игрушечными алебардами. Снабдить воинов маркиза оружием, король
поручил де Бруку, и первые результаты этого неосмотрительного поступка
были налицо. Василий, не ожидавший столь яростной атаки со стороны
спесивого аристократа, поспешно отступил за рощицу, темневшую на севере
Вивьенской равнины. Ночь, наполненную томительным ожиданием, он провел в
лесу, распорядившись накормить помятое в стычке воинство жидкой пшеничной
кашей (скудная кухня - еще одно свидетельство продажной деятельности
Лорда распорядителя).
  "Меченый" слыл опытным полководцем, но он не решился атаковать маркиза
под покровом ночи - под его началом было не обученное войско. На рассвете
Василий перегруппировался, и принял решение наступать. Оценив расположение
противника, он пустил в ход, застоявшийся резервный полк, состоявший из
отборных копьеносцев короля, которые под прикрытием арбалетчиков яростно
атаковали герцога с левого фланга и, смяв плохо вооруженный отряд
деревенских мужиков, обратили легион бывшего королевского военачальника в
позорное бегство.
  Главным плацдармом Балкруа была крепость Балан. Укрепленная мощным
земляным валом и высокими остроконечными башнями, она была столь
неприступной, что осаждать ее, пришлось бы долгие месяцы; однако, узнав о
поражении своего властелина, зеленое воинство герцога поддалось панике и в
тот же вечер без боя сдалось на милость победителя. Цион, формально
служивший при командующем адъютантом, а на самом деле руководивший
массовым производством гигиенических прокладок в замке герцогини де Блюм,
был срочно послан к королю с радостной вестью о славной победе выдающегося
полководца современности Василио де Хаимова.
  Королева, находившаяся в капитулировавшей крепости, вышла (в
сопровождении единственной фрейлины) навстречу маэстро:
  - Ваша взяла, маркиз, - сказала она, грустно улыбаясь своему заклятому
врагу, - можете торжествовать, я в вашей власти. - Она, было, театрально
упала к нему на руки, но он вовремя отстранился от нее.
  - Не мне решать вашу участь, - сударыня! - холодно улыбнулся Василий и
сделал легкий ироничный реверанс.
   

  * * *

   
  Разбив герцога на Нормандской границе, Василий удостоился звания
величайшего полководца всех времен и сам, кажется, уверовал в это.
  - Ваша доблесть, любезный маркиз, делает вам честь, - сказал благодарный
король, - я полагаю, вы доставите немало хлопот этому жалкому властителю
неверных Салах-эт дину!
  Василий не знал о ком идет речь, и на минуту замялся, пытаясь вспомнить
что-нибудь из истории средних веков.
  Комиссар, присутствующий при этой беседе, не удержался от злорадного
смеха:
  - Это выдающийся египетский стратег, - с неподражаемым высокомерием
сказал он Васе, - ему приписывают освобождение Иерусалима.
  Василий торжественно заверил Генриха, что разделается с султаном в два
счета, а когда вышел из аудиенц-зала назначил Вольфу наряд вне очереди,
заключавшийся в уборке параши за членами генерального штаба:
  - Не будешь умничать в следующий раз, дерьмо собачье! - сказал он.
  Понурая королева, сопровождаемая статными гвардейцами короля, прибыла во
дворец сразу после капитуляции.
  - Сир, - торжественно сказал де Хаимов, - возвращаю вам супругу в целости
и сохранности...
  - Лучше бы вы ее где-нибудь потеряли ненароком, - грустно пошутил король
и велел принять беженку с музыкой, решив еще более унизить ее фарисейским
приемом:
  - Надеюсь, мадам, вы понимаете, что наша дальнейшая супружеская жизнь не
представляется возможным, - галантно встретил он супругу.
  Генрих настаивал на том, чтобы изменщица приняла яд, составленный Главным
придворным лекарем:
  - Вы сделаете это, миледи, - твердо сказал он, - не выставляйте меня на
посмешище перед потомками!
  Королева артистически воздела руки к небу, пытаясь разжалобить супруга,
увы, все усилия ее были напрасны. Впрочем, у него было отходчивое сердце,
и королева не раз пользовалась в прошлом его добротой.



                                  Глава 69



  Альтерман терпеливо дожидался у главных ворот автовокзала, пока девушки
шумно отдавались трупам.
  Свершавшееся на его глазах явное хулиганство оскорбляло его эстетическое
чувство (которое годами развивала в нем супруга), но не мешало во все
глаза смотреть, что проделывают эти наглые девицы с притихшими
покойниками. Он пришел в себя лишь тогда, когда одна из девушек, загнав
своим любовным темпераментом беднягу Румына, игриво спросила его:
  - Не найдется ли у тебя запасного презерватива, служивый?
  - Если не СПИД, то отравление от трупного яда ты себе уже заработала! -
сказал Альтерман, возбудив клокочущий смех однорукого Румына. Привидение
по достоинству оценило юмор сержанта и вообще вело себя на удивление
мирно. Альтерман, однако, помня о том, что приключилось с его шефом на
арабском кладбище, был предельно осторожен и держался от мертвецов на
расстоянии. Почти до самой улицы Тель-Гиборим он терпеливо уговаривал
девиц "по-хорошему" оставить трупы. До арабского кладбища отсюда было
рукой поддать и сержант, боясь, что покойники уведут этих толстозадых
дурех, решился, наконец, стрелять. Один из снайперов, прицелившись, снес
Румыну пол черепа. Не желая рисковать второй половиной, однорукий солдат
обнял покрепче свою подругу, и вдруг вознесся с нею на небо. Не успел
снайпер прицелиться во второй раз, как примеру денщика последовал генерал
Хильман теперь уже со своей подружкой. Генералу было за что опасаться: его
огромный круглый череп был уже раздвоен в свое время Гавриэлем.
  И долго еще после чудесного исчезновения девиц в воздухе (то, отдаляясь,
то почти рядом) звучал клокочущий смех Румына. "Пропали наши девочки!" -
уныло сказал Альтерман, предчувствуя какой нагоняй, он получит завтра от
недовольного начальства.
  Но на следующий день покойники вновь объявились на площади Дизенгоф и
сопровождали их, к удивлению сержанта, вчерашние девицы теперь уже в более
откровенных костюмах Евы. Поначалу Альтерман решил, что это проститутки,
цеплявшие клиентов в промышленной зоне Холона. Но после того как были
проверены все картотеки на местных шлюх, и никто не явился заявлять об
исчезновении легкомысленных девиц, он пришел к выводу, что пропавшие жрицы
любви, вероятно, из той же компании покойников. Эта мысль все более зрела
в нем, несмотря на то, что сообщений об "Отворении" могил на кладбищах
страны более не поступало. " Из воздуха возникают эти б... что ли?"
Альтерман был недалек от истины - "Тенденция феминизации" (как выразился
в своей передовице остроумец Факельман) печально известных аномалий,
получила дальнейшее развитие в стране, и женских трупов в городе заметно
прибавилось. В отличие от мертвецов мужского пола, они не разлагались, а
напротив отличались соблазнительными формами, источали ароматные
благовония и бродили по набережной Тель-Авива в обнаженном виде. Днями они
упорно преследовали мужчин, нежно прикасаясь к их чреслам, и оставляя
ожоги на теле, а по ночам, когда призывно сверкала реклама, уводили пылких
любовников в мрачные склепы яффских монастырей, и там, в полуподвальной
тьме предавались сексуальным оргиям.
  Но мужчинам это нравилось. Один из "обожженных" признался в теле интервью
известного шоумена, что после одного такого прикосновения он испытал самый
сладчайший оргазм в своей жизни.
  Альтерман сбился с ног, пытаясь выловить хоть одну из этих "проклятущих
ведьм", но при появлении полиции они неизменно исчезали, оставляя за собой
легкое благоухание нежного девичьего тела.
  Нештатный агент, пытавшийся задержать пристававший к нему женский труп,
бесследно исчез и только через неделю, Альтерман по почте получил половой
орган агента с краткой запиской, содержащей одно лишь единственное слово -
"Брак" С тех пор сержант не решался прибегать к помощи нештатных шпиков.
  Отовсюду в Главное управление полиции поступали жалобы от озабоченных жен,
мужья которых неудовлетворенные семейной жизнью, искали тайные контакты с
покойницами. В воздухе запахло некрофилией. Появились безумные поэты,
воспевающие мистических покойниц и их чарующие прелести. Мужчины,
казалось, все посходили с ума. Некоторые из них в припадках любовного
томления все свободное время проводили на кладбищах Холона и Петах-Тиквы,
а иные осмеливались даже нарушать уединение захороненных женщин, откапывая
их для более полной реализации своих половых наклонностей. Полиция с ног
сбилась, оттаскивая обезумевших горожан от разрытых могил и тем, спасая их
от мести ближайших родственников оскверненных трупов. Но особенно большой
скандал разразился после того, как выяснилось, что среди соблазненных
оказался депутат от религиозной партии, который так же, как и множество
других мужчин, бесследно исчез, и в одно прекрасное утро в парламент была
доставлена бандероль с огромными причиндалами пропавшего депутата. Размеры
его с корнями вырванного фаллоса потрясли случайно оказавшегося при
вскрытии посылки председателя кнесета Авигдора Тихонова.
  - Боже мой, - сказал впечатлительный Авигдор, - теперь я понимаю, почему
он не мог связать на трибуне двух слов: у этих ребят весь ум ушел в
"головку" к великому несчастью для нашей отечественной политики.



                                  Глава 70



  В разгар праздника, посвященного блистательной победе над коварным
изменником, а, в сущности, более удачливым в любви соперником, сияющий
король направился в покои безутешной супруги.
  - Я надеялся, что у вас хватит мужества сделать то, что вы обязаны, были
сделать, - сурово приступил он к неверной жене.
  - Ваше величество, я виновата перед вами, - взмолилась королева,
заламывая руки, - отправьте меня во Францию или на Север страны. Я не
хочу умирать, я ведь еще и не жила толком...
  - А с герцогом, что вы делали, позвольте вас спросить, в куклы играли?
  Нет уж, матушка, пожили в блуде в свое удовольствие, пора и честь знать.
  - Ваша величество, опомнитесь, я ведь все же - королевских кровей!
  - Надо отвечать за свои поступки, сударыня, - жестко прервал король,
боясь расслабиться, - вы действительно не простолюдинка, чтобы открыто
спать с первым встречным!
  Королева хотела сказать, что отважный герцог далеко не "Первый встречный"
в английском королевстве, но, боясь еще пуще раззадорить, возомнившего
себя карающей десницей, супруга, тихо вздыхала, не умея придумать что-либо
веское в свое оправдание.
  - В вашем распоряжении два дня, - напомнил король, - никто не будет
беспокоить вас, мадам, кроме меня и моего придворного лекаря.
  - Ваш придворный лекарь, сир, просто-напросто...
  - Что вам не нравится в благородном маркизе, мадам? - вкрадчиво
поинтересовался Генрих.
  - Я не сказала о нем ничего плохого.
  - Вот именно, мадам, он славный воитель, доказавший свою доблесть в
сражениях на пользу английской короне, и произведен мною в полководцы.
  - Поздравляю ваше величество с прекрасным приобретением.
  - Мне надоели ваши недостойные намеки, сударыня, позвольте откланяться.
  - Сир, я только хочу, чтобы...
  - Не важно, что хотите вы, мадам, важно, что завтра я хотел бы видеть вас
в гробу.
  - Но Ваше величество...
  - В гробу я вас хотел бы видеть, - твердо повторил Генрих.
  - Хорошо, дорогой, что касается меня, то я бы, со своей стороны желала
провести этот вечер с вами.
  - Это еще зачем?
  - Удовлетворите мою последнюю просьбу, сир, ведь связывала же нас
когда-то любовь!
  Подумав с минуту, король согласился. В сущности, он был слабый человек
и королева не раз пользовалась в прошлом этим самым главным его
недостатком.



                                  Глава 71



  После скрупулезного медицинского обследования, Кадишман был признан
врачами "Вполне нормальным человеком"
  - Он испытал какое-то непонятное душевное потрясение, о чем, к сожалению,
не хочет рассказывать, - поделился своими наблюдениями семейный доктор, -
возможно, однако, что это у него от нервного истощения, связанного с
интенсивной работой, ведь он почти не отдыхает.
  - Скажи, милый, что на тебя нашло такое, где ты был все это время? -
умоляла мужа Берта.
  - Какое подлое лицемерие! - гневно воскликнул Кадишман.
  - Я ночами не спала, я искала тебя повсюду, - разрыдалась жена.
  - А с Альфонсом кто был, я что ли?
  Это имя она уже не впервые слышала от мужа.
  - Какого Альфонса, милый?
  - Того, которого зовут Габай!
  Несправедливые упреки супруга удивили бедную женщину, и он снова
усомнился в своих подозрениях. "А не показалось ли мне, что я на том
свете, разве кто-нибудь возвращался оттуда?"
Он почти поверил, что все происшедшее с ним приснилось или привиделось
ему, но, чтобы окончательно развеять последние сомнения, решил лично
наведаться к председателю домового комитета.
  Габай встретил гостя подозрительно и, помня странные посягательства
соседа, говорил с ним любезно, но на расстоянии. Председатель долго не мог
понять, что от него добивается этот тронутый, а когда понял, изумился еще
больше чем Берта.
  - Что вы, сосед, - сказал он, играя бегающими глазками, - единственный
раз я обратился к вашей супруге за щепоткой соли, когда жена не успела
купить ее у Боренбойма. Это было поздним вечером одиннадцатого февраля
1998 года. С тех пор я не видел ее, и даже деньги за уборку подъезда брал
непосредственно с вас, не решаясь тревожить вашу дражайшую половину.
  Кадишман никогда не бывал у Габаев раньше, но, войдя в дом, сразу же
узнал шкаф, в котором был так зверски изнасилован.
  После возвращения из Одиночного мира, он заметно переменился к тараканам
и настрого запретил жене уничтожать их. Она не стала рассказывать доктору
об очередном "приходе" мужа, чтобы опять не забрали в психушку.
  Днями, пока она была на работе, он рассыпал крошки хлеба на полу, зная,
что это спасет его верных друзей от голодной смерти. Однажды ему
показалось, что он узнал среди них усача, тот неожиданно увяз в кастрюле с
остатками манной каши, а когда он помог ему выбраться, нечаянно упал на
спину и, не в силах встать, лежал перед Кадишманом беззащитный, смиренно
дожидаясь смерти. Кадишман осторожно повернул усача на живот и подождал
пока тот, быстро перебирая ножками, скрылся в потайной щели на кухне,
которую он снова открыл, чтобы "Ребята" могли пользоваться черным ходом в
момент газовой атаки время от времени предпринимаемой Габаем.
   

  * * *

   
  Он не поверил клятвам жены, но решил, что не вправе осуждать ее, и
первый помирился с ней, не забыв извиниться перед тещей. Он сделал это в
стиле презираемого им "Леопольда" и произвел на нее благотворное
впечатление. Он много думал о заслугах, на которые намекал ему в Одиночном
мире Цилиндр и догадался, что единственным стоящим делом в его прошлой
серой и незаметной жизни, за которое Господь списал все его прежние
прегрешения, была Любовь. Он любил Берту, и это ему зачлось. Любовь во
всех ее проявлениях желанна Господу и поощряется им.
  Любить все и любить всех - в этом смысл жизни, думал Кадишман. Человек
слаб, а мир хрупок и беззащитен, и спасти его можно только любовью. Жизнь
  - Борьба, для тех, кто хочет этого, но борющийся человек не знает, что
любовью можно добиться большего, чем войной. Жизнь - есть Любовь, для тех,
кто ищет ее, и, награждая людей этим великим чудом, Бог заботился о мире,
ибо только Любовь спасет человечество!
  Кадишман простил Габаю и простил жене то зло, которое они ему причинили.
  Он понял, что, любя и прощая, может достигнуть всего, к чему стремится его
возродившаяся душа.
  Утром он принес супруге огромный букет роз. Он стал приносить цветы
ежедневно и, вручая их жене, неизменно говорил. "Я люблю тебя, Берта!"
Первым о разительных переменах в настроении Кадишмана узнал семейный
врач, затем это стало известно Исмаилу, временно исполнявшему должность
начальника полиции. Через неделю он уже был допущен к оперативной работе,
и это было первым свидетельством того, что любящий человек добьется цели
быстрее, нежели тот, кто ненавидит и пытается получить свое силой. Вскоре
Кадишман приступил к прежним обязанностям и отдался работе всей душой.
  Несмотря на странные провалы в памяти, он не забыл то дело, которое вел до
своего таинственного исчезновения. Теперь оно занимало его всецело. Раньше
он злился на нервную дамочку, из-за которой началась вся эта безобразная
кутерьма, а теперь ежечасно думал о ней, и даже посетил ее в больнице,
хотя в круг его непосредственных обязанностей последнее не входило. Он
понимал, что конечная цель Хильмана связана с внучкой и настрого наказал
Альтерману не спускать с пострадавшей глаз. Он узнал, что супруг Лизы
(парень, которого он терпеть не мог до своего исчезновения), неустанно
дежурит в своем старом "Рено" у ворот городской больницы и предложил ему
отдохнуть немного, пообещав усилить охрану палаты, в которой лежала
измученная страхами Елизавета.



                                  Глава 72



  Разбив наголову войско хваленого герцога, Василий решил отпраздновать
победу в обществе очаровательной дамы, на которую давно уже положил глаз.
  - Герцогиня ни о чем не узнает, а на тебя я вполне полагаюсь! - нагло
сказал он другу.
  - Вспомни ловушку в Бат-ямовской гостинице! - предостерег приятеля Цион.
  Но маэстро уже невозможно было остановить. Роль примерного семьянина с
недавних пор стала обременять великого полководца, и он задумал устроить
приятный кобеляж с танцами и взрывным сексом, который время от времени
прописывал слабосильному королю.
  Предмет для вожделенной страсти был выбран заблаговременно. Это была
привлекательная вдова бургундского рыцаря, павшего два года назад во время
паломничества на святую землю. Уговорить ее на благое дело, не составляло
большого труда. Некогда она дружила с королевой, и по рекомендации Ее
величества Василий консультировал скорбящую жену бургундского героя в
своем рабочем кабинете, где на незатейливом гинекологическом кресле
(сконструированным изобретательным Ционом), проводил обычно,
профилактические осмотры светских дам с моноклем или лорнетом в руках.
  В одно из своих посещений, дама пожаловалась на зуд в промежности.
  Василий предложил ей раздеться, но она устыдилась показаться доктору, и
теперь он понял почему. Раздев ее, он увидел на ней пояс невинности,
который при всем желании снять ему не удалось. Вспотев от тщетных усилий,
он вышел в ассистентскую и позвал Циона, который в качестве оруженосца был
всегда недалече.
  - Ты вроде разбираешься в слесарном деле, может, откроешь замок отмычкой?
  - Я специалист по компьютерам, а не сантехник, - гордо заявил Цион.
  - Не лезь в бутылку, эякулятор, - сказал Василий, - никто не предлагает
тебе забираться в канализационный люк. Тут и делов то освободить
беззащитную женщину от железных оков. В конце концов, это гуманный акт с
моей стороны, попробовал бы ты походить с железными плавками с неделю.
  Пристыженный Цион долго возился с мудреным замком, ревнивого пилигрима,
увы, безрезультатно.
  - Надо резать ножевкой, - устало сказал он.
  - Ну что ж, миледи, - оживился Василий, забыв о своем гуманизме, -
придется нам удовольствоваться оральным сексом...
  - А что это такое, сэр? - спросила заинтригованная вдовушка. Василий
наклонился к ее прекрасному ушку и шепотом растолковал.
  - О, как можно, сэр, - густо покраснела вдовушка. Впрочем, опытным взором
старого ловеласа, Василий видел уже, что еще минута, и она даст себя
уговорить.
  Цион, стоявший неподалеку с водопроводными ключами, почувствовал себя
лишним и решил оставить любовников.
  Не успел он выйти, как в дверях появилась герцогиня де Блюм. О
нечистоплотных намерениях возгордившегося мужа рассказал ей Иуда Вольф. Он
не пожалел времени и лично привел мадам в клинику, служившей также
генеральным штабом для великого полководца.
  Жена бургундца с визгом выбежала из приемной, а Василий, вспомнив как в
подобной ситуации ему, знаменитому боксеру, разбили лицо, отступил от
разъяренной супруги, лихорадочно подыскивая в уме подходящее объяснение
своему (неадекватному,