налогичных ей методов ускорения  судебной  процедуры,  мы  рассчитываем  не
только значительно разгрузить наши суды, но и полностью свести на  нет  нашу
судебную систему уже ко дню выборов 1972 года.
   Так вот, полное сведение нашей судебной системы на  нет  будет,  конечно,
великим благом для достоинства  наших  судей,  которым  не  придется  больше
ронять оное, общаясь с наиболее  нежелательными  элементами  населения.  Как
только мы полностью ликвидируем судебную систему,  наши  судьи,  ныне  столь
ужасно перегруженные работой, не станут больше, мне хочется  верить  в  это,
общаться ни с какими элементами населения  вообще.  А  это  даст  им  досуг,
который они смогут посвятить размышлениям и чтению,  столь  необходимым  для
поддержания мудрости наших судей на достаточно высоком уровне.
   Второй  выигрыш,  который  мы  получим,   заменив   архаичную,   медленно
работающую  судебную  систему  более   современными   методами   отправления
правосудия, таков: залы судов нашей  страны  вновь  станут  восхитительными,
вдохновляющими  местами  паломничества  школьников  Америки.  Фактически,  я
предвижу тот день,  в  который  родители  смогут  посылать  своих  детей  на
экскурсии в залы суда, не опасаясь, что дети увидят там нечто  неподобающее,
нечто непригодное для глаз и ушей подрастающего поколения. Я предвижу  день,
в который не только школьники, но и матери с  младенцами  смогут  гулять  по
залам суда, разглядывая судей в их  восхитительных  черных  мантиях,  судей,
избавленных от трудоемкого бремени судебных  слушаний,  судей,  овладевающих
мудростью многих веков посредством размышлений и  чтения  свода  законов.  Я
предвижу день,  в  который  школьники  и  матери,  смогут,  держа  на  руках
младенцев, сидеть на местах присяжных,  как  бы  присутствуя  при  настоящем
слушании, и  припадать,  тем  самым,  к  источнику  векового  величия  нашей
юридической  традиции,  во  всем  ее  блеске  перешедшей  к  нам  от  времен
англосаксов.
   Но разумеется, мы не в  состоянии  за  одну  ночь  разгрести  юридические
завалы, оставленные нам предыдущей  администрацией  и  еще  тридцатью  пятью
администрациями до нее. В результате, несмотря даже на наши усилия  свернуть
судебную систему, требующую от страны слишком больших расходов  и  постоянно
приводящую ее в замешательство, нам по-прежнему  приходится  сталкиваться  в
зале суда с людьми, подобными Чарлзу Куртису Флуду и его адвокатам.
   По счастью, два разных суда уже высказались против Чарлза Куртиса Флуда и
его попыток уничтожить бейсбол. Эти решения, принятые при правлении нынешней
администрации, сделали, я в этом уверен, многое для  восстановления  доверия
общества, столь значительно поколебленного недавно вердиктом,  вынесенным  в
Нью-Йорке, мэром которого является Джон Ланселот, и  позволившим  освободить
тринадцать членов партии "Черных Пантер".
   Конечно, я обладаю не большим правом указывать мэру  Нью-Йорка,  как  ему
следует управлять городом, чем  он  -  правом  указывать  мне,  как  следует
управлять страной или миром. И тем не менее я должен со всей  доступной  мне
честностью сказать, что я, как и  большинство  американцев,  был  ошеломлен,
во-первых, этим вердиктом, а во-вторых, последовавшим за ним  решением  мэра
Ланселота  позволить   тринадцати   "Черным   Пантерам"   возобновить   свою
политическую деятельность. в его городе Как президент, я могу  сказать  лишь
одно: я надеюсь, что его поступок не  станет  образцом  для  подражания  при
обхождении с оправданными преступниками в других городах страны.
   Так вот, я нимало не сомневаюсь,  что  если  бы  мое  место  занимал  мэр
Нью-Йорка, он без колебаний прибегнул бы к политике невмешательства во  все,
что касается Чарлза Куртиса Флуда. Уж если людей,  открыто  признающих  свою
принадлежность к  "Черным  Пантерам",  отпускают  привольно  расхаживать  по
улицам, на которые мы боимся ныне выпускать своих жен и дочерей, зачем тогда
хлопотать о совершении правосудия над человеком,  который  даже  не  признал
своей принадлежности к "Черным Пантерам"? Боюсь, именно такая логика была бы
в ходу, если бы мое место занимал другой человек.
   Но до тех пор пока его не занимает другой человек,  до  тех  пор  пока  я
остаюсь должным образом избранным президентом  Соединенных  Штатов,  я  могу
заверить вас в том, что мы не станем цацкаться с  беженцем,  который,  после
того, как суды дважды помешали ему уничтожить бейсбол и  подорвать  здоровье
нашей молодежи, решил, что с него, с Чарлза Куртиса Флуда, довольно  закона,
порядка и честной жизни в нашей системе. Мы не станем цацкаться с человеком,
который пытался  развратить  и  растлить  наше  юношество  самыми  коварными
средствами, какие только можно представить,  проявив  при  этом  наглость  и
порочность, которые  не  отыщешь  даже  среди  самых  закоренелых  торговцев
наркотиками и самых отвратительных распространителей порнографии.
   Нет, Чарлз Куртис Флуд пошел со своим планом  уничтожения  Америки  не  в
общежития наших распущенных, беспринципных студентов, которым слишком многое
сходит с рук. И не к отбросам общества, не к хиппи, не к осквернителям флага
из стана левых обратился он с очередным призывом к насилию.
   Кого же, в таком случае, спросите вы, пытался он развратить  и  растлить?
Ответ, мои дорогие американцы, прост: бойскаутов Америки! Чарлз Куртис  Флуд
не только  подстрекал  их  к  восстанию,  он  не  только  злоумышлял  против
моральных ценностей несовершеннолетних, он поступил еще хуже:  именно  он  и
только  он  наставил  бойскаутов  на  путь,  который  привел   к   трагедии,
разыгравшейся вчера в Вашингтоне.

   Разумеется, подавляющее большинство населения Америки согласится со  мною
в том, что когда наши доблестные солдаты вынуждены рисковать своими  жизнями
на улицах Вашингтона, округ Колумбия, а не в какой-нибудь зарубежной стране,
мы имеем дело с трагедией в каком угодно смысле этого слова,. Но именно  это
и произошло  здесь,  в  нашей  национальной  столице,  где  наши  доблестные
солдаты, вооруженные  всего  только  заряженными  винтовками  с  примкнутыми
штыками, канистрами слезоточивого газа и противогазами,  в  течение  долгого
дня и долгой ночи противостояли почти десятитысячной орде бойскаутов.
   Я уверен, всем вам известно какого рода лозунги  и  припевки  выкрикивали
эти десять тысяч бойскаутов на улицах нашей национальной столицы. Я  уверен,
вы видели плакаты, которыми они размахивали перед телевизионными камерами. Я
не собираюсь повторять вам слова, которые были написаны  на  этих  плакатах.
Довольно сказать, что слова эти вполне соответствовали языку  и  склонностям
Чарлза  Куртиса  Флуда,  любимым   городом   которого   является,   согласно
собственным его писаниям,  Копенгаген,  Дания,  -  порнографическая  столица
мира.
   Плакаты находятся в настоящее время в  руках  ФБР,  чьи  лаборатории  уже
приступили к кропотливой работе по  снятию  отпечатков  пальцев  со  всех  и
каждого из них, а также по взятию с них проб крови с тем,  чтобы  определить
соотношения  между  непристойностями,  напечатанными  на  каждом   отдельном
плакате,  и  группой  крови  бойскаута,  несшего  плакат,  на  котором  были
напечатаны  эти  предосудительные  слова.  Если  такие  соотношения  удастся
установить с разумной степенью точности, - а мы полагаем, что это  возможно,
- они, разумеется, станут значительным подспорьем  в  работе  наших  органов
правосудия.  Мы  сможем,  в   рамках   нашей   программы   "предварительного
задержания" отлавливать людей с подозрительной группой крови еще  до  начала
подобных демонстраций, тем самым не позволяя им чинить  надругательства  над
принятыми в обществе нормами приличия, а  также  над  правилами  вежливости,
благопристойности и хорошего вкуса, священными для подавляющего  большинства
американцев.
   Все вы видели газетные заголовки и знаете, что для поддержания  закона  и
порядка нам пришлось убить всего лишь трех из почти десяти тысяч бойскаутов,
скопившихся здесь, в Вашингтоне, в ходе их почти  двухдневного  восстания  и
угрожавших жизням наших доблестных  солдат.  Это  сводится  всего-навсего  к
полутора мертвым бойскаутам в день, причем девять тысяч девятьсот  девяносто
восемь  с  половиной  бойскаутов  получили  возможность  жить   полноценной,
активной жизнью в первый день и девять тысяч девятьсот девяносто семь  -  во
второй.
   Так вот, я считаю, что, по каким угодно  меркам,  для  кризиса  подобного
рода   показатель   потерь   составляющий   0,0003,    представляет    собой
восхитительное свидетельство  невиданной  сдержанности,  которую  мы  сумели
противопоставить  ужасной  трагедии,  подстерегавшей  наших  солдат.  И   уж
конечно, показатель этот станет великим утешением для  всех,  кто  ненавидит
кровопролитие так, как ненавижу его  я,  раз  и  навсегда  доказав  лживость
злонамеренных обвинений, согласно которым ответственность за  насилие  лежит
не на скаутах, а на армии. С другой стороны, на мой взгляд, тот факт, что  к
исходу второго дня погибли всего три скаута, служит достойным свидетельством
проявленной нами необходимой твердости, которую мы всегда стараемся сочетать
с невиданной сдержанностью.
   Разумеется,  я  уверен  -  подавляющее  большинство   населения   Америки
понимает, что  всегда  найдется  незначительное,  но  горластое  меньшинство
придир и критиканов, которым ничем  не  угодишь,  сколь  бы  скрупулезно  ни
сочетали мы необходимую твердость с  невиданной  сдержанностью,  которые  мы
проявляем во время гражданских беспорядков такого размаха. Даже  если  бы  к
концу двухдневного периода мы имели лишь одного  мертвеца,  то  есть  меньше
половины покойника в день, даже если бы  к  концу  двухдневного  периода  мы
имели лишь одного слегка покалеченного скаута - эти критиканы вели  бы  себя
так, словно разыгравшаяся трагедия  не  была  чревата  огромной  опасностью,
которой  подвергали  себя  десятки  тысяч   наших   доблестных   солдат,   а
незначительные увечья получил не один-единственный  юнец  из  десяти  тысяч,
юнец, который, что более чем вероятно, пробрался сюда, в  отличие  от  наших
доблестных воинов, из пригорода и не получил бы вообще никаких увечий,  если
б спокойно сидел дома.
   Ну что же, я хотел бы, к сведению этого  незначительного,  но  горластого
меньшинства,   со   всей   возможной   определенностью   подчеркнуть    одно
обстоятельство.
   Я тоже питаю глубокое сочувствие к семьям трех бойскаутов, убитых  здесь,
в Вашингтоне. Я тоже отец и очень хорошо знаю, какую  важную  роль  способны
сыграть в карьере человека дети - да кстати, раз уж об этом  зашла  речь,  и
жена тоже. Собственно, я  могу  сообщить  вам,  что  я,  жена  и  две  наших
восхитительных дочери подготовили письма соболезнования для куда  более  чем
трех погибших детей, намереваясь отослать их при первой  же  возможности.  В
продолжение  всего  кризиса  я,  пользуясь  специальной  "горячей   линией",
поддерживал постоянный контакт с моргом, расположенным здесь, в  Вашингтоне,
а также с другими моргами страны, и если бы возникла необходимость отправить
не три,  но  три  тысячи  таких  писем,  то,  уверяю  вас,  я  и  моя  семья
позаботились бы о том, чтобы слова соболезнований изошли из Белого дома  еще
до того, как остынут тела погибших. С гордостью могу сказать  вам,  что  моя
жена и дочери готовы были трудиться всю ночь только ради того, чтобы  семьи,
не столь счастливые, как наша,  получили  в  час  испытаний  хотя  бы  малое
утешение. В дальнейшем мы собирались также регулярно поздравлять этих  людей
с Рождеством.
   Но пусть никто не питает иллюзий насчет того, что сколь  бы  поспешно  ни
проникся я состраданием к этим  ни  в  чем  не  повинным  семьям,  столь  же
поспешно высказал бы я и порицание в адрес этих трех виновных в преступлении
скаутов. Я сказал "виновных", потому что не будь они виновными, они не  были
бы и мертвыми. Ибо мы с вами живем в стране,  которая  ничего  подобного  не
допустила бы.
   Так вот, я сознаю, что существуют некие апологеты  восстания  бойскаутов,
которые пытаются пробудить симпатии общества к трем этим  виновным  скаутам,
указывая,  что  лишь  один  из  них  был  скаутом-орлом,   а   двое   других
"всего-навсего" младшими скаутами низшего ранга. Если как следует нажать  на
этих апологетов, они, пожалуй, признают, что скаут-орел  представляет  собой
отлично  натренированного  и  дисциплинированного   подростка,   более   чем
способного вести партизанскую войну благодаря различным тактикам  выживания,
которые он должен был  освоить,  чтобы  занять  свое  ключевое  положение  в
инфраструктуре скаутов. Однако они тут же и  спросят  -  а  как  же  младшие
скауты? Разве могли младшие  скауты  составить  настолько  серьезную  угрозу
национальной безопасности, что их нужно было убить?
   Что же, позвольте мне, мои дорогие американцы, ответить на  этот  вопрос,
показав вам оружие, которое удалось обнаружить  на  поясах  этих  "маленьких
скаутов", когда их тела обыскивали сотрудники ФБР,  Секретной  службы,  ЦРУ,
Военной полиции, Берегового патруля, офиса Генерального  прокурора,  полиции
Капитолия, полиции округа Колумбия, а также  стражи  порядка,  созванные  со
всей страны, чтобы гарантировать честность и полноту расследования.
   Так  вот,  я  уверен,  что  все  мы  с   грустью   сердечной   вспоминаем
6,5-миллиметровый итальянский  карабин,  за  двенадцать  долларов  семьдесят
восемь центов купленный по почте в  Чикаго  убийцей  президента  Харизмы  Ли
Харви Освальдом, о котором я уже упоминал в связи с Джеймсом  Эрлом  Реем  и
Чарлзом Куртисом Флудом. В каталоге заказов по почте  это  ружье  выглядело,
вероятно, не более угрожающим,  чем  то  оружие,  которое  я  собираюсь  вам
показать, не в большей мере способным изменить ход истории. И все  же  никто
из нас  никогда  не  забудет  как  сильно  повлияло  это  ружье  на  карьеру
президента Харизмы и на  мою  собственную.  Я  сознаю,  что  многим  из  вас
предмет, который я держу в правой руке, покажется таким же безобидным, каким
несомненно выглядело в  почтовом  каталоге  ружье  стоимостью  в  двенадцать
долларов семьдесят восемь центов. Но пусть никто не  питает  иллюзий  насчет
того, что этот предмет будто бы не является оружием столь же, если не  более
эффективным.
   Во-первых:  в  то  время  как  ружье,  погубившее  политическую   карьеру
президента Харизмы, имело в длину сорок дюймов, длина ножа, который я  держу
в руке, даже при открытом лезвии составляет всего лишь четыре и пять восьмых
дюйма. Что делает его идеальным для использования в общественных  местах,  в
отличие от сорокадюймового ружья, способного вызвать подозрения  в  школьном
автобусе или супермаркете - да в сотне мест, в которых  вы  с  дорогими  вам
существами оказываетесь в ходе повседневной жизни.
   Во-вторых: это оружие куда более зловредное, чем рядовое  ружье,  оружие,
которое, о чем можно было бы и не упоминать, по гуманности своей и рядом  не
лежало с широко распространенной тысячефунтовой бомбой, не говоря уж о бомбе
ядерной. Будучи человеком, которого воспитали, как вам известно, квакером, я
отношусь к гуманности с особенной теплотой. Вот почему, став президентом,  я
изо всех сил  стараюсь  заставить  Конгресс  выделить  средства  на  систему
вооружений, которая позволит нам  занять  ведущее  в  мире  место  по  части
гуманности. Разумеется, не существует причины, по которой  страна  с  нашими
научными и техническими ресурсами не могла бы разработать оружие, обладающее
разрушительной мощью, столь всеобъемлющей и мгновенной, что оно  гарантирует
каждому мужчине, каждой женщине и каждому ребенку нашей  планеты  то  благо,
которым  доныне  удавалось  воспользоваться   лишь   немногим   счастливцам,
скончавшимся во сне, а именно, незаметный переход из этой жизни в следующую.
Именно о такой смерти люди мечтали с незапамятных времен и я хочу, чтобы все
помнили - никому иному как президенту Трику Е. Диксону достало нравственного
и духовного идеализма, чтобы посвятить себя исполнению этой мечты.
   Но теперь позвольте мне, мои дорогие  американцы,  задать  вам  следующий
вопрос: что может дальше отстоять от идеала безболезненной смерти  для  всех
людей  мира,  над  осуществлением  которого  столь  усердно   трудится   эта
администрация, чем смерть, уготованная жертве ножа, который я держу в  руке?
Для того, чтобы убить человека  оружием  столь  малых  размеров,  необходимо
нанести ему не менее пяти или десяти ужасно болезненных колотых  ран,  да  и
само совершение такого убийства требует, чтобы  убийца  обладал  неколебимой
злобностью, хладнокровной решимостью, которая, уверяю  вас,  потрясла  бы  и
испугала закаленного в боях пилота бомбардировщика Б-52 не меньше, чем вас и
меня.
   И позвольте  мне  сказать  вам  теперь  откуда  берется  эта  неколебимая
злобность:  в  отличие  от  наших  пилотов  во  Вьетнаме,   которые   вполне
удовлетворяются по возможности быстрым и тщательным выполнением своего  дела
и которых совершенно не интересуют вопли и стоны  тех,  кто  не  умирает  от
взрывов их бомб на месте, люди, использующие оружие, подобное этому, со всей
очевидностью  являются  садистами,  наслаждающимися   самим   видом   крови,
истекающей из тел их жертв, и, об этом тоже стоит  сказать,  криками  людей,
испытывающих телесные муки. Иначе зачем  бы  еще  они  прибегали  к  оружию,
требующему получаса для совершения дела, которое наши  пилоты  выполняют  за
долю секунды, причем безо всяких стонов и рек крови?
   Давайте же приглядимся к этому оружию повнимательнее.  Я  буду  открывать
лезвие за лезвием, объясняя вам назначение и возможности  каждого.  И  пусть
эти четыре и пять восьмых дюйма не создадут у вас иллюзии,  что  перед  вами
всего лишь простенькое орудие убийства.  Как  и  многие  иные  виды  оружия,
которым пользуются революционные партизаны всего мира, оно  имеет  множество
применений, лишь одним из которых является садистское, вызывающее длительную
агонию жертвы убийство.
   Начнем отсюда, с самого малого из  четырех  лезвий.  На  языке  тех,  кто
пользуется такого рода оружием, оно именуется "бутылочным ключом". Сейчас  я
расскажу вам откуда взялось такое название. Вы видите, что лезвие это  имеет
на конце подобие крюка, а полная его длина равна одному целому одной восьмой
дюйма. Это лезвие используется  при  допросах  пленных  преимущественно  для
выдавливания одного и более глаз. Кроме того,  с  его  помощью  вспарываются
подошвы ног - вот так, кончиком этого крюка. И последнее, но не самое малое,
его иногда вставляют в рот не желающего  говорить  пленного,  чтобы  рассечь
верхнюю  часть  гортани,  лежащую  между  голосовыми  связками.  Это   место
называется "голосовой щелью", а название  "бутылочный  ключ"  происходит  от
ласкательного прозвища  "голосовой  ключ",  данного  этому  лезвию  наиболее
хладнокровными из числа практикующих палачей.
   Второе лезвие подлиннее - дюйм и три четверти, - оно сужается к концу  и,
вероятно, представляется вам похожим  на  миниатюрный  штык.  Не  позволяйте
внешнему сходству обмануть вас. Это лезвие ничего не имеет общего со штыками
наподобие  тех,  которые  нашим  доблестным  солдатам   пришлось   в   целях
самообороны примкнуть к своим  винтовкам  во  время  двухдневного  восстания
бойскаутов. Это маленькое лезвие известно под названием "шкуропробойник",  и
оно, будучи отнюдь  не  оружием  самообороны,  представляет  собой,  подобно
пресловутому "бутылочному ключу", еще  одно  орудие  пытки.  Из  самого  его
названия следует, что оно используется для пробивания дырок  в  человеческой
плоти, или "шкуре", как именуют эту  плоть  революционеры,  считающие  своих
врагов не более чем животными. Вы, наверное, не удивитесь, услышав, что чаще
всего им пробивают ладони - в точности так,  как  их  пробивали  гвоздями  в
фильме "Величайшая из когда-либо рассказанных историй".
   Перейдем теперь к третьему лезвию