Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Сандлер Шмиэл. Призраки в Тель-Авиве -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  -
один и придирчиво оглядел посетителя. Он был в темном фраке, плотно облегавшем его узкие плечи; на тощую длинную шею была приклеена щегольская бабочка ярко красного цвета, а на яйцевидную голову натянут лакированный блестящий цилиндр. Первое впечатление оказалось обманчивым, и Кадишман понял это, как только Цилиндр простецки улыбнулся ему. - Присаживайтесь, мистер! - Сказал он вдруг погустевшим мягким басом, и просветлевшее лицо его приняло вполне интеллигентное выражение. Глава 47 Весть о том, что Ахмад достиг небывалых высот в ораторском искусстве, заинтересовала политическую верхушку страны. Послушать его забористые речевые обороты приходил сам министр по внутренней безопасности, которого мертвый араб встретил неожиданным и слишком политизированным приветствием. - Неделимый Израиль от Иордана и до моря - есть утопия, - сказал он, - и не следует подходить к сионизму устаревшими мерками господина Жаботинского. Для Эммануила Когаркина, который по праву считался одним из лидеров партии "Ликуд", у истоков которой стоял Владимир Жаботинский, слова покойного торговца были заведомой провокацией. - Распустились! - строго отчитал он сконфуженного комиссара и впредь распорядился представлять ему на цензуру все речи неблагонадежного араба. По приказу Вольфа все выступления мертвого оратора стали записывать на магнитофонную пленку, которую хранили потом за семью запорами. Но одна из тайных кассет, за определенную мзду попала в руки пронырливых журналистов и те, не раздумывая, пустили ее в номер. Запись с цитатами нацмена вольнодумца произвела фурор в стране и за ее пределами. "Он действует на психику нации!" - бурно возмущался пасквилянт Факельман. "Он выступает в роли народной совести!" - писала египетская газета "Аль-Хаят" * * * Длинными душными вечерами прозревший вдруг Ахмад монотонно перечислял названия всех утвержденных кнесетом законопроектов (услышанные им в передачах тридцать третьего канала), а утром с ученым видом комментировал особо трудные параграфы перед смущенными надзирателями городской тюрьмы. С наступлением темноты надзиратели боялись приближаться к камере покойника; электрического освещения он не любил, и в полумраке глаза его вспыхивали зловещими огнями, это наводило ужас на дворняжку, которая недавно прибилась к тюремной лаборатории и пользовалась симпатией, как заключенных, так и жалостливых полицейских, подкармливающих ее некошерными сосисками. Дворняга по кличке Шошана, чуя близкое присутствие покойника, жалобно выла тоскливыми вечерами и вконец была изгнана с тюремного двора по настоянию профессора Хульдаи, решившего, что псина срывает ему важный эксперимент. Унылое нытье собаки непонятным образом повлияло на сложный механизм памяти новоявленного Цицерона, и вместо проникновенных парламентских речей, он начал произносить скучные реплики с мест, изображая негодующих депутатов от религиозной фракции, пытающихся заблокировать законопроект об импорте в страну некошерного мяса. Речи покойного араба стали принимать все более анти еврейский характер. - Не может один народ полностью подчинить себе другой! - выкрикивал он погожими вечерами, а в тихую полночь начинал цитировать двадцать второй параграф палестинской конвенции, не признающей еврейского государства в пределах границ, очерченных резолюцией ООН. Так продолжалось неделю, пока пресловутый двадцать второй параграф не навел страху на работников следственного изолятора и самого профессора Хульдаи, выдворившего псину из тюрьмы. И странное дело - после изгнания дворняги в разладившемся механизме мертвого араба вновь пробудился зуд пропагандиста агитатора, и он встретил утром нервно вздрагивающих от его пронзительных криков надзирателей, бодрым декламированием предвыборных лозунгов всех политических партий Израиля. Глава 48 Бросив прощальный взгляд на пепелище, оставшееся от роскошного двухэтажного особняка, в строительство которого он вложил кучу денег, комиссар Вольф устало приказал водителю: - Гони в контору! Привычно раскинувшись на заднем сидении служебной автомашины, он запросил по рации своего нового заместителя. - Я на линии, командир, - раздался голос послушного зама. - Сообщите немедленно всем постам о "Форде" молочного цвета, - сказал комиссар, - размножьте фотографию моей жены и раздайте ведущим сыщикам оперативного отдела. - Уже размножили и передали, - четко отвечал помощник, и комиссар представил себе, как тот исполнительно мигает своими длинными восточными ресницами. - Браво, Исмаил, - вяло похвалил майор, соображая, какую сумму денег ему отвалит страховая кампания за сгоревший дом. - Есть что-нибудь на свете, что ты еще не сделал? - с несвойственной ему теплотой похвалил он зама; в его отношении к заместителю появились неведомые ему ранее доброжелательные нотки. "Судьба порой так дико непредсказуема, - грустно размышлял Иуда, сраженный известием о своей прошлой арабской жизни, - кто знает, возможно, мы с ним когда-то были родственники " Комиссар не мог смириться с мыслью о том, что он - гениальный еврейский парень Иуда Вольф, один из самых талантливых и высокопоставленных чинов в израильской полиции, принадлежал некогда к иной вере и был даже заурядным уличным торговцем. Ему вспомнились лихие войны с арабами, в которых он принимал активное участие, то презрительное пренебрежение, которое он испытывал к врагам, и это привело его в совершенное недоумение. "Выходит, против своих же и дрался. Я, конечно, не националист, - убеждал он себя с некоторой обидой на провидение, распорядившегося столь неосмотрительно, - и меня в данном случае задело не то, что я был араб, а то, что торговал старьем на рынке" Он вспомнил организованную им недавно широкомасштабную акцию против израильских арабов, имеющих обыкновение торговать в общественных местах без лицензии, и ему стало не по себе. Заместителя Вольфа звали Исмаил. Это был статный, смуглолицый бедуин, которого сверху сосватали ему в Замы вместо погибшего майора Петербургского. Раньше Исмаил вел отдел борьбы с преступностью в арабском секторе и был известен как исполнительный офицер, готовый предупредить любое желание босса. Погибший от рук герцога отъявленный склочник Давид Петербургский, красиво умер, земля ему пухом, и теперь никто не стучал на комиссара в министерство, сообщая начальству о коррумпированности шефа полиции. Трагическая гибель Зама, заслонившего его своей грудью, была ему на руку. Он с удовольствием пропускал иногда рюмочку любимого французского коньяка за "светлую память" героического майора (остерегаясь на людях выказывать свои истинные чувства по этому поводу), и всю свою не востребованную служебную ласку источал теперь на нового заместителя, лишенного, к счастью, каких-либо претензий и личных амбиций. Как представитель национального меньшинства, проживающего в Израиле, Исмаил был рад своей более менее приличной зарплате (тому относительно высокому положению, которое занимал в служебной иерархии тель-авивской полиции) и не собирался подкапывать под начальство, как это делали зачастую склонные к интригам еврейские сотрудники Главного управления. Начальственная ласка Вольфа была приятна Исмаилу, и он соображал, что из предполагаемых пожеланий шефа он мог упустить из виду: - Через час буду на месте, - отрывисто бросил ему комиссар, - срочно доставь в кабинет "путешественников" - Сию минуту, шеф, - немедленно отозвался красавец Исмаил и со всех ног бросился выполнять приказание любимого шефа. * * * Через час "путешественники" были срочно доставлены в кабинет Иуды Вольфа. В душе комиссар был готов убить Васю, но внешне соблюдал приличие. Маэстро, которого оторвали от вкусного завтрака, сказал, что рассчитывает на чашку черного кофе, по крайней мере, или булочку с голландским сыром. - Обойдешься! - сухо оборвал комиссар, не предлагая ему сесть, хотя рядом стояли стул и низкое кресло с потертой обшивкой. Вася не стал дожидаться приглашения, и вальяжно раскинулся в кресле, отведенном, очевидно, для более почетных гостей. - Садись, Ципа! - предложил он также Циону, но тот предпочел робко стоять, дожидаясь специального разрешения комиссара. Иуда Вольф мрачно восседал в своем рабочем кабинете, готовый сожрать, кажется, собственную парадную фуражку: ценности, припрятанные им дома, были варварски преданы огню, студенточка увлеклась окружным прокурором, жену увел безмозглый герцог, а этот хамоватый хлыщ, выдающий себя за маркиза, еще и улыбается, сволочь. Ему хотелось, как это он проделывал в добрые старые времена, посадить славного маркиза на шпагат и крепко хлопнуть ладошками по его аристократическим ушам, чтобы враз оглох от боли, поганка. Но вместо этого он вынужден склонять эту мразь к действию умеренным давлением сверху, чтобы не отбить у него охоту к сотрудничеству. Такова была установка Эммануила Когаркина, и отступать от нее, он не имел права. - Совершенно очевидно, господа, - начал комиссар издалека, - что взять герцога конвенциональными методами невозможно, поэтому я счел целесообразным прибегнуть к более эффективным мерам, как-то - дипломатический маневр или прямой подкуп, разумеется, при вашем активном содействии. Василий усмехнулся, витиеватые обороты комиссара говорили о том, что тот отчаянно нуждается в его помощи. - Вам придется меня выслушать, господин Дубровский, как бы тяжело вам это не было, - сухо сказал Вольф, зная, что с этим фруктом не так-то легко договориться, но ничего, и не таких обламывал. - Если вы полагаете, что слушать вас такое уж большое удовольствие, то вы глубоко заблуждаетесь, - с ехидной улыбкой заметил Вася. - Ты затеял эту канитель с мертвецами, говнюк, - взорвался Вольф, - и еще кочевряжишься. Василий собирался ответить в тон Иуде, но Цион мягко взял его за руку. - Вася! - укоряюще сказал он и с тем же вежливым укором спросил Вольфа, - вы имеете к нам дело, комиссар? - Я предлагаю вам отправить к рыцарю герцогиню Алис... - раскрыл карты Вольф. - Интересно, что это моя жена там не видала? - осведомился Василий, с наигранным удивлением. - Я тоже думаю, что повидала она там немало, - не остался в долгу комиссар, - именно поэтому, договориться с этим олигофреном ей будет легче, чем тебе, например, маркиз... - С таким же успехом ты мог бы обратиться к своей дуре, - парировал Василий, - она, надеюсь, видит там не меньше, с этим олигофреном... - Да, но с чем Алиса пойдет к нему? - недоуменно пожал плечами Цион. - На сей раз, она предложит своему соотечественнику покинуть нашу территорию и возвратиться в свое Время. - Сказал комиссар, спустив Васе оскорбление. - Я категорически возражаю, - сказал Василий, но комиссар нагло улыбнулся: - Решение принято в верхах, - сказал он, - и не нам с тобой оспаривать его, Дубровский. - Чтобы говорить с герцогом надо, по крайней мере, знать, где он пребывает в данную минуту, - напомнил Цион. - Это не обязательно, - краснея - сказал Вольф, - мы можем сообщить о наших условиях Ривке - это моя супруга, она держит со мной связь... - Я так и думал, что вы недурно ладите втроем, - понимающе улыбнулся Василий, - это очень пикантно, комиссар, хотя я лично не пробовал... Глава 49 Несмотря на интеллигентное лицо, вид у человека в цилиндре был опереточный, а фрак и бабочка наводили на мысль, что он вот-вот затянет веселый мотив из "Цыганского барона". В другое время это настроило бы Кадишмана на шутливый манер - он всегда с предубеждением относился к франтам и те из них, что имели слабость к претенциозным бабочкам, отнюдь не пользовались его расположением. Он не любил их; не потому, что носил форму лейтенанта полиции и имел что-то против тех, кто умеет изысканно одеваться, а просто, первая любовь Берты, некий Вайсброд Владислав Леопольдович, был оперным певцом, носил бабочки по долгу службы, и это обстоятельство задевало самолюбие Кадишмана. Лейтенант узнал о своем предшественнике, артисте, от тещи, до сих пор сожалеющей об интеллигентном теноре, место которого занял полуграмотный полицейский, так и не сумевший в свои сорок с небольшим добиться продвижения по службе. У Берты был продолжительный роман с Леопольдовичем, который глубоко ранил ее нежное сердце тем, что предпочел ей опереточную певицу, бесталанную, но с высоким бюстом и туго налитыми ягодицами. Мысль о том, что этот бездарный тенор сжимал в объятиях обожаемое им существо, была противна Кадишману и неприязнь к "Леопольду" ассоциировалась у него с опереттой и бабочками, столь обожаемыми его безголовой тещей. Но теперь, после унылого одиночества и долгого скитания по тихим безлюдным улицам вымершего города, он был рад любой живой душе, пусть даже с бабочкой и цилиндром. Незнакомец предложил ему сесть, и сам вольготно расположился в уютном кресле. - Я полагаю, вы уже освоились у нас? - дружелюбно сказал он. - Я не понимаю вас, господин? - Кадишман хотел сказать "Цилиндр", но вовремя удержался. - Видите ли, мы оставили вас на некоторое время одного, чтобы вы привыкли к мысли, что вас больше Нет. - Как это Нет, простите?!. - Вы умерли, господин Кадишман, ушли в мир иной, по вашим земным меркам, разумеется! "Я был прав, - с горечью подумал он, - интуиция не обманула меня, я действительно умер, меня больше нет, и никогда не будет" Он почувствовал, что все его существо воспротивилось этой нелепой смерти, навязанной ему извне. "Но ведь Я есть, и Я мыслю - убеждал он себя, - Я здоров и воспринимаю себя живым существом. Я даже хочу есть и съел бы, кажется, целого барана, а потом занялся бы любовью с Бертой. Если это смерть, то это очень странная смерть" - Ничего странного, - сказал Цилиндр, - отвечая бессвязным мыслям Кадишмана, - это вы полагаете, что хотите есть, и материальность ваша - иллюзия; вы теперь духовная субстанция, но продолжаете по инерции воспринимать себя как физиологический организм. Кадишман не удивился тому, что Цилиндр прочел его мысли. - Но я нахожусь в Тель-Авиве - сказал он растерянно, - и в этом кабинете я уже бывал раньше... - Верно, - согласился цилиндр, - но это было там - в вашем далеком и суетном мире... - А мы, значит, теперь в ином мире? - с грустной иронией сказал Кадишман, - не суетном и близком? - В Одиночном! - не обижаясь, поправил Цилиндр. Поднявшись с места, он изящно ударил по клавишам компьютера, стоявшего на столе, и на тусклом мониторе появилось изображение приемной министра внутренних дел, но теперь она была набита людьми, среди которых лейтенант признал секретаршу, отозвавшуюся некогда на его неуклюжий комплимент. Она была в коротенькой фирменной юбчонке и в пылу работы не обратила внимания на то, что та задралась у нее выше колен. Один юнец, с едва пробившимся пушком на подбородке, стоявший неподалеку от стола, нарочно уронил очки, чтобы получше разглядеть кружевные трусики под юбкой, и надолго застыл в этом положении, вызывая саркастическую улыбку окружающих. Цилиндр перехватил убитый взгляд Кадишмана: - Такие вот трусики, - осуждающе сказал он, - в вашем мире могут привести к падению должностного лица или даже правительства. Соблазнился человек бабенкой и потерял кресло, а то и влияние на политической арене. Знакомо? - А в вашем мире, что без трусов ходят? - Вопросом на вопрос отвечал Кадишман. - В нашем это невозможно, - назидательно сказал Цилиндр, - делать глупости у нас некому и не с кем... - Почему? - На каждого человека у нас приходится по одной Вселенной. "Поэтому я нигде не видел людей, - догадался Кадишман, - на кой ляд человеку вселенная, если он в ней один? " - Это нечто вроде искупления грехов одиночеством, - продолжал Цилиндр. - То есть, ад?! - уточнил Кадишман... - Зачем же ад, господин Кадишман, - котлов, как видите, с раскаленным маслом мы не имеем, и поджаривать вас не собираемся... - Да, но вы говорили об искуплении... - Одиночество для грешника одно из самых суровых испытаний. Рядом с ним меркнут все муки ада... - Те, кто умер, стало быть, обрекаются на полное одиночество? - продолжал иронизировать Кадишман. - На техническом языке это называется - импорт в исправительно иномерное пространство, - поправил Цилиндр, до него не доходила мрачная ирония лейтенанта. - То, что у вас принято считать физической смертью, - продолжал он, - у нас не более чем щелчок на этой умной машине и переход в нематериальную сферу или загробную колонию, как вам будет угодно... - А вы, собственно, кто такой, Бог, что ли? - спросил изумленный Кадишман. - Ну что вы, - скромно заулыбался цилиндр, - я любитель компьютерных игр... - Наша жизнь, стало быть, не более чем игра для вас? - Человеку несведущему может так показаться, на самом же деле, я озабочен совершенствованием форм жизни по обе стороны материи и духа... - В чем это выражается, сэр? - Каждая личность на земле сеет разумное и доброе, до тех пор, пока Я, произведя индикацию на греховность, не импортирую его туда, куда он, согласно нашей классификации, должен быть направлен. - Иными словами, уничтожаете или помещаете в ваш модернизированный Ад? - Все не так мрачно, лейтенант. Человек, выполнивший на земле свою миссию вправе вернуться на землю, но в ином обличии... - А если он наследил в своей земной жизни? - Значит, в следующий раз он появится в образе животного, ибо не дорос до высших форм разумной жизни... - Переселение душ, - сообразил Кадишман. - Пожалуй, так... - В таком случае, господин, - назвать этого фраера Господь Бог, у Кадишмана не поворачивался язык, - я хотел бы вернуться на землю... - Иные на вашем месте предпочитают переход на более развитую ступень развития, разумеется, после того, как отмоют грехи в Одиночном мире - Я ничего не собираюсь отмывать... - Ну что ж, за вами есть некоторые заслуги, и я готов экспортировать вас обратно... - Спасибо! - воскликнул Кадишман. - Я должен предупредить вас, что при этом прерывается связь с прошлым. - Что это значит? - забеспокоился Кадишман. - Это значит, что память ваша стирается, и вы рождаетесь другим человеком... - Я не хочу быть другим!.. - В таком случае, любезный, вам придется провести здесь ближайшее тысячелетие. - Но что я буду делать здесь все это время? - Размышлять о недостойных поступках, совершенных вами в прошлой жизни. Кадишман не хотел унижаться и убеждать этого сноба: - Ну что ж, - с гордой непреклонностью, - сказал он, - я обдумаю ваше предложение, сэр... - Прекрасно, - ответил Цилиндр, - садитесь в машину и отправляйтесь в путешествие. Это стимулирует Совесть. В одиночных мирах мы используем данную меру, так же, как в ваших тюрьмах используют карцер. - Значит, вы посадили меня в карцер? - не очень удачно пошутил Кадишман. Но Цилиндр шутки не понял. - Надумаете возвращаться, сэр, свяжитесь со мной... - сказал он, кивнув посетителю в знак окончания разговора. Кадишман уныло вышел из министерства, неторопливо сел в лимузин и поехал, куда глаза глядят, соображая о тщетности загробного бытия, вершителем которого является столь бесцветная личность, как Цилиндр. Глава 50 "Трагическое нашествие призраков" в Израиле, так или иначе, освещали почти все информационные агентства мира. ИНТЕРПОЛ, наблюдавший за стремительным развитием событий в стране, известил тель-авивских коллег о том, что "Феномен воскрешения мертвецов" был зарегистрирован учеными в Англии, а также в одной из областей солнечного Узбекистана. На кладбище животных под Лондоном внезапно разверзлась могила сельской лошади по кличке "Тифани". Издохшее три года назад животное глубокой ночью, выбравшись из ямы, незаметно пробралось в старую конюшню, в которой обитало незадолго до смерти, и тяжелыми ударами копыт забило насмерть беспомощного жеребе

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору