Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
кажете понимать? -- ткнул ногтем в распечатки из
компьютера Тимура Кис. -- Сплошные Версаче?
Безостановочные пожатия пухлых плеч временного директора вызвали
головокружение у детективов, и Кис велел ему прокрутить ролики.
Вне зависимости от предмета рекламы, версачевские медузы и росписи
мелькали повсюду -- на спортивных костюмах, на джинсах и купальниках, на
поясах и солнечных очках; а на "серьезной" одежде было просто написано
"Версаче Классик".
Врио был растерян:
-- Я художественным производством не занимался при Тимуре, не знаю,
почему здесь марка Версаче... Но у нас нет никакого контракта на рекламу
Версаче, клянусь вам!
Растерялись и детективы. Некоторое время прошло в задумчивом молчании.
Анатолий Николаевич взбодрился и велел принести кофе для гостей.
-- Спроси его, какие еще рекламные средства задействует их агентство,
кроме видеоклипов, -- шепнул Реми Кису.
-- Это зависит от заказа, -- охотно откликнулся временный директор. --
Можем сделать кампанию в прессе, уличную стендовую рекламу...
-- Ля пресс? -- откликнулся на знакомое слово Реми. -- Пресса -- это
любопытно, у нас тут завелось много знакомых журналистов... Спроси его, Кис.
-- В прессе вы что-нибудь делали по рекламе Версаче? -- посмотрел Кис
на вновь струсившего директора.
-- Нет.
-- Послушайте, Анатолий Николаевич, -- Кис придвинулся к нему поближе и
доверительно заглядывал в глаза, -- может, вы просто забыли? Может, вы
посмотрите ваши деловые бумаги?
-- Я лично, -- вдруг гордо выпрямился Анатолий Николаевич, и его полные
щеки порозовели, -- лично занимаюсь учетом всех наших заказов! И заверяю
вас, что знаю их наизусть!
-- Ну что ж... -- Кис поднялся. -- Спасибо и на том. Можно от вас
позвонить?
"Ваня? -- говорил он в трубку, кося одним глазом на "свинину". --
Пойди-ка, милок, в библиотеку, и посмотри, что было в прессе по поводу
Версаче за... примерно последние два года".
Разработки Тимура по рекламе как раз покрывали этот период.
"Да-да, где-то как раз после его убийства. Как только будут результаты,
звони на мой мобильный".
Анатолий Николаевич ерзал на стуле и смотрел на детективов преданными
честными глазами. Киса от него уже тошнило, но нужно было сделать еще один
звонок -- Андрею Зубкову.
Однако его домашний телефон не отвечал. Кис набрал рабочий номер
Зубкова, указанный на переливчатой визитке, но там нежный девичий голосок
сообщил, что Андрей Палыч на совещании и освободится не ранее пяти...
На дачу! -- решили дружно детективы и покинули Анатолия Николаевича, к
его заметному облегчению, которое он неумело пытался скрыть, суетясь у
дверей и суя сыщикам на прощание свою потную мягкую ладошку.
x x x
Реми поразил резкий контраст между неухоженностью раскисших от осеннего
дождя дорог поселка, неприглядностью газонов (если таким словом можно было
назвать полосы стихийно разросшегося бурьяна, тянувшиеся по обочинам
слякотной проезжей части) и добротными и дорогими, хотя и безвкусными по
большей части домами, видневшимися за заборами. "Дачей" Тимура оказались
хоромы, которые они заметили еще издали, при въезде в поселок. Это был
огромный трехэтажный дом из красного кирпича, увенчанный двумя башенками с
острыми жестяными крышами. Обнесенные высокой кирпичной стеной, по верху
которой сидели вдобавок железные прутья-пики, выкрашенные в зеленый цвет,
хоромы были похожи на небольшую крепость. Сплошные зеленые ворота были
глухими. Площадка перед ними была усыпана мелким гравием. Возле них висело
переговорное устройство.
Кис нажал кнопку и минут десять объяснял мужскому нелюбезному голосу,
кто они такие и зачем явились. Наконец створки ворот разъехались и детективы
ступили во двор.
Прямо у ворот была будочка, из которой навстречу им вышел неприветливый
белокурый парень лет двадцати шести. Его старая рабочая куртка не скрывала
фигуры атлета, а хмурое лицо не оставляло сомнений, что парень этот
чертовски красив.
Справа и слева от ворот были разбиты две большие клумбы с увядающими,
подмороженными астрами и хризантемами, в центре двумя полукружьями пологих
лестниц спускалось крыльцо. На крыльце стояла девушка. Кажется, очень
миловидная.
Детективы остановились посередине, ожидая, кто к ним подойдет. Подошли
оба -- парень и девушка.
Девушка действительно оказалась миловидной: прямые русые волосы до
плеч, светло-серые кошачьи глаза... Или, пожалуй, непроницаемые эмалевые
глаза фарфоровой кошечки. Личико, немного треугольное, сужавшееся к острому
подбородку, было отмечено капризным ртом "сердечком"... Что-то в ней было от
Хилари Клинтон, супруги американского президента, только эта была
миловидней, моложе и кокетливей. Но вот треугольное личико действительно
напоминало Хилари. И эти глаза фарфоровой кошечки. Или, скорее, их
выражение.
Молодые люди смотрели на детективов настороженно и недоброжелательно.
Кис заторопился задать тон деловой и дружелюбный:
-- Алексей Кисанов. -- Он протянул парню удостоверение, затем руку для
пожатия, на что тот неохотно ответил. -- Реми Деллье, мой друг и коллега. И
француз.
-- Павел, -- обронил парень. И, подумав, добавил: -- Самойленко. А
зачем тут француз?
-- Мы вместе ведем расследование... А вас как звать? -- повернулся Кис
к девушке.
-- Варя, -- томно махнула прямыми ресницами она. -- Варвара.
-- Она тоже Самойленко, -- добавил Павел. -- Жена моя. Пошли в дом.
Кис задавал вопросы, на которые эти молодые хранители Тимурова дома
отвечали крайне сухо и кратко. Каждое слово приходилось вытягивать клещами.
Кто ходил в гости, когда ходил, что делал, как время проводил -- послушать
этих, так либо они не помнят, либо никого и не было.
-- Толстый такой? -- задумчиво переглядывались супруги. -- Как вы
говорите, лет сорока с небольшим? С работы?
-- Да, Анатолий Николаевич, -- нетерпеливо подсказывал Кис. --
Заместитель Тимура.
-- Не знаем... Тимур нам не представлял своих гостей... Мы ведь
прислуга.
-- Бог мой, но был среди них толстый сорока с небольшим лет?
-- Да они почти все толстые...
Кис попытался описать Андрея Зубкова, затем Александру -- с еще меньшим
успехом. Супруги не были намерены узнавать кого бы то ни было.
Была ли женщина у Тимура? Не было. Был ли близкий друг или друзья,
хаживавшие в дом по-свойски? Не было. Родственники? Не было.
Ничего не было, никого не было. Да и был ли сам Тимур?..
-- Когда вы видели Тимура последний раз?
-- В пятницу, -- охотно ответила Варя. -- Он ненадолго приезжал после
работы, а потом уехал обратно в Москву. Должен был сюда в субботу вернуться.
Но не вернулся...
Лицо ее приняло скорбное выражение, полагающееся при разговоре о
мертвом.
-- Зачем Тимур ездил в пятницу вечером в Москву? У него была встреча с
кем-то?
-- Он нам не докладывал! -- возмущенно ответила Варя. -- Я же вам уже
объяснила: мы прислуга. И знать ничего не можем!
Слушая бесконечные вопросы и ответы, которых он не понимал, Реми
потихоньку изучал эту странную пару. Оба были красивы, лица самолюбивы, цену
себе знают... Что же заперли себя эти люди в глуши, на даче? Муж сторож,
жена домработница... Неужто ничего лучшего не сумели найти? У парня морда
глуповата, это верно, а вот у Барбары -- так он переделал на западный лад
Варвару -- глаза умные...
Умные! Ох, не то это слово, не то! Мы говорим "он умный", когда он
всего-навсего лишь хитрый, практичный, расчетливый. Опять говорим "умный",
когда следовало бы сказать "хищник" -- осторожный, умело выслеживающий
добычу охотник, готовый перегрызть глотку как своей добыче, так и своим
конкурентам... А вот действительно умных, тонких интеллектуалов, понимающих
сокровенные глубины бытия, недоступные всем этим хитрецам и хищникам,
называем дураками, потому что они не умеют урвать свой кусок зубами...
Странен человеческий язык, странны человеческие представления об уме! Как,
впрочем, и обо всем остальном...
Да, если у Барбары глаза и умные, то именно в таком обывательском
смысле: это глаза осторожной хищницы, голодной, продажной и расчетливой. Она
постреливала в Реми своими фарфоровыми глазками, самолюбиво проверяя,
удалось ли ей произвести на него впечатление. Реми ей улыбнулся почти нежно:
пусть думает, что поддается ее чарам. Что ни говори, а для домработницы эта
девица слишком высокого о себе мнения, чересчур уверенно себя держит... Да и
одета странно: обтягивающие стройные -- о, да, весьма стройные! -- ноги
белоснежные лосины заканчивались на середине икр, оставляя открытой часть
золотисто-загорелой, гладкой кожи: прямая провокация, так и хочется
погладить; на ногах пушистые тапочки без задников, с большими помпонами;
темно-красная майка ловко сидит на тонкой фигуре, облегая высокую грудь. В
такой одежде убирать дом? А дом большой, работы в нем много...
-- Спроси их, есть ли еще персонал в доме, -- негромко сказал Реми
Кису.
И, словно в ответ на вопрос, который Кис еще не успел задать, в дверях
просторной столовой, где они сидели, возникла женщина средних лет, в
переднике и с тряпкой в руке:
-- Паш, мне только тут осталось пыль протереть... Может, в гостиную
перейдете?
-- Потом протрешь, -- буркнул Паша.
Женщина моментально исчезла.
-- Это кто? -- спросил Кис.
-- Евдокия. Ходит помогать Варе по хозяйству.
-- Кто еще вхож в дом из персонала?
-- А вам зачем?
-- Я ведь вам уже объяснил, Павел, у Тимура пропали ценные документы.
Поэтому я должен знать всех, у кого имелся к ним доступ.
-- Поварша ходит. Ходила, вернее... Теперь надобности нет -- ни Тимура,
ни приемов. А с чего вы взяли, что бумажки эти тут, на даче, были?
Тимур после работы заезжал на дачу. А, как сказали Кису в рекламном
агентстве, уходя с работы, он прихватил с собой какие-то досье...
Следовательно, весьма возможно, что он оставил их на даче! Собирался над
ними в субботу поработать? Но вернулся вечером в пятницу зачем-то в Москву.
Зачем? Просто так он бы не поехал обратно -- ведь с утра собирался снова на
дачу приехать. Следовательно, было дело. Возможно, встреча. И тот, кто
явился на это последнее рандеву с Тимуром, скорей всего и был его убийцей...
-- Я ни с чего не взял, Паша, -- отвлекся от своих размышлений Алексей.
-- Пока что я только гадаю, где они могли бы быть.
-- Тут ничего такого не было.
-- Вы же мне с первых же слов заявили, что не имеете понятия, о чем
речь! Откуда же вам знать, были тут документы или нет?
-- Ну... Что я, по-вашему, не могу документы отличить от простых
бумажек?
-- А вы разве имеете доступ к бумагам Тимура? Вы ведь, кажется, не
являетесь его секретарем?
-- Сторожем я являюсь. Но не дураком.
-- Разумеется, вы бы отличили документы от простых бумажек. При
условии, что вы могли бы их увидеть. Но вы их не видели, не так ли?
-- Не видал.
-- Возможно, потому, что Тимур их спрятал. Сейф в доме есть?
Кис прекрасно понимал, что уж такие места, как сейф, секретер,
письменный стол, хозяева Тимура уже проверили. Но ему было необходимо
разговорить этого угрюмого Пашу, который вызывал у него пока еще неясные
подозрения. Как и его жена, впрочем. Тоже мне домработница: ноги на другой
стул закинула, бедро изогнула, смотрит на Реми блудливо, а в это время некая
тетя Дуня дом убирает... Да и много ли в таких тапках с пушистыми помпонами
можно наубирать? Тапки без задников, при ходьбе шлепают по ухоженным,
чистым, гладко-розовым пяткам -- тапки для спальни, не для хозяйственных
дел. Да и розовые пятки -- Кис помнил, как его бывшая жена надраивала их в
ванной пемзой, -- чуть упустишь, жаловалась она Алексею, сразу кожа начинает
шелушиться и отслаиваться... Была ли Варя любовницей Тимура? Кис сказал бы
"да", мешало одно: муж. Любовница при наличии собственного мужа в доме?
-- Есть сейф. Только там пусто, туда уже кто только не заглядывал.
Сначала из фирмы пришли, потом милиция наведалась...
-- Кто из фирмы приходил?
-- Какие-то люди.
-- Я догадываюсь, Паша, -- едва сдерживаясь, проговорил сквозь сжатые
зубы Кис, -- что приходили люди, а не инопланетяне. Я спрашиваю -- кто?
-- Чего это вы на меня наезжаете! Они мне не представились!
-- Вы же сторож, Павел! -- матерные ругательства едва не слетели с
языка Киса. -- Вы меня десять минут у ворот продержали, расспрашивая, кто я
да что я. И удостоверение не забыли посмотреть! Так кто приходил?
За мужа вступилась Варя.
-- Ой, мы так испугались! -- всплеснула она театрально руками. --
Приехали двое мужчин, а с ними шестеро качков было! Они как рявкнули, так мы
ворота по-быстрому открыли и больше вопросов не задавали!
Это могло быть правдой, но отчего-то каждое слово, произнесенное этой
парочкой, казалось Кису фальшивым. Но делать было нечего, и, вздохнув, Кис
продолжил расспросы, имеющие мало результата и смысла.
-- Вам известны какие-нибудь тайники в доме?
-- Вот еще! -- переменила положение ног Варвара. -- Вы как скажете!
Какие еще тайники?
-- Подпол, погреб, чердак, потайной шкаф... Не знаю.
-- Ничего такого в доме нет, -- заверила она детективов, не сводя
фарфоровых глаз с Реми. -- Правда, Паша?
Паша с энтузиазмом поддакнул. Кис решил, что энтузиазма было с
перебором.
Поднявшись, он вложил свою визитку в руки Вари.
-- Вдруг память прорежется, -- прокомментировал он и продолжил: -- Нам
надо дом осмотреть. Проводите?
Нехотя поднялся Паша, и Варя опустила красивые ноги на пол.
-- Пойдемте, -- сказала она, стрельнув глазами в сторону мужа. -- Я вас
провожу. Ты, Паша, с нами пойдешь?
-- Ключи-то у меня, -- проворчал тот и пошел вперед.
Внизу было четыре больших квадратных помещения: гостиная, столовая, еще
одна гостиная, поменьше, с камином, огромным телевизором и низкой мягкой
мебелью -- Кис окрестил ее "телевизионной", -- и отлично оборудованная
кухня. Паркет, дубовая мебель, мраморная отделка камина, ковры... На втором
этаже находились спальные комнаты. Самая большая, двойная, принадлежала
Тимуру и была обставлена по-царски: огромная кровать под бордовым
балдахином, покрытая золотой с бордовым парчой, мебель, смахивавшая на
французский антиквариат, восточный ковер, в котором утопали ноги... На стене
висел портрет самого Тимура в рост. Сыщики с любопытством рассмотрели:
польстил ли Тимуру художник или нет, но портрет изображал худощавого
стройного человека среднего роста, с породистым, немного удлиненным лицом;
правильные черты, крупный, чувственный, хорошо очерченный рот, темные
внимательные глаза с легкой азиатской раскосостью -- лицо приятное и
интеллигентное, выражение мягкое и вдумчивое...
Кис не к месту вспомнил анекдот про филина: "Нет, он не говорит. Но
такой внимательный!" Но сразу же понял почему: у Тимура было лицо
внимательного слушателя, располагающее к откровениям, и Кис очень хорошо
представил, как Тимур, роняя время от времени слова понимания и сочувствия,
выслушивал людей, и те шли к нему, шли, несли свои проблемы и печали... А
проблемы и печали возрастают в геометрической прогрессии с ростом
благосостояния отдельных представителей народа. И растет их страх -- каждый
знает, как и на чем делалось его благосостояние... И уже по ночам не спится.
И уже не естся. И не любится. И все те дорогие штучки, на которые кидались
поначалу с жадностью оголодавших акул, уже не радуют. И куда-то надо девать
этот подступающий к сердцу ужас, эту тоску пустоты и гадостности бытия. А
тут Тимур -- надежный сливной бак, в который можно собственные помои отлить
и душу облегчить... А умный Тимур смотрит ласково и вдумчиво, слушает
понимающе и внимательно и помои в компрометирующие документы превращает...
Реми сравнил бы выражение лица Тимура с той располагающей маской
безграничного внимания, которую надевают на себя психоаналитики перед
клиентами. Люди любят говорить о себе, а слушать их мало кто умеет -- никому
нет дела до других! Вот и ходит народ к психоаналитикам, и платит им
безумные деньги за право выговориться! А Тимур бесплатно слушает, да
вдобавок помогает разрешить любую проблему. Ясное дело, люди на него должны
были просто кидаться -- на этот гибрид моральной отдушины с
палочкой-выручалочкой! Тем более люди, живущие в условиях начальной стадии
дикого капитализма...
Во второй, смежной комнате был кабинет. В нем и находился сейф --
довольно вместительный несгораемый шкаф с двойным кодовым замком, встроенный
в книжный стеллаж и прикрытый несколькими книгами. Он, как и предсказывали
Паша с Варей, был совершенно пуст и даже не заперт. Из спальни дверь вела в
ванную: низкая ванна с жакузи была вделана в зеленый мрамор. Разноцветные и
разнокалиберные флаконы с косметическими средствами, великолепные бирюзовые
полотенца с длинным бархатистым ворсом... И на вешалке за дверью роскошный
халат из черного блестящего шелка с едва заметными серебряными полосками.
Реми заинтересовался халатом и, оттянув на себя шелковую полу, окликнул
Киса. На груди было написано: "Версаче Классик".
-- Откуда этот халат? -- обернулся Кис к Варваре. -- Тимур его покупал?
Подарили? Поручил кому-то купить?
-- Кажется, он его получил в подарок. Я помню, как после какого-то
приема я распаковывала подарочную коробку... Еще спросила у Тимура
Рустамовича, что с ним делать. Он сказал -- повесить в ванной...
Остальные комнаты на этаже были попроще и поменьше: одну занимали Варя
с Пашей, три другие предназначались для гостей.
На третьем этаже было всего две больших комнаты. В одной стоял стол для
пинг-понга, вторая была библиотекой, еще явно не законченной. Ряд полок в
огромных книжных шкафах был пуст, на остальных стояли собрания сочинений в
дорогих переплетах. В подборе писателей Кис не усмотрел никакого смысла или
плана и решил, что "библиотека" -- не более чем пижонство, чтобы
поддерживать имидж и производить впечатление на простоватых "новых русских".
Тимур, видимо, считал себя интеллигентом, имел репутацию человека
культурного и старался ее поддержать. Кроме табуретки и лесенки, в
библиотеке не было никакой другой мебели -- Тимур не торопился закончить эту
комнату, да и было совершенно ясно, что эта библиотека, по сути, дублировала
его кабинет, примыкавший к спальне, где тоже были книги и книжные полки и
где Тимур мог спокойно работать или читать.
Остальную часть третьего этажа занимало пустое помещение,
предназначенное, как пояснили Варя с Пашей, для зимнего сада, который Тимур
не успел закончить. Пол в нем был выложен керамической плиткой, а по нему
тянулись высокие пустые ниши затейливой формы из цветного кирпича, в которых
предполагалось посадить растения. В некоторых уже была насыпана земля, часть
еще пустовала. Потолок над этой комнатой был стеклянный, и в ней было
холодно.
Повсюду Кис с Реми оббегали цепким взглядом стены, щели, двери и стены,
пытаясь обнаружить присутствие тайника, в котором могли -- кто знает! -- до
сих пор лежать искомые документы, считающиеся пропавшими. Или хотя бы место,
в котором они могли находиться раньше, потому что, установив мест