его товарища, бегом направился в  ресторан.  Запахло  скандалом.
Это уже совсем не понравилось Кобко, и он не стал ждать, пока  развернутся
события: сел на мотоцикл и был таков...
     - Полагаю, что вечером 28 июня "Лада"  начала  свой  путь  из  района
Песчаной - Песковой, где имеются кооперативные гаражи. Возможно,  один  из
этих гаражей принадлежит Яворским. К концу  дня  я  буду  знать  точно.  -
Заключил свой рассказ Мандзюк.
     -  Остается  выяснить,  кому  Лариса  разрешает  пользоваться   своей
машиной, - заметил Ляшенко.
     Мандзюк небрежно пожал плечами, - этот вопрос для него был совершенно
ясен.
     Билякевич забарабанил пальцами по столу,  потом  встал,  прошелся  по
комнате.
     - Я о другом думаю, - сказал он, присаживаясь на низкий подоконник. -
Кобко увидел Анатолия на  перекрестке  Харьковской  и  Песковой.  Анатолий
метался в поисках транспорта, на котором можно было броситься вдогонку  за
"Ладой". Вряд ли он заметил ее проезжающей  мимо  -  слишком  сильны  были
эмоции.  Очевидно,  перед  этим  он  разговаривал,  а,  быть  может,  даже
объяснялся с водителем "Лады". Но разговор был прерван и,  надо  полагать,
не по инициативе Анатолия, с чем  он  не  хотел  примириться.  Согласны  с
такими предположениями?
     - Согласны, - за себя и Мандзюка сказал Ляшенко.
     - Тогда подумаем вот  о  чем:  случайной  или  неслучайной  была  эта
встреча?
     - Мне кажется, что водитель "Лады" не искал ее.
     - А Зимовец искал и готовился к ней, - уверенно сказал Мандзюк.
     - Считаешь  такой  подготовкой  принятие  горячительного  напитка?  -
усмехнулся Ляшенко.
     - Это было уже следствием, не  причиной,  -  возразил  Мандзюк.  -  А
причиной конфликта, как я теперь понимаю, была  книга,  которую  буфетчица
Чижевская  нашла  на  автостоянке  после  драки.   Между   прочим,   Кобко
подтвердил, что у Зимовца была при себе какая-то книга, которую  он  сунул
за пояс, когда садился на мотоцикл.
     - Книга была у Зимовца? - удивился Ляшенко.
     - Была, когда он садился на мотоцикл, а когда  его  задержали,  книги
при нем уже не  было.  Элементарная  логика  подсказывает,  что  книгу  он
потерял. Я не стал дожидаться, пока Чижевская выйдет на работу, послал  за
ней лейтенанта Кленова. Он привез ее и книгу. Очень любопытная книга.
     Мандзюк наконец раскрыл свой "дипломат" и выложил  на  стол  книгу  в
нарядном кожаном переплете с тиснением и исполненной  на  старинный  манер
медной  застежкой.  Книга  была  старая,   а   переплет   новый,   недавно
сработанный.
     - Не Зимовца ли работа? - разглядывая переплет, сказал Ляшенко.  -  Я
видел такой же у Юрко на книге, которую Зимовец подарил ей. Он еще  сказал
тогда, что такие переплеты для продажи не делает.
     - Разрешите? - протянул руку Билякевич.
     Он раскрыл книгу на титульном листе:
     - Авиценна. "Медицинский канон". Перевод с латинского  по  миланскому
изданию 1463 года. Санкт-Петербург. Год тысяча восемьсот... Две  последние
цифры не читаются. Очевидно,  первое  издание  на  русском  языке.  Редкая
книга!
     - Из-за такой библиофилы и подраться могут, - подхватил Мандзюк.
     - Библиофилы -  люди  интеллигентные  и  свои  споры  решают  другими
путями, - возразил Билякевич,  пытаясь  разнять  прилипшие  друг  к  другу
страницы.
     - Нет правил без исключений, - не отступал Мандзюк.
     - Верно. Но к данному случаю это не относится. Вот взгляните.
     Он разнял неподатливые странички,  показал  одну  из  них  Ляшенко  и
Мандзюку. Это  была  разделительная  страница  между  титульным  листом  и
началом текста "Канона". В первом верхнем  углу  стоял  оттиск  мастичного
штампа - бесхитростная виньетка, внутри которой можно было прочитать:  "Из
книг М.П.Яворского".
     Ляшенко едва не присвистнул.
     - Вот и разгадка всей истории!
     - Всей ли? - усомнился Билякевич. -  Боюсь,  что  это  только  начало
разгадки - первое действие, которое помог решить случай. А все последующие
придется формулировать и решать нам самим. Пока ясно  одно:  для  Анатолия
Зимовца эта книга  не  могла  быть  предметом  торга,  он  слишком  уважал
профессора Яворского и книгу  в  собственноручно  исполненном  дарственном
переплете не обратил бы в предмет купли-продажи.
     - У Яворского  была  богатейшая  библиотека!  -  взволнованно  сказал
Ляшенко. - Зимовец знал его библиотеку, знал, как много значили для Матвея
Петровича книги!
     - Боков знал об этом не хуже, - возразил  Мандзюк.  -  И  к  тому  же
понимал толк в редких книгах, а вернее, в их истинной  стоимости.  Он  был
вхож в дом Яворских, мог прийти туда запросто.
     - Что ты хочешь этим сказать?
     - Только то, что, в отличие  от  Зимовца,  Боков  не  обременял  себя
такими высокими чувствами, как уважение к кому-то или чему-то.  По  данным
ОБХСС он спекулирует книгами, не гнушается мошенничеством, был причастен к
махинациям с фиктивным списанием в макулатуру ценных книг, так  называемых
раритетов, по библиотеке Дома ученых. К сожалению, его причастность к этой
довольно крупной афере не удалось доказать - он очень хитер, изворотлив.
     - А при чем Зимовец? - не понял Ляшенко.
     - Очевидно, к книгам профессора Яворского Боков относился также как к
раритетам библиотеки Дома ученых, а Зимовец поймал его на горячем.
     - Не совсем логично. Ты  считаешь,  что  книга  похищена  Боковым  из
библиотеки Яворского. Но ведь она была у Зимовца.
     - Зимовец  прихватил  ее  с  собой,  как  доказательство  нечестности
Бокова.
     - Ох, сомневаюсь, что Бокова можно смутить таким доказательством!
     - А Зимовец не сомневался - у него не было твоего  опыта,  -  хмыкнул
Мандзюк.
     - Это несерьезный  спор:  сомневаюсь  -  не  сомневаюсь,  -  вмешался
Билякевич. - Прежде чем строить предположения, надо выяснить,  оставил  ли
профессор Яворский завещание, а также  установить  все  ценные  книги  его
библиотеки, проследить их судьбу.  Поэтому  давайте  вернемся  к  вопросу,
который надо решить безотлагательно. Алексей Алексеевич, как я понимаю, вы
считаете, что вечером 28-го в ресторане с Ларисой был Боков.
     - Убежден!
     - А вы, Валентин Георгиевич?
     - У меня такой убежденности нет.
     - Что вас смущает?
     - Вечером 28-го Лариса и ее спутник, зайдя в ресторан, заказали кофе,
а Боков кофе не пьет. Это одно. Теперь другое. Когда началась потасовка  и
спутник Ларисы был ранен, она едва не  бросилась  в  драку.  Столь  бурную
реакцию не объяснишь одним возмущением. Так  вступаются  только  за  очень
близкого человека.
     - Боков считался ее женихом, - возразил Мандзюк.
     - Но считала ли так Лариса? По словам Лисович, девушка знала или,  по
меньшей мере догадывалась, что представляет собой Боков.
     - Сомневаюсь, что это мешало их близости. Нравственная позиция Ларисы
далеко не безупречна. По имеющимся у меня сведениям,  она  ведет  себя  не
лучшим образом...
     - Погодите, -  остановил  их  Билякевич.  -  Мы  уходим  от  предмета
обсуждения. Давайте, наконец, определим: Боков это был  или  не  Боков?  Я
послушал вас, теперь выскажу свои  соображения.  Представьте  себе  Доната
Бокова. Лисович характеризует его как  спекулянта,  аморального  человека.
Немногим лучшего мнения о нем Сторожук. Сотрудники ОБХСС подозревают его в
мошенничестве, соучастии в замаскированных хищениях... Я понимаю,  Алексей
Алексеевич, такой тип как бы сам напрашивается на роль подозреваемого и по
нашему делу. Но стал бы Боков так остро конфликтовать  с  Зимовцем,  зная,
что  парень  располагает  доказательством  его   бесчестности   или   даже
преступления, - если книга была похищена? Скорее всего Боков попытался  бы
как-то выкрутиться, что-то придумать, соврать, но не драться с Зимовцем. И
во всяком случае, не оставил бы на месте драки такую книгу.  А  как  повел
себя противник Зимовца после того, как был  ранен?  Не  слишком  ли  много
самообладания для пройдохи-спекулянта?  И  никакой  реакции  на  появление
милиции. Его увезла Лариса. Это она по  каким-то  соображениям  не  хотела
давать  показания  нашим  сотрудникам.  Кстати,  Алексей  Алексеевич,  что
сказала буфетчица Чижевская Ларисе, когда подъехал милицейский патруль?
     -  Сказала,  что  Ларисе  и  ее   приятелю   лучше   покинуть   место
происшествия, так как в противном  случае  у  Ларисы  будут  неприятности.
Чижевская  считала,  что  конфликт  возник  на  почве  ревности,   а   это
свидетельствовало не в пользу Ларисы, которой она симпатизировала.
     - Ревность - это понятно. Это объясняет все, или почти все, словно  в
раздумье сказал Билякевич.  -  Но  мы  не  сможем  согласиться  с  версией
Чижевской: мешает "Канон" Авиценны. Так, Алексей Алексеевич?
     Мандзюк промолчал.
     Билякевич вернулся на свое место, снова забарабанил по столу.
     - Вот теперь кому-то из вас надо встретиться с  Ларисой,  поговорить.
Разумеется, беседа будет не из легких. Очевидно, Лариса убеждена, если  не
в своей  правоте,  то  в  защищенности,  во  всяком  случае.  -  Билякевич
вопросительно посмотрел на Алексея, а затем на Валентина.
     - Не  получаются  у  меня  доверительные  разговоры  с  женщинами,  -
торопливо  сказал  Мандзюк.  -  Особенно  с  незнакомыми:  внешность   моя
насторажи