и к матам чьи-то руки. Она закричала,  тонко  и
страшно, как кричат в кошмарных снах.
   В ответ раздалось тихое ехидное хихиканье...
   Ксюша брыкалась, пока  руки  сдирали  с  нее  джинсы.  На  помощь  им
подоспела другая пара рук, и теперь над ней работали четыре руки -  одна
пара сдирала джинсы, другая куртку, затем кофточку... Каждый раз,  когда
она делала попытку вырваться из этих рук, ее немного отпускали, но  едва
она успевала сделать один-два шага, как ее снова хватали,  опрокидывали,
срывали оставшуюся одежду, тискали, как куклу, как  плюшевую  игрушку...
Тихое отвратительное хихиканье, улюлюканье, хлюпанье, хрюканье и  всякие
прочие наглые и плотоядные звуки сопровождали действия рук...
   И вдруг ее отпустили. Куда-то исчезли руки, растворились в темноте их
обладатели. В зале повисла тишина. Ксюша осторожно поводила вокруг  себя
руками: никого. И  ничего.  Она  была  совершенно  раздета,  на  ней  не
осталось даже трусиков, но  ничего  из  ее  одежды,  только  что  с  нее
сорванной, она не нащупала рядом с собой.
   Вытянув перед собой  руки,  Ксюша  сделала  несколько  шагов  наугад.
Казалось, что несколько минут  назад  в  этом  зале  просто  разгулялись
привидения, которые, чем-то спугнутые, внезапно покинули его.
   Ксюша сделала еще несколько  робких  шагов,  водя  вытянутыми  руками
перед собой.
   Никого.
   Тишина.
   Еще осторожный шаг... И вдруг рука ее на что-то наткнулась. На что-то
живое, теплое - она не успела понять, на что именно, как ее ладонь  была
схвачена и положена на мужской член, причем особо больших размеров -  ее
пальцы едва обхватили это явление природы.
   Отдернув руку, как  от  раскаленной  плиты,  она  снова  закричала  и
кинулась бежать незнамо куда. В ответ в воздухе снова заносились шепот и
хихиканье, они ее окружали, они надвигались на нее со всех сторон. Ксюша
замерла  на  месте,  ей  казалось,  что  она  теряет  сознание,   голова
кружилась... Тихие  кошмарные  звуки  наступали  на  нее,  приближались,
приближались, приближались...
   Собравшись с силами, она снова осторожно  вытянула  руки,  готовая  к
отпору, готовая оттолкнуть и  увернуться,  и  медленно  шагнула  вперед.
Прислушалась,  пытаясь  определить,  откуда  доносятся  эти  бесконечные
"ша-па-ша"  и  "хе-хе-хе".  Выбрав  направление,  которое  ей   казалось
правильным - то есть свободным от жутких звуков, - она сделала еще  один
шаг. Потом другой...
   Ей показалось, что она оставила звуки позади себя. Еще  шаг...  Ксюша
не имела ни малейшего представления, что там, впереди,  в  непроницаемой
тьме.
   Шаг.
   Шаг.
   Другой.
   ...Ее растопыренные пальцы уткнулись в чье-то невидимое тело, жаркое,
скользкое от пота. Чьи-то руки  схватили  ее  за  ягодицы,  чьи-то  ноги
сделали подсечку, и Ксюша рухнула на мягкие маты, а  на  нее  обрушилось
тяжелое мужское тело. Ее руки были пойманы, раскинуты в разные стороны и
с силой придавлены к матам, ее ноги были раздвинуты  мощным  коленом,  и
тяжелое, влажное тело, остро пахнущее потом, вжималось в нее, и жаркий и
твердый, как дубинка, столбик больно давил ей лобок...
   Мужчина шумно дышал ей в лицо. Ей показалось - по звуку  дыхания,  по
запаху, - что это Павел. Ей вдруг стало менее страшно.
   - Отпусти меня! - сердито крикнула она. - Отпусти сейчас же!
   Снова тихое хихиканье в ответ, и мужчина скатился с нее, предоставляя
ей возможность убежать.
   Бежать, собственно, было некуда. Ксюша, совершенно обезумев, носилась
по залу, словно белка в своем бесконечном колесе, и ее время от  времени
задевали, щипали, хватали, лапали сильные мужские руки, то за грудь,  то
за прочие интимные места - но  неизменно  отпускали  и  снова  ловили  и
лапали...
   Ксюша  потеряла  ощущение  времени.  Ей  казалось,  что  это   длится
бесконечно долго, она выбилась из сил. Она  дышала  так  шумно,  что  за
звуком собственного дыхания уже не могла различить два других...
   И  вдруг  до  нее  донеслись  тихие,  едва  различимые  слова.  Ксюша
задержала дыхание и прислушалась.
   "...Не могу. Давай скорей кончать это дело, а то я кончу  раньше",  -
донеслось до нее. Кажется, это был не Павел... Голос  был  странный,  и,
несмотря на шепот, Ксюше показалось, что она уловила акцент.
   Опустившись на маты, она безразлично подумала -  будь  что  будет,  и
приготовилась ждать своей участи.
   Однако все неожиданно затихло. Никто к ней больше не  прикасался,  не
трогал, не лапал, никто больше не шептал и не хихикал. Ксюша  напряженно
ждала,  готовая  к  новому  прикосновению,  но   почему-то   ничего   не
происходило.
   Она понимала, что с ней  играют  в  такие  своеобразные  кошки-мышки,
только не знала зачем...  Они  так  развлекаются?  Ее  пугают?  Или  это
прелюдия к чему-то еще более ужасному?
   В зале было жарко, но, несмотря на это, кожа ее покрылась  мурашками.
Страх мучительно сводил тело слабостью. Ее подташнивало. Она  попыталась
думать о Реми, о вчерашнем вечере, проведенном с ним, обо всем том,  что
было так сладостно и радостно, что было так  прекрасно...  Но  мысли  ее
путались. Страх и эта полная непроницаемая темнота  сводили  ее  с  ума,
парализовали даже ее дыхание. Казалось, что ее тело теряет  очертания  и
растворяется в этой темноте, ее воля, ее мозг, ее способность к действию
- все расплывалось, смещалось, исчезало...
   Она больше ни о чем не могла  думать  и  только  ждала:  сейчас.  Вот
сейчас они снова подкрадутся к ней. И тогда...
   Внезапно Ксюша услышала, как где-то сзади нее снова открылась дверь и
в кромешной тьме кто-то то ли вошел, то ли вышел...
 
Глава 18 
 
   ...От Сереги Кис узнал много любопытного о странной супружеской паре,
обитавшей  на  даче  Тимура.  Павел  Самойленко,  73-го  года  рождения,
необычайно красивый юноша с незначительным умственным  отставанием,  был
вывезен в Москву из  Воркуты  некоей  Ниной  Владиславовной  Замойкиной,
сорока  восьми  лет,  занимавшей  крупный  пост  в  одном  из  комитетов
московской мэрии. Нина Владиславовна была  дамой  политически  активной,
играла немалую роль в крайне правом  крыле  коммунистической  партии,  а
также была известна своим большим состоянием, обаянием и красотой,  было
поблекшей,  но  почти  полностью  восстановленной  в  одной  швейцарской
клинике. Два года назад ее бросил супруг, человек тоже небезызвестный  в
коммунистических  кругах,  и   Нина   Владиславовна   пережила   тяжелую
депрессию...  От  которой   вполне   быстро   оклемалась   и   принялась
развлекаться, утверждая направо и налево, что свобода - это ни с чем  не
сравнимое блаженство. В своих политических речах она, правда, утверждала
обратное.
   Судя по всему, Паша был вывезен из тайги для исполнения при ней  роли
постельного прислужника, иными словами - жиголо,  за  что  имел  от  нее
неплохое  содержание.  Она  даже  позволила  себе   появляться   в   его
сопровождении в  свете,  охотно  демонстрируя  всем  на  зависть  своего
молодого, красивого, как Аполлон, любовника.
   Восемь месяцев спустя Нина Владиславовна  пережила  очередное  бурное
увлечение директором одного из ведущих московских  банков,  увенчавшееся
замужеством, и Паша был за ненадобностью выброшен на улицу.
   Но тут же подобран Тимуром, который взял его к себе сторожем на дачу.
Именно на даче Павел познакомился с Варварой Тихоновой,  тоже  приезжей,
из Ростова. Варю Тимур подобрал немногим раньше на панели - она пыталась
встроиться  в  тесные  ряды  московских   проституток.   Самолюбивая   и
самоуверенная провинциалка,  желавшая  зарабатывать  большие  деньги  на
московских тротуарах и  искренне  убежденная,  что  с  ее  красотой  все
московские мужчины и иностранные туристы будут у ее ног (а  там,  может,
кто и женится, как в кино!), она не учла того обстоятельства, что доступ
мужчин - не столько к ногам, сколько к телам  московских  проституток  -
происходит через сутенеров  и  красивая  жизнь  с  высокими  заработками
достается  в  основном  им.  Несколько  раз  крепко  побитая,  она  была
вынуждена подчиниться правилам игры и стала  выходить  на  Тверскую  под
прочным  надзором  своих  покровителей-повелителей.  Историю  знакомства
Тимура с Варей милицейское дело умалчивало, но, надо полагать, Тимур был
ее клиентом... Так или иначе, их пути где-то пересеклись, скорей всего в
постели,  Варины  достоинства  были  Тимуром  оценены,  и  девушке  была
предложена работа на даче - не грязная и весьма прилично оплачиваемая.
   Обслуживала ли она постельные  запросы  Тимура  -  оставалось  только
гадать, но несколько месяцев спустя после появления на даче Павла они  с
Варей поженились.
   Какие выводы следовало делать из этой истории, Кис не знал. Тот факт,
что у Варвары глаза распутные, он  и  без  посторонней  помощи  заметил,
только какой от этого прок? Ну, допустим, трахались они с Тимуром. А  то
и даже втроем. А дальше-то что? Это никак не  отвечает  на  вопрос,  где
находятся документы, что за "бомбу" приготовил Тимур, в каком виде и где
она  находится,  а  также  могли  ли  юные  служители  постельных  услад
приложить к их исчезновению руку... А то и, как знать, к смерти Тимура?
 
*** 
 
   Из  открывшейся  двери  не  доносилось  ни  звука,   только   повеяло
прохладой. И снова воцарилась тишина. Ксюша  не  знала,  сколько  прошло
времени, когда вдруг ослепительно вспыхнул свет. Он так  больно  резанул
глаза, что она прикрыла их обеими руками.
   Ее подхватили с обеих сторон и потащили куда-то. Руки  оторвались  от
лица, и только крепко зажмуренные глаза спасали ее от  ядовитого  света.
Ксюшу довольно грубо уложили на что-то холодное и привязали  ее  руки  к
чему-то не менее холодному. Она постепенно размыкала веки, и два  черных
силуэта прорисовались сквозь ресницы. Двое черных или, вернее, одетых во
все черное мужчин склонились над нею!.. Она, не  поверив  своим  глазам,
раскрыла их чуть пошире и подняла их повыше, туда, где должны находиться
лица, - и обмерла: над ней склонились две чудовищные африканские  маски,
расписанные по щекам краской!
   Ужас, заметавшийся в ее глазах, вызвал у ее мучителей лишь  знакомое,
приглушенное масками хихиканье.
   Она безвольно закрыла глаза. Она даже не спрашивала, что с ней  будут
делать. Она боялась спрашивать...
   И только когда один из мужчин склонился над ее рукой и стал протирать
ее спиртом, она поняла, что ей собираются сделать укол.
   "Опять?!" - подумала она и закричала:
   - Не хочу! Не надо-о-о!..
 
*** 
 
   Минут через десять после того, как Ксюша исчезла за воротами,  оттуда
вышла Евдокия - уборщица, которую они видели с Кисом в  прошлый  раз  на
даче, - и торопливо пошла куда-то. Реми, проводив  ее  взглядом,  решил,
что вряд ли она заслуживает внимания, и  снова  уставился  на  ворота  в
ожидании, когда появится Ксюша. Время потянулось медленно и тоскливо.
   Прошло еще полчаса, и  в  ворота  въехала  машина.  Солнечные  блики,
отраженные стеклами, слепили глаза, и Реми не удалось  рассмотреть,  кто
находился за рулем. Это ему еще  пуще  не  понравилось.  Что  за  гости?
Зачем? Связано ли это с Ксюшей?
   И вообще, зачем Ксюша отправилась на дачу? - задавал он  себе  уже  в
который раз вопрос. Она что-то хочет узнать, это ясно. И это  связано  с
каким-то кусочком информации, который известен ей, но  неизвестен  Реми.
Он припомнил все то, что рассказал ему  прошлой  ночью  Кис,  вернувшись
после ужина с Александрой.
   Александра была знакома с Тимуром... Реми был склонен  верить  в  то,
что Ксюшина сестра ничего не знала об  убийстве  Тимура:  он  видел,  до
какой степени сестры любят друг друга, и ему представлялась дикой  мысль
о том, что старшая могла сознательно подставить младшую, отправив  ее  с
Реми на квартиру убитого.
   Но и о своем знакомстве с Тимуром Александра  умолчала.  Она  хранила
его  в  тайне,   как   если   бы   в   этом   знакомстве   было   что-то
неприятно-тяжелое... Может, Ксюша сама о чем-то догадалась? Может,  она,
как  и  Кис,  почувствовала,  что  сестра  что-то  недоговаривает?   Что
загадочный полуузбек с сапфировым перстнем был знаком с Сашей? И поехала
на дачу Тимура, чтобы узнать, бывала ли тут Александра?
   Скорей всего именно так. Но что же она  так  долго  там  делает?  Чай
пьет? Как-то ему слабо представляется сцена  мирного  чаепития  с  этими
странными молодыми супругами...
   Александра утверждает, что с Тимуром не общалась, за исключением того
раза, когда встретилась с  ним  у  Андрея.  Эти  Паша  с  Барбарой  тоже
заявили, что такую не видели. Впрочем, их послушать, так  они  ничего  и
никого не видели. Но Кис Александре не верит, а уж этим хранителям  дачи
- тем более. И  он,  Реми,  тоже.  И  если  им  действительно  есть  что
скрывать, то они и Ксюше этого  не  скажут,  зря  девочка  все  затеяла,
впустую... Но что же она там делает, mon Dieu ?!
   Время казалось Реми безразмерным, растягивающимся на  каждой  минуте,
как жвачка, бесконечно и нудно.
   Он уже было решил подойти и нажать кнопочку переговорного устройства,
уже встал и, решительно поглядывая на ворота, отряхнул брюки, как  вдруг
он разглядел то, чего не заметил в прошлый раз, - видеокамеру. Она  была
аккуратно приделана к стойке ворот и была не то чтобы совсем  незаметна,
но и в глаза не бросалась. По углу ее наклона Реми прикинул, что в  поле
зрения камеры должна попадать площадка перед воротами, а то  место,  где
сидел на откосе Реми, вряд ли просматривается...
   Но  раз  есть  камера,  значит,  где-то  должен  был   быть   монитор
наблюдения! А они в прошлый раз  с  Кисом  ничего  такого  не  видели...
Следовательно, на даче есть какое-то помещение, которое от  них  скрыли!
Что ж, теперь  у  Реми  появился  еще  один  повод,  чтобы  побеспокоить
обитателей дачи.
   Глянул на часы: прошел уже час  с  тех  пор,  как  Ксюша  исчезла  за
зелеными воротами. Пора!
   Он решительно направился к дому. "Увидят, что я маячу перед воротами,
и сами Ксюшу позовут, - решил он. - Тем более  что  они  не  говорят  ни
по-английски, ни по-французски, и им придется позвать Ксюшу  в  качестве
переводчицы".
   Минут  десять  он  топтался  перед  воротами,  ожидая,   что   сейчас
переговорное устройство оживет Ксюшиным голосом и ворота откроются...
   Но ничего не происходило. Никто не отреагировал на  его  нетерпеливое
пританцовывание перед камерой. Тогда Реми нажал кнопку домофона, не имея
ни малейшего представления, что он будет говорить  людям,  не  владеющим
иностранными языками... Он все же приготовил простую фразу по-английски:
"Позовите Ксению". На худой конец имя-то "Ксения" они должны понять!
   Но никто не ответил ему в переговорное устройство.
   А вот это уже Реми совсем не понравилось. Он огляделся по сторонам  и
приметил в нескольких метрах справа деревянный ящик, бесхозно валявшийся
на обочине, который он и подтащил к стене. Встал на ящик, гоня  от  себя
мысль, что могут ему сказать обитатели  поселка  на  непонятном  русском
языке, если застукают его  за  этим  занятием...  Ухватился  за  прутья,
подтянулся и залез - не  без  того,  чтобы  поцарапать  руку  об  острые
железные штыри. Заглянув во двор, Реми убедился в том, что он  пустынен.
Паши в будочке не было.
   Приладившись, Реми аккуратно спрыгнул во двор.
   Взошел на пустое крыльцо.
   Дверь в дом была открыта. Стараясь ступать  бесшумно,  Реми  двинулся
вперед, осторожно прижимаясь к стенкам...
   В центре гостиная - никого. Тихо, тихо, крадучись: налево столовая  -
тоже пусто. Так же крадучись направо, в телевизионную - ни души.
   Впереди еще дверь, за ней коридор и кухня.  Мельком  подумалось,  что
устроено нерационально: кухня  должна  соединяться  со  столовой,  чтобы
удобно было подавать блюда... Неужели русские  архитекторы  не  понимают
таких элементарных вещей? Оттого ли, что у русских, живших десятилетиями
в коммунистической бедноте, совсем потерялось представление о  комфорте?
Впрочем, Тимур  был  одинокий  мужчина,  и  ему  подавала  прислуга,  на
удобства которой он скорей всего чихать хотел...
   Он был уже перед приоткрытой дверью  кухни,  когда  услышал  какое-то
звяканье и понял, что в кухне кто-то есть.
   Притеревшись вплотную к стенке, Реми  осторожно  высунулся.  У  плиты
стояла Барбара и следила за чем-то, что  на  ней  кипятилось.  От  двери
нельзя было рассмотреть, что именно она варила, но сделать еще один  шаг
было опасно - он попадал в поле ее зрения.
   Где же остальные? Где Ксюша? Заговорить с Барбарой  или...  Или  что?
Сбить ее одним ударом? Лишить сознания? А толку? Заговорить  -  но  как,
если она не знает английского? И где, в конце концов, Ксюша?
   Реми не мог никак понять, что ему следовало делать дальше.  Он  решил
все же полюбопытствовать, что там варится на плите. Если там, к примеру,
кофейник - то значит, Ксюшу угощают кофе и ситуация более-менее  мирная,
можно и показаться Барбаре на глаза.  Если  там  что-то  такое,  что  не
предназначено для гостьи, то... Короче, надо бы увидеть.
   Реми пригнулся, встав на  четвереньки,  и  осторожно  высунул  голову
снизу...
   На огне стояла маленькая металлическая коробочка - такая,  в  которой
раньше кипятили шприц!
   Плохо дело, понял  он,  вспомнив  блестящие  и  бессмысленные  глаза,
которыми смотрела на него Ксюша в спортзале школы. Действовать надо было
срочно,  и  Реми  проклинал  свою  медлительную  нерешительность,  из-за
которой он потратил  столько  времени  перед  воротами.  Проблема  была,
однако, в том, что он не был вооружен, а  против  него  могли  выступить
трое людей - Паша, Барбара и приехавший на машине человек.
   Но  сейчас  Барбара  была   одна   на   кухне,   и   следовало   этим
воспользоваться.
   Глаза Реми быстро обежали кухню. На дальнем столе он увидел  нож.  Но
для того, чтобы его схватить, нужно сначала пересечь кухню, а для  этого
нужно было пробежать мимо Барбары, а потом уже броситься к ней. Тогда  у
нее есть время отреагировать и хотя  бы  закричать.  Конечно,  если  все
сделать молниеносно... Но надо же уметь делать молниеносно!
   Реми имел весьма приличную физическую подготовку - он неплохо  владел
карате и кон-фу, он хорошо стрелял, бегал, плавал, но он  вовсе  не  был
спецназовцем, специально  оттренированным  для  того,  чтобы  лазать  по
стенам, бесшумно красться и неожиданно и точно нападать.  В  его  работе
никогда не было подобной надобности, тут Кис был прав - дальше слежки за
неверными супругами и конкурентами дело шло крайне редко, а когда и шло,
то работать приходилось  в  основном  мозгами.  И  потому  ему  пришлось
призвать себе на помощь всю свою сообразительность, чтобы  найти  способ
захвата Барбары в заложницы.
   Реми задвинулся обратно в коридор и распрямился. Подумав немного,  он
вернулся в гостиную и снял с крючка шнур, придерживающий тяжелый занавес
на окне. Снова вернулся  к  кухне  и,  не  раздумывая,  запрыгнул  одним
прыжком на ее середину и стремительно накинул шнур на шею Барбары. "Shut
up!" - произнес он по-английски и затянул шнур  потуже.  То  ли  девушка
солгала ему в прошлый раз, что не понимает по-английски, то  ли  веревка
на горле оказалась хорошим переводчиком, но та и не пикнула.
   Реми отступил несколько шагов  назад,  вынуждая  Барбару  шагнуть  за
собой, взял нож со стола и приставил ей к ребру таким образом, чтобы она
ощутила его острие.
   - Где Ксюша? - спросил он. Это она тоже поняла и стала ему показывать
рукой вниз.
   Реми подтолкнул ее впереди себя и,  держа  шнур,  плотно  закрученный
вокруг ее горла, как поводок, пошел за ней. Перед дверью в подвал он, не
выпуская шнура из рук, быстро  наклонился  и  снял  с  Барбары  домашние
туфли, чтобы не стучали.
   Они спустились. В подвале не было света, но он сочился из приоткрытой
двери спортзала. Реми крутанул шнур потуже вокруг горла Барбары  -  так,
что она схватилась за него руками, но  он  только  грубо  подтолкнул  ее
вперед. Они тихо приблизились к двери.
   От картины, открывшейся его взгляду,  у  Р