- Это Вадим.
   - Какой Вадим? А, Вадим, и что вы хотите?
   - Хочу немного вас просветить о проделанной  работе.  Оказалось,  что
нас снимали на видео.
   - Что снимали? - не понял мэр.
   - Нашу вчерашнюю дружескую встречу, через окно, с дерева.
   - И что? Кто это делал?
   - Делали это несколько ментов из хозяйства Мамонова, а снимала  некая
Елена Брошина, ну вы ее  хорошо  знаете,  -  сказал  Гусев,  намекая  на
благосклонное отношение Стародымова к журналистке.
   - Да?
   - Точно. Ну, так вот, мы успели подсуетиться: пленка  эта  изъята,  а
сама Брошина уже ничего не расскажет.
   - Как?! - закричал Стародымов, вскакивая. - Что значит - не скажет?
   - А то и значит. Ушла в мир иной, не без нашей помощи.
   Он говорил что-то еще,  но  бургомистр  не  слышал,  он  бессмысленно
уставился в стену. За свою жизнь он имел связь со многими женщинами,  но
только две из них сумели разбередить в нем  чувство,  которое  романтики
называют  любовью.  Когда-то  давно  это  была   молоденькая   Валентина
Прошкина, ставшая впоследствии женой, а четыре года назад это же чувство
в нем разбудила журналистка Елена Брошина.
   Получив  отпор,  Александр  Иванович  почувствовал  себя  школьником,
неудачно ухлестнувшим за студенткой-практиканткой.  Может  быть,  это  и
сыграло свою роль, но Стародымов после отставки стал уважать Брошину.  В
последнее  время  господин  мэр  ни  разу  не  сталкивался  с  проблемой
преодоления  "женских  бастионов".  Больше  приставать  к  Елене  он  не
решился, хотя всегда помнил о ней и  при  коротких  встречах  чувствовал
прежнее волнение и тягу к этой красивой, яркой девушке. И вот теперь  ее
нет, и в этом в огромной степени виноват он сам.
   "Это кара Божья,  -  решил  Стародымов,  опускаясь  на  колени  перед
иконой. - Я убил ее собственными руками,  не  покарав  родного  сына  за
чудовищный грех. Если этот  грех  так  и  будет  висеть  надо  мной,  то
погибнут все, кто мне дорог".
   - Саша, что случилось? - пролепетала Валентина, пытаясь  заглянуть  в
лицо мужа. Но тот  не  обращал  на  нее  никакого  внимания,  лишь  губы
продолжали двигаться, прорываясь  словами  молитвы.  Наконец  Стародымов
поднялся с коленей, казалось, он был спокоен, а взгляд полон решимости.
   - Я оборву эту нить преступлений, - сказал он. - Я сейчас  же  иду  в
прокуратуру.
   - Зачем?
   - Затем, что я должен понести наказание за свои грехи. Я признаюсь во
всем: в том, что воспитал убийцу, что покрыл преступников. Искупить  это
можно только страданием.
   - А как же наш сын?
   - При чем тут сын? Мы виноваты в том, что воспитали это  чудовище,  и
Господь не простит нам этого.
   Бургомистр повернулся было, чтобы уйти, но Валентина  Павловна  резко
развернула его лицом к себе и закричала:
   - Ты что, с ума сошел?! Ты хочешь, чтобы наш ребенок сел в тюрьму?!
   - Да! - резко выкрикнул мэр. - Он тоже должен искупить свой грех!  Но
его грех ничто по сравнению с  моим!  Господь  уже  указал  мне  на  мои
ошибки, но я не внял ему...
   - Ты дурак, - оборвала мэра жена.  -  Ты  совсем  рехнулся  со  своей
религией.
   В то время как наш сын может сесть в тюрьму, ты  думаешь  о  какой-то
ерунде. Ты знаешь, что такое тюрьма, ты понимаешь, что Петруша не  может
там находиться?!
   - Что значат страдания физические по сравнению со  страданиями  души.
Он искупит свои грехи и очистится...
   - Я тебя не пущу, я тебя никуда не пущу!
   Она встала, закрывая собой дверь, но Стародымов только усмехнулся  и,
развернувшись, пошел в другую сторону, в спальню. Валентина увидела, что
он  вытащил  свой  парадный  костюм  и  неторопливо,   тщательно   начал
одеваться. Вот тогда первая леди города и метнулась к телефону.
   - Он сошел с ума, - повторила Валентина Павловна. - Он хочет пойти  в
прокуратуру и рассказать все про - наших детей и эту девку.
   -  Точно  свихнулся,  -  пробормотал  Мамонов,  ошалевший  от  такого
неожиданного поворота дел. - Это он серьезно?
   - Вполне. Сейчас одевается.
   - Он, может, пьяный? - предположил подполковник.
   - Нет, абсолютно трезвый.
   - Это хуже.
   - Да он сдвинулся на своей религии, ты бы слышал, что он тут нес!
   - Я уже слышал это вчера.
   - Миша, что же нам делать, ведь наших  детей  посадят,  ты  понимаешь
это?! - она уже кричала в телефонную трубку, а из глаз текли слезы.
   - Тихо! Во-первых, не кричи, дай подумать.
   "Позвонить Гусю, сказать, чтобы тот  послал  людей  и  убрал  старого
придурка.
   Но это долго, прокуратура в двух шагах от его дома.  Да  и  надо  еще
найти человека, который согласится пойти  на  такое  дело,  все-таки  не
кто-то, а сам мэр. Тут нужна решимость..."
   - Миша, ну сделай хоть что-нибудь! Надо его как-то остановить!
   "Как?! - подумал Мамонов. - Кто его может остановить?"
   Но тут в голову ему неожиданно пришла совсем простая мысль.
   "Только жена и сможет его остановить".
   - Валя, у вас где-то был пистолет? - спросил Мамонов.
   - Да, есть, небольшой такой.
   - Найди его:
   Не понимая, зачем это нужно, Валентина метнулась  к  стенке,  открыла
бар и начала  в  нем  рыться,  нещадно  вышвыривая  на  пол  шкатулки  с
украшениями, папки с документами. Наконец она нашла то, что искала.
   В шкатулке с палехской  росписью  лежал  небольшой  пистолет,  "ПСМ",
приобретенный Стародымовым года три назад по совету  того  же  Мамонова.
Взяв пистолет, она вернулась к телефону  и,  тяжело  дыша  от  волнения,
спросила:
   - Я нашла его и что теперь?
   - Возьми его в левую руку, ты ведь левша?
   - Да. Взяла.
   - Там сзади, с тыльной стороны, есть такой выступ. Отожми его назад.
   - Отжала...
   - Теперь слушай. Стрелять лучше в висок, желательно один раз. Можно в
сердце, но это хуже, можно промахнуться, и он будет еще долго жить.
   Наконец до Валентины дошло, на что ее толкает Мамонов.
   - Так ты... предлагаешь мне убить Сашу? - запинаясь, спросила она.
   - А что, разве есть другой выход? - спокойно спросил Мамонов. - Ты же
говорила, что ради сына способна на все. Я тебя прикрою,  изобразим  это
все как самоубийство или, наоборот, как убийство по заказу  претендентов
на кресло мэра.
   Главное, ты не бойся. Сделаешь . это, я приеду, и все будет хорошо.
   - Нет, я... я не могу вот так, сразу! . - Можешь! -  Мамонов  говорил
жестко и уверенно. - Ты все можешь! Потому что любишь своего сына. Разве
не так?
   - Да... -  слабым  голосом  сказала  она,  впадая  в  транс  от  слов
подполковника. - Я сделаю.
   Дверь спальни открылась, и Александр Иванович  Стародымов,  в  черном
парадном костюме, строгий и решительный, прошел мимо жены в прихожую. Он
даже не посмотрел в сторону Валентины, не увидел в ее руках оружие. А та
словно  окаменела  -  стояла  с  телефонной  трубкой  в  одной  руке,  с
пистолетом в другой.
   Она слышала, как звякнула обувная  ложка,  -  муж  надевает  ботинки,
сейчас уйдет.
   И лишь когда щелкнул замок входной двери, Валентина кинулась  вперед,
закричав во все горло:
   - Саша!
   Стародымов остановился на пороге, обернулся на вопль жены.
   Та быстро пробежала через прихожую, вскинула пистолет двумя руками и,
почти вплотную приставив его к  виску  мужа,  со  всей  силы  нажала  на
спусковую скобу указательным пальцем. Бургомистра отбросило  в  сторону,
громоздкое тело начало заваливаться вправо и, упершись в дверной  косяк,
сползло на пол.
   Пальцы не подчинялись Валентине Павловне, она с  трудом  разжала  их,
выпустила пистолет, и тот мягко шлепнулся на упругий линолеум. Подойдя к
телу, она потянула его за плечо и, когда оно полностью завалилось на пол
прихожей, закрыла входную  дверь.  После  этого  Валентина  вернулась  в
комнату, подняла телефонную трубку и, нисколько не  сомневаясь,  что  ее
по-прежнему слушают, сказала:
   - Я сделала это.

Глава 28

   Когда на милицейском "уазике" увезли арестованных, ставших заплывшими
от побоев лицами  похожими  на  разъевшихся  бурятов,  Колодников  начал
думать, что делать дальше. Он решил  загнать  в  ангар  "ауди",  оставив
автомат в багажнике,  и  прихватить  лишь  пистолет  Мысина.  Но  вторая
машина, старенький патрульный "жигуленок", неожиданно сдохла и никак  не
хотела заводиться.
   - Она еще по дороге начала барахлить, а сейчас  и  искра  пропала!  -
чуть не плача объяснял водитель.
   Андрей разволновался. Его не оставляло ощущение, что в его отсутствие
в городе происходит что-то не то. Это можно  было  назвать  как  угодно:
предчувствием, интуицией, в душе он рвался в город со страшной силой.
   - И как же нам отсюда выбираться? - спросил он Пашу. Тот, как всегда,
невозмутимо пожал плечами, и кивнул в сторону "ауди":
   - Только на ней.
   Майор покосился в сторону их трофея. Это, конечно,  выходило  за  все
рамки уголовно-процессуальных мероприятий,  по  идее  машину  надо  было
отдать в руки бригады криминалистов, те бы сняли все отпечатки  пальцев,
зафиксировали все вмятины и наличие оружия.
   Но сейчас в городе творилось нечто напрочь ломающее  все  устоявшиеся
нормы и каноны делопроизводства. Кроме того, у них на руках остался  еще
один человек - преступник, нуждающийся  в  срочной  медицинской  помощи,
неудачливый Шурик Медведкин.
   - А ты на ней уедешь? - спросил Андрей.
   - А почему бы и нет?
   Колодников, несмотря на свои сорок прожитых лет, так  и  не  научился
водить машину. Своей не было и, как он шутил, с его зарплатой никогда  и
не будет. А вот Пашке от отца осталась древняя  "копейка",  над  которой
Зудов трясся, как над ребенком.
   - Ну что ж, давай снимем ее для протокола на камеру, а потом  поедем,
- велел Колодников капитану и обратился к водителю "жигуленка":
   - Давайте принесем этого несостоявшегося утопленника.
   Погрузив  Шурика  на  заднее  сиденье,  оперативники  разместились  в
иномарке, повозились, устраиваясь на непривычно удобных сиденьях,  потом
Паша  долго  рассматривал  панель  управления,  тронул  "ауди"  с  места
осторожно, словно сел за руль впервые. Выехав на  проселок,  он  немного
освоился и начал потихоньку прибавлять скорость, а  когда  выбрались  на
шоссе, и совсем разогнался под сотню.
   - Ну, как тачка? - спросил Андрей.
   - Зря я на нее сел, - вздохнул Зудов.
   - Почему?
   - Ездил и ездил бы себе на своей  "копейке",  а  теперь  есть  с  чем
сравнить.
   - Ну ладно уж, подумаешь, какая-то вшивая  "ауди".  Ты  сильно-то  не
гони, машина для тебя новая, как бы не влететь куда.
   Чтобы как-то отвлечь Пашку от грустных мыслей, Андрей решил похвалить
его:
   - Ты сегодня у нас вообще как Дантес, такую дуэль в ангаре устроил.
   Зудов покосился на майора и поблагодарил:
   - Спасибо, брат, что с Гитлером не сравнил. Это  Винт  за  Пушкина  у
тебя пошел, да?
   "Ну вот, обиделся, - подумал Колодников. - И  потянул  меня  черт  за
язык!
   Что-то я действительно не то ляпнул, нашел с кем сравнивать".
   - Ладно уж, молодец - это ты, - примирительно сказал Паша. - Я бы  ни
за что не стал отвлекать на себя внимание. Это ж надо, стоять под пулями
в полный рост.
   Колодников вспомнил, как он впал в ступор, и ему стало не по себе.
   Оказалось, что его трусоватую  заторможенность  сочли  за  геройство.
Кашлянув для приличия, он решил перевести разговор на другое.
   - А знаешь, с чем были те бочки, за которые ты прятался? - спросил он
капитана. - Я потом качнул их, оказалось - с бензином.
   - Здорово, как только на воздух не взлетели, - покачал головой Пашка.
- Дураком я был, дурак есть, дураком и подохну.
   "Тьфу, черт! Опять что-то не то ляпнул!" -  выругал  себя  Андрей  и,
чтобы окончательно отвлечься, спросил:
   - Как ты думаешь, что сейчас Гусь делает?
   - Гусь? А черт его знает... Хотя нет. Знаешь,  какая  у  него  сейчас
первая проблема?
   - Какая?
   - Ольга Орлова.
   - Да, это верно. А вторая  -  кассета.  Не  зря  ведь  Мамонов  около
видиков топтался. Они ведь не дураки, поняли, что  та  кассета,  которую
Ленка везла в Железно-горек, только фрагмент записи.
   - И значит, сейчас они попытаются ее уничтожить.
   - Почему уничтожить? - опешил Андрей..
   - А потому что найти ее в той куче - невозможно.
   - Как это Ты ее уничтожишь, когда там полно народу и все менты?
   - Ну, ведь когда-нибудь они разойдутся.
   Колодников удивленно посмотрел на Павла и приказал:
   - Ну-ка, поддай-ка газку. Плетешься, как на кобыле, ей-богу!
   Они уже мчались по улицам города, когда ожил динамик мобильной рации.
   - Всем постам, горит квартира по улице Ленина, дом сорок пять...
   - Ковчугина! - одновременно воскликнули оперативники.
   Когда они остановились у знакомого  дома,  там  уже  вовсю  вкалывали
пожарные.
   Из окон квартиры на третьем этаже вырывались  мощные  языки  пламени.
Среди шума, криков погорельцев и суетившихся пожарных  Колодников  нашел
самого старшего, майора, и, ухватив его за рукав, представился:
   - Майор Колодников, уголовный розыск. Это квартира нашего сотрудника,
люди в ней были?
   - Пока неизвестно, мы недавно прибыли.
   - Поджог?
   - Судя по запаху бензина, да.
   Колодников хотел спросить что-то  еще,  но  в  этот  момент  подъехал
милицейский "жигуленок", и первым из него вылез человек, которого Андрей
меньше всего ожидал увидеть, - хозяин квартиры, Михаил Ковчугин. Он  был
в форме, без фуражки, лицо лейтенанта  было  бледным,  а  глаза  на  нем
казались неестественно темными. Михаил,  пошатываясь,  сделал  несколько
шагов, но потом как-то обмяк и начал оседать на землю. Упасть ему не дал
один  из  ближайших  его  друзей,  капитан  Могильнов,  рослый  малый  с
роскошными мушкетерскими усами.
   - Врача, быстро! - рявкнул он.
   Машина "скорой помощи" оказалась на месте пожара, так  что  ждать  не
пришлось. Колодников пробился через толпу к Могильнову,  тронул  его  за
плечо.
   Капитана он знал хорошо, и, по его мнению, он был свой в доску,  хотя
и старше Ковчугина и по возрасту, и по званию, но на повышение не пошел.
Капитан частенько  перебирал  горячительного,  и  тогда  его  непременно
тянуло на подвиги, вроде мордобоя или битья посуды в ресторане. Так  что
место заместителя командира роты досталось Ковчугину, но Могильнов после
этого не перестал с ним дружить.
   - Алексей, кто оставался в квартире? - с тревогой-спросил Колодников.
   - Мишкины родители. Мы поехали в морг, из Железногорска привезли тело
Елены, а их решили оставить дома, у тети Ани  снова  прихватило  сердце,
вернулись, а тут такое...
   Капитан кивнул в сторону окон, из которых  с  бешеной  силой  рвалось
пламя.
   - Это поджог, - сказал Колодников. - В подъезде воняет бензином,  как
на заправке.
   - Кому это было нужно?
   - Ленка сняла одну веселую компанию, за это ее и убили.
   - Убили?! - не поверил своим ушам капитан.
   - Да. Столкнули с дороги вот этой "ауди", - Андрей кивнул  в  сторону
машины. - Вмятину на крыле видишь? В машине мы нашли Ленкину камеру.  Но
она везла только часть записи, а в квартире находилась кассета  со  всей
записью.
   - И кто это сделал?
   - А ты не догадываешься?
   Могильнов думал недолго. Хранить  секреты  в  своей  профессиональной
среде, дело неблагодарное.
   - Мамонов?
   - И Гусев.
   Лицо капитана закаменело, а Колодников продолжал:
   -  Алексей,  сейчас  Мамонов  может  пойти  ва-банк,  он   попытается
уничтожить все улики против него,  натравит  на  нас  банду  Гуся.  Надо
потихоньку попробовать изолировать гусевских братков.
   - Как?
   - Любой ценой!
   Могильнов кивнул:
   - Хорошо, сделаем.  Сейчас  лично  проедусь  по  городу,  поговорю  с
ребятами, рацией пользоваться не буду.
   Он оглянулся:
   - Узнаю только, что там с Мишкой.
   Но Ковчугин уже стоял на ногах и слабо отбивался от врачей.
   - Что с ним? - спросил Могильнов.
   - Сердечный приступ, а в  больницу  ехать  не  хочет,  -  пожаловался
фельдшер.
   - Не поеду, - подтвердил  лейтенант.  Он  все-таки  вырвался  из  рук
докторов и пошел в сторону подъезда.
   - Мы ему вкололи успокаивающее, но у  меня  есть  подозрение,  что  у
парня может быть инфаркт, -  сказал  врач.  -  Ему  обязательно  надо  в
больницу, необходимо обследование. С сердцем шутить нельзя.
   - Доктор, какой покой?! - взорвался Могильнов.  -  Он  потерял  самых
близких и дорогих людей - жену и родителей.
   Капитан оглянулся на группу сослуживцев, махнул им рукой и крикнул:
   - Присмотрите за Мишкой, а мне надо прокатиться по городу.
   В это время и "ауди" с  оперативниками  отъехал  от  места  пожара  и
направилась в сторону больницы.
   - Да, Мамон обрубает все хвосты. С кассетой его прищучить не удалось,
- обреченно сказал Колодников.
   - Почему? - спросил Павел.
   - Как почему? Ее просто нет, она теперь не существует в природе.
   - А вот это ты зря.
   Зудов полез в нагрудной карман и извлек из него  компактную  кассету,
размером не больше обычной аудиокассеты.
   - Вот она, та самая.
   - Откуда ты знаешь, что это она? - ошеломленно спросил Колодников.
   - А я когда проводил тетю  Аню  в  спальню,  то  увидел  там  камеру,
помнишь, эту, призовой "Кэнон"?
   - Ну.
   - Я взял ее,  прокрутил  назад,  просмотрел.  Она.  Понимаешь,  чтобы
переписать на обычный формат, с камеры записываешь на видик. Ленка так и
сделала, и кассета осталась в камере. А с собой она  взяла  другую,  ту,
что мы нашли в "ауди".
   - И как же ты ее взял? - ошеломленно спросил Андрей,  вертя  в  руках
бесценный вешдок.
   -  Да  просто  попросил  разрешения  у  тети  Ани.  Сказал,  что  это
оперативная съемка. Вот и все.
   - Какого ж ты хрена раньше молчал!? - взорвался Андрей.
   - А когда мне было  говорить?!  -  Зудов  стал  похож  на  обиженного
ребенка. - Тут с Андрюхой эта история закрутилась, потом  ангар,  теперь
этот пожар. Кто знал, что они на такое пойдут, -  Павел  мотнул  головой
назад, где синели последние языки пламени.
   - Да, это я тоже  как-то  упустил  из  виду.  Не  думал  я,  что  они
осмелятся. Но выхода, с другой стороны, у них не было. Вот уж воистину -
"сжигать мосты".
   Они подкатили к приемному отделению, выгрузили счастливого -  оттого,
что живой - Шурика и, дав соответствующие  инструкции  дежурному  врачу,
вернулись к машине.
   - Знаешь, что теперь самое главное? - спросил Колодников.
   - Что?
   - Найти Астафьева и эту пока везучую мисс Кривов. Мамонов и  все  эти
сволочи пойдут до конца.
   Этой же  проблемой  с  полудня  занималась  группа  людей,  предельно
далеких  от  правоохранительных  органов.  Получив  от  Мамонова  адреса
родственников Орловой и Астафьева, Гусев отправил на поиски Ольги и Юрия
пятерых своих качков.
   Возглавлял их парень по кличке Базар. Когда и по  какому  поводу  она
прилипла к нему, никто уже и не помнил, но  этот  самый  Базар  как  раз
отличался редкой неразговорчивостью, если и говорил что-то, то голос его
напоминал скрежет ржавого замка.
   К четырем часам дня они объехали две трети  адресов.  Остановив  свой
"БМВ" около одного из панельных домов, Базар достал список и прочитал:
   - Дом семь, квартира пять. Пылева Анна Ивановна, тетка этого летехи.
   Валите.
   - Петруха, может, ты один сходишь? - обратился один из  пассажиров  к
своему соседу. - У меня уже ноги гудят. По  этим  этажам,  как  муравьи,
туда-обратно, и никакого толку!
   - Ты че, Каша, совсем офонарел? Кто с моей рожей поверит, что я  друг
мента? Она меня как увидит, наоборот, сразу ментов вызовет.
   В самом деле, свирепая физиономия Петрухи, с  перебитой  переносицей,
оттопыренными ушами и многочисленными мелкими шрамами, не располагала  к
доверию.
   - К тому же, что я ей "петь" буду? Еще ляпну по привычке "гони баксы,
падла", и хана.
   Петруха специализировался по  части  ежедневных  поборов  на  местных
рынках, что не требовало от него особого дара красноречия. Вот Каша, это
да, совсем другое дело. Высокий, с симпатичным  лицом  и  живыми  карими
глазами, Валерик даже окончил  три  курса  пединститута,  но  больше  не
потянул по причине острой любви к бол