во,  а  там,  в  палате,  оказался  этот  ваш
лейтенант.
   Чем он стрелял, так я и не понял, но сначала подумал, что у меня жбан
лопнул, такая боль была. Я аж  руки  отпустил  и  свалился...  ногу  вон
сломал.
   - За это они тебя и решили утопить?
   - Наверное. Козлы, главное живьем! Запихивают в мешок и ржут, падлы!
   - А ты что думаешь, сам бы плакал, если бы кого  другого  топили?  Ты
ведь из этой же породы.
   Шурик на минуту потупился, но накопившаяся злоба на своих "коллег" по
бригаде продолжала в нем кипеть.
   - Козлы, - повторил он. - Я  их  просил  привезти  доктора,  с  ногой
чего-нибудь сделать, а они только  ржали  в  ответ.  Мы  тебе,  говорят,
Шурик, и вторую сломаем, посадим около церкви, милостыню просить будешь.
Все больше пользы принесешь.
   Закончил он все это неожиданно жалобно:
   - Отвезите меня в больницу, пожалуйста!
   - Отвезем, не бойся. Ты  скажи  лучше,  как  получилось,  что  Орлову
поронул Свинорез? Как он появился в доме на Достоевского?
   Шурик пожал плечами:
   - Не знаю, когда я приехал, она была мертвая. То есть мы думали,  что
мертвая, - поправился он. - Голова в крови, они, видно,  сначала  ее  по
башке треснули, уж потом Свинорез подсуетился  или  наоборот,  не  знаю.
Гусь и говорит: вывези, Шурик, и закопай.
   - На кладбище? - уточнил Колодников, косясь в сторону  Паши,  снимает
ли? Но капитан исправно трудился в роли оператора.
   - Ну да, как обычно, - подтвердил Шурик.
   Эта фраза стоила многого.
   - И многих вы  там  похоронили  подобным  образом?  -  ровным,  почти
безразличным тоном спросил Колодников. На самом деле он затаил  дыхание,
ожидая ответа.
   - Ну... пять точно.
   - Кого?
   - Первый раз казаха этого, когда замочили.
   - Нургалиева?! - радостно вскрикнул Андрей. Дело  о  пропаже  мелкого
предпринимателя Нуртаза Нургалиева висело на его отделе полной  баранкой
более полугода, и проблесков по нему никаких не светило. И  вдруг  такой
подарок судьбы!
   - Ну да, ерепениться что-то начал,  денег,  говорит,  нету.  Его  сам
Гусев пришил. Когда казаха закопали и это прокатило, Гусь  поставил  все
на поток. Его корешки из Железногорска привозили нам жмуриков, а  мы  их
закапывали. У них там с этим трудности, накрыли раз одного на кладбище с
мертвяком, вот они к нам и повезли. Да у них там и учет  более  строгий,
ограда, охрана, всех купить надо. А у нас проще и  дешевле.  Но  Гусю-то
они хорошо башляли за это. Тем более что  Бурлак  денег  не  брал,  так,
сунешь ему сотенную, а то все бухалом брал да закусью.
   Колодников  чувствовал  себя  ребенком,  вместо  одного   новогоднего
подарка получившим сразу два. Это был материал, способный укатать Гусева
по полной программе, на всю оставшуюся жизнь.
   - Ты могилы эти показать сможешь?
   - Попробую, - неуверенно предположил Шурик. - Там, я заметил,  ничего
нет.
   Ни крестов, ни памятников. Так, холмики одни.
   "Да, кладбищенское начальство надо  просто  расстрелять",  -  подумал
майор.
   - Вы отвезете меня в больницу? А то у меня точно  гангрена  будет,  я
чувствую, - опять жалобно попросил Медведкин.
   - Отвезем.
   - Может, вызовем ему врача в ИВС? - предложил Паша.
   - Зачем, просто положим в одну палату с Мазуровым и  Шалимовым,  там,
наверное, и Андрюшка будет. Они его вылечат, старые волкодавы. А  ИВС  -
потом.
   На улице раздался гул моторов, визг  тормозов,  и  в  открытую  дверь
ангара по одному начали протискиваться люди в милицейской форме.
   - Ну, вот и наши, слава богу!

Глава 26

   После визита к Ковчугину  Мамонов  вернулся  в  управление  в  дурном
настроении. Он сразу же взялся  за  сотовый  и,  услышав  голос  Гусева,
сказал:
   - С записью полный облом. Там полно народу, а этих кассет  штук  сто.
Какая из них наша, хрен его знает.
   - Ладно, я сам займусь этим. Пока все?
   - Да.
   Подполковник отключил мобильник,  и  в  это  время  раздался  звонок,
которого он ждал  с  самого  утра.  Но  с  последними  событиями  как-то
расслабился, забыл, и когда голос в телефонной трубке представился:
   -  Государственный  советник   таможенной   службы   третьего   ранга
Кусукин... - Мамонову показалось, что сердце его оборвалось куда-то вниз
и остановилось.
   Все могло сложиться иначе,  но  Жучихин  вышел  из  дома  на  полчаса
раньше, чем позвонил Мамонов. Он  и  потом  мог  вернуться  к  родителям
подполковника, так  как,  выехав  из  гаража,  машина  неожиданно  резко
вильнула в сторону и встала.
   Прапорщик был опытным шофером и сразу определил, в чем дело.
   "Шаровая полетела, хорошо, что не  на  трассе.  Мог  бы  загреметь  в
кювет, а то и хуже, на скорости влетел бы в кого-нибудь в лобовую".
   Машину  отбуксировали  в  автосервис,  и  у  Жучихина  возникла  идея
вернуться к Мамоновым, попить чайку. Но с заменой управились быстро,  за
какой-то час. Пока прапорщик ехал к таможне, скверное предчувствие  беды
не покидало его.
   "Хреновая примета - поломка в начале пути", - думал он.
   В этот утренний час жара еще не  наступила,  но  Жучихин  не  успевал
вытирать носовым платком пот,  катившийся  по  лицу,  заливающий  глаза.
Причиной всему был  неожиданно  возникший  и  не  отпускавший  страх.  К
Зубовскому   таможенному   переходу   он   подъехал    с    окончательно
раздрызганными нервами.
   Его уже ждали с  нетерпением.  Инспектор  таможенного  комитета  Юрий
Морозов начинал нервничать - зеленая "десятка" с приметным номером  "300
АО" давно должна была появиться на переходе. За прошедшую ночь он как-то
полностью проникся верой в слова молодого оперативника.
   "Может, что-нибудь заподозрил, героинщик  хренов,  и  надумал  уехать
раньше?
   - размышлял он. - Или наоборот, решил отсидеться и поедет  не  в  мою
смену. А жалко будет, если придется передать его Будницкому".
   Нельзя сказать, что Юрий не любил своего сменщика,  но  очень  уж  не
хотелось делиться  с  ним  своей  добычей.  Тот  парень  из  Кривова  не
потребовал себе никаких  лавров  или  дивидендов,  значит,  можно  будет
проявить "чудеса" интуиции и профессионализма. Так что  когда  в  потоке
машин Морозов рассмотрел зеленый малахит мамоновской "десятки" с толстой
физиономией  прапорщика  за  лобовым  стеклом,  он  возликовал:   "Есть,
попался, карась!"
   Торопливо, едва глянув в документы, Юрий пропустил два  грузовика  и,
дождавшись "десятку", обратился к Жучихину:
   - Добрый день, предъявите ваши документы.
   Прапорщик, широко улыбаясь, вылез из  машины  и  протянул  инспектору
корочки.
   Пот не переставая струился по его лицу, и  опытный  таможенник  сразу
отметил это.
   Едва взглянув в документы, Морозов спросил:
   - Что везете?
   - Да свежие фрукты.
   На заднем сиденье действительно  громоздились  два  плоских  ящика  с
поздней черешней и ранними абрикосами.
   - Это все?
   - Нет, еще два ящика в  багажнике,  -  торопливо  ответил  прапорщик,
вытирая лоб насквозь промокшим платком. - Сейчас открою...
   - Не надо, - прервал его Юрий. -  Проезжайте,  пожалуйста,  к  пункту
досмотра.
   Таможенник указал в сторону большого навеса,  под  которым  находился
бокс, оборудованный подъемником. Жучихин мгновенно понял: "Это все!"
   - Хорошо, - с трудом выдавил он, сел за руль, но  посмотрел  на  него
так, словно впервые увидел и его, и рычаг переключения скоростей.  Через
минуту он все же собрался, завел мотор, осторожно тронулся с  места,  но
страх уже полностью овладел им, и прапорщик со всей силы  вдавил  в  пол
педаль газа. Машина прыгнула вперед, отбросив в сторону  таможенника,  и
понеслась, увеличивая скорость. К лежащему на земле Морозову  подскочили
коллеги, стали поднимать с земли. Юрий был без сознания,  и  старший  по
наряду закричал:
   - В машину его, срочно в  больницу!  Семенов,  беги,  передай,  чтобы
задержали эту "десятку"!
   - А номер?!
   - Номер триста АО!
   Но на ближайшем посту ГАИ в пятидесяти километрах от границы  зеленая
"десятка" с таким номером не появилась. Жучихин слишком хорошо знал  все
уловки таможенной службы и мог предугадать их дальнейшие  действия,  так
что ломиться напрямик не стал.  Свернув  на  проселок,  прапорщик  начал
пробираться к Кривову окружными путями.
   Всего этого Мамонов, естественно, не знал, поэтому, едва  выговаривая
слова, представился:
   -   Подполковник   Мамонов,   исполняющий   обязанности    начальника
Кривовского ГОВД.
   - Скажите, подполковник, зеленая "десятка" госномер триста АО ваша?
   - Так точно.
   - Где она сейчас?
   - А... на ней уехал мой водитель, прапорщик Жучихин.
   - Куда он уехал?
   - Он отпросился на Украину, съездить за фруктами. Я  его  отпустил  и
попросил  завезти  по  пути  моим  родителям  продукты.  Так,  небольшая
посылка.
   - И часто вы ему доверяете свою личную машину?
   - Ну, бывает, он опытный шофер. А что случилось?
   - Этот ваш опытный шофер сбил  нашего  инспектора,  парень  сейчас  в
реанимации,  и  умчался  в  неизвестном  направлении.  Пришлось  поднять
вертолеты.
   - Он что, с ума сошел?! - Мамонов готовил эту фразу, и она прозвучала
естественно и органично.
   - Это вам лучше знать, все-таки он ваш водитель.
   - Ну, я бы тоже очень хотел  с  ним  сейчас  поговорить.  Что  с  ним
случилось,  я  не  знаю,  но  машина-то  моя!  Сейчас  мне  вот  кажется
подозрительным, что он с таким упорством отпрашивался в эту поездку.
   - Если он появится у вас в городе, немедленно арестуйте его.
   - Так точно.
   Мамонов задумался. Он был готов к тому, что Жучихина  арестуют  и  он
расколется, что будет все валить  на  начальника  или,  наоборот,  будет
молчать как рыба. Но то, что на самом деле натворил в Зубове  прапорщик,
не укладывалось ни в какие рамки.
   "Хорошо бы пристрелили его где-нибудь там, и с концами, -  подумал  с
тоской подполковник. - Но это, конечно, идеальный вариант".
   Тщательно проанализировав разговор с главным  таможенником,  Мамонов,
однако, взбодрился и  даже  почувствовал  некоторое  облегчение.  Он  не
сказал ничего лишнего и был убедителен.
   "Так и буду держать оборону. Ничего не знаю, во всем  виноват  шофер,
втерся  в  доверие,  использовал  служебное   положение.   Надо   только
предупредить Гуся и людей в Хохляндии".
   Торопливо  набрав  номер,  Мамонов  еле  дождался   ответа.   Услышав
характерный голос Вадима,  подполковник  вывалил  на  него  накопившиеся
эмоции:
   - Поздравляю, можешь спокойно кончать своего Антошу!
   - Что, зацапали твоего прапора на таможне? - сразу уловил  суть  дела
Вадим.
   - Зацапать не зацапали, но пытались тормознуть, и он  сбил  какого-то
таможенника и скрылся. Пока найти не могут.
   - Приплыл, Жучок. Будет теперь нары осваивать.
   Мамонов выстрелил в эфир залп отборной ругани и приказал подельнику:
   - Ты лучше предупреди кого надо, чтобы  сворачивали  свою  шарашку  и
ложились на дно.
   Закончив разговор с  Мамоновым,  Гусев  закурил,  подошел  к  окну  и
крикнул во двор:
   - Мишаня, зайди ко мне.
   Через полминуты в комнате появился один из качков Гусева - невысокий,
широкоплечий,  с  несуразно  длинными  руками  и  уродливым  шрамом   на
подбородке.
   Одет он был в тельняшку,  из-под  которой  выпирали  бугры  мускулов,
кисти богато украшены разного рода татуировками, начиная от эмблемы  ВДВ
до девушки, привязанной колючей проволокой к кресту. В богатой биографии
Мишани было много бурных событий: и Чечня, и тюрьма, и многое  другое...
Тюрьму он покинул всего три  месяца  назад  и  сразу  пришел  к  Гусеву,
который мгновенно оценил его жадные и бездушные глаза. Многие из "старой
гвардии" обижались, что  Мишане  Вадим  доверяет  больше  всех,  а  Гусь
прекрасно понимал, что тот еще "голодный", не зарос жирком  благополучия
и ради денег и связанных с ними благ готов на все.
   - Ну, чего надо?
   - Ширни меня сначала,  -  попросил  Вадим,  поудобней  устраиваясь  в
кресле.
   Мишаня проделал все с ловкостью  хирургической  медсестры,  и,  когда
радостная волна героинового прихода  растеклась  по  телу,  Гусев  начал
подробный инструктаж:
   - Надо съездить в две точки, сначала в  Гусинку,  к  дому  Антоши,  а
потом к элеватору, знаешь, где ретранслятор?
   - Ну. И что там делать?
   - А вот что...

***

   Подполковник Мамонов думал о том, как действовать дальше.
   "Надо съездить в Демидовку и  забрать  оттуда  баксы.  Припрятать  их
надо, но куда?"
   Размышления  Мамонова  как  бы   зациклились:   "дипломат",   лопата,
лесопосадка.
   "Придется так и сделать. Другие варианты ненадежны. Вот жизнь  пошла,
некому и довериться".
   Он собрался, но снова зазвонил телефон.
   - Миша, он сошел с ума!
   Мамонов сначала даже не узнал плачущий женский голос.
   - Кто это? - удивился он.
   - Это я, Валя.
   Валентина Павловна Стародымова неспроста называла Мамонова просто  по
имени. Еще лет восемь назад отношения их  были  более  чем  близкими,  а
познакомились они и, как говорят в народе, "сошлись" и того раньше,  лет
за пятнадцать до этого разговора.
   Тогда молодой опер Мамонов в первый раз вырвался на  юг  в  бархатный
сезон по профсоюзной путевке, где отдыхала  и  молодая,  эффектная  жена
работника горисполкома Стародымова. Погода, природа,  свобода,  пусть  и
временная,  -  все  способствовало  началу  курортного  романа,  который
неожиданно взорвался редкой по силе чувств страстью, едва не разрушившей
обе семьи.
   К счастью, вернувшись в  родной  город,  любовники  как-то  поостыли,
одумались, хотя время от времени и продолжали встречаться на нейтральной
территории.  Роман  окончательно   угас   после   избрания   Стародымова
"бургомистром".
   Валентине Павловне очень понравилась новая роль "первой леди", и ради
этого она  пожертвовала  некоторыми  личными  благами,  в  том  числе  и
любовником. И вот теперь этот неожиданный звонок.
   Это утро для Валентины Павловны начиналось как обычно: с утра ушла на
привычный "обход" - рейд на базар, по магазинам, в  парикмахерскую.  Муж
отсыпался после ночного визита к Мамонову,  и  она  даже  не  собиралась
устраивать своему благоверному обычную выволочку. Ночной звонок Мамонова
успокоил ее и настроил на мирный лад. По крайней мере, мужик не по бабам
пошел, а уехал по делу, за сына беспокоится.
   Надо сказать, что отпрыска своего, Петрушу, Валентина просто обожала,
любила больше, чем мужа и дочь. Сын был очень похож  на  нее,  и,  может
быть, именно это привязало ее к родному чаду всеми узелками  материнской
души. Чем больше он взрослел, тем больше Валентина Павловна  находила  в
нем родных черточек, тем снисходительней относилась  к  его  шалостям  и
проделкам, даже когда они начали переходить все допустимые границы.
   - Ах, какой он озорник и выдумщик, - смеялась она, узнав от  мужа  об
очередном скандале вокруг сына. - Какой он раскованный и независимый,  а
какое чувство юмора!
   Дней десять  назад,  когда  мужа  неожиданно  ночью  вызвал  Мамонов,
Стародымова ожидала услышать от мужа что-нибудь обычное, вроде истории с
облитой бензином и подожженной кошкой,  подпалившей  деревенские  сараи,
либо как с той лошадью, которую Петруша с друзьями гоняли машиной до тех
пор, пока она не упала, свернув шею. Но муж вернулся домой подавленным и
еле смог говорить.
   - Что, что случилось? - спросила Валентина, предчувствуя на этот  раз
что-то страшное.
   - Плохо. - Бургомистр только махнул рукой, сел в кресло и, собравшись
с силами, наконец вымолвил жуткие слова, прозвучавшие как приговор:
   - Он с этими двумя подонками убил человека, девушку.
   Валентина почувствовала, как медленно теряет  сознание.  Но  супругов
огорчали разные  вещи.  Если  Стародымова  переживала,  что  сына  могут
посадить в тюрьму, то мэр горевал совсем по другому  поводу,  и  чувства
его были гораздо сложнее.

Глава 27

   Новый период в жизни Александра  Ивановича  Стародымова  начался  год
назад, с обычной поездки в столицу. По дороге  в  аэропорт  у  служебной
"Волги" спустило колесо. На замену его ушло  неожиданно  много  времени,
опытный шофер нещадно матерился и ничего  не  мог  понять.  То  начинали
прокручиваться в ступице шпильки, то срезалась гайка. Кое-как  прикрутив
колесо, они двинулись дальше, но  тут  же  попали  в  длиннющую  пробку,
объехать которую не было никакой возможности. В аэропорт они поспели как
раз, чтобы полюбоваться на улетающий самолет.
   Поднявшись совсем немного, "Ту-154" внезапно клюнул носом вниз, и  на
глазах у сотен человек врезался в серый бетон и взорвался.
   Это было ужасно. В пламени сгорело больше сотни людей. Те, кто  видел
этот .адский огонь, не забудут его уже до конца своих дней.
   Но один человек, наблюдавший этот местный Армагеддон, внезапно ощутил
всю суетность и хрупкость человеческой жизни.  Всю  обратную  дорогу  из
аэропорта Александр Иванович молчал, а затем велел  водителю  остановить
машину у городского храма и первый раз в жизни переступил порог  церкви.
Ему повезло, настоятель - отец  Андрей  оказался  человеком  мудрым.  Он
доходчиво объяснил "бургомистру", что все то, что ему  довелось  увидеть
на поле аэродрома, не что иное, как предупреждение небес.
   - Господь не зря останавливал вас  во  время  пути,  -  проникновенно
вещал он.
   - Из всех грешников, должных лететь на этом борту, он  выбрал  только
вас, потому что понял, что душу вашу еще можно  спасти.  Надо  только  к
этому стремиться, надо понять смысл  существования  вашей  души  в  этом
бренном мире, понять, что не так было  в  вашей  жизни,  и  христианским
смирением искупить грехи.
   И Стародымова повлекло в лоно церкви с неудержимой силой. Может быть,
отец Андрей  и  перестарался,  он  просто  хотел  приобщить  еще  одного
выгодного прихожанина, но почти ежедневные  встречи  мэра  с  духовником
заставили и самого попа приналечь на духовные книги  в  поисках  истины,
столь настойчиво требуемой новообращенным сыном Божьим.
   Валентина новую ипостась мужа восприняла если не с  радостью,  то  по
крайней мере спокойно. "Может, хоть  перестанет  шляться  по  бабам",  -
думала она, стоя с мужем на воскресной службе и с благостным  выражением
лица осеняя себя крестным знамением. Позже  она,  большим  удовольствием
съездила на Валаам, а затем по собственной  инициативе  и  в  знаменитую
Киево-Печерскую лавру. Но  в  отличие  от  мужа  ее  религиозность  была
наносной, поверхностной. И когда ее сын оказался в сложном положении,  а
попросту преступником,  все  благостное  и  божественное  перестало  для
Валентины существовать, забылись Заповеди  и  поиск  истины.  Надо  было
любыми путями спасать сына от наказания! В  силу  вступил  единственный,
почти животный материнский инстинкт.
   Именно  Валентина  Павловна  настояла  на  том,  чтобы  муж  во  всем
согласился  с  решением  остальных  родителей  великосветских   подлецов
прикрыть дело Орловой.
   Все рассуждения бургомистра о грехе содеянного  их  любимым  чадом  и
неизбежности   наказания    воспринимались    Валентиной    с    яростью
растревоженной кобры. Когда муж все же подчинился  ее  истерикам  и  сын
уехал на Канары, она успокоилась и занялась своими  прежними  привычными
делами и благоустройством семейного гнездышка.
   Каково же было изумление Валентины Павловны, когда, вернувшись домой,
она застала мужа стоящим на коленях  перед  иконой.  Александр  Иванович
настолько истово молился, что она поняла: случилось нечто непоправимое.
   В отсутствие Валентины Стародымова разбудил самый обычный  телефонный
звонок. Бургомистр сразу  узнал  голос  Вадима  Гусева.  Именно  он  был
инициатором  посвящения  господина  мэра  в  дело  Ольги  Орловой.  Гусь
рассчитывал посадить первого администратора города на  короткий  поводок
шантажа, но он не учитывал, не принимал во внимание внезапную  искреннюю
религиозность мэра. Вот и сегодня он позвонил для того,  чтобы  еще  раз
оповестить мэра о том, скольким он будет лично ему, Гусеву, обязан.
   - Да, Стародымов слушает, - прохрипел бургомистр со сна.