Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Сандлер Шмиэл. Призраки в Тель-Авиве -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  -
старик купил в киоске арабскую лепешку, начиненную толченым горохом и, улыбаясь, протянул хмурому здоровиле, странно косившемуся на снующие мимо автомобили. Герцог взял в руки набитую пряностями лепешку, надкусил, было, но, поперхнувшись от перца, с омерзением бросил ее на тротуар. Благодетель в кипе, сообразив, что перед ним ненормальный, предпочел держаться от него подальше. И правильно сделал, потому что попасть герцогу под руку в эту минуту было совершенным безумием. Прочие слабые попытки рыцаря хоть как-то утолить голод однообразной безвкусной пищей, также не увенчались успехом - все было либо чересчур остро, либо имело привкус незнакомой экзотической кухни, весьма далекой от тех изысканных яств, которыми он лакомился у себя на родине. Войдя в забегаловку, он увидел горячо любимое им жареное мясо на столах и стал жадно поедать его. - Молодой человек, - недовольно сказал ему сидящий напротив мужчина, один из тех, кто не упускает случая образумить молодежь по поводу и без оного, - вам не кажется, что вы здесь лишний? Герцог продолжал быстро насыщаться мясом, не замечая зануду. - Алло, парень, - все более заводился мужчина, - как ты ведешь себя в приличном обществе? Не утруждая себя ответом, герцог с места угостил мужика жесткой затрещиной. Несмотря на неудобную позицию (все-таки он сидел на стуле) и совершенное отсутствие размаха, удар был настолько силен, что у отлетевшего в сторону морализатора напрочь пропало желание умничать. Он быстро поднялся на ноги и тихой мышкой юркнул за пивную стойку, полагая, что здесь он в безопасности. Сам хозяин, не поняв поначалу, с кем имеет дело, сдуру сделал гостю не очень лестное замечание: - Сволочь, - сказал он, - я тебя отучу безобразничать, ты у меня быстро схлопочешь по морде. Борис, - кликнул он вышибалу, мирно дремавшего за одним из угловых столиков, - научи этого поца хорошим манерам. Борис, широкогрудый грузный "тяж" с пудовыми кулаками, лениво подошел к герцогу, собираясь заученным движением выкинуть хулигана вон, но только он протянул руку, чтобы взять его за ворот рубахи, как последовал хлесткий удар по зубам, сваливший мастодонта на пол. Ему бы лежать так неподвижно, досматривая приятный сон, от которого его столь беспардонно оторвал неучтивый хозяин, но он встал, пытаясь понять, что произошло, и в этом была его ошибка. С любопытством, разглядывая едва стоявшего на ногах парня, который явно недосчитался нескольких зубов, герцог взял со стола длинную стальную вилку и хладнокровно воткнул ее в горло неуемного толстяка. С удивлением облагородившем на мгновение его некрасивое лицо, Борис схватился за вилку обеими руками, как-то неестественно крякнул в потолок и в этой величественной позе тяжело рухнул наземь, произведя падением страшный грохот. Посетители кафе, напуганные слухами о мертвецах, завизжали дурными голосами, полагая, что герцог немедля начнет поедать наиболее аппетитных из них. Какая-то слабонервная женщина упала на пол и стала биться в конвульсиях в такт агонизирующему рядом вышибале. Поднялась суматоха. Хозяин забегаловки, осознав свою ошибку, метнулся звонить в полицию. Дамы орали так, будто их насиловали под забором; а мужчины, лежа под столами, боялись поднять глаза на волосатого разбойника. Вся эта заварушка не помешала герцогу продолжить процесс сосредоточенного поглощения пищи. Всеобщее оживление, чему он немало способствовал своим "дружелюбным" отношением к местной элите, будто не касалось его. Завершив скромную трапезу, он с достоинством всемогущего сюзерена поднялся с места и, обойдя закоченевшее тело вышибалы, словно лужу после прошедшего полосой дождя, неспешно скрылся за ближайшим поворотом. * * * - На вас, любезный Де, заведено уголовное дело, - не без злорадства сказал комиссар, - я мог бы на месте произвести задержание, но обстоятельства требуют вашего непосредственного участия в деле, которое вы сами же и спровоцировали. - Чего тебе надо, легаш? - без обиняков спросил Вася. - А ты сам не догадываешься? - пытливо сказал комиссар. Иуда Вольф работал жестко, не гнушаясь, мер, именуемых в служебном циркуляре как "допустимое физическое давление". Он умел мастерски снимать показания, накричав, пригрозив или даже ударив подследственного по лицу. В его присутствии люди, впервые попавшие в полицию, испытывали страх и уважение к столь суровому представителю органов, а этого парня, между тем, ничем нельзя было пронять, будто на пельмени к теще явился, скотина. - Увы, - сказал Василий, не располагаю твоим аналитическим мышлением. - Мы тебе его разовьем, - со злобным ехидством пообещал комиссар, - а теперь, братец, тебе и твоему мордатому приятелю надо проявить гражданскую зрелость и отправить этого маньяка назад - в Англию. После бессонной ночи и утомительного объезда всех кладбищ большого Тель-Авива, он думал лишь о том, что только герцогов вонючих и этого наглого дерьма, вообразившего себя аристократом, ему теперь недоставало. Вечером он планировал угостить студентку свежими креветками в рыбном ресторане, и был уверен, что сегодня она отдастся ему на заднем сидении служебной автомашины; встречаться с девушками в номерах он опасался из-за недреманного ока майора Петербургского. - Тебе за что платят, мент? - спросил Василий, отвлекая комиссара от приятных мыслей. - А тебе что за дело? - Иуда не понял вопроса. Его раздражала редкая наглость этого проходимца. Он будто не понимал, где находится, и что натворил своим безответственным отношением к историческим событиям прошлого. - Почему я должен за тебя пахать? - дружески осклабился Василий. - Не умничай, Фе, - сказал Иуда, - подкорка герцога настроена на твое биополе, и он выйдет на тебя в любом случае, согласно теории о взаимном настрое конфликтующих сторон. Это была цитата из докладной записки профессора Хульдаи и комиссар, вычитавший ее накануне, гордился тем, что ему удалось блеснуть эрудицией перед этим жалким кривлякой. Василий рассмеялся. - Видишь, Чудо-Июда, - сказал он, с удовольствием коверкая имя начальника полиции, - на твою подкорку он даже не реагирует, а может у тебя, ее нет вовсе, комиссар? В душе Иуда сожалел, что не может пустить в ход дубинку, как это частенько бывало в дни его молодости, когда ему приходилось пересчитывать ребра злостным арабским правонарушителям, промышлявшим угоном автомашин правопослушных граждан еврейской национальности. - Если Балкруа выйдет на вас, вы обязаны немедленно поставить нас в известность, - сказал он, сладко улыбаясь. - Всенепременейше, любезный, - галантно расшаркался Василий, - держи подкорку шире. - Ничего, парень, - еще более сладким голосом пообещал комиссар, сжимая в руках воображаемую дубину, - ты еще у меня танцы народов мира плясать будешь. - Предпочитаю аргентинское танго, - сказал Василий, - и партнершу с хорошим задом. - Будет тебе танго, - пообещал комиссар, - будет и партнерша с задом, дружище. - Это то, что мне нужно, - с удовлетворением сказал Василий, - но чтобы не напоминала твою физиономию, приятель, не то меня вырвет ненароком. Комиссару надо было еще успеть приготовиться к вечернему свиданию со студенткой и сделать все возможное, чтобы исключить верный "хвост" со стороны майора Петербургского. Глава 33 Голову Иды Васерман поместили в морг городской больницы. Она действительно была живой и не нуждалась в функциональной поддержке. Главный врач больницы не знал, что с нею делать и беспрестанно давил на министра здравоохранения, чтобы, так называемый "шашлычный трофей" как можно скорее перевели в более подходящее место. Оставлять голову в подвальном холодильнике было небезопасно: она возбуждала страх медицинского персонала, в морг боялись заходить санитары; старушка относилась к ним недоброжелательно и при каждом удобном случае оплевывала их с ног до головы, проявляя при этом необыкновенную меткость. С персоналом была проведена соответствующая работа, и все сотрудники городской больницы письменно обязались держать в тайне секретную информацию, касающуюся головы. Но слухи об отрезанной голове, которая мастерски умеет плеваться, давно уже проникли за пределы больничных стен, и полиция предотвратила уже несколько попыток вездесущих журналистов проникнуть в холодные стены городского морга. Иуда Вольф, которому и без того хватало сенсаций, распорядился немедленно "Транспортировать" голову в судебно-медицинский изолятор Абу-Кабир под личную ответственность профессора Хульдаи. - Пусть ею занимается эта ученая крыса, а у меня и своя голова идет кругом. - С досадой сказал он. Но не так-то просто было отмахнуться от столь нестандартного "вещественного доказательства" и члены ученого Совета хорошо понимали это; если газетчикам удастся пронюхать что-нибудь о "трофее", это может привести к нежелательному общественному резонансу. Надо было действовать скорее, пока слухи не стали реальностью: вопрос о захоронении живой головы был срочно поставлен членами Совета на тайном заседании, которое проводилось в Главном управлении полиции. Профессор Шломо Хульдаи настоял на том, чтобы "отсеченный орган" представили ему для проведения научных экспериментов, которые, как он надеялся, должны пролить свет на безобразия, чинимые мертвецами. - Похоронить ее, мы всегда успеем, - сказал он, - а вот вытянуть из нее полезную для следствия информацию отнюдь не помешает. Было принято решение - "к опытам приступить немедленно". Шломо Хульдаи был полон энтузиазма, но министр по внутренней безопасности, которого премьер в приватной беседе упрекал за вопиющее отсутствие оперативных данных, не верил в сомнительные эксперименты "выскочки" и в душе желал их скорейшего провала; с профессором Хульдаи в последнее время у него не складывались отношения; своим раздутым самомнением тот вызывал у него глубокую неприязнь, которую министр демонстративно выказывал при каждом удобном случае. Чувство недоверия к выдающемуся ученому испытывали многие сторонники министра и среди них - комиссар полиции Иуда Вольф. - Чем нам поможет этот кусок старушенции? - изгалялся он над стараниями знаменитого светила. Но профессор Хульдаи был настроен решительно - он записывал все, что голова нашептывала долгими и душными вечерами, хотя разобрать беспорядочное бормотание старушки было почти невозможно. Это были бессмысленные слова, про какой-то гостинец, смешного клоуна и леденцы, таящие во рту. Останки несчастной Иды Васерман (разрубленное на куски тело) члены Комитета по национальной безопасности постановили предать скорейшему погребению. Иуда Вольф настоял на том, чтобы старушка была захоронена на холонском кладбище. - Только так мы можем оградить могилу Хильмана от беспорядочного паломничества идиотов, - сказал он, - следует разрешить гражданам свободный доступ к месту происшествия и тогда, я полагаю, поток любопытствующих заметно поубавится. Интерес к могиле генерала Хильмана не ослабевал в эти хаотичные дни, и полицейским приходилось сутками дежурить на кладбище, чтобы предотвратить проникновение на объект нежелательных элементов. В городе уже знали о страшной трагедии, произошедшей в Азуре, и осуждали людей Кадишмана за беспорядочную стрельбу в шашлычной. По счастливой случайности инцидент не привел к бессмысленным жертвам среди жителей, густо населяющих данный район. - Не дай Бог, если бы ваши каратисты кого-нибудь там задели! - распекал лейтенанта Иуда Вольф, - вы бы у меня полетели с должности, только так, милейший! Собственно, и сам Иуда вряд ли удержался бы в кресле, если бы глупая пальба, затеянная этим безмозглым опером, привела к жертвам, от обилия которых в самом городе уже начало уставать начальство. "Вылетел бы с насиженного места как миленький" - с грустью думал он, сожалея о том, что должность его с некоторых пор потеряла ту желанную притягательность, которая так нравилась ему до появления этих неуемных покойников. Согласно приказу министра на него возлагалось сегодня обеспечение безопасности похоронной процессии. Отсрочка похорон убитой женщины было чревата взрывом недовольства со стороны жителей Азура. Дата погребения была объявлена заблаговременно в средствах массовой информации, и народ с утра подтягивался к кладбищу со всех концов ожившего по случаю похорон города. * * * Вынос тела Иды Васерман проводился с государственным размахом, и участвовало в нем почти все взрослое население Тель-Авива. Подобную солидарность евреи проявляли лишь во время войны с внешним врагом или при погребении жертв арабского террора. День или два о новом зверском убийстве говорила вся страна, коллективное горе объединяло людей, пробуждая высокие патриотические чувства, но по прошествии семи дней, которые следовало отсидеть в трауре, все возвращалось на круги своя, и люди по новой заряжаясь отрицательной энергией, продолжали порицать и упрекать друг друга по самым пустячным поводам. Неприязнь к ближнему, духовное оскудение и общее недовольство политикой, проводимой в верхах, характеризовали общественную жизнь израильского общества конца двадцатого столетия. Ностальгия по временам, когда идеи сионизма сплачивали евреев всех стран мира, проявлялась теперь в редких всплесках "ура патриотизма" в период социальных катаклизмов или непосредственной опасности угрожающей государству. Похороны Иды Васерман вылились в мероприятие национального ранга. О масштабах изъявления народного горя можно было судить по количеству ораторов, произносящих высокопарные речи на могиле убиенной старушки. В похоронной процессии участвовала делегация народных депутатов, спешивших лишний раз напомнить о себе и необходимом единении нации "в этот нелегкий для Родины час". Более трехсот тысяч человек сопровождали в последний путь гроб с телом Иды Вассерман. Никто из тех, кто пришел в этот день, почтить ее светлую память, не догадывался, что расчлененное тело старушки не удалось собрать воедино, и в гробу недостает головы несчастной жертвы, которая в это время смотрит по телевизору на собственные похороны. Идея о "Шоковой терапии", которая, вполне возможно, заставит старушку заговорить, пришла в светлую голову профессора Хульдаи. Именно он распорядился доставить в лабораторию цветной телевизор, чтобы Ида лично наблюдала, как пышно хоронят ее соотечественники. Жители Тель-Авива были охвачены единым порывом. Все напряжение последних дней прорвалось наружу. Народ впал в массовый психоз; люди рыдали, рвали на себе одежды и выкрикивали бессмысленные лозунги типа - "Смерть арабам! Да здравствует единый и неделимый Израиль - оплот мира и стабильности на Ближнем Востоке!" Полиция была настороже и пресекала попытки правых экстремистов учинить массовые беспорядки. Вскоре начался митинг, который транслировался по всем каналам государственного телевидения, те, кто не мог пробиться на холонское кладбище, имели возможность (как и сама жертва) наблюдать за похоронной процессией на голубых экранах. Первым в списке ораторов, выступающих с надгробной речью, значился министр по внутренней безопасности Эммануил Когарки: - Мы воспринимаем смерть блаженной памяти Иды Васерман и тех, кто погиб вместе с нею, как акт беспрецедентного террора, - сказал он, - хотя определенные круги в палестинской автономии хотят представить нам это как безумное восстание покойников. Он знал, что говорит неправду, но многолетняя привычка политического функционера, умеющего придать своим словам выгодное для себя направление, брала свое. За ним выступил благообразный рав Гросс, с тем, чтобы объявить народу о постановлении главного раввината, предписавшего верующим неделю усиленного поста и еще более усиленной молитвы. - Совет мудрецов Торы, сказал он, с божьей помощью утвердил новую молитву, отредактированный текст которой нынче же будет распространен по всем синагогам нашего благословенного государства. Данная молитва не что иное, как нижайшее обращение к Господу с просьбой найти пропавших детей семьи Шварц и избавить сынов Израиля от сатанинской напасти, обрушившейся на нашу страну. * * * Специалисты из института Времени были правы: герцог скоро обнаружил своих врагов и незваным гостем явился на квартиру Заярконского. Найти ее в огромном густо населенном городе было непросто и Вольф, по существу, оказался пророком, утверждая, что есть, очевидно, "Некая непостижимая логика в теории о взаимном притяжении конфликтующих сторон". Все это выяснилось уже после визита грозного рыцаря, а в момент его внезапного появления друзья думали только о спасении своих душ. Вторжение Балкруа было для них "милым" сюрпризом. Цион в это время готовил для гостей скромный завтрак - яичницу с колбасой и зеленым перцем, который, как утверждал де Хаимов, благотворно влияет на мужскую силу. В последнее время он неустанно повышал уровень своей сексуальной грамотности, и Василий неизменно наставлял его в этом благородном деле. Виолетта, помогавшая другу, беззлобно ворчала на любовников: - Сейчас начнут оправдывать доверие, голубки. Она уже успела освоить поэтический сленг оруженосца и называла его просто Ципа. Вскоре из спальни послышался шаловливый визг герцогини - предвестник большой любовной игры. Виолетта ничего не имела против своей титулованной голубки, и упреки ее были адресованы скорее неугомонному голубю, который ни в чем не знал удержу, и это, в принципе, могло отразиться на изящной фигурке ее очаровательной госпожи. Она обожала герцогиню, и успела уже разочароваться в маэстро, считая его заносчивым высокомерным снобом, судя по тому, как он держался с Заярконским. И вообще, он был неподходящей партией для герцогини. Прибыл в замок из непонятного далека, к которому она никак не может привыкнуть, да и родословная его покрыта туманом. Слуг вроде нет, живет в какой-то тесной конуре, а из предметов роскоши одна лишь хрустальная пепельница, которая в их замке даже за плевательницу не сошла бы. Гол, как сокол, а вот, поди, же, закрутил милашке голову, да и рыцаря самого славного в Европе ни за что ни про что обидел. Неизвестно еще чем вся эта история закончится. Герцог ведь не станет спускать обиды какому-то непутевому господину без роду и племени. И что тогда будет с ее драгоценным Ципулей, почему он должен страдать от бездумных интриг лихого маркиза? Колдуя над глазуньей, Заярконский не заметил, что в спальне вдруг все подозрительно стихло. Ситуация не свойственная бывалому Василию; пробуждая в даме чувственность, он имитировал обычно бурное дыхание, и его было слышно за целый квартал. На сей раз вместо прерывистых вздохов маэстро, Цион услышал пронзительный вопль герцогини. Это отнюдь не напоминало крик страсти, и Цион опешил даже в первое мгновение - "Щипает он ее что ли?" Пока он строил догадки, рассуждая о прогрессивной методе маркиза, и разбивая о край сковородки очередное яйцо, Виолетта почуяла, что в спальне происходит нечто неладное. - Ципа, - сказала она насторожено, - там кого-то убивают. - Не выдумывай, - беззаботно сказал Цион, - но на всякий случай пошел на крики Алис. Войдя в спальню, он увидел могучего гиганта в олимпийском костюме. Гигант стоял подле широкой бронзовой кровати (единственно ценная вещь в доме Заярконского) в позе геркулеса схватившегося со львом и картинно душил маэстро. Грубый шрам, пересекавший мужественное лицо "олимпийца" не оставлял сомнений относительно того - кто именно удостоил друзей своим "желанным" визитом. Он был невероятно силен, этот коварный герцог, но не сильнее Васи, который железо в руках, конечно, не крошил подобно свирепому рыцарю, но выдавить из картошки жижу вполне мог. Алиса пыталась укусить незваного гостя, но легким движением плеча тот отбросил ее далеко в сторону. Ударившись затылком об угол книжного шкафа, герцогиня как-то враз обмякла и медленно стала оседать на пол. Цион стоял у порога ни жив, ни мертв. Как эта сволочь проникла в дом - двер

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору