режной. Понаблюдать за окнами, понюхать обстановку.
Он  не   искал  и  не   ожидал  увидеть  ничего   конкретного,  но  практика
расследования  его  приучила  не  пренебрегать наблюдением, особенно  в  тех
случаях, когда не знаешь, с чего начать.
     Хорошая  привычка  (одна  из, разумеется!)  оправдалась и на этот  раз.
Скучно пронаблюдав в течение почти сорока минут редких входящих  и выходящих
из подъезда людей, два окна на втором этаже, в которых никто не появлялся  и
не зажегся в ранних сумерках свет, он собрался уже было уезжать, как  увидел
худого чернявого  парня, выходящего из подъезда. В этом  не  было,  конечно,
ничего необычного,  кроме того, что он вошел в этот подъезд всего лишь минут
десять  назад.  Выйдя,  парень никуда не  направился,  а, прикурив,  остался
стоять  у  входа, словно  кого-то  поджидая. Скорей всего он  не застал дома
кого-то из знакомых и решил подождать...
     Реми тоже  стал  поджидать.  Прошло еще минут двенадцать,  прежде чем у
подъезда  оказалась  пожилая  толстая  женщина в  зеленом  пальто  с большой
сумкой.  Парень  заговорил с ней. Женщина  поставила сумку  на землю, что-то
переспросила и покачала  головой. Затем снова заговорила, размахивая руками,
--  слов Реми не понимал, да и  слышать  не мог, но один жест понял: соседка
обвела руками  свою голову и потом провела  ребром ладони  по  бедру... Реми
этот жест понял таким образом: вот такой берет, а  из-под  него -- вот такой
длины волосы...
     Это было, несомненно, описание Ксюши.
     Парень покивал, спросил  еще  что-то, но  соседка пожала плечами, после
чего чернявый торопливо покинул ее.
     Реми велел таксисту ехать за ним,  но  был вскорости вынужден  оставить
эту затею, поскольку парень исчез в метро.
     Итак, кто-то интересуется Ксюшей? Как могла соседка ее заметить? Когда?
Тогда  ли, когда Ксюша приходила смотреть квартиру  и  сбежала, оставив  там
труп  ее  владельца?  Или  в тот день,  когда они  приходили  вместе?  Ксюша
выносила мусор...  Он, конечно, предварительно выглянул  и  окинул  взглядом
пустынную лестницу,  но ведь в  дверях есть  "глазки"... Впрочем, сейчас это
уже не так важно. Важно лишь то, что кто-то ее уже разыскивает...
     Плохо это. Нужно будет с Алексеем переговорить.
     ... Весь вечер Реми продолжал  успешно начатое накануне дело по терянию
головы.  Он удивленно  смотрел на миловидное  Ксюшино лицо и пытался понять,
что же его так приворожило. Можно, конечно, объяснить  это  тем, что  Ксения
весьма хороша собой, что она интересный собеседник --  умна,  образованна, с
милым,  легким юмором... Только на самом деле это не объясняло ничего.  Суть
была в чем-то другом...
     Но определение ускользало от Реми. Он привык видеть в женщинах довольно
откровенное  желание  понравиться,  произвести  наивыгоднейшее  впечатление,
продемонстрировать   свои   женские   достоинства,  переиграть   реальных  и
потенциальных соперниц при помощи набора явных  и неявных колкостей и уловок
-- короче, завоевать мужчину всеми средствами. Что, в общем-то,  Реми всегда
нравилось... Или --  при  ближайшем рассмотрении -- что ему всегда льстило и
на что он неизменно покупался.
     Однако в Ксении вовсе не было этого духа завоевания и соперничества, не
ощущалось  ни  малейших  усилий  произвести  впечатление.  Напротив, в  этой
девушке было какое-то хрупкое, ненавязчивое обаяние, которое он сравнил бы с
ароматом духов, легко  коснувшимся лица, как дорогое, нежное воспоминание...
Слова, которыми он  привык выражать свое отношение к  понравившейся женщине,
грубые  мужские слова, употребляемые в  мужской  компании,  -- эти слова  не
могли бы быть произнесены в отношении Ксюши  даже  мысленно. Он испытывал  к
ней неодолимую, оплавляющую его нежность --  хотелось сгрести  ее  в охапку,
прижать  к  себе  покрепче,  закрыть  глаза и вдыхать яблочный  запах волос,
свежих щек,  тереться своей колючей  скулой,  быстро зараставшей  щетиной, о
нежную персиковую кожу; он хотел пить тепло ее тела, которое шло из-под двух
расстегнутых  верхних  пуговок  платья,  и думать  --  это  принадлежит мне.
Хотелось  озарять  свое утро теплым радостным взглядом  этих  глаз, хотелось
заканчивать день  прикосновением к ее  коже, волосам,  губам,  погружением в
этот  чистый  источник  счастья... Вот,  вот  оно,  слово:  от  Ксюши  веяло
счастьем. Словно она  носила  в себе  чистое,  прозрачное озерко счастья,  и
безудержно  манило в  него войти, напиться, окунуться... Это было  бы высшим
мигом блаженства, и  дальше его воображение не хотело идти, потому что можно
было все только испортить всякими "дальше".
     Реми даже  усомнился на какое-то время в здравости своего ума. Ему даже
подумалось,  что  он стареет,  что его  на  девочек  потянуло,  что  детская
свежесть и  невинность сводят его  с ума...  Раздираемый  беспокойством,  он
особенно остро чувствовал трепетную власть ее обаяния и ненадежную хрупкость
их едва начавшихся отношений, над  которыми нависла смутная  угроза, явившая
себя в лице чернявого парня...


     Он  не  осмелился  снова потревожить Алексея  поздно  вечером  и  решил
повидаться с другом назавтра. Но Кис сам  нашел его, позвонив в  гостиничный
номер, куда Реми вернулся, проводив Ксению до дома.
     -- Эта твоя красотка с наивными глазами -- как сказала? Что мужику было
лет пятьдесят?  Так вот, представь себе, я узнал, кому принадлежит квартира!
И   ее   хозяину   тридцать  три  года!  А   теперь  скажи   мне   --  может
тридцатитрехлетний   мужик  выглядеть   на  пятьдесят?   То-то.  Боюсь,  что
рассказала тебе девушка небылицу. Уж не знаю зачем...
     -- Я ее понимаю, -- возразил Реми. -- Она хотела  от меня помощи, но не
хотела  меня  посвящать в конкретные детали.  Знаешь,  когда  я ей предложил
помочь вынести  тело и поехать на  квартиру, она явно растерялась.  Я  отнес
тогда эту растерянность за счет страха...  А вот теперь думаю -- она решила,
что ни к  чему посвящать  постороннего человека в детали! Что она тогда  обо
мне знала? Ничего! Вот и не доверилась. И  правильно, между прочим, сделала.
Грамотно, я бы даже сказал.
     -- Оно, конечно,  могло быть и так... А все же мне  это не нравится. Не
люблю, когда врут. Даже если понимаю зачем.
     -- Это ерунда, Кис. В главном она сказала правду.
     -- Почему ты так уверен?
     -- Потому что ее уже ищут!..
     И  Реми описал сцену, увиденную у подъезда. Кис задумался.  Результатом
его задумчивости  было  невнятное бормотание,  в котором  Реми понял  только
слова "завтра пойду". Затем последовало более внятное "завтра встретимся".
     -- Ты снова  проведешь с ней завтрашний  вечер? Ну,  давай тогда ко мне
сразу после ресторана. Может, и Ксюшу эту прихватишь с собой? Глянул бы я на
это чудо-юдо...
     -- Она  не  может поздно возвращаться домой,  ее мама с  папой ждут, --
мечтательно  проговорил  Реми, как будто всю жизнь только и делал,  что ждал
встречи   с  девушкой,  которой  положено   возвращаться   домой   не  позже
одиннадцати!  А  ведь  совсем еще  недавно, каких-то  пять  лет  назад,  ему
нравились независимые и самостоятельные девицы,  распоряжающиеся лихо собой,
своим  временем, привязанностями, мужчинами и их  деньгами... -- И потом, --
добавил он, -- я не хотел бы ее пугать без необходимости.
     -- Мной, что ли?
     -- Ты,  конечно, способен напугать маленьких детей,  особенно к ночи...
Но я имел в виду рассказ про парня, который о ней расспрашивал.
     -- Ладно, приходи сам. Надо будет обсудить.
     Ночью Реми  долго бессонно  ворочался в гостиничной  неудобной кровати,
думая о пропавшем  кадавре,  о чернявом парнишке, задавшем соседке вопросы о
Ксюше,  о   двух  безжизненных  окнах  на  втором  этаже  большого  дома  на
набережной; вспоминая душистое прикосновение Ксюшиных  волос к  своему лицу,
мягкие губы,  охапку  белого  пальто,  которое бесконечно  уминалось  в  его
объятиях, неожиданно твердея на тонкой талии, и медленно пропускало тепло ее
тела под его руками...
     Сердце его билось. Не спалось.

     ...В пятницу, пока Реми отсиживал закрытие симпозиума, Алексей Кисанов,
отбегав  утро по своим  делам, предпринял путешествие к дому на Бережковской
набережной  с  весьма конкретной целью  --  расспросить  о хозяине квартиры.
Удостоверение  частного  детектива   позволяло  ему  беззастенчиво  задавать
вопросы  соседям,  к чему он и приступил  прямо  у  подъезда,  обнаружив  на
скамейке мамашу, мерно потряхивающую синюю коляску.
     Неожиданности подстерегали его с первых же слов.
     -- Не живет тут такой, -- сообщила молодая женщина.
     --  Андрей  Зубков,  тридцать  пять  лет... Не женат...  Подумайте,  --
настаивал Кис.
     -- Не  видала.  У  нас  есть  молодые  люди в  подъезде, но женатые.  А
неженатых -- нет.
     -- А вы хорошо знаете соседей? -- недоверчиво спросил Алексей.
     -- Да  вроде... Я  тут  уже  третий год  живу,  но  вот  такого, как вы
описываете, -- не знаю. Из какой он квартиры?
     -- Двести шестой.
     -- Две-ести шесто-ой?!
     --  Что?  --  напрягся  Кис  на  странную  интонацию,  с  которой  были
произнесены эти слова. -- Что такое?
     -- Там Тимур живет. Не знаю фамилии. Только он больше там не живет...
     -- ?
     -- Его убили! -- понизила голос женщина.
     -- Откуда вы это знаете?
     -- Сегодня тут милиция толпилась с  утра... Говорят -- убили. Вроде как
тело нашли...
     -- Где?
     -- Да  откуда же мне знать? Милиция же ничего  не рассказывает! Это мне
соседка  сказала...  А может, и  соврала! Откуда  ей  знать-то? Ей,  что ли,
милиция станет докладывать?
     -- Вы на каком этаже живете?
     -- На седьмом.
     -- Пользуетесь лифтом?
     -- Конечно.
     Значит, мимо  двери  на втором  этаже  женщина не  проходила. Надо было
срочно посмотреть на эту дверь!
     --  Откройте мне,  пожалуйста, подъезд,  --  ласково попросил  Кис.  Не
пользоваться же отмычками на глазах у женщины!
     Женщина выполнила его просьбу и  вернулась на  лавочку, к коляске.  Кис
взлетел по лестнице.
     Дверь квартиры номер двести шесть была опечатана.


     Дома, не сняв куртку, он ринулся к телефону.
     -- Серега? Скажи мне, у вас есть что-нибудь интересное по дому тридцать
пять по Бережковской набережной? -- осторожно спросил он.
     -- А тебе зачем? -- осторожно спросили его.
     -- Ну, ты меня знаешь, я всегда кого-нибудь ищу!
     -- Я тоже.
     -- Ты кого ищешь?
     --  А  ты  кого  ищешь?  -- поинтересовался глуховато-басовитый Серегин
голос.
     -- Хозяина этой квартиры.
     -- Хозяина? Или жильца?
     Вот оно что! Андрей Зубков -- это  хозяин, но квартира сдавалась! И там
жил другой... некий Тимур, которого он, Кис, якобы ищет!
     -- Жильца, -- быстро ответил Кис.
     -- А-а... Он у нас.
     -- Где?
     -- В морге. Тебя кто нанял?
     -- Серега, я не имею права разглашать...
     -- Ну и иди в задницу.
     -- Не пойду. Расскажи, где тело нашли.
     -- А что я буду с этого иметь?
     -- Ты гнусный взяточник.
     -- Я беру борзыми. Информация на информацию.
     -- Серега, ты же знаешь, я как только смогу...  У меня пока ничего нет:
я его искал и не нашел.
     -- Плохо работаешь, Кис. Надо было рядом с домом искать!
     -- То есть?
     -- В речке.
     Кис присвистнул.
     -- Да... Я действительно не подумал туда заглянуть... Да и сезон, прямо
скажем, не купальный... Что, совсем рядом с домом?
     -- Чуть дальше. Зацепился за пилон моста.
     -- Давно нашли?
     --  Вчера.  Личность  не сразу  установили  --  его, бедолагу,  голяком
спустили поплавать  в  холодной водичке. Ни документов, ни зацепочки. Только
незагорелый след от перстня -- он-то нас и вывел.
     -- Перстня?
     -- А ты чего, ищешь чувака и не знаешь, что он перстень носил?
     Точно,  точно,  Реми  упоминал: Ксюша  не  сумела  толком  описать того
мужчину, но перстень -- большой, с синим камнем -- описала!
     -- Знаю,  конечно. С синим камнем. Просто не понял, как  вы  его сумели
найти по следу от перстня?
     -- Так и нашли.  Мы  теперь  народ  компьютеризованный,  ядрить твою  в
дышло.
     -- Не любишь ты, Серега, технику!
     -- Я женщин люблю. И водку. На кой ляд мне железный ящик любить? Да еще
принудительно? Я принудительно любовью не занимаюсь.
     -- Не идет, стало быть?
     -- Мягко сказано.
     --  А  знаешь, Серега, --  вкрадчиво проговорил  Кис,  -- я  могу  тебе
помочь. У меня помощник Ваня -- золото. В три урока  тебя научит. Причем  --
бесплатно!
     -- Это в качестве взятки борзыми?
     -- Ну  что ты,  это  в  качестве дружеской  услуги  хорошему парню,  --
льстиво врал Кис.
     -- Подхалим и взяткодатель, --  припечатал  Серега. -- Когда твой  Ваня
свободен?
     -- Как только ты  сам сможешь -- так сразу, --  засуетился обрадованный
Кис. -- У него, у двоечника, завтра последний "хвост", и он сразу приступает
к обязанностям. А причина смерти какая?
     -- Похоже, оглушили чем-то тяжелым по голове и утопили.
     Кис  ничем не выдал своих эмоций, только  губы  сжал. А эмоции  у  него
были, о, были! "Козел! -- ругался он мысленно. -- Козел  недоделанный!  Надо
было   настоять,  чтобы  Реми  притащил  девчонку  ко  мне!  Наивная,  блин!
Естественная, ексель-моксель! Реми-то ладно, чего с  него  взять -- француз,
чужой, молодой,  дурной  --  что он  в  них понимает!  Но он,  но  Кис!  Так
купиться! Ай-яй-яй, нехорошо как вышло, ай-яй-яй!"
     -- И давно он в водичке прохлаждался?
     -- Трудно установить  -- водичка-то холодненькая. И жмурик в ней  почти
как новенький. Где-то, по предварительным данным, от четырех до восьми дней.
А точнее экспертиза позже скажет...
     У Киса была масса вопросов, гора вопросов, которые он  хотел бы  задать
приятелю. Но, сказав, что ищет этого  человека, Кис сам загнал себя  в угол:
он же должен был знать об этом человеке хотя бы минимум! И теперь он не  мог
задавать  эти вопросы  Сереге. Кроме того,  у  него  дома лежал еженедельник
убитого. Если он  вякнет хоть слово,  то придется его сдавать следователю. А
Кис хотел бы еще чуть-чуть подержать  его у себя: он чувствовал, что история
эта еще не кончилась... Хуже: она только начинается.
     -- Ладно,  Серега, ты настоящий друг,  -- только сказал  он,  -- Ванька
тебе позвонит завтра, договоритесь насчет компьютера...
     -- Так не откупишься. Будет информация -- звони.
     -- Всенепременнейше.

x x x

     -- ...То есть не зря тебя сомнения мучили,  -- говорил он Реми, который
приехал на Смоленку по срочному Кисову вызову, отменив  прогулку с Ксюшей по
Кремлю. -- Понятно теперь, в  чем она тебе  лгала,  негодница:  ей надо было
уничтожить следы  ее  пребывания в  квартире  с твоей  помощью, а  убила она
мужика  просто  где-нибудь  в  другом  месте,   на  улице.  А  я-то,  кретин
несчастный:  бок у  вазы  не помят --  значит,  не  убила! Е-мое, аж  стыдно
делается! Так  прокатить двух  мужиков, двух  профессионалов!  Мерзавка!  --
разражался англо-русскими проклятиями  Кис. -- Здесь все вранье, все! Жильцы
не  сдают  квартиры!  Их сдают хозяева! А девка эта  описала -- жильца! Да и
знаешь ли ты, сколько стоит снять двухкомнатную квартиру в Центре? Состояние
целое стоит! Откуда  у студентки  такие деньги? Не-е-ет, она все  придумала,
все -- от начала  и до конца! Одно  только правда: она была  знакома  с этим
чуваком по имени Тимур, и она его убила!
     Реми молчал. Ни звука  не  проронил,  только  побледнел.  Так  над  его
чувствами  еще никто не смеялся. Он слушал Киса, глядя куда-то  в сторону, и
думал,  что он хочет домой.  К черту их всех -- этих русских  с их непонятно
как устроенными мозгами в этой непонятно как устроенной стране!..


Глава 5

     Сначала Реми не хотел ей  звонить. Ни звонить, ни встречаться -- уехать
в Париж, не прощаясь. Чтобы его так обвели вокруг пальца? Как мальчишку, как
полного придурка, использовали в своих целях? А он, осел, за эту неделю чуть
не  влюбился!  Разомлел  от  круглых карих  глаз и  свежих девичьих щек!  На
экзотику его, видите ли, потянуло! Загадочную русскую душу разгадывать! Вот,
разгадал -- и  что же? В дерьме по уши! Нет, спасибо,  экзотика не для него.
Ему  бы  что-нибудь  попроще,  отечественное.  Русский шарм, конечно, -- это
очень мило, но француженки понятней. А эта... Кто бы мог подумать?! С такими
глазами!..
     Вот  глаза-то  его  и  удержали.  Соблазнился  в  них посмотреть, когда
скажет, что он ее  раскусил. Ну  и  еще  интерес  профессиональный  отчасти:
захотелось все-таки понять, что же за история приключилась...
     Короче, он ей все-таки позвонил. И пригласил поужинать.
     ...Голос Реми  немного  насторожил Ксюшу:  он был необычайно  серьезен.
"Необычайно"! Они знакомы четыре дня,  и  что она  знает  об  этом  французе
толком, чтобы судить, что для него "обычайно", а что "не-"? Впрочем, кое-что
Ксюша знает: он ей  страшно нравится, если не  сказать  -- влюблена... И еще
одну вещь она знает: она ему тоже нравится. Если не сказать -- влюблен... Он
даже  поменял билеты из-за нее! Что  же он приготовил ей сегодня?  Ему через
два дня уезжать... И  эта серьезность... Неужто собирается признаваться ей в
любви?
     А  почему бы,  собственно,  и  нет?  Четыре дня,  конечно,  не срок для
отношений,  но ведь  ему  уезжать! И перед  отъездом  он  должен  ей  что-то
сказать!  Как же  иначе?  Ксюша чувствует:  Реми человек  серьезный.  И  его
отношение к ней -- серьезно. Пусть оно еще только-только принимает формы, но
Ксюша  для него  уже значит кое-что.  И поэтому перед отъездом он  должен ей
сказать слова... Ну, может, не слова любви, но что-то такое, что позволит им
эти отношения продолжать, несмотря на разделенность странами, расстоянием...
     Ксюша  особенно тщательно  выбирала  платье  для  этого  вечера.  Долго
укладывала свои длинные каштановые волосы -- Сашка  ей помогала. Старательно
делала неброский, едва заметный макияж.
     И чувствовала себя невестой.
     Когда Ксюша  вошла  в ресторан  -- праздничная,  сияющая,  --  Реми  на
мгновенье усомнился. Эта девушка, от которой, казалось, исходил нежный свет,
не могла оказаться холодной, расчетливой интриганкой!
     "Могла, не могла, -- пробурчал мысленно Реми, -- ты кому будешь верить?
Себе или этой хитрой, загадочной русской девчонке? Себе, конечно. То-то".
     Когда Ксюша уселась напротив него, он  почувствовал, как на самом  деле
она напряжена.  Нервничает! Учуяла, стало быть, зачем он  ее позвал. Так что
он  прав: хоть свет, хоть нимб, хоть крылышки за спиной -- его не проведешь.
У  него в руках факты. А  за  его спиной  отнюдь не  крылышки: за его спиной
жизненный  опыт  частного  детектива.  Он их много видел,  таких ангелов,  с
карими глазами, с синими  глазами,  с серыми, зелеными,  в крапинку... И  он
больше не покупается на их маленькие спектакли.
     Ксюша не  ошиблась. Реми  действительно  был  очень серьезен и  немного
смущен. Избегал ее  взгляда,  пока вокруг них крутился официант. Конечно, он
собирается признаться в любви! Ксюша с замиранием  сердца ожидала, когда они
наконец останутся одни.  Тогда Реми ей скажет...  И  это  так красиво звучит
по-французски... А она ему ответит:.. Что же она ему ответит? "Moi aussi, je
t'aime..."?<Я  тоже  тебя  люблю...  (фр.).>  Или  это  будет  слишком
откровенно?  Сашка  всегда  говорит, что мужчины любят тайну.  А она, Ксюша,
слишком  открыта,  слишком  легко  просматривается,  слишком  распахнуты  ее
круглые  наивные глаза... Господи,  а ведь  сейчас,  вот  прямо  сейчас, как
только официант отойдет, Реми ей признается в  любви;  а она так и не успела
подумать, что же она скажет сама! Катастрофа! Нужно что-то срочно придумать,
какие-то такие слова, которые должны ему  дать понять, что он  ей тоже очень
понравился и  что  ее  отношение к нему тоже  серьезно,  и в то же время, по
Сашкиным заветам, накинуть флер тайны на свои чувства...
     Но она не успела ничего придумать. Официант