юбовью Семеновной, и урок у нее
заканчивался через пятнадцать минут.
     Кис подождал, пока она  вышла  из  класса и направилась  в учительскую.
Представился, кратко объяснил суть вопроса.
     Любовь  Семеновна  перепугалась   насмерть   и,  оглядываясь,  потащила
детектива за рукав в укромное местечко под лестницей.
     - Не говорите  никому,  ради  бога! Вы  же  знаете, что  такое  женский
коллектив: завтра  все будут рассказывать, что меня изнасиловали вдесятером!
И еще и подробности распишут! Умоляю!
     Получив  заверения  Киса  в честнейших намерениях и могильном молчании,
она описала сцену в  подвале со своей точки зрения, которая,  впрочем, ничем
не противоречила Стасиковой. Однако Любовь Семеновна категорически отвергала
все подозрения о ее добровольном участии в розыгрыше.
     - Я  по-вашему, с  ума сошла, соглашаться, -  пусть даже  и за деньги -
чтобы меня камнем или-чем-там по голове били?!
     Короче, Алексею пришлось смириться с  мыслью, что  учительница  говорит
правду и ниточка  обрывается.  Ее,  вполне  возможно, и  впрямь  включили  в
мизансцену  случайно,  - просто  потому, что попалась под руку,  и  фантазия
Артиста быстро сварганила свежий поворот в затеянном спектакле под названием
"Пробуждение в подвале".
     Оставалась  бомжиха.  Но  тут  Алексея  снова  ждала неудача: несколько
опрошенных  им  бомжей,  прибившихся  к  этому  жилому  микрорайону, по  его
описанию женщину "своей" не признали...
     Стало быть, именно она  была нанята Артистом. Что вполне логично:  надо
было Стасика задержать  в районе присмотренного подвала, оставить разговор с
бомжихой в его  памяти и посеять  сомнения  в его душе...  Средство, котором
потчевали Стасика,  имеет определенный  временной интервал действия, как все
медицинские препараты в мире, - стало быть, они рассчитали маршрут Стасика и
время,  в которое оно  начнет мутить голову. И именно в этот момент возникла
на его пути "бомжиха". Может, настоящая, может нет - поди узнай.
     Вот только, похоже, найти ее не удастся...


     Вернувшись  домой, Кис застал своего помощника  за  необычным занятием:
Ванька, подперев кудлатую голову кулаком, сидел над учебником по таможенному
праву. Прям "Мыслитель" Роденовский, да и только!
     - Ваньк, а Ваньк! Ты не приболел, случаем?
     Ванька аппетитно потянулся и потер осоловелые глаза.
     - Будет тебе издеваться... Хвост у меня. Сдавать послезавтра.
     - Скажи-ка, у тебя знакомых геев не завелось?
     - Да нет как будто... А тебе зачем?
     - А наркоманов?
     - Ну, знаю некоторых, которые балуются, но не слишком близко... Да ты б
прямо сказал, чего нужно-то?
     -  Понимаешь ли, надо мне найти притончик  один -  квартиру,  в которой
собираются  гомосексуалисты   и   наркоманы.  Стасика   туда   притащили   в
беспамятстве,  и  вынесли оттуда  в нем же. Ни  дома,  ни улицы, ни района -
ничего не знает! А мне бы с теми ребятами потолковать надо: уверен я, что им
тоже приплатили за спектакль..
     Ванька присвистнул.
     -  Ну  ты  даешь,  Кис!  Седина  в  бороду, а наивен,  как  малолетний!
Поскольку  даже  среднелетние уже  разбираются  в  таких  делах...  Да таких
притонов по Москве - знаешь сколько? И потом, найди ты его - дак кто же тебе
правду  выкладывать станет?  Был бы ты хоть свой... А ты - почти мент! Ни за
что не признаются, зуб даю!
     - Смотря как подойти!
     Ванька  окончательно  оторвался  от  учебника,  устроился  поудобнее  и
расплылся в ехидной улыбочке:
     - Ну, давай, расскажи, как ты "подходить" собираешься? Кулаком в морду?
Зелеными подкупать будешь? Или "колесами"? Ой, умора!
     - Слушай, ты хорошую мысль мне подкинул... Если в  пивной  они деньгами
рассчитывались, то с этими - наверняка наркотой!
     - Правильным путем  идете,  товарищи.  Да  только  какой тебе  прок  от
"хорошей мысли"? К делу не пришьешь! А доказать не сможешь. Выбрось лучше из
головы,   старина:   безнадежная   затея.  Хазу  не  найдешь   и   признания
чистосердечного не получишь. Да и потом, зачем тебе? Ведь в тот день никаких
изнасилований не было!
     - Во-первых, это бы неплохо дополнило историйку с пивной - в этом месте
Кис вкратце резюмировал свой поход к Наде, - а во-вторых, хотел бы я узнать,
кто  этих геев-наркоманов попросил разыграть Стасика. У меня уже нарисовался
один юный блондин... Может, опять он?
     -  Ну,  допустим,  опять  блондин,  -  дальше  что?  Адресок  надеешься
получить?
     - Как знать, как знать... Ужинать будешь? Я пельмени купил.
     - Какие?
     - "Сибирские". Адресок-то вряд ли, такие люди, как  правило, выныривают
из  тени  и  уходят  в  тень... Задание дали,  заплатили и  растворились  на
природе.  Но вдруг  повезет?  Он  может  оказаться  чьим-то  знакомым, может
оказаться ниточкой...
     - Да ты найди ее сначала, эту ниточку!
     -  Вот  ты,  Ванюша, этим и займешься, - сладко  улыбнулся  Кис.  - Так
будешь пельмени, говоришь?


     Кис  слабо  верил в то, что  Ваня  сумеет найти какие-нибудь  подходы к
притону. Но пусть  попробует малец,  в конце  концов,  должен же он  комнату
иногда отрабатывать!
     А у Алексея в списке оставался еще "Ваш Домовой".
     Туда  Кис и поехал прямо на следующий  день с утра пораньше.  И остался
разочарован: да, "Стасика" помнили,  и по фотографии опознали. И утверждали,
что он самолично  приходил и сделал заказ на уборку квартиры,  и  адрес свой
указал, и ручку свою забыл...
     На ручке той чужие отпечатки, если и были, то уже давно затерты...
     Что же  у  нас  получается?  -  размышлял  Кис, садясь  в  машину. -  А
получается у нас вот что: сходство  достаточно выраженное, и в данном случае
бандит  сам выступил  в роли Стасика, не прибегая  к  подкупу  персонала.  И
ниточка  опять  обрывается ровно в том  месте, где  некто  оказывается очень
похожиим на Стасика...
     В общем, на том же месте, в тот же час. Хорошая песенка.


     К  Марине Кисловской  Алексей  поехал без звонка. Он всегда предпочитал
появляться неожиданно,  не  оставляя собеседнику  времени  на  подготовку  к
разговору - так  оно надежней.  Меньше неправды, намеренной  и ненамеренной;
больше  непосредственных  эмоций.  Да и  меньше  возможностей отказаться  от
встречи.
     Марина Кисловская была  бы  весьма  миловидной девушкой, если бы ее  не
портили  замкнутое  и  самолюбивое  выражение лица, настороженно-оценивающий
взгляд.  Эта надменная гримаска,  эти  сухо  поджатые  губы, эти прищуренные
глаза, не выпускающие взгляд, не просто портили ее, но и старили, лишая юной
непосредственности.  Кис  прикинул,  что  лучше  всего  держать  с  девушкой
дистанцию, и взял самый вежливый тон, на который только был способен.
     Она отвечала на вопросы рассеянно, будто была погружена в важные мысли,
будто ее воображение  было  прочно занято  чем-то  или  кем-то. Она  даже не
спросила,  кто его на нанял - обычный  и  первый вопрос, который  задают ему
люди, и на который Кис никогда не отвечает, ссылаясь на тайну клиента.
     Выслушав скупой  рассказ о событиях,  уже  известных  Кису из дела,  он
спросил:
     -  Вы  принимали  участие  в  составлении  фоторобота.  Вы  так  хорошо
запомнили лицо бандита?
     -  С первого раза,  может,  и не  так  уж,  но я встретила его потом на
улице. И во второй раз запомнила очень хорошо!
     - То есть, если что, вы сможете его опознать?
     - Вы прямо, как тот журналист!
     - Какой - "тот"? - немедленно вцепился Кис.
     История  о беседе с неким  Юрой Новиковым из  "Московского комсомольца"
Алексею  сильно  не  понравилась.  Зато  понравилось выражение лица  Марины:
увлеченная  рассказом, она расслабилась,  черты смягчились, глаза выплыли из
разгладившихся век и  ярко засинели, - и она стала чертовски хороша. Вот так
бы всегда, девушка, подумал Кис,  - не стоит себя уродовать глупой гримаской
богатой старухи.
     - Он вам сказал, что именно собирается публиковать: интервью? Статью? -
спросил Алексей несколько дружелюбнее.
     - Нет... Или я не запомнила.
     - Если  он собирался опубликовать интервью, он должен был, по идее, вам
позвонить и попросить подписать текст! Он вам звонил?
     - Нет...
     - Допустим, он  собирался  публиковать не  интервью, а  статью. В таком
случае ваша  подпись необязательна...  Он  мог  бы, конечно,  позвонить  вам
просто  из вежливости и предупредить о выходе статьи... Но  с вежливостью  у
нас плоховато обстоят  дела... А вы, значит, не  удосужились узнать, что там
написали - или не написали в газете?
     - Честно говоря, я собиралась. Но тут всякие обстоятельства...  Короче,
у меня это вылетело из головы.
     -   М-да...  -  произнес   Кис  озабоченно.   -  А   что   за   "всякие
обстоятельства"?
     - Ох, это не имеет никакого отношения к делу! Это личное.
     - А все  же, - расскажите! -  задушевно попросил Кис голосом доверенной
подружки.
     Но его попытка сократить дистанцию не удалась.
     -  Я  же  сказала  -  личное,  - неподкупно отозвалась Марина. Лицо  ее
моментально захлопнулось, обдав холодом, как дверь на мороз.


     Интересно,  что  за  "обстоятельства"   так  занимают  эту  девушку?  -
размышлял Кис, покидая ее ухоженную квартиру. И что за журналист  встречался
с Мариной? Да журналист ли?
     Короче, у него появился еще один повод, чтобы заехать к Александре.


Александра.

     Кис у Александры  давненько не был - избегал. Со времени их знакомства*
прошло уже больше года, и Кис с тех пор видел ее всего три-четыре раза, да и
то  по  делам:  боялся  потерять  голову.  Эта  женщина влекла  его  к  себе
неимоверно, свои же шансы Кис оценивал как нулевые, и эта бесперспективность
добивала  его  окончательно,  -  проще  было  не встречаться.  Сейчас  снова
возникла  необходимость в ее  помощи и  совете, и он  поехал, предварительно
созвонившись.
     Так было заведено: Александра никогда ему не звонила, не звала - звонил
он сам, находя  тот или иной предлог. Но Александра  всегда  ему радовалась,
встречая как друга.
     Как друга...


     Тогда, во время расследования по  делу  об убийстве Тимура,  в  котором
была замешана Александра, - он чувствовал себя  куда свободнее.  Он нападал,
он припирал к стенке бестактными вопросами, он повелевал, - он был главным и
от него зависело  все  и  все.  Включая надменную и  язвительную журналистку
Александру Касьянову.
     Но  нынче зависимым  стал он сам. Теперь  у него не было прежнего права
следователя и вершителя судеб, - а другого права он так и не приобрел.
     И он стал смирным, ручным. Он стал другом.
     Он всегда приходил без цветов, с бутылкой вина  или джина, который  она
любила, или  с  конфетами  к  чаю: он  приходил другом, - не поклонником, не
любовником. Они  вместе  ужинали, пили вино или джин;  они пикировались, они
беззлобно ругались, они  много смеялись - Александра всегда умела рассказать
остроумно и колко о  своих светских похождениях... В  общем, дивно проводили
время как старые добрые друзья.
     Это было до бешенства  несносно, - но это было единственное, что он мог
себе позволить. И все, что ему было позволено.
     Лучше, чем ничего.
     Лучше, чем ничего?..
     И вот он опять  ехал к ней - счастливо обмирая в предвкушении встречи и
стараясь не  думать о  том горьком послевкусии, которое эта встреча оставит:
одинокий   вечер  в  пустой  и  неухоженной  утробе  его  квартиры,  немного
скрашенный присутствием шалопая Ваньки; вечер, когда он вновь останется один
на один с растревоженными в душе и теле чувствами...


     Александра встретила его радостно. Она как-то  похорошела и  помолодела
за последнее время, - видать, прошлое стало  потихоньку отпускать ее душу...
Ее темно-карие, персидского  разреза глаза  живо блестели, густые каштановые
волосы  немного отросли  и ладно обрамляли  точеный овал лица, - по-прежнему
стрижка, но уже не "мальчуковая", а более женственная.
     Обычно  Александра была одета по-домашнему, она, как и Кис, любила дома
чувствовать себя комфортно и носила мягкую, не стесняющую движений одежду. И
сегодня на ней тоже  была одежда домашняя, но какая-то  особенная: свободная
рубашка-косоворотка из белого  шелка с тонким черным кантом по краям и рядом
мелких черных пуговок  по левому плечу, наполовину расстегнутых, шелковистые
черные  лосины. Этот костюм  необыкновенно шел к  ее  высокой тонкой фигуре:
полупрозрачный шелк льнул к  груди, выдавая два полукружия белого кружева на
смутно  розовеющей коже, и вольными складками  разбегался дальше, неожиданно
кончаясь на стройных ляжках, плотно схваченных черными лосинами...
     Кис,  с трудом оторвав глаза от  игры  белого шелка, ревниво  напрягся:
ждет кого-то еще? Для него она так никогда не одевалась...
     Александра предложила кофе - совместный ужин сегодня не предвиделся, ей
надо было уходить к девяти вечера  на  очередную тусовку. Оживленно накрывая
на стол,  она расспрашивала  Алексея о делах и о жизни ("Да что ж ты хочешь,
чтоб я тебе рассказал? Все как всегда: работаю...", - отвечал Кис).
     Когда дымящийся кофе зачернил две белых чашки, раздался звонок в дверь.
Было семь вечера, время для визитов подходящее, и Кис поморщился: в кои веки
к ней  выбрался, так нет - кто-то приперся! Александра  вела весьма светский
образ жизни и неудивительно, что...
     Она  вернулась  из прихожей  с  букетом красных  роз.  В сердце  больно
уколола ревность: никак поклонник завелся! А собственно,  отчего бы ему и не
завестись...   С  какой  стати  молодая  красивая  женщина  будет  сидеть  в
одиночестве? Бури  прошлого немного  улеглись, Александра  ожила, и  душа ее
снова готова любить... Разве не так? Разве Кис что-нибудь ей предложил? Смог
предложить? Посмел предложить? Разве  они чем-то связаны? То-то. И не ворчи,
старина. Ты не имеешь права даже на ревность... А то, что это "женщина твоей
мечты", - об этом знаешь только ты.
     Александра небрежно  впихнула  цветы в вазу, и Кис возрадовался: может,
поклоннику здесь не отвечают взаимностью?
     - Достал, - произнесла Александра.
     - Заметил, - отозвался Кис. - По жесту.
     - Вот скажи мне, ты бы преследовал женщину, которую любишь, Алексей?
     Ох,  как  ему  нравилось,  когда  она называла  его так:  "Алексей...",
немного растягивая последний слог! Музыка!
     -  Если  бы при  этом  она  не  отвечала  тебе взаимностью? -  уточнила
Александра.
     Кис насторожился. Уж не намекает ли она?..
     - Нет. Не преследовал бы, - произнес он сдержанно.
     -  Потому  что  ты любил  бы, - кивнула Александра. -  А он  - он хочет
завоевать. Вопрос  престижа. Все бабы писают в трусики, а я  - нет. Не может
переварить.
     Ну да. Александра у  нас - звезда журналистики. Дружба с ней  считается
престижной, а  уж положить  ее, известную своей дерзкой  неприступностью,  в
постель - это должно быть сравнимо с кубком чемпиона...
     - Кто - он?
     - Германн.
     - Какой Германн?
     - Ну ты что, не знаешь? Звезда  эстрады. Певец.  Дешевка, но смазливый.
Волосы  длинные, голос бархатный, глазки  масляные, голова пустая. Пей кофе,
остынет.
     Александра  придвинула к нему тарелочку с бисквитами. Но новый звонок в
дверь снова помешал кофепитию.
     - У тебя всегда так? - вдогонку спросил Кис.
     Александра вышла в прихожую и открыла дверь.
     - Вы Александра Касьянова? - раздался звонкий пионерский голос.
     Кис не  удержался и высунул нос в прихожую.  В дверях  стояла невысокая
девушка,  лет двадцати максимум,  искусственная блондинка с  неумелым  ярким
макияжем, напомнившая  Алексею Надюху  из пивной. Броский фиолетовый наряд с
люрексом совершенно  не шел к ее простому и вполне миловидному лицу. Если бы
не это свежее личико, ее можно было бы принять за потаскуху.
     - Для  вас - Александра  Кирилловна, - сухо ответила Александра.  - Чем
обязана?
     Девушка гордо вздернула носик, но при этом порозовела от смущения.
     - Может, вы позволите мне пройти?
     - Не позволю. Чем обязана?
     - Я - жена Германна!
     Александра молча ждала продолжения.  Но и  девушка  молчала, с  вызовом
глядя на нее.
     - И что дальше? - поинтересовалась Александра.
     - Я желаю узнать, что у вас с моим мужем!!!
     Александра рассмеялась.
     - Идите домой, девушка. К мужу. И спросите у него.
     - Я спрашивала! Он ответил, что у вас с ним "отношения"!!!
     - Вот как? Похоже, мальчик выдает желаемое за действительное.
     - А-а, "желаемое"?! значит, он вас "желает"?!
     - Возможно.
     - А вы его?
     - Я никого не желаю.
     -  Я  вам не верю! Вы его заманили, соблазнили! Иначе бы он не  стал за
вами  бегать!  Если он  вами  заинтересовался, -  значит, это вы  его  собой
заинтересовали!
     Александра расхохоталась.
     - Уймитесь, сударыня. Я не заманиваю и не завоевываю мужчин. И если мне
случается выбирать, то я выбираю из тех, кто любит меня.
     - Так вы же сами  сказали,  что он вас желает! Он по ночам бредит вами!
Он меня Александрой называл, когда мы ... В общем, в интимный момент...
     Она  снова  залилась  краской,  и Кису  стало  ее  жалко. Но Александра
оставалась по-прежнему сурова.
     - Девушка,  вы  не обратили внимания на два слова: первое  - "выбираю",
второе  -  "любит".  Выбираю  - это  значит  не отвечаю  любому  и  каждому,
понимаете? А  "любит" -  это не то же  самое, что  "хочет". Если у него член
готов протаранить брюки, то  это называется " хочет..." А дальше  подставьте
то, что  вам больше по вкусу -  хочет: уложить в постель, трахнуть, поиметь,
засадить... Впрочем,  достаточно. Русский язык богат,  но все эти изысканные
выражения начинаются со слова "хочет", так что можно им и ограничиться. А я,
- послушайте еще раз: я-выбираю-из-тех-кто-меня-любит. Понятно?
     Жена Германна смутилась. Глаза опустила, и слеза  не замедлила блеснуть
из-под ресниц.
     - Вы хотите сказать... - растерянно пробормотала она.
     - Я не хочу сказать. Я сказала.
     - То есть, между вами и моим мужем...
     Слеза поползла по щеке. Александра смилостивилась:
     - ...ничего  нет. И  не  будет, уверяю вас. Можете ему это  передать. А
заодно и вот это...
     Она метнулась в комнату и вручила девушке розы, мокрые от воды.


     Кофе, конечно, остыл.
     - Больше  никому не открываю,  - сообщила Александра, отламывая кусочек
бисквита. - Рассказывай, что там у тебя?
     Кис  все  никак не  мог  сосредоточиться.  В  голове  крутилась  фраза:
"выбираю из  тех,  кто  меня  любит"...  А  ведь  он  - любит... Он об  этом
старается не думать, верно;  он гонит от себя ее образ и мысли  о ней; он ни
на  что не надеется и  потому закрыл эту тему для себя раз  и навсегда... Но
если  бы  он мог  позволить  себе  тему "открыть", то чувства,  замороженные
разумом, оттаяли бы и хлынули... Весьма бурным потоком, если честно.
     Только проблема в  том,  что  если одна  часть ее  сентенции верна: Кис
любит,  то  другая  часть - "я  выбираю"  - это вилами на воде писано... Но,
может, Александра не догадывается о чувствах Киса? Он их так ловко запрятал,
что и сам уже не знает...
     - Эй, ты где, Алеша?
     Кис очнулся. "Алеша" - это было еще лучше, чем Алексей!
     - Мне нравится, когда ты меня зовешь "Алеша", - сказал он, посмотрев ей
прямо  в глаза. -  Меня так  редко зовут:  все  больше Кис, или Алексей... А
Алешей - почти никто. Только самые близкие друзья, а у меня их мало...
     - Но я ведь тоже твой близкий друг, - Александра потянулась  через стол
и накрыла ладонью руку Киса. - Разве не так?
     Ее прикосновение так обожгло Алексея, что он едва не выдернул руку. Это
была  пытка.  Александра поджаривала его  на медленном  огне, ласково,  даже
нежно,  глядя ему в глаза.  Издевается,  чертовка?  Кис помедлил и осторожно
освободился - сил не было терпеть.
     Что же касается слов "хочет" и "протаранить", то Кису показалось, будто
он, как  двадцать  с  лишним  лет  назад, натянул  на  себя  чересчур  узкие
супермо