Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Светлова Татьяна. Шалости нечистой силы -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  -
о не имел против гомосексуалистов. Но он был явно против собственного присутствия при их половом акте. И если учесть, что его и без того тошнило, то состояние Стасика приблизилось к критическому. Лучшее, что он мог сделать сейчас - это пойти прямо к унитазу. Или хотя бы выпить холодной воды. Но в комнате были еще какие-то люди, и мысли Стасика приняли другое направление. О "голубых" он знал только понаслышке и теперь пытался решить вопрос: опасно ли для него это соседство? Те двое заняты друг другом и не обращают на Стасика ни малейшего внимания... А вот кто это там в углу? В углу сидел лохматый человек неопределенного возраста, толстый и грязный, и тихо и нестройно бренчал на гитаре, вслушиваясь в издаваемые инструментом жалобные звуки, как если бы пытался уловить неслышную уху песнь ангелов. Стасик решил, что этот тоже не опасен, и обратил свой взор в другой угол. В том углу некто закрутил жгут повыше локтя, после чего навострил шприц... Наркоманы! Боже, куда это он попал! И запах в комнате стоит... Не сигаретный запах, какой-то травяной... Они не табак курят! Травяной запах - от "травки"! Ну и ну! Ну и вляпался... А где ж этот подлец, который притащил его сюда? "Подлеца" не было видно, зато видна была дверь в другую комнату. Возможно, негодяй в ней. И во всех случаях, где-то за нею должен быть выход. Только бы попить сначала... Эти, геи-наркоманы, кажется люди мирные, попросить у них, что ли, воды? Или самому найти кухню и напиться? Так будет лучше, пожалуй, - вступать в разговоры с непонятными ему людьми Стасику не хотелось. Он опустил ноги с дивана и с удивлением обнаружил, что они босы. Стянув с себя истертое до прозрачности одеяло, Стасик с констатировал, что на нем вообще не осталось ни нитки. Стасик не был уверен до конца, что он не спит. Поэтому для верности ущипнул себя. Щипок оказался всамделишным. И небесплодным: у окна в горке какого-то тряпья он, кажется, различил свою одежду. Стасик встал и решительно шагнул к куче, и уже почти наклонился, как его правая ягодица неожиданно тоже ощутила щипок, и тоже вполне всамделишный. Поскольку Стасик твердо знал, что с контрольными самощипками он уже покончил, он немедленно и справедливо решил, что щиплет его кто-то другой. Он обернулся. Позади, радостно ухмыляясь, стоял какой-то маленький бритый человечишка с редкими дурными зубами и с энтузиазмом теребил Стасикову ягодицу. Не успев даже подумать, правильно ли он делает, Стасик резко ударил мелкотравчатого по руке. Человечишка обиделся. Нахмурясь, он посмотрел на Стасика сурово. Стасику очень хотелось взять свои джинсы из кучи и сбежать отсюда поскорей, но он боялся наклониться - похмуревший жизнерадостный, стоявший у Стасика за спиной, мог неправильно понять его позу. - Ты с кем здесь? - процедил бритый, картинно сплевывая через плечо. Его плевок попал прямо на одну из двух голых задниц, трудившихся на столе, но был ими полностью проигнорирован. Стасик лихорадочно заработал мозгами. Если один - значит, ничей. Ничей, значит - свободен. Свободен - значит... А если не один - то с кем? Как звать того мужика, что завел его в этот притон, Стасик не представлял. Может, тот и сказал, а Стасик забыл. Так что же делать?! - С Лехой, - наобум сказал он, надеясь, в глубине души, что какой-нибудь Леха в этих местах водится. И он не ошибся. - Леха! - не сводя недобрых глаз со Стасика, позвал мелкий-бритый. - Леха, слышь! Поди сюда! Из соседней комнаты вдвинулся шкаф. Шкаф тоже был брит, могучая шея, не дрогнув изгибом, перетекала в череп, отчего все наплечное сооружение напоминало собой половину ташкентской дыни. Уши, нос, рот и подбородок были для верности отмечены металлическими колечками разных размеров. Огромные предплечья размером с целую ташкентскую дыню, были разукрашены татуировкой. Вся эта комбинация азиатских дынь придвинулась к Стасику, по-прежнему не смевшему наклониться и поднять с пола свои штаны. - Ты его сюда привел? - спросил мелкий. - Не, - отозвался Леха утробным ревом, - Колян. - А Колян где? - Ушел. Этот недоносок вырубился, и Колян не стал ждать. - Значит, он свободен? - Выходит, что так, - согласился Леха. Звонкий шлепок, от которого загорелась вся ягодица Стасика, припечатал Лехины слова. - Постойте, - залопотал Стасик, - тут какое-то недоразумение... - Кто будет первый? - спросил мелкотравчатый. - Давай ты, Сень, - великодушно уступил Леха. - У меня на него чего-то не стоит. Может, потом, на вас глядя... - Погодите, - Стасик опасливо ступил назад и прижался спиной к подоконнику, - погодите же! Тут недоразумение, я вовсе не по этой части, я совершенно случайно... - Это по какой такой "части" ты не-? - прогремел шкаф. - Вот по этой? - Леха протянул правую ташкентскую дыню и ухватил Стасика за мошонку. - Так мы это дело быстро поправим! И Леха, прихватив в щепоть съежившийся от страха Стасиков пенис, резво задвигал рукой. Мелкий Сеня, оскалив редкие кариесные зубки в радостной улыбке, принялся проделывать синхронные действия со своим пенисом, который оказался отнюдь не мелким. - Нет! - затравленно закричал Стасик, - Нет, я не хочу! Не трогайте меня! - А чего ж ты сюда пришел? - уставился на него Леха, и на лице Сени тоже нарисовался недружелюбный вопрос. - Я по ошибке, - торопливо принялся объяснять Стасик. - Мы разговорились на улице с одним человеком, он предложил пойти к хорошим ребятам, а потом... - Ну, так ты же пошел? Чего ж теперь вые...ся? Или мы не "хорошие" ребята? Стасик, учуяв опасность вопроса, снова зачастил: - Мне нехорошо стало, я потерял сознание на какое-то время, а очнулся уже здесь, не знаю, как он меня сюда доставил, но я не хотел... Я не гомосекс... Мелкий уже начал пристраиваться сзади. Надавав Стасику шлепков, он распорядился: " Пригни его, Леха!" И Стасик уже почувствовал прикосновение его немелкого, кривого, как ятаган, пениса... "А-а-а!" - заголосил Стасик и, выдравшись из рук, ухватил из кучи несколько вещей без разбору и дал деру. Леха догнал его - даже не в два скачка, а просто в два своих великанских шага. "Ку-у-да?" - рыкнул он, приобняв Стасика за талию, как девушку. "И куда ж это ты собрался, голуба?" И, отведя Стасика, словно в танце, от себя на расстояние вытянутой руки, заехал ему свободным кулаком в челюсть. Свет померк в глазах Стасика, и он еще успел подумать, погружаясь в нокаут: "Хоть ничего чувствовать не буду..." Очнулся Стасик в метро. За плечо трясла старушка. "Милок, тебе где выходить-то? А то ты спишь-спишь, чай уже не первый круг едешь! Тебе на какой станции-то сходить, а?" Стасик схватился обеими руками за ширинку. Одет! Одет!!! Вот счастье-то! - Ты чего это, мил-человек, - обиделась старушка, - я ж только спросила, где тебе выходить.... Стасик вылетел вон на первой же станции кольцевой линии. Добравшись до дому, он резво кинулся в ванную и, бросив всю одежду в бак для грязного белья, встал под душ. Отмывая изо всех сил промежность душистым гелем, он отметил, что больно не было. Но Стасик не знал, бывает ли после "этого" больно... Спи спокойно, дорогой товарищ... Совершив свой ритуальный, прямой беспосадочный рейс от порога в постель (все радости цивилизованной жизни, как то: душ, еда, чай, - он был способен воспринимать только после крепкого сна), Виктор сомкнул глаза, ожидая, что сейчас, как обычно, тихо закружатся и провалятся в теплую тьму обрывки образов и звуков. Но сна не было, хотя за окном уже заколыхался оттепельный рассвет, сырой и серый. Сквозь короткие, обморочные падения в дрему выныривало снова и снова: студеное окошко и край светло-серой юбки, затрещавшей под руками; белый ковер и русые пряди на нем; и выдох: "меня изнасиловали"; и кровавый цветок на белом ковре, и милиция, и тихие, безжизненные ответы Веры на вопросы, пока за ней не приехала неотложка; и осмотр квартиры, и липкие витки скотча, извлеченные из мусорного ведра... И теперь он не знал, но очень хотел узнать: как она там? И закрыто ли окошко... Он мужественно сопротивлялся бессонице два дня, но на третье утро не выдержал и поехал по знакомому адресу прямо со смены. Подходя к дому, невольно глянул на окна: слава богу, закрыты. На его звонок из дверей квартиры вывалилась полная женщина в шелковом халате с видом сонным и крайне недовольным, что ее потревожили. И то: времени девять утра, и с чего это Виктор счел столь ранний час приличным для визитов, - он и сам не понял. - Могу ли я поговорить с Верой? - Виктор страшно оробел в присутствии дамы, которую обозначил для себя как Верину мать. - С какой это стати вы ее тут ищете?! - несолидно взвизгнула дама, и из-за ее плеча возник молодой мужчина, тоже в халате, - его Виктор определил недовольной даме в сыновья. - А где мне ее искать? Она еще в больнице? - растерялся Виктор: он был уверен, что Веру должны были уже из больницы отпустить. Разве что осложнения... - Простите, вы ее мать? Женщина сначала покраснела. Потом позеленела. Потом посерела. Она задохнулась от возмущения, ища слова, но, так и не найдя их, попросту отправила дверь в такой полет, что стены содрогнулись. Виктор растерянно стоял на лестничной площадке, а до его слуха из-за захлопнувшейся двери доносились истерические вопли женщины и успокаивающий голос молодого человека: "Да будет тебе, Ирина, что ты так разволновалась! Подумаешь, какой-то лох обознался! Да ты выглядишь моложе Веры, клянусь!" И, в подтверждение слов "сына", который оказался вовсе не сыном, раздалось несколько поспешных чмоканий. Через службу "Скорой" Виктору удалось выяснить настоящий адрес несостоявшейся ночной самоубийцы: она проживала где-то на Соколе, в районе Песчаных улиц. Подумав, он все же рискнул и поехал на Сокол: знал, что покоя ему не будет, пока не удостоверится, что девушка жива и здорова. Она открыла дверь, не спрашивая, "кто?", и молча встала, привалившись плечом к дверному косяку. - Ты меня помнишь? - начал было Виктор и вдруг исправился: - Вы... Вы меня помните? Я врач, который... - Вам больше идет "ты". - Я... То есть? Извините, я... - Вам больше идет, когда вы обращаетесь к пациентам на "ты", - пояснила Вера без тени улыбки. - Да? А тогда ты тоже... - Нет, - отрезала Вера. - Я пациент. И мне больше идет, когда я обращаюсь к доктору на "вы". - Ну ладно, как хочешь, - поспешно согласился Виктор. - А я могу войти? - Входите. Она пропустила его в квартиру, указала на кресло, сама села на диван, не произнеся при этом не звука. Виктор тоже молчал, пытаясь сообразить, как объяснить цель своего визита. Он сам толком не знал этой цели. Наверное, у Веры много вопросов: как он ее нашел, зачем пришел... Но Вера совершенно спокойно сидела, словно была одна в комнате, и он решил тоже не торопиться. Виктор огляделся. Эта квартира не имела ничего общего с той, где он вылавливал Веру из окошка: та была дорогая, роскошная, претенциозная; эта куда проще, но милая и уютная. - Как ты себя чувствуешь? - наконец, приступил он. - Хорошо. - Что милиция? Вера пожала плечами: - Тоже хорошо себя чувствует. - Я имею ввиду... - Взяли показания, направили на обследования. - Ага. Ну, правильно... А ты как? - Хорошо. - А кровотечение... - Выкидыш. Ни мальчика не будет, ни девочки, как вы тактично заметили. Виктор покраснел. Ему тогда показалось, что Вера не слышит... А вот надо же, услышала... Тьфу черт, как неловко вышло! - Извини. Я... я думал, что ты... - Теперь это не имеет значения. - Если я могу быть чем-нибудь полезен... - Ничем. Вообще-то надо было считать разговор оконченным. Но Виктор никак не хотел считать его таковым. И потому, несколько вымученно, спросил: - Ты глупости... - Выкинула. Из головы. - Ага... хорошо... А я там был, в той квартире. А там женщина... - Жена. Вдова, то есть... - Вот-вот! Я сначала подумал - твоя мама. А она как закричит! Там еще был мужчина молодой... - Ее любовник. - Вот оно что... А ты, значит... - Толя начал с ней разводиться. - Ага... Он все ждал, что Вера спросит: зачем ты приперся? Чего тебе от меня надо? И что ответить? "Заснуть две ночи не мог - все мерещилось, как ты из окошка прыгаешь"? А ему, собственно, какое дело? Кто он такой, чтобы за нее бояться? То-то. Никто. Но Вера почему-то ничего не спрашивала. Отвечала на его вопросы ровным голосом, без улыбки, словно он имел право спрашивать, а она должна была отвечать... Может, ей все еще кажется, что допрос в милиции не закончился? - Ну ладно... Я просто хотел удостовериться, что с тобой... - Все в порядке. Виктор замолчал. Больше ему сказать было решительно нечего. Наконец, он неуверенно проговорил: - Я тогда пойду, да? Неуверенно, конечно, а как же еще? Он вовсе не был уверен, что можно было считать Веру "в порядке"! Вера не ответила. Она сидела на диване, отвернув голову к окну, и Виктор видел ее легкий профиль, мягко подсвеченный неярким зимним светом. До сих пор он все больше избегал смотреть на Веру, пряча глаза по углам комнаты, цепляясь за книжные шкафы и вазочки; а вот теперь засмотрелся. Он думал о том, что этот прохладный и чарующий свет ей идет, каким-то странным образом с ней сочетается, будто исходит не от окна, а от нее самой... Вера все не отвечала, и Виктор не знал, означает ли ее молчание нежелание, чтобы он уходил, или она просто не услышала его вопроса... - Вера... - позвал он, - я пойду, наверное... Она обернулась к нему с таким выражением, словно напрочь забыла, что он находится в комнате. Должно быть, и вправду забыла, потому что не успела защитить лицо маской спокойствия: в глазах ее было столько боли, что у Виктора все сжалось внутри. На этот раз он, забыв смутиться, откровенно и тревожно вглядывался в ее тонкие исстрадавшиеся черты, в горькие складки у нежного рта, думая, что этой женщине будет побольше лет, чем ему показалось сначала, - под сорок, пожалуй, будет; вспоминая слова фельдшера: "первый раз вижу, чтобы жена так мужа любила"... Он не мог встать и уйти. Он чувствовал, что его присутствие мешает Вере, заставляя ее возвращаться с планеты безнадежной и неизлечимой боли - на землю. Он не мог ее оставить, - и не знал, как остаться. Он медлил. Искал и не находил ни предлога, ни темы для разговора... Вера молчала, снова отвернувшись к окну. - А можно мне... Стакан воды можно? Вера вновь повернулась к нему, - но уже с тем безмятежным выражением, которое напрягало его еще больше, чем обжигающая боль, плеснувшаяся из ее глаз несколько минут назад. Вера даже легонько улыбнулась: - Минеральной? Не верил он этой улыбке, ох как не верил! Лучше бы плакала, в истерике билась, чем так улыбаться! Она пошла на кухню и, огибая угол, задела за него плечом и пошатнулась. Виктор подлетел, подхватил. - Что ты, что ты, миленькая? Тебе плохо? - Слабость просто... Ночь не спала... Ну да. Он тоже не спал, однако к стенкам не припадает! - Пойдем, пойдем, миленькая, тебе надо в постельку лечь... Вера послушно дала привести себя в спальню, где Виктор осторожно опустил ее на кровать и прикрыл одеялом, подумав мимоходом, что неплохо было бы ее переодеть в ночную рубашку - вон в ту, из синего шелка, висевшую на спинке стула возле кровати... Но такой фамильярности он себе позволить не мог. Хоть он и врач, но кто его сюда звал в этом качестве? Пришел как неизвестно кто. И неизвестно зачем. Впрочем, в конечном итоге, произошло именно то, чего он подсознательно и желал: увидеть Веру в постели, спящую, пусть даже не совсем здоровую, - но в постели! Это куда лучше, чем взгляд в окно: как бы сама за взглядом не проследовала в том же направлении... Виктор пощупал ее пульс, послушал сердце, подумал, достал из своего кейса упаковку со шприцем, сломал ампулу и вкатил в тонкую безжизненную руку укол: пусть спит человек, пусть отдыхает. Проснется поздно, вялая, слабая, но не беда; может, голова будет болеть - тоже не беда; главное - чтобы расхотелось руки на себя накладывать. Для самоубийства нужна какая-никакая - но энергия: будь то энергия отчаяния или истерики, будь то энергия мужества... Так вот, у Веры этой энергии не будет, - никакой. Будет головная боль и вся ее забота будет - анальгину выпить... И лечь обратно в койку. Вот и хорошо: "спи спокойно, дорогой товарищ, сон твой бережет...", - почему-то вспомнился школьный Маяковский. "Народный комиссар", конечно, Виктор добавлять не стал, оставил многоточие. А в многоточии угадывалось "Виктор". В вояж! Но любить, однако ж, Марине хотелось. И то: в ее возрасте - как не любить? Как не ходить парочкой, не класть нежно голову на плечо, не искать жадные губы беглым поцелуем в самых неподходящих, в самых что ни на есть общественных местах? Марина жгуче завидовала всем этим парочкам. И чувствовала себя несправедливо обделенной, обойденной судьбой. Да, она никого не любила; да, боль от папиной женитьбы (предательства!), утихнув, оставила после себя выжженную пустошь; да, она привыкла к своему одиночеству, - но все это как бы временно, не навсегда. Просто в ожидании счастья, в ожидании любви, которая придет однажды... Должна же прийти? Но почему-то никак не приходила. Марина рассуждала вслух, забравшись вечером в свою одинокую кровать с яблоком в одной руке и детективом в другой, глядя поверх того и другого в пространство перед собой, в мягко клубившийся сумрак спальни, освещенный чуть розоватым ночником. Пространство внимало ей почтительно, впитывало ее слова внимательно и молчаливо одобряло ход ее рассуждений. Шанька свернулась аккуратным серым калачиком у ее колен и мирно сопела, лишь иногда недовольно приоткрывая один глаз, когда Марина меняла положение ног. "А все дело в том, что мужчины, с которыми я знакома, знают, что я богата. И я не могу отделаться от мысли, что их ухаживания вызваны интересом к моему состоянию. И, даже если я не права, я все равно не сумею через это переступить, я все равно не смогу отделаться от этой паршивой задней мысли... Следовательно, мне нужно найти мужчину, который ничего обо мне не знает!" В этом месте ее рассуждений пространство ответило ей одобрительным хрустом надкушенного крепкими зубами яблока. "Правильно, - кивнула Марина, соглашаясь с веселым звуком, - именно так. А поскольку мои коллеги и мои сокурсники все обо мне знают, то мне нужно найти мужчину где-то в другом месте - там, где меня не знают. Из чего следует, что я должна проявлять инициативу. Иначе я рискую остаться старой девой". Список мест, где можно встретить новое лицо, оказался очень ограниченным: улица, ресторан, дискотека, гости. Подумав, Марина добавила: "клиенты". Но тут же вычеркнула: клиенту ничего не стоит навести о ней справки на работе, где каждый охотно расскажет, чья она дочь и в каких примерных цифра

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору