ститься, и домой..." "Меня беспокоит , что нет
ретранслятора,  а  потому задерживаться  здесь нельзя!  Сейчас эти подойдут,
бегом вниз  и уходим!" Сергей хотел заметить, что напрасно  они разгрузились
внизу, но это уже ничего не могло изменить. Сзади послышался шум  обваленных
камешков, сопение, тяжелый стук. Двойка вернулась, Спицын, ловя воздух между
словами, показывал  вниз - "Все...Чисто...Дошли  до...Обрыва..."  "Понятно !
Приказ  !"-  все  оборотились  к  капитану-  "Забираем  вправо,  внимательно
осматриваем подножие хребта, потом - до тайника, в темпе, забираем барахло и
уходим." Сергей почувствовал облегчение от ясности. Разведчики соскакивали с
площадки  и  начинали  разбег,  скользя  на  ногах,  балансируя  автоматами,
движения их не были более такими сонными, как еще час назад. Сергей на  бегу
хотел посмотреть  на часы,  но руки  судорожно дергались, ловя равновесие, и
он, ни о чем не думая, помчался , как горнолыжник вниз...




     ...Сергей  ехал  в  такси   по  Московскому  проспекту,  мокрому  после
короткого дождя.  Шины шлепали по лужам  и  растирали, застрявшую  в  резине
влагу  в длинные  полосы. Низкие серые  тучи то  и  дело  закрывали  голубые
разрывы,  через которые  чахлые осенние  лучи  успевали  осветить  несколько
фасадов. Водитель косился  на Сергея, сидевшего рядом  с ним. Таксер, видно,
хотел поговорить, но  Сергей не отрывался от  окна. Попросил остановиться не
доезжая Обводного  канала. Запустив руку  за себя, нащупал ручки  спортивной
сумки, щелкнул стопором двери, кинул шоферу : "Подожди!" и выпрыгнул. Пошел,
припадая на затекшую ногу к подъезду. Скинуть форму и переодеться было делом
минуты. Собрал сзади рубашку и заправил в джинсы. Сел снова рядом с шофером.
Тот  критически  заметил  - "Хоть  в джинсах,  хоть без - все  равно вояка!"
Сергей не удержался и глянул на себя в висящее над водителем зеркальце  - по
коричневому  лицу  уже  побежали  розовые  змейки,  сломанный нос  еще круче
изогнулся, отсутствующее  выражение  глаз.  Протянул -  "Да-а", потом :  "На
Марсово поле..." 'Волга' домчалась с невероятной  быстротой, так что  Сергей
не успел ни о чем подумать.
     Остановились  перед   длинным  желтым  белоколонным  фасадом.   Сергей,
пригнувшись, вспоминал,  где входить, вынул  из  нагрудного кармана бумажки,
поколебался, сунул четвертной.  Водитель в ответ только нагнул голову. Когда
Сергей был уже перед первой ступенькой подъезда, дал длинный гудок.
     Пошла тяжеленная дверь, около внутренней двери -  вахта. Сергей зашарил
глазами,  ища  местный  телефон.  Не  увидев,  кинулся к вахтеру  -  "Дай-ка
позвонить ..." Вахтер, в  темной синей  шинели, с достоинством держа  руки в
карманах, ответил -  "Это вам надо выйти..." "Сейчас ты у меня выйдешь..." и
Сергей , протиснувшись в  дверь, нагнулся и схватил трубку. Вахтер отпрянул,
громко заорал.  Сергей попал  не  туда, потом его номер  оказался  занят. Он
кинул  трубку  - "Ч-черт..." В вестибюле  стали задерживаться  люди.  Сергей
рявкнул  женщинам,  остановившемся  по  ту  сторону : "Позовите Зандер Елену
Анатольевну !" и вышел  обратно в вестибюль. Люди снова задвигались, вахтер,
перегнувшись и высунув лицо из-за косяка двери не унимался. Сергей оперся на
батарею, сунул руки в карманы.  Вспышка  обессилела его. Вахтер бухтел,  как
отъезжающая груженая телега.
     Сергей  внезапно  поднял  глаза  от  противоположной стенки.  Лицо  его
вспыхнуло, cердце подпрыгнуло в  самый верх  груди и забилось  в тесноте. По
лестнице  к нему спускалась мать.  Она была стройной, как он всегда ее знал,
лицо  осунулось, почернели  глаза  и  стала заметнее  седина в  волосах. Она
подходила  к нему, а он не мог оторваться от стены и смотрел ей в глаза. Его
рот стал кривиться и дергаться и, когда руки матери обхватили его, он ослеп.
Он обнимал мать, она целовала его  в  щеку,  он  смущенно отстранялся  и тер
тыльной стороной ладони глаза.  Мать  замерла, с  силой притянув его голову.
Сергей шмыгал  носом,  на краткий  миг  щеки  высыхали и  продолжали  мочить
материнские   волосы.  Входившие  и  выходившие  притормаживали,  исподтишка
оглядывали их.
     Сергей осторожно  оторвал  ее руки : "Мама,  мама,  все ,  все..."  Она
отступила от него на шаг, держа руки у него на плечах, не отрываясь от него.
Сергей  уже успокоился, сказал  суховато -  "Мама,  я заехал  на часок,  мне
только в  Вильнюс на два дня  ..." Мать,  вытирая глаза, попросила : "Может,
завтра, переночуешь дома ..."  "Мам,  я обещал  не  задерживаться..." Сергей
взял сумку,  сделал  шаг к двери,  обернулся,  сдержался, чтобы  не кинуться
снова к  ней: "Мам, я через два дня  буду дома",  постоял  и снова подошел к
ней...

     Сергей был в аэропорту в пять вечера. За последние двое суток он сменил
пять аэропортов  от Азии до  Европы.  Он уже  стал привыкать к ним,  ему  не
хватало их шума. Билеты в Вильнюс, как и всегда, были  дефицитом, но  Сергей
подошел  к стойке, рассмешил регистраторшу, узнал от  нее, как найти  экипаж
'Яка',  летящего в Вильнюс, летчики устроили его на 'броне', Сергей про себя
даже усмехнулся - там на броне и тут на 'броне'...
     'Як-42' взмыл резко с полосы, как  в  Кабуле,  с единственной разницей,
что  не  стал  далее  вертеться,  совершая  противоракетный  маневр. Сергей,
слишком быстро перенесенный из войны в мир, машинально стал ожидать удара по
моторам, куда обычно  влетали  ракеты. Вероятно, он был  настолько напряжен,
что не  обратил внимания,  что соседка  его  нажимает на кнопку над собой. В
поле зрения Сергея попала нагнувшаяся к нему стюардесса : "Вам плохо ?" Он в
недоумении посмотрел на  соседку,  она на  него  :  "Вы так побелели, что  я
подумала,  что  вам нехорошо  !" Стюардесса, тем не  менее, принесла  стакан
лимонада, за  что, впрочем,  Сергей был ей благодарен. Потом  он  заснул  не
обращая внимания на заинтересованные взгляды соседки.
     В Вильнюс самолет прилетел во втором часу ночи. Можно было позвонить по
телефону, данному полгода  назад корейцами из Алма-Аты,  но ему  не хотелось
никого обременять. И Сергей через час, заглянув  решительно всюду, устроился
спать на неудобных для  сна деревянных креслах на  втором этаже,  возле касс
интуристов.  Заснул  он окончательно только  в четыре утра  и  открыл глаза,
когда розоватый рассвет просочился в тесный аэровокзал.
     Сергей  смотрел  на  светлеющие  окна,  попытался  еще  подремать,  но,
подумав,  сел.  Тело, будто окутала липкая простыня, он потянулся - ощущение
липкости  не проходило. Сергей  подхватил  свою  сумку  и  пошел  умываться.
Тепловатая вода совсем не освежила. Собравшись, осмотрелся в  зеркале - лицо
заросло изрядно щетиной,  пришлось  снова раскрывать сумку, бриться холодной
водой - он терпеть не мог ни механической, ни электрической бритвы.
     Наружный  воздух  взбодрил   его   окончательно.  Сергей   пошел  вдоль
выстроившихся салатного  цвета 'Волг', сел в  первую, наткнувшись взором  на
прищуренные  серые  глаза,  чуть  было  не  спросил,  с  чего  такая  честь,
ограничился тем, что небрежно сказал, отвернувшись: "Улица Антакальне".Шофер
медлил,  Сергей, тоже медленно, повернулся - "Что стоим ?" Водитель, держась
уверенно, - "За чем едем ?" Сергей еле сдержался, чтобы не вмять ему кулаком
в лицо, снисходительно бросил : "Ты прав  -  не за чертом, давай трогай  !".
Литовец  невнятно  пробормотал  ,  рванул  с  места.  Стараясь  хоть  как-то
отомстить  за  пренебрежение, гнал, не снижая скорости по извилистым улицам,
сбавляя чуть-чуть перед троллейбусами, съезжавшими с боковых улиц на главную
дорогу. При  этом  он посматривал  на  Сергея.  Сергей развеселился и, отдав
десятку, хотя  за такую езду, самая лучшая плата была  пара  плюх в морду, и
открывая,  не торопясь,  дверцу,  нарочито  развязно предупредил  водителя :
"Если  не  туда  завез, тогда мурд  ..." Парень,  услышав  незнакомое слово,
осекся,  быстро оглядел Сергея, захлопнул  за  ним  дверь и  укатил с  лихим
разворотом  прочь. Сергей  посмеялся  -  "Чтобы  номер не  видел,  придурок,
номер-то на передней панели и фамилия Лукошевичюс !"
     Его привезли на площадь под  холмом  с башней. Вспомнил - 'Гедиминаса'.
Он  пошел вверх  по улице,  вдоль  которой текла  река. Прочитал  на  фасаде
аккуратную черную табличку на двух языках - "Ул.Антакальне. Antakalnu Ielu",
ниже  -"дом  19".  До  дома  Казинаса  Витаутаса  Альгимантисовича  осталось
миновать всего два номера. Сергей посмотрел на часы - двадцать четыре минуты
седьмого, да еще и время на час позже.
     Сергей  решил для  себя, что  придет  в  этот  дом ровно  в  пять часов
вечера.Он мог еще позвонить, но у него не  хватило бы никаких сил говорить с
матерью Витаса, не  видя  ее.  Итак, у  него  впереди десять  часов, он даже
порадовался возможности побродить  по Вильнюсу - он был тут только один раз,
все тогда же, с матерью.
     Он свернул обратно  на  площадь и пошел прямо вверх, не разбирая тропы,
по зеленому крутому склону. Кроссовки  скользили по  влажной утренней траве.
Низкая  красноватая башня  приблизилась необыкновенно  скоро. Сергей вышел к
камню с надписью в честь победы  при Грюнвальде, от него еще сотня метров по
широкой дороге и вот он на площадке под раскрошившейся башней. Вершина холма
была  пустынна. Под северно-голубым небом и перед  ним расстилался невысокий
бело-красный  город,  расположившийся гораздо  свободнее  того,  под плато в
долине. Его не стискивали ни  горы, ни стены и  река, темная и неторопливая,
делала изящный поворот  из-под холма  направо. По  улицам засновали  машины,
проходила  прямо  под ним, по улице Антакальне,  колонна  троллейбусов,  они
обтекали  прямоугольную площадь,  ложились на  борт и  уходили по мосту. Над
заросшим  холмом  по  противоположную   сторону   площади   плыла   звонница
Кафедрального  собора. "Доброе утро, пан  !"  -  Сергей  обернулся,  к  нему
подошел пожилой, подтянутый мужчина,  коротко  стриженый, с гладко  выбритым
лицом,  с  галстуком. "Доброе  утро  !"  "Пан,  я наблюдал  за вами,  как вы
поднимались  сюда..."  "Я не  был  в  Вильнюсе  пятнадцать  лет!"  -  Сергей
внимательно посмотрел на собеседника.  У  того  внезапно  исчезло  изучающее
выражение из  глаз, они потеплели, но лицо по-прежнему,  не  улыбалось  - "Я
видел здесь миллионы людей, большинству это не нужно, им надо, чтобы их сюда
подняли  на  лифте... Они" - и  он,  с легким поклоном обернувшись  к башне,
продолжил -  "...достойны, чтобы к ним  шли  и не проклинали дорогу!" Сергей
хотел просто постоять на вершине,  а не выслушивать проповеди, он отвернулся
и выругался молча в сторону. "Вы будто взлетели как  кошка ..."  Сергей  уже
собрался объяснить причину  этой легкости, но литовец  неожиданно дотронулся
до его руки  -  "Вы еще молоды, но, выйдя  из ада, человек должен  совершить
паломничество,  не смейтесь -это святое слово, к святыням, безразлично, либо
это могилы предков,  либо кумиров !"Сергей сдержался- он вспомнил, как видел
когда-то  в Москве двух парней в  добела  выгоревшей форме, чеканным  шагом,
подошедшим  к Мавзолею и замершим с отданной  честью посреди любопытствующей
толпы... Сергей невидяще глядел на город, резко вскинулся, посмотрел в самые
глаза  литовцу, громко  сказал - "Спасибо", потом -  "До  свидания!" Литовец
ответил : "Ite pacem!",не по-русски  и не по-литовски точно. Сергей медленно
пошел по дороге, опоясывающей холм с башней.
     Он бродил по Вильнюсу, становившемуся с каждым часом шумнее, садился на
скамьи в скверах. Наконец он добрался до уютного кафе на  небольшой площади,
сел с чашкой кофе и стал наблюдать вокруг. Никогда  прежде он  не  испытывал
такого  как сейчас  умиротворения от  бабьего  лета. Воздух  своей легкостью
напоминал предутренний  воздух,  наполненный  снежными дуновениями с  горных
перевалов, и такой же летучий! Листва деревьев,  пробитая желтизной, замерла
в ожидании. Это  был город множества светловолосых женщин с открытыми ногами
и любопытными глазами.
     Одиночество  Сергея  нарушили  -  к  нему подошла официантка и,  слегка
присев,
     спросила  у  него разрешения,  посадить  за  его  стол еще посетителей.
Сергей не  возражал, снова повернулся лицом к  улице. Столик был небольшой и
девушки  извинились за  то, что толкнули  его коленями. Он в течении  минуты
изучал их, их  было две : одна, как и положено, со светлыми волосами, другая
с  каштановыми и  зелено-карими  глазами. Они  оторвались  от  своих  чашек,
некоторое время смотрели  на  него  в упор,  улыбнулись  -  "Labas dienas !"
Сергей переводил взгляд то на одну, то на другую и не сразу сообразил, что с
ним  поздоровались.  Попытался  выглядеть  непроницаемым,  у   него  это  не
получилось, почувствовал, как засверкали его глаза,  так что ему пришлось их
прищурить - "Здравствуйте ! Приятного аппетита !"  Они - "Спасибо !" и пошел
легкий, с  флиртом,  разговор.  Сергей без  труда  находил темы  для беседы,
упомянул  о  Паланге, башне Гедиминаса, посетовал на  трудности с  билетами,
расхвалил Вильнюс, в  последнем он,  впрочем, не лукавил. Девчонки смеялись,
перешли на русский, даже  в разговорах  между собой. Темноволосая, временами
подолгу  не  отрываясь,  глядела  на  Сергея. Болтали  около  часа,  девушки
посмотрели  друг  на  друга,  на Сергея, сказали,  с явным сожалением  - "Мы
совсем  опоздали  в  Университет, извините, нам надо идти !" Они  встали, не
уходили, будто ожидая. Сергей тоже встал, задержал легко локоть темноволосой
-  "Мне хотелось бы вас еще раз увидеть  !" Она, не высвобождаясь, - "Только
один раз  ?" Ее  подруга пошла  к выходу. Сергей  стал  искать бумажку,  она
расстегнула сумочку - "Если вам надо написать..." и протянула  ему листок из
записной книжки - "Вы все равно  не запишете  по-литовски..." На листке  был
адрес, телефон и фамилия - Шакинайте Юта. Он спросил - "Вы будете записывать
?" Она  слегка  вздрогнула - "Вы  должны  найти  меня сами...  Если вам  это
необходимо..." Сергей покраснел, засунул листок в нагрудный карман рубашки -
"Вы правы..." Они с подругой, пошли по улице, Сергей следил за ней,  но  как
это ему не хотелось, не заметил, чтобы она оглянулась.
     Было  только  двенадцать часов  и Сергей решил сходить в кино.  Он взял
билет на  часовой  сеанс  и  просидел оставшийся  час  в буфете за очередной
чашкой кофе.
     Фильм был литовский, очень скучный  и он не смог вытерпеть до конца. Он
маялся, то заходил  в книжный магазин,  то  в кафе - время  было  обеденное,
везде  очереди,  он  тут же выходил  прочь  и так, от  магазина до магазина,
подбирался ближе к улице Антакальне. В  третьем  часу он очутился на площади
перед Кафедральным собором, ныне картинной  галереей, зашел в нее. Без толку
бродил среди картин,  старых  и  современных, больше отсиживался на сиденьях
для посетителей.  Помещение  тяготило  его,  он почувствовал себя  плохо и с
удовольствием снова вышел на площадь. Теперь он каждые пять минут смотрел на
часы  - время тянулось невыносимо медленно  и он черепашьими шагами двигался
вместе с ним. Постоял, опершись на перила мостика слева от собора,  следя за
течением темной воды,  снова поднял  руку с часами -  четыре часа.  Покружил
около телефонной  будки, решился,  зашел  вовнутрь. Когда прикрыл  за  собой
дверь, почувствовал, как прилипает к телу рубашка, то ли от духоты, то ли от
волнения. Снял трубку, цифры самые простые - год смерти - 84, месяц смерти -
август, день смерти..." - он бросил трубку  и вышел. Нашел скамейку, раскрыл
сумку, еще раз просмотрел содержимое ее.
     Все  !  Без  двадцати пять. Сергей встал  и стремительно, обгоняя всех,
ставя ноги на  одной линии, пошел вверх по улице к дому N 23. Лицо его стало
непроницаемым  от  жара,  во  внутреннем  кармане  его сумки покоился крест,
переданный Витасом.  Сергей  миновал прямоугольную  площадь  под башней,  он
летел вверх по мостовой, идя наравне с троллейбусами.
     Дом двадцать три.  Широкие потемневшие  двери  парадной,  над  дверью -
табличка, среди номеров  - 10, десять.  Дверь  на  себя, перед ним -  идущая
винтом  лестница. Время  -  без  пяти. Он стал,  выдохнул, пошел по середине
лестницы. Подниматься на третий этаж...

     Сергей стоял  перед  темно-коричневой дверью  и считал  :  "...двадцать
семь! Звони!" Он не расслышал звонка, потому что слушал шаги, приближающиеся
к  двери. В  проеме раскрытой  двери  стояла  высокая  женщина  с пепельными
пышными волосами. Сергей раскашлявшись,  коротко представился, женщина вышла
из  дверей,  склонила  голову набок - "Проходите". Идя  по коридору,  Сергей
сообразил,  что  сказала  она   по-русски.  Проходя  мимо  двери  слева,  он
огляделся,  женщина  покачала  головой  -  дальше.   Перед  дверью,  которой
оканчивался коридор,  снова остановился. Она обошла  его и открыла перед ним
дверь.
     Сергей  вступил  в небольшую комнату с высокими  потолками,  письменным
столом,  с  книжным, до  потолка  шкафом.  Над  застеленной  кроватью висело
роскошное золотое распятие,  над столом  -  фотографии, в основном,  старые,
среди которых выделялась одна : очень молодые мужчина и женщина, он в шляпе,
в  галстуке,  она  обнимала  его,  держась  за  его  руку  и  плечо.  Сергей
засмотрелся на фотографию, женщина, стоявшая напротив него, объяснила:  "Мои
родители!"Сергей  перевел свой взгляд на мать  Казинаса -  это  была женщина
западноевропейской  красоты,  как Валькирия,  высокая  шея,  крепкие  еще  и
довольно  широкие  плечи, тонкое лицо  с  огромными серыми глазами  ('как  у
Витаса'  )  Сергей, смутился, заметив ,что рассматривает ее с  большим,  чем
надо, интересом. Она отступила, показала на стул, села сама, ожидая...
     Сергей подбирал слова, мать  Витаса спросила  - "Что он  сказал в конце
?.." Сергей сжал челюсти , переждал  секунду -  "Он молился о вас..." "...Он
сразу  умер  ?.."Он  сказал ложь  : "Его  ранило  в спину...Мы могли бы  его
спасти..." и поднял  лицо - она  смотрела проходящим сквозь него  взором. Не
давилась  слезами, не  говорила ничего про себя, просто молчала...  Глаза  у
Сергея были сухи. Он потянулся к сумке, раскрыл ее, достал крест,  аккуратно
завернутый в  платок Витаса - ее  руки дрогнули и сцепились на  коленях -  и
протянул его ей.  Она держалась  с силой, взяла крест, прижала ко лбу, потом
твердым  голосом сказала - "Вы закрыли моему сыну  глаза, этот крест - ваш и
пусть вы  никогда не  увидите смерть своих  детей..." Сергей не выдержал,  и
вдруг  почувствовал  на  голове  теплые  руки,  она  прижимала его  к  себе,
укоризненно  сказала  : "Вы  же мужчина..." Сергей  не  останавливался,  она
гладила  его по  голове, и он  наконец пришел в себя.  "Мы похоронили  его в
провинции  Урузган,  под  перевалом   Сеидгар  хребта  Джаншах,  в  песчаном
урочище..." "Я запомню..." "Он  умер в день...как ваш  номер телефона..."  -
Сергей  проклял  себя, увидев ее расширившиеся глаза.  Она  кивнула  только.
Сергей достал нержавеющий медальон - "Личный номер Витаса...", она сжала его
в руку, не рассматривая. Сергей осторожно посмотрел на нее - она все так  же
сидела с неподвижными сухими глазами,  глядя через него. Тишина громоздилась
растущей горой  на  его  плечах  и  Сергей  не  сразу  услышал :  "Витас  до
пятнадцати лет был очень маленьким мальчиком...Он стал заниматься  греблей и
вырос..." Сергей опустил  глаза, выдавил невпопад :  "Витас прикрыл меня..."
Снова тишина.  "А  теперь я  даже не могу похоронить своего  сына..." Сергей
мгновенно оказался  нагим перед  ней, ему  стало стыдно за свои терзания. Но
память защитила его -опять перед ним  возникло лицо Витаса, обхватившего шею
его,  Сергея,  как  сам  он  обнимал отца,  и об  этом он никогда никому  не
расскажет, даже его матери...
     Сергей посидел еще с минуту, встал, попрощался, она не держала его, она
все поняла,  и прямо глядя Сергею  в  глаза, сказала : "Вы можете приехать в
любое время !", встала  проводить. Уже  стоя на лестнице, Сергей обернулся в
ее  сторону- мать  Витас