ть  из
замка иностранных завхатчиков, не произведя при этом ни единого выстрела.
   Я  могу  с  чувством  глубокого  удовлетворения  сообщить  вам:  дежурный
охранник Эльсинора был настолько застигнут врасплох, что когда его подняли с
кровати стуком в ворота замка, он вышел к ним в одной пижаме и широко открыл
их, предоставив нашим доблестным морским пехотинцам возможность в  считанные
минуты разбить его наголову и  овладеть  плацдармом.  Охранник,  оказавшийся
единственным иностранным захватчиком, в тот час  присутствовавшим  в  замке,
был вместе с его туристскими путеводителями взят  под  стражу,  в  настоящее
время он находится в знаменитой  башне  замка  и  подвергается  интенсивному
допросу в соответствии с правилами, сформулированными в Женевской конвенции,
которую с чувством глубокого удовлетворения подписала также и наша страна.
   Сразу  после  освобождения  Эльсинора  я  направил   пропорнографическому
правительству Копенгагена коммюнике, с абсолютной ясностью указав в нем, что
наши  действия  ни  в  коей  мере  не  направлены  на  подрыв   национальной
безопасности какой-либо страны, в том числе и  Дании.  Любое  правительство,
которое сочтет возможным использовать эти действия в качестве  предлога  для
ухудшения отношений с Соединенными Штатами,  поступит  так  под  собственную
ответственность, мы же, со своей стороны, сделаем соответствующие выводы.
   Кстати, скажу в этой связи, что если  датская  армия  предпримет  попытки
нападения на наших морских пехотинцев или прибегнет к каким бы  то  ни  было
средствам для вытеснения их из "Замка Гамлета", то представители всех  слоев
населения Америки - профессора и поэты, домохозяйки  и  дорожные  рабочие  -
воспримут  ее  действия  как  прямое  посягательство  на  наше  национальное
достояние. В этом случае у меня не останется иного выбора как,  прибегнув  к
самому  массированному  из  воздушных  налетов,   какие   когда-либо   видел
европейский город, нанести ответный удар  по  расположенному  в  Копенгагене
памятнику Гансу Христиану Андерсену.
   Я сознаю, что в результате принятого  мною  решения  освободить  Эльсинор
из-под ярма чужеземного владычества американскому народу  придется  услышать
пораженческие  разговоры,  сомнения,  высказываемые  многими   хорошо   всем
известными  специалистами  по  манипулированию  общественным  сознанием.  Но
позвольте мне сказать этим пораженцам, этим сомневающимся: если  бы  Датское
государство, ныне или в будущем, попыталось оккупировать Миссури Марка Твена
или восхитительный Юг "Унесенных ветром", овладеть ими с той же жестокостью,
с какой оно столько столетий владело "Замком Гамлета", я бросил  бы  морских
пехотинцев  на  освобождение  Ганнибала,  Атланты,  Ричмонда,   Джексона   и
Сент-Луиса, испытав при этом колебания, не большие  тех,  которые  могли  бы
сегодня воспрепятствовать освобождению Эльсинора. И  я  твердо  уверен,  что
подавляющее большинство населения Америки поддержало бы меня в той ситуации,
как поддерживает в этой.
   По счастью, однако, у меня есть теперь основания для веры в  то,  что  не
только нашим детям, но и детям наших детей не придется больше  кровью  своей
защищать исторические литературные памятники их  родной  земли  от  набегов,
организуемых Датским министерством туризма, и все из-за  того,  что  мы,  их
родители, не сумели выполнить  наш  долг  перед  ними  в  какой-то  замшелой
рыбачьей деревушке, лежащей за тридевять земель от нас.
   Итак, следующая наша цель - Копенгаген. Перед ним две  возможности.  Либо
датчане проявят по отношению к нам дипломатическую вежливость, о чем мы их и
попросили, действуя строго в рамках международного права; либо они  в  ответ
на  наши   просьбы   будут   по-прежнему   демонстрировать   непреклонность,
воинственность и пренебрежение,  ставшие  изначальной  причиной  теперешнего
противостояния.
   Так вот, если в течение ближайших двенадцати часов они предпочтут сесть с
нами за стол честных переговоров и согласятся отдать нам то, что  мы  у  них
требуем, я незамедлительно отменю блокаду их побережья, точно  так  же,  как
Джон Ф. Харизма в лучший свой час отменил блокаду Кубы. Более того,  я  буду
каждый   год   уменьшать   на   одну   шестнадцатую   воинский   контингент,
сосредоточенный на их  границах.  И  наконец,  охранник,  взятый  в  плен  в
Эльсиноре,  будет  возвращен  Копенгагену,  разумеется,  если  проводимый  в
настоящее время допрос не покажет,  что  он  является  датским  гражданином,
состоящим на службе датского правительства.
   Если же Копенгаген не пожелает сесть с нами за стол честных переговоров и
не согласится отдать нам то, что мы у него требуем, я немедленно прикажу ста
тысячам американских солдат вторгнуться на территорию Дании.
   Теперь позвольте мне  быстренько  и  со  всей  возможной  определенностью
подчеркнуть одно обстоятельство: это тоже не будет вторжением. Как только мы
разграбим страну, разбомбим  ее  главные  города,  выжжем  пашни,  уничтожим
армию,  разоружим  гражданское  население,  отправим  за   решетку   лидеров
пропорнографического правительства и посадим  в  Копенгагене  правительство,
пребывающее ныне в изгнании, так чтобы оно, по выражению Авраама  Линкольна,
не кануло в вечность с этой земли, мы немедленно отзовем наши войска.
   Ибо в  отличие  от  датчан,  народ  этой  великой  страны  не  вынашивает
притязаний на чужеземные  территории.  В  еще  меньшей  мере  испытываем  мы
потребность вмешиваться во внутренние дела других стран. С каким бы глубоким
сочувствием  ни  взирали  мы  на  упования  датского   антипорнографического
Сопротивления,   мы   в   течение   многих   лет   придерживались   политики
невмешательства,  надеясь,  что  на  редкость   порядочным,   идеалистически
настроенным людям, образующим ДАС, будет предоставлена возможность прийти  к
власти в Копенгагене демократическим путем. К сожалению, пропорнографическая
партия в ходе целой  череды  так  называемых  свободных  выборов  так  и  не
позволила  этим  надеждам  осуществиться,  вместо   этого   она   занималась
промыванием мозгов датского народа,  побуждая  его  голосовать  против  ДАС.
Методы,  которые  при  этом  использовались,  были   столь   изощренными   и
эффективными, что в конечном итоге ДАС не получал ни  единого  голоса  и,  в
сущности говоря, мог с таким же успехом и вовсе не  участвовать  в  выборах.
Вот так силы разврата и непотребства  обратили  в  насмешку  происходящие  в
Дании демократические процессы.
   Мои  дорогие  американцы,  подобное  же  пренебрежение  к  правам  других
демонстрирует ныне Копенгаген и в своих отношениях с  Соединенными  Штатами.
Но эта страна не позволит запугать и опозорить себя третьеразрядной  военной
державе, она не  станет  спокойно  взирать  на  то,  как  наша  доверчивость
втаптывается в грязь в каждом уголке мира, где одна только мощь  Соединенных
Штатов и сдерживает разного рода агрессоров.  И  именно  потому  я  отправил
сегодня лидерам  Копенгагена  уведомление,  что  если  они  и  впредь  будут
отвергать наши требования, я соберу в кулак  всю  нашу  военную  мощь,  дабы
восстановить в Дании законное  правительство,  способное  внимать  не  одной
только силе, но и доводам рассудка, правительство, которое будет  стоять  за
разум, а не за разврат,  правительство,  как  говорил  Авраам  Линкольн,  не
только и не столько датского народа, но и народа американского и вообще всех
людей доброй воли.
   О чем же мы просим Копенгаген, мои дорогие американцы?  Не  больше  и  не
меньше как о том, о чем мы просили Объединенное  Королевство  в  1968  году,
когда эта страна,  в  соответствии  с  положениями  международного  права  и
обычаями  цивилизованных  наций,  возвратила  нам  беглеца  от   правосудия,
впоследствии осужденного за убийство Мартина Лютера Кинга.
   О чем мы просим Копенгаген? Не больше и не меньше как о  том,  о  чем  мы
попросили бы Советский Союз в 1963 году, если бы убийца  президента  Харизмы
вторично попытался укрыться в этой стране.
   О чем  мы  просим  Копенгаген?  Не  больше  и  не  меньше  как  о  выдаче
соответствующим  американским  властям  человека,   бежавшего   из   команды
"Вашингтонские  Сенаторы",  которая  входит  в  состав   Американской   лиги
профессиональных бейсбольных клубов, человека, покинувшего  нашу  страну  27
апреля 1971 года, ровно за неделю до вашингтонского восстания  бойскаутов  -
человека по имени Чарлз Куртис Флуд.

   Так вот, за последние двадцать четыре часа события развивались  настолько
стремительно, что для достижения полной ясности я хотел бы во всех  уместных
в данном случае подробностях обрисовать для вас дело Чарлза  Куртиса  Флуда,
который, до того как скрыться, играл прямо здесь, в Вашингтоне,  за  команду
"Вашингтонские Сенаторы", укрываясь под псевдонимом Курт Флуд.
   Как и всегда, я намерен обрисовать вам обстоятельства со  всей  доступной
мне определенностью. Именно поэтому вы снова и снова слышите как я  во  всех
моих выступлениях, на всех пресс-конференциях и интервью повторяю, что  хочу
со всей возможной определенностью подчеркнуть одно обстоятельство - или два,
или три, или столько обстоятельств, сколько я задумал  подчеркнуть  со  всей
возможной определенностью. Чтобы дать вам представление о не  самых  сложных
сторонах жизни вашего Президента, скажу (с чарующей озорной улыбкой), что по
словам моей жены я повторяю это даже во сне.  (Вновь  обретая  серьезность.)
Мои дорогие американцы, я уверен - вы, как и я, понимаете, что если  человек
во сне и наяву повторяет, так часто, как я, что он хочет со  всей  возможной
определенностью подчеркнуть одно обстоятельство, значит скрывать ему нечего.
   Итак, кто же он, этот человек, назвавший  себя  "Куртом  Флудом"?  Многим
американцам, в особенности восхитительным матерям  нашей  страны,  это  имя,
вероятно, говорит не больше, чем имя Эрика Старво  Гэлта,  присвоенное,  как
вы, возможно, помните, Джеймсом Эрлом Реем, осужденным за  убийство  Мартина
Лютера Кинга.
   Кто он, этот "Курт Флуд"? Что же, с год, примерно, назад  ответ  на  этот
вопрос выглядел бы достаточно простым. Флуд был игроком  входящей  в  состав
Национальной лиги  бейсбольной  команды  "Кардиналы  Сент-Луиса",  центровым
полевым игроком с более чем  достойным  средним  показателем  в  бэттинге  -
0,294. Не то чтобы он  годился  для  Галереи  славы,  не  лучший  бейсболист
большой лиги, но далеко и не худший. Многим даже казалось,  что  лучшие  его
годы еще впереди.. С гордостью могу сказать, что в их число  входил  и  я  -
ярый поклонник бейсбола и других видов спорта.
   Затем разразилась трагедия. В 1970 году,  без  малейшего  предупреждения,
совсем как японцы в Пирл-Харбор, "Курт Флуд", как  он  себя  тогда  называл,
пошел войной на тот самый бейсбол, который  сделал  его  одним  из  наиболее
высокооплачиваемых негров в истории нашей страны. В 1970 году он заявил -  я
привожу точную цитату из его же  собственной  писанины:  "Кто-то  должен,  в
конце концов,  восстать  против  системы",  -  вчинив  следом  судебный  иск
организованному бейсболу. По словам  человека,  возглавляющего  Комиссию  по
бейсболу, эти его  действия,  в  случае  победы  Флуда,  уничтожили  бы  тот
бейсбол, который все мы знаем.
   Так вот, трудно ожидать от рядового гражданина, зарабатывающего  себе  на
жизнь вне  занятий  юриспруденцией,  чтобы  он  сумел  разобраться  во  всех
хитросплетениях судебного иска, возбужденного этим  беглецом  от  правосудия
против  нашей  великой  национальной  игры  с  тем,  чтобы  ее   уничтожить.
Собственно, потому-то люди и нанимают адвокатов. Во всяком случае,  когда  я
был адвокатом, люди нанимали  меня  именно  по  этой  причине,  и  могу  без
хвастовства сказать, что мне, как я думаю, удавалось им помочь. Когда я  был
молодым, начинающим юристом и мы с Пасти жили на девять долларов в неделю  в
пригороде Ханжиера, штат Калифорния, это вот здесь (тычет указкой), я целыми
ночами перечитывал труды по юриспруденции и вникал в  обстоятельства  разных
дел,  чтобы  помочь  моим  клиентам,  большинство  которых  было  такими  же
восхитительными молодыми людьми, как мы с Питти. Кстати, скажу к слову,  что
в то время меня обремененяли следующие неоплаченные долги:

   * 1000 долларов за наш опрятный маленький домик.
   * 200 долларов моим дорогим родителям.
   * 110 долларов моему верному, преданному брату.
   * 15 долларов нашему чудесному дантисту, добродушному еврею,  к  которому
мы питали высочайшее уважение.
   * 4 доллара 25 центов нашему  милому  бакалейщику,  старику-итальянцу,  у
которого для всякого находилось доброе слово. Я и сейчас еще помню  как  его
звали - Тони.
   * 75 центов нашему  китайскому  прачешнику,  человеку  щуплого  сложения,
который однако же долгими ночами  неустанно  корпел  над  нашими  сорочками,
совсем как я над книгами по юриспруденции, ради того, чтобы его  дети  могли
когда-нибудь поступить в колледж, который они выберут сами. Я уверен, что из
них получились замечательные, образцовые американцы.
   * 60 центов мужчине из Польши,  или  "полячишке",  как  ласково  называет
подобных  ему  наш  Вице-президент,  доставлявшему  нам   лед   для   нашего
старомодного холодильного ящика. Это был крепкого  сложения  человек,  очень
гордившийся своей родной Польшей.

   Кроме того, мы были должны  около  2  долларов  девяноста  центов  нашему
восхитительному водопроводчику-ирландцу,  восхитительному  японо-американцу,
мастеру на все руки, и восхитительной  супружеской  чете  из  самого  сердца
нашего Юга, чете, принадлежавшей к той же расе, что и мы, и имевшей детей, с
которыми наши дети играли в совершенной гармонии, несмотря  на  то,  что  мы
происходили из других краев.
   Могу с гордостью сказать, что упорный труд в адвокатской конторе позволил
мне вернуть этим людям все, что  я  им  задолжал,  до  последнего  цента.  А
рассказываю я вам об  этом,  мои  дорогие  американцы,  чтобы  вы  поняли  -
благодаря тем долгим часам тяжелого труда я, как мне представляется, обладаю
ныне  квалификацией,  достаточной  для  понимания  всех   коварных,   хорошо
продуманных тонкостей судебного процесса, который этот беглец от  правосудия
затеял против спорта, прославленного такими людьми как Бэби Рут,  Ру  Гериг,
Ти Кобб, Трис Спикер, Роджер Хорнсби, Хонас Вагнер, Уолтер  Джонсон,  Кристи
Мэтьюсон и Тэд Уильямс -  все  они  попали  в  Галерею  славы  и  всеми  ими
американский народ вправе гордиться.
   И позвольте мне сказать вам  следующее:  изучив  это  дело  во  всех  его
ответвлениях, я могу лишь присоединиться к мудрому мнению главы Комиссии  по
бейсболу, сказавшему, что победа этого беглеца неизбежно привела бы к гибели
великой игры, возможно, сделавшей  больше,  чем  какой-либо  иной  из  наших
национальных институтов,  для  того,  чтобы  американские  юноши,  вырастая,
становились сильными, достойными, законопослушными гражданами. Если говорить
прямо, я не знаю лучшего способа, которым  наши  враги  смогли  бы  погубить
юность американской нации, чем уничтожение игры в бейсбол и всего,  что  она
олицетворяет.
   Возможно, у вас уже созрел новый вопрос: "Господин Президент,  если  Курт
Флуд намеревался  погубить  юность  американской  нации,  уничтожив  игру  в
бейсбол, где же ему удалось отыскать адвоката, готового вести подобное  дело
в суде?"
   На этот вопрос я собираюсь ответить со всей доступной мне откровенностью.
   Сколь бы скрупулезными, честными и  преданными  принципам  правосудия  ни
были девяносто девять целых и девять десятых юристов нашей  страны,  в  этой
профессии, как, боюсь, и во всякой другой, подвизается  крохотный  процентик
людей, готовых сделать и сказать все что угодно, лишь бы ставки - и гонорары
- были достаточно высоки. В юридической школе наши профессора называли таких
"настырными адвокатишками" и "крючкотворами".  К  несчастью,  подобные  люди
встречаются не только среди последних отбросов  нашей  профессии,  в  редких
случаях им удается вскарабкаться на самый верх - да, и  даже  занять  посты,
сопряженные с огромной ответственностью и дающие огромную власть.
   Вряд ли мне стоит напоминать  вам  о  скандале,  разразившемся  здесь,  в
Вашингтоне, во время правления прежней администрации. Все  вы  помните,  что
юрист, назначенный моим предшественником в Верховный Суд Соединенных Штатов,
высший  суд  нашей  страны,  вынужден  был  подать  в  отставку   вследствие
финансовых махинаций. Сколь ни ужасным представляется этот инцидент  каждому
достойному американцу, я вряд ли что-нибудь выиграю, вновь пробуждая чувство
нравственного гнева, обуявшее в то время всю страну.
   Некоторые из вас поспешат напомнить мне, что на самом деле людей, счевших
необходимым выйти из Верховного  Суда  после  того  как  мой  предшественник
определил их туда, было двое. Однако было ли  их  двое,  трое,  четверо  или
пятеро, я считаю, что хотя бы в интересах единства нашей нации не стоит  без
конца  твердить  об  ошибках,  сколь  бы  прискорбными  они  ни  были,   той
администрации, которую вы, избиратели, мудро отвергли три года назад.
   Что прошло, то прошло, и никто не сознает это лучше меня. И если я сейчас
напоминаю вам имена двух людей, счевших необходимым  внести  беспрецедентные
прошения об отставке с высших судейских постов страны, то лишь затем,  чтобы
ответить, со всей доступной мне прямотой, на  вопрос:  "Что  же  за  адвокат
представлял интересы Курта Флуда?"
   Двумя людьми, подавшими в отставку  с  постов,  которые  они  занимали  в
Верховном суде, были мистер Эйб Фортас и мистер Артур Голдберг. Мои  дорогие
американцы, человека, который представлял  интересы  Чарлза  Куртиса  Флуда,
зовут Артуром Голдбергом. Голд-берг-ом.
   Так вот, прежде чем мне бросят обвинение в попытке ужаснуть или  напугать
население Америки, позвольте мне сказать, что  меня  такой  поворот  событий
ничуть не ужаснул и не напугал. Мистер Голдберг, которому довелось послужить
в высшем суде страны, несомненно знает все тонкости наших  законов  не  хуже
самого праведного юриста страны. Более того, никого из нас не удивляет,  что
человек, павший с самых вершин своей профессии, хватается за любые средства,
лишь бы снова привлечь к себе внимание общественности.  Я  не  удивился  бы,
если бы еще до завершения дела Флуда мистер Артур Голдберг объединил усилия,
предпринимаемые им для защиты Чарлза Куртиса Флуда, с усилиями мистера  Эйба
Фортаса.
   Однако вы можете сказать мне:  "Но  ведь,  господин  Президент,  человек,
который пытается погубить  бейсбол  и  нанимает  для  достижения  этой  цели
адвокатов, подобных названным вами, не заслуживает даже того, чтобы суд  его
выслушивал. Мало того, что он обращает в фарс всю нашу юридическую  систему,
так ведь,  это  мы,  американские  налогоплательщики,  и  предоставляем  ему
возможность  "восстать  против  системы",  оплачивая  содержание  той  самой
системы, которую он пытается уничтожить. Если мы допустим это,  мы  можем  с
равным  успехом  допустить  в   школы   людей,   открыто   признающих   себя
коммунистами, - пусть себе учат наших  детей.  Мы  можем  с  равным  успехом
сложить оружие в нашей битве за свободу и безо  всякой  борьбы  отдать  наши
школы и суды открытым врагам демократии."
   Что  же,  позвольте  заверить  вас,  что  я  всецело  с  вами   согласен.
Фактически, мы именно сейчас  изучаем  возможности  восстановления  прежнего
достоинства, величия и святости судов нашей страны. Как вам известно,  одним
из экспериментов, который мы не без определенного успеха  провели  здесь,  в
Вашингтоне, является программа "Правосудие  на  улицах".  Это  программа,  в
соответствии с которой вынесение и исполнение приговора как за преступления,
наказуемые смертной казнью, так и за обычные уголовные преступления  и  даже
за мелкие проступки производятся прямо на месте, в тот самый  момент,  когда
преступление совершается, а иногда и раньше.  Посредством  программы  ПНУ  и
а