бросив на Виктора какой-то затравленный взгляд.
     Что-то  тут не  то, что-то все  же странное  было  в ней и во всей этой
истории.
     - Вера, я тебя спрашиваю, ты ела где-то в городе?
     Ему  не  следовало так с ней разговаривать, -  так не  разговаривают  с
любимыми  женщинами,   -  но  врач  в  Викторе  был  сильнее  мужчины,  даже
влюбленного.
     Вера, наконец, подняла на него глаза.
     - Я не помню.
     - Как  это? Не помнишь,  ела ли ты в каком-нибудь кафе? А что ты делала
все это время?  Ходила вокруг дома Анатолия? Или поужинала с его вдовой и ее
любовником?! - разозлился он.
     Вера  явно что-то выдумывала.  Может, и  историю  с  коллегой выдумала,
только зачем? И не гуляла  она  нигде, зачем ей  это было нужно  - болтаться
вокруг дома,  где теперь  живет ненавистная ей Ирина Львовна? Похоже, что не
зря крутила  его ревность: Вера что-то скрывает. Глупо,  неумело, по-детски!
Но скрывает.
     - Я... Я никак не могу вспомнить. Я поехала к дому...
     - Не ври, Вера. Не ври!
     - Правда... Я поехала... А дальше...
     - Ну?!
     - А дальше что-то не помню. У меня какой-то провал в памяти...
     Он слишком груб,  так нельзя. Надо успокоиться, надо взять себя в руки.
Какое он имеет право вести допрос? Никакого. Впрочем, есть: право врача. Да,
еще несколько  десятков минут назад он мечтал о том, чтобы получить на  Веру
совсем другие  права; но теперь не  до того. Он  должен немедленно выяснить,
что происходит. И если она ужинала  с кем-то, то...  А если  она не ужинала,
значит снова ни хрена не жрет, и он должен это знать как врач. Вот так.
     - Провал в памяти? - уже мягче  произнес он. - С каких это пор ты стала
жаловаться на память?
     - Ни с каких! -  Вера вдруг рассердилась. - С сегодня!  Говорю тебе, не
помню! У меня такое странное состояние было, будто я пьяная, наверное это от
укола! И не могу вспомнить, что я делала!
     - Но ты помнишь, как поехала к дому Анатолия? А зачем - это ты помнишь?
     - Я решила  закатить им скандал.  Я собиралась сказать Ирине, чтобы они
от меня отвязались! Что у  меня этих  вещей нет,  и  они никогда  ничего  не
докажут!  И что я подам на них в суд! Помнишь, ты  сам говорил, что можно на
них подать в суд за телефонное хулиганство!
     Виктор  с трудом представлял себе  Веру в роли  скандалистки.  Это было
совсем  не  в  ее характере  -  во  всяком случае,  как он  себе ее характер
представлял.
     - Я? - удивился Виктор. - Не помню, чтобы я такое говорил...
     - Значит, это сказал Женя. Он такой милый, так меня поддержал...
     Ага, а  Виктор, который  все  свое  время практически целиком посвящает
Вере, не милый, значит? И этот неведомый Женя, неизвестно как попавший  сюда
и  неизвестно  почему  сославшийся на  Виктора  (знал, значит, что Виктор  в
отъезде?), - поболтал немножко и сразу стал "милым"! Интересно...
     - То есть, ты с ним обсуждала свои проблемы?
     - А что такого? - обиделась Вера. - Нельзя было?
     И это было непохоже на нее... Право, Виктор не узнавал Веру. Вот так, с
первым встречным... Может, она и это сочинила?
     - Он тебе сказал название лекарства, этот Женя? Ампула сохранилась?
     - Не знаю... Можно посмотреть.
     Они пошли вдвоем в гостиную, где,  по словам Веры, Женя сделал ей укол,
но никаких  следов ампулы не  обнаружили. В мусорном ведре  ампулы  тоже  не
оказалось. Виктор, теряясь в догадках, потребовал показать  след от укола  и
обнаружил синяк вокруг маленькой точки - укол был сделан неграмотно.
     Ладно, некий Женя приходил. Вовсе  не  от Виктора, от кого  и  зачем  -
неизвестно.  Какой-то  поклонник,   который  решил   подобраться  к  Вере  в
отсутствие Виктора? Странный способ знакомства.  С другой стороны, он быстро
оказался "милым".
     - Хорошо, - произнес Виктор, чувствуя, что окончательно запутался. - Он
сделал  тебе  укол, вы поговорили  с этим милым Женей, и он посоветовал тебе
поехать к Ирине и устроить ей скандал?
     - Ну да. Ты же сам говорил: "лучший способ защиты - нападение".
     - Я так никогда не говорил.
     - Наверное, Женя сказал... Что-то у меня в голове путается.
     - Ладно, - заторопился  Виктор, которому показалось, что еще немного, и
Вера  не вспомнит  вообще ничего: память словно вытекала из нее, как чай  из
надтреснутой чашки. - Что было дальше? После вашего разговора  Женя  ушел? А
ты решила незамедлительно поехать к Ирине Львовне и все ей высказать?
     Вера прижала пальцы к вискам.
     - Ты  знаешь, у  меня такое  странное  ощущение,  как будто  я  пытаюсь
вспомнить фильм,  который давно  видела.  Какие-то  кусочки возникают  перед
глазами, но ты не  помнишь их смысла и вообще не  уверена,  что они из этого
фильма... Я  вышла из  дома... Да,  кажется, это было так...  Женя предложил
меня подвезти... У него машина белая... Потом я оказалась у Толиного дома...
поднялась на восьмой этаж... Звонила, стучала в дверь... Они мне не открыли.
Я кричала...
     - Кричала? Ты?
     - Ты же сказал, что нужно устроить скандал!
     -  Веронька, я этого никогда тебе  не говорил.  Это тебе,  должно быть,
посоветовал Женя.
     - Женя? Это  кто? Веронькой меня  всегда Толя называл...  Почему его не
было дома?
     Вера  опустила  голову на руки.  Виктор подошел, приподнял  ее  голову,
заглянул в лицо, в неподвижные блестящие глаза.
     И понял все.
     Вере вкололи наркотик.  Какой именно, Виктор не знал, и что это за Женя
был,  он тоже не знал, но  в том,  что  она  получила дозу наркотика, он был
уверен.
     -  Верочка, - попробовал  он потеребить ее  ускользающую память, -  что
было дальше?
     Вера не ответила и не  шелохнулась. Виктор  отпустил ее подбородок,  но
лицо  так  и  осталось  задранным  к  верху,   с  застывшим  зеркальным,  не
фиксирующим ничего взглядом.
     Он  отнес Веру  в  постель,  раздел,  натянул ночную рубашку,  укрыл, и
устроился рядом, прихватив "свой" плед, которым обычно укрывался.
     Он не сомневался в том, что это  происки вдовы и ее любовника. Они  все
подстроили: и звонок из Мелитополя, чтобы удалить Виктора  с места действия,
и  "коллегу",  чтобы  заставить  Веру, плохо соображавшую,  но  возбужденную
действием наркотика, устроить скандал перед дверью. Вера наверняка произвела
на соседей  впечатление пьяной!  Как  тогда Роман сказал? "Не захотите же вы
прослыть дамой  легкого поведения?" Они собираются  подать в  суд, и теперь,
конечно, потащат туда соседей, чтобы те расписали "моральный облик"  Веры...
Интересно,  что  же  Вера  все-таки  кричала у них  под дверью?  Оскорбляла?
Угрожала?   В  это  просто  невозможно  поверить!  Немыслимо:  Вера  в  роли
скандалистки! Надо будет об этой истории все же в милицию сообщить...
     Тревожно  засыпая, он думал  о том, как  только какой-то  час назад  он
мечтал спать рядом с ней и вдыхать запах ее волос. И вот он спал рядом, хотя
и под отдельным одеялом и одетый, и до него доносился запах ее духов, но это
было совсем не то и совсем не так, как ему мечталось...
     Наутро Вера не могла вспомнить вообще ничего:  ни Женю,  ни свой демарш
скандалистки, - ни-че-го.
     От вчерашнего  дня  остался  только уже начавший  желтеть синяк  вокруг
точки укола.


Инкогнито.

     В четверг Марина отпросилась с работы.
     Наталья,  при жизни папы целыми  днями  холившая свой  круп в  каком-то
оздоровительном  комплексе,  теперь  неожиданно  вошла во вкус и  с  большим
увлечением  занялась делами унаследованной  от мужа  фирмы. Кажется, она там
даже получила какой-то пост или статус - Марина не знала  и знать не хотела.
Но зато ей было  известно, что Наталья  торчит  теперь  в офисе чуть  ли  не
каждый день, хоть и уходит туда только к полудню.
     И  к полудню Марина  была уже  у  дверей  отцовской квартиры. На всякий
случай  позвонила  в  дверь,  -  никто  не  отозвался.  И тогда, замирая  от
приятного и страшного холодка, прихватившего загривок, вонзила ключ в замок.
Она чувствовала себя героиней какого-нибудь боевика...
     Но ключ  не  вошел. Марина нервно  дергала ключ, пытаясь заставить  его
войти в прорезь, -  безуспешно. Удивившись, она,  наконец,  присмотрелась  к
замку...
     Паскуда! Она сменила  замки!!! В  папиной квартире!!!  Как она посмела,
ничтожная дрянь!!!
     Марина зло пнула пару раз дверь,  не жалея дорогих сапожек. Постояв еще
некоторое  время перед  квартирой,  никак  не  желая поверить, что  ее  план
обломился, она, наконец, удрученно пошла вниз.
     У  подъезда  отирался какой-то паренек, который ей игриво улыбнулся, но
Марина  ответила  злым  взглядом  и  с  размаху прихлопнула  за собой  дверь
подъезда: раз не знает кода, так пусть и сидит на морозе, ждет кого-то...


     Бешенство всасывало  в  себя  ее  душу,  как  черный  смерч, пронзаемый
острыми  всполохами  отчаяния.   Только  Шанька,  спаниелька,  знает,  какие
наинелестнейшие слова нашла Марина, чтобы охарактеризовать  Наталью. Судя по
Шанькиной внимательной и сочувственной морде, она была совершенно согласна с
хозяйкой.
     Перспектива  провести  выходные  в  стенах  была  невыносима.   Только,
казалось  бы, Марина начала  приходить в себя  после папиной  смерти, только
начала забывать  Наталью,  - так выплыла история с колье.  Этого  Марина  ей
никогда   не   простит!   А  свой   провал  с  кражей   -   в   особенности!
Предусмотрительная бестия! Не забыла, что у Марины остался ключ от квартиры!
     Не  вынеся  груза  давивших  ее  мыслей,  отчаяния и злости, Марина  на
следующий же день  решительно отправилась на дискотеку. Нет, она не оставила
своего намерения вернуть любой ценой колье! Если  бы оно  не  было  маминым,
Марина бы, пожалуй, плюнула, несмотря на его  ценность. Как все дети богатых
родителей,  она в отношении отнюдь не в поту доставшихся денег была довольно
беспечна и тратила их легко...
     Но колье  было  связано с  мамой, с  ее смертью, с ее памятью.  Теперь,
когда  папы не  стало, весь  неразделенный груз вины  перед матерью упал  на
Марину... И, подсознательно, Марина переложила часть  этого груза на мачеху:
ненавистная Наталья превратилась в средоточие всех зол. В  конце концов, это
все  из-за нее так вышло! Не возникни  эта потаскуха в жизни папы, не окрути
она  его, - как знать, может и с мамой бы что-то наладилось! В конце  концов
Марина росла, взрослела, стала многое понимать, а  там, глядишь, и сумела бы
восстановить отношения с мамой - сначала свои, а там и папины...
     Но все  уже поздно, все безнадежно неисправимо:  мамы нет, папы  нет...
Есть  только Марина и проклятая гадина Наташка, - и мамино колье между ними.
И потому Марина затею свою не вовсе оставила: просто отложила, не зная пока,
что и как предпринять.  Лучшее, что она  могла сейчас сделать - это  немного
отвлечься,  успокоиться,  чтобы  потом, на  свежую голову,  все как  следует
продумать.
     В конце концов, дискотека - неплохая вещь. Собственно, там она обретает
именно то, что так привлекло  ее  в идее вояжа: инкогнито. Там она не  дочка
своего папы, там она не богатая невеста, там она не Марина Кисловская, - она
девушка без фамилии, без истории, без журнальных статей о величине состояния
или  о   мачехином  изнасиловании...  И  восхищенные  взгляды  можно  вполне
принимать за чистую монету.


     Вообще-то Марина не любила ходить  на дискотеки одна  -это что-то вроде
дурного тона; да и безопаснее в компании...
     Но сегодня ей никого не хотелось  видеть - ни Колю, ни Сашу. Она истово
танцевала в одиночестве - то есть,  конечно,  в  толпе, но сама  по  себе, -
прямо в центре площадки, ни на кого не глядя, прикрыв глаза. Всю силу своего
злого отчаяния она вложила в  ритмичные движения,  ведомые музыкой. Выходило
очень чувственно - даже она сама понимала, что чувственно.
     Приоткрыв  глаза,  Марина  приметила несколько  весьма заинтересованных
мужских взглядов, несколько  откровенно неприязненных женских - к ним Марине
не   привыкать,  девицы  всегда  ее  недолюбливали,  находя  высокомерной  и
претенциозной.
     Марина снова прикрыла  глаза - смотреть было не на что. И почти тут  же
кто-то аккуратно тронул ее за локоть.
     - Мне кажется, это вы уронили!
     Перед ней стоял молодой человек, довольно симпатичный, прилично одетый,
и мило улыбался, протягивая ей пачку "Салема".
     - Спасибо! - она действительно курила "Салем".
     Марина  приняла из  его  рук  сигареты и расстегнула крошечную  лаковую
сумочку, болтавшуюся на плече.
     - Ой, нет, это не мои!
     Действительно, ее сигареты благополучно лежали в сумочке.
     Марина  вернула  пачку молодому человеку и  снова прикрыла глаза, желая
поскорее снова впасть в состояние злого экстаза, которое порождал в ней ритм
музыки.
     - По-моему, вам следует сделать передышку, - прозвучал над ухом  тот же
голос.
     Марина удивленно вскинула глаза на непрошеного советчика.
     -  Вы  уже  чуть-чуть задыхаетесь, - пояснил  он.  -  Знаете,  вы очень
красиво танцуете. Но как-то странно... Я  хочу сказать, отрешенно. Обычно на
дискотеке все как бы танцуют друг с другом,  а вы - сами по себе. Потому я и
сказал: отрешенно. И еще... Вы не обидитесь?
     Марина   промолчала,  глядя,  однако,  с   интересом   на  неожиданного
рецензента ее танцевального искусства.
     - И еще  агрессивно.  Как  будто  хотите  наказать  кого-то. Может даже
убить... Нет, не всерьез, конечно, не смотрите так на меня! Вы,  несомненно,
воспитаны  в  духе культурных  и гуманитарных ценностей,  и убивать  никого,
разумеется,   не   собираетесь...  Это  так,  эмоция,   знаете,   на  уровне
восклицания: "Убила бы!", - за которым, к  счастью, поступки не  следуют. Но
агрессию куда-то надо выплеснуть,  и  вы наполнили  ею ваш танец... Впрочем,
может, я и не прав. Пойдемте посидим в баре, вы не против? Ей-богу, вам надо
перевести дух.
     И не ожидая ответа от Марины, он взял ее под локоть и вывел с площадки.
     Она  не   сопротивлялась.   Молодой   человек  был   приятным,   вполне
интеллигентным и весьма проницательным. Пожалуй, он ее заинтриговал.
     В баре она  рассмотрела его повнимательней: лет 28-30,  волосы светлые,
чуть  рыжеватые, глаза зеленые,  -  вполне  хорош собой... В нем угадывается
некая вальяжность, уверенность в  себе - он, несомненно, хорошо зарабатывает
и  занимает  приличный  пост. И вдруг  Марине показалось,  что она  его  уже
когда-то где-то встречала...
     -  А я вас однажды видел  на  дискотеке... Если мне память не изменяет,
пару недель назад. Вы были с каким-то молодым человеком...
     "Ага,  -  подумала  Марина,  -  вот  почему  его  лицо  показалось  мне
знакомым!"
     - Меня зовут Славой, - представился  молодой человек. -  А вас? Если не
секрет, конечно?
     - Марина.
     Интересно, а  как же  столь манившее ее  инкогнито? Она  не успела даже
подумать, как губы произнесли ее настоящее имя...  Плохая актриса из Марины!
Ладно, не страшно; но теперь осторожно: фамилию называть не будем.
     Но он и не спросил.
     - Держу пари,  Марина, что вы со своим кавалером поссорились! Ваш танец
просто кричит об этом!
     Марина нахмурилась.
     - Только не сердитесь, пожалуйста, я вовсе  не  собираюсь  лезть в ваши
сердечные дела. Я  просто...  Честно говоря, вы мне очень понравились,  и  я
таким неловким, можно сказать, способом пытаюсь выведать, есть ли у вас кто!
     Наконец, она улыбнулась.
     - Так и быть, скажу вам правду: он мне не более, чем приятель.
     - Разве с приятелями ссорятся? -  удивился Слава. - Ссорятся с близкими
друзьями, с родственниками - с  теми, с кем есть, что делить! А когда делить
нечего, - очень легко жить в мире и в прекрасных отношениях, так ведь?
     Слава не мог даже себе представить, как точно попал в "яблочко"! Марине
очень даже есть что  делить  с  "родственниками"!  Он  весьма  неглуп,  этот
Слава...
     - Вы правы, я действительно настроена очень агрессивно. Но мой приятель
тут не при чем...
     И, неожиданно для самой себя, она вдруг добавила: "Все дело в мачехе".
     На втором коктейле она рассказала  Славе  почти  всю  историю,  опустив
только  самые интимные  подробности.  На третьем Марина  плакала,  испытывая
невероятное облегчение от этих слез и от того, что кто-то участливо слушает,
вникая во все нюансы ее чувств.
     -  Я  ее  ненавижу,  стерву! Она  колье  украла,  понимаете,  у-кра-ла!
Стырила, сперла,  как  последняя  воровка!  Если  бы  оно  еще  было  просто
драгоценностью!  А оно - память о маме!  -  захлебывалась Марина коктейлем и
слезами.
     Слава осторожно похлопал ее по спине.
     Марина довольно  сильно опьянела.  Язык ее  поворачивался с трудом, но,
несмотря на это, речь была все еще связной.
     - Вашему горю  можно помочь, - приблизил к  ней лицо Слава.  - На свете
существуют люди, которые умеют разговаривать с замками!
     - Вы  - вор? - Марина откинула голову  - покрасневшие  щеки, сверкающие
глаза - и посмотрела на него в упор.
     - А что, похож? - улыбнулся Слава.
     - По-вашему, я знаю, как выглядят воры?
     -  Нет, успокойтесь, я не вор. Просто я  знаю кое-кого, кто мог бы  нам
помочь открыть дверь, за  которой лежит ваша драгоценность...  Это мой  друг
детства,  в одном  дворе  росли, и, хотя судьба дала  нам  разные шансы,  мы
дружбу  сохранили...  Он  работает  слесарем, и  ему  столько  раз  в  жизни
приходилось  открывать  замки  в  квартирах  бестолковых  жильцов,  что  он,
пожалуй, даст фору любому взломщику... А сейчас будет лучше, если вы пойдете
домой. Я вас провожу. Вы на метро, на машине?
     - На машине, - икнув, ответила Марина.
     Слава посмотрел на нее, чуть усмехнувшись:
     - Вот уж за руль вам садиться точно нельзя.  Адрес-то свой не забыли? Я
вас довезу. Не  бойтесь, я  в гости напрашиваться  не стану... Я вам оставлю
свой телефон -  видите,  даже  не  прошу ваш - и  вы  мне завтра,  если сами
захотите, позвоните... Договорились?
     Марина, снова икнув, кивнула, и нетвердыми шагами направилась в туалет.
Завершив основные дела, она хотела подкрасить губы, но почему-то помады в ее
сумочке не было. Марина махнула  рукой  на свое отражение в  зеркале, сочтя,
что  ее откровенно  пьяный  вид уже ничто не  спасет,  и вернулась  к Славе:
"Поехали, служба спасения..."
     Слава, как обещал, деликатно высадил ее у подъезда, припарковал Маринин
Фольксваген, двусмысленных намеков не делал и  к ней не напрашивался. Только
пожелал  спокойной ночи  и,  оставив в ее  руках  клочок  бумаги с телефоном
("Извините, в дискотеку свои визитки не беру..."), отправился ловить такси.


     Утром, как ни странно, голова не болела. Было немного  сухо во рту, вот
и все. Марина не забыла вчерашнего разговора. Ей уже несколько раз случалось
быть в довольно  сильном  подпитии, - все  эти молодежные  компании, все эти
"пей до  дна!",  а  она  никогда  не  знала,  в  какой  именно  момент  надо
остановиться, вроде трезвая-трезвая, а когда поймешь, что пьяна, - тогда уже
поздно...  Но даже когда ее  не  слушались  ноги,  когда кружилась голова и,
бывало, тошнило, - ни ум, ни память ее никогда не подводили.
     Вот  и теперь она прекрасно  помнила каждую деталь и прогоняла заново в
памяти вчерашний разговор, чувствуя  радостное возбуждение. Решение само, по
мановению  феи-судьбы, вплыло ей в руки в  виде  Славы  и его друга-слесаря!
Гениально и просто!
     А все же сомнения немного мучили. Она, вроде бы, поверила, что Слава не
вор-взломщик. Хоть она эту братию никогда близко не видела, но  все говорило
ей, что  это  совсем  иной тип...  Слава явно получил приличное образование,
говорит вполне литературно, наверняка фирмач...
     Но кто поручится,  что  открыв  квартиру,  они  с "другом  детства"  не
заберут это колье себе? Она ведь рассказала: три  бриллианта, один сапфир...
Ценность  большая,  и вдруг  они... Под  видом помощи... Воспользовавшись ее
беспечной доверчивостью...
     Желание  провернуть дело  поскорее было  настолько сильным,  что Марина