Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
".
- Надо понять студенчество, - говорит он мне, - которое задыхается в
наших условиях тупой сытости, алчности и эгоизма. Надо понять молодежь,
которая видит элементы возрождающегося нацизма. Надо понять студентов,
которые великолепно знают историю, когда страну пытаются причесать под
одну гребенку, на каждого завести дело в секретной полиции и безнаказанно
записать на пленку телефонный разговор с друзьями. Разве не понятно, что
все это вызывает гневный протест думающих интеллигентов? Много ошибок?
Естественно. Не ошибается лишь тот, кто бездействует. Конечно,
насильственная пересадка опыта Мао с его "культурной революцией" может
лишь скомпрометировать наше общее дело. Вообще сейчас намечается ось
"Пекин - Бонн". Это уже не далекая наметка - Франц Йозеф Штраус спит и
видит альянс с Мао против Москвы. Кому в таком случае выгодна идея
компрометации идей научного социализма? Нашим реваншистам? Конечно. Но
отчего же тогда в этом так помогают нашим "ястребам" маоисты? Или это
выгодно пекинским лидерам в такой же мере, как и здешним неофашистам?
Есть среди "новых левых" особая категория схоластов-спорщиков, которые
готовы проводить дни и ночи в жарких дискуссиях по поводу далекого
будущего и столь же далекого прошлого. Проблемы настоящего волнуют их
значительно меньше.
Схоласты из левого студенческого движения великолепно умеют выстраивать
"концепцию отрицания". Многие ребята во время споров оперируют "конечными"
положениями Маркса и Энгельса, Ленина и Розы Люксембург. Они знают
вывод, но они не изучали систему доказательств. А если к марксизму
относиться как к заскорузлой догме, как к некоему фармакологическому
справочнику готовых рецептов, - тогда незачем кашу варить. Если же
относиться к марксизму серьезно, как к философской доктрине, -тогда это
кладезь, где можно черпать темы для раздумий: и по поводу сумятицы
"настоящего", и о перспективах "будущего", и о "прошлом" - стараясь найти
ему точную и объективную оценку.
Каждый раз, когда я заводил разговор с моими собеседниками из
Внепарламентской оппозиции о необходимости кооперации молодежного движения
с рабочим классом, я наталкивался на однозначный программный ответ,
впрочем совершенно бездоказательный.
- Вы неправомерны в своих требованиях по поводу объединения нашего
движения с движением пролетариата, - говорил мне аспирант социологического
факультета Герман Крас. - Я совершенно согласен с руководителями
американской "Ассоциации студентов за демократическое общество", когда они
утверждают, что студенчество сейчас - один из ведущих составных элементов
пролетариата, подчас авангард пролетариата, поскольку у студентов нет
постоянного дохода, нет, как правило, частной собственности, студент лишен
политических прав в университетах, и - плюс к тому- во многих странах он
вообще лишен права голоса. Чем же мы не пролетарии?
Мы также проводим десять, двенадцать, а то и четырнадцать часов за
нашим "станком" - партой, столом в лаборатории, библиотеке.
Беседую с адвокатом Хорстом Маллером. Высокий парень, несколько
картинный; очень красив, элегантен, великолепный оратор. Сейчас Хорст
Маллер защищает в суде "секскоммуну ј1", созданную ультралевым Тойфелем.
Маллер также один из популярнейших лидеров Внепарламентской оппозиции, но
- в отличие от Мешката - ее ультралевого крыла.
Он поигрывает ключом от своего автомобиля, раскручивая цепочку на
длинном и тонком, чуть сплющенном указательном пальце, и говорит мне:
- Мы кардинально расходимся с нашими американскими коллегами по
революционному движению в одном пункте: среди их левой молодежи главная
догма- "любовь к ближнему". Американские коллеги считают, что в человеке
изначально заложено естественное стремление к любви. Капитал, феодалы,
рабовладельцы- все они кроваво подавляли естественно заложенное
человеческое изначалие - желание любви.
"Следовательно, - говорят американские коллеги, - лишь недостаток любви
в обществе - причина всех зол современного мира". Поэтому они надевают
майки, на которых краской, выпускаемой корпорацией "Дюпон", выведено:
"Люби, а не воюй".
Где-то, кстати говоря, они идут рядом с проблемой, потому что за
океаном сейчас как никогда ощущается всеобщая потребность в любви. Это
естественная контрмера против жестокости и духа голой наживы. Но мы,
которые знаем, что такое нацизм, - мы считаем, что "путь любви" не
принесет мира и разумной справедливости в наш трудный мир. Мы считаем, что
любовь индивида, сталкиваясь с концепциями государства, обречена на гибель
и деградацию. Государственные институты теперь высоко преуспели в
овладении "техникой подавления": помимо слезоточивых газов, резиновых
дубинок, а при надобности и пулеметов, танков, бронетранспортеров- у них
есть мораль, возведенная в "ранг" уголовного кодекса.
Тысячелетия общественного развития отчуждают в буржуазные кодексы
законов абстрактно верные, но по сути своей порочные заповеди. "Не укради"
- главное, что вдалбливают в головы детей родители - и рабочий-папа, и
мама-интеллигент. Но ведь их-то самих капитал всю жизнь обворовывал. И это
беззастенчивое воровство было освящено заповедью; "Возлюби ближнего
своего".
Когда мы начинаем в открытую говорить, что мораль добра служит практике
зла, на нас немедленно обрушиваются дубинки полиции. Поэтому мы и считаем,
что сначала необходимо уничтожить мораль прогнившей буржуазии и разрушить
- по камням - Систему, которая существует у нас. Никакой парламентской
борьбы, это ерунда!
Насилие - вот наш ответ на диктатуру империализма.
- Значит, - спрашиваю я, - только винтовка, только баррикада? Легальные
методы борьбы вы исключаете?
- Бесспорно, - отвечает Хорст Маллер. - Легальные методы борьбы сейчас
нецелесообразны. В конце концов, человеку отпущено пятьдесят лет здоровой,
целенаправленной жизни, и эти годы нужно отдать борьбе. Да, вы правы -
винтовке и баррикаде.
- Вы предоставляете возможность рабочим участвовать в такой борьбе?
- А меня не интересуют рабочие. Меня интересует процесс. Меня, кстати,
не интересуют и студенты, меня интересует лишь материал борьбы. Каждый и
умирает в одиночку, и в одиночку живет. Если хотите, лишь звериный
индивидуализм - единственная гарантия объединения индивидов в мощную,
целенаправленную силу. А то, что вы говорите о рабочих... Знаете, я
согласен с Маркузе: сейчас уже не страшен жандарм. Нас приучили к боли, мы
теперь знаем, что такое удар дубинки.
Страшен полицейский, который втиснут в умы и сердца человечества. Наши
люди знают, что они обязаны выплатить взнос за свой коттедж, за новый
автомобиль с кондиционером, за цветной телевизор. Жизнь рабочего посвящена
только этим целям.
Капитализм отринул его от классовой борьбы.
- Погодите, - спрашиваю я, - ну, а как же объяснить майские события во
Франции, забастовочное движение в Италии, борьбу докеров в Великобритании,
классовые схватки в Штатах?
Маллер морщится:
- Это частные проявления процесса.
(Я заметил, что, когда моим собеседникам-схоластам задаешь конкретный
вопрос, они отмахиваются от него, отделываются обтекаемой ильфо-петровской
формулировкой: "Я сказал это не в интересах правды, а в интересах истины!")
Маллер жадно затянулся.
- Ничего, только погодите... - продолжал он. - Я знаю - вы не верите
нам, но пройдет года два-три - и о нас заговорит мир. Мы перевернем
здешнее болото всеобщей спячки. В конце концов, нужно лишь начать
революцию. Цели выяснятся сами по себе - рано или поздно. Главное -
разрушить. Созидание придет как естественное продолжение разрушения. И нет
смысла обмахивать лицо надушенным кисейным платочком: я убежден, что
революционная политика обязана быть криминальной.
Говорит он убежденно, спокойно, иногда жестко, иногда улыбчиво; лучи
солнца, пробиваясь сквозь жалюзи маленького бара, где мы сидим, режут его
лицо резкими черно-белыми линиями.
(Спустя три года Маллер будет арестован полицией на конспиративной
квартире "РАФ", организации, созданной Ульрикой Майнхоф и Андреасом
Бадером, - "Роте арме франкцион" - "Красная армия действия". Он будет в
рыжем парике, в черных очках, с фальшивым паспортом. Полицейские наденут
на него наручники и посадят в тюрьму Маобит. Его будут пытаться и выкрасть
из тюрьмы на мини-вертолете, однако спасти его не удастся.)
...Итак, кто же выгадал от создания ультралевой "Красной армии"?
Выиграли "наци в белых рубашках". Аксель Шпрингер, в частности, нажил на
созданной идеями Маллера "РАФ" огромный политический капитал. "Вот они,
эти левые, вот он, их коммунизм! Чего они хотят? Крови они хотят, эти
длинноволосые, крови и анархии!.."
И начинают шпрингеровские газеты на все лады передавать историю, как
Андреас Бадер поджег магазин во Франкфурте-на-Майне, как он был арестован,
а в мае семидесятого года - с перестрелкой, по рецептам гангстерских
фильмов, - освобожден из западно-берлинской тюрьмы Маобит. С тех пор
организация "РАФ", руководимая "практиками революции" Бадером и Ульрикой
Майнхоф, вдохновляемая теорией Хор-ста Маллера, занималась тем, что
грабила банки и сберкассы в Западном Берлине, похищала документы в Эссене
и чистые бланки в государственных учреждениях Франкфурта.
При этом Хорст Маллер утверждает: "Мы, наша "Красная армия
действия"-детонатор революционного взрыва".
Этим он оправдывал грабежи, как "зачет в освоении тактики революционной
борьбы".
К чему все это привело? Западногерманский обыватель повернулся к
Шпрингеру. Он начал смотреть на бульварные, антикоммунистические и
антисоветские листки этого неонациста как на труды истинного "защитника
прав человека".
(Я читал через три года после встреч с Маллером шпрингеровские газеты,
которые рассказывали об операции "Кора", когда более трех тысяч агентов
полиции с вертолетами, собаками, мотоциклами и бронетранспортерами,
вооруженные автоматическими пулеметами и пистолетами, прочесывали город,
арестовывая всех, на кого пало подозрение в принадлежности к "РАФ". И эта
организация была разгромлена.
Бадера и Ульрику Майнхоф арестовали по доносу их же друзей. Схема,
придуманная Хорстом Маллером в шестьдесят восьмом году, когда мы проводили
с ним в баре республиканского клуба долгие вечера в яростных ,
непримиримых спорах, обернулась трагедией для многих левых студентов на
Западе.
Когда человек оправдывает бандитские действия светлым идеалом
революции, тогда он становится предателем революции - хочет он того или
нет.)
Беседую с лидерами ультралевого СДС. Занятно - они сейчас начали
поднимать голос против своего теоретика, профессора Герберта Маркузе.
Почему?
Оказывается, выступая в Западном Берлине перед студентами, Маркузе
сказал:
- Я знаю Руди Дучке и его друзей из СДС. Они много работали, чтобы
соединить теорию, с практикой. Они работали над этим не месяцы, а восемь
долгих лет. Так же интенсивно работали "разгневанные студенты" во Франции,
но создали ли они своей практикой базу для солидной теории? У меня такого
впечатления не создалось.
Когда кто-то из слушателей спросил Маркузе, не перешагнули ли
западноберлинские студенты в своих акциях установленные философом
теоретические и тактические рамки, он, подумав, ответил:
- Возможно, и перешагнули. Студенты выступают очень резко, ибо они
потеряли надежду. Безнадежность может быть мотором эффективных
политических акций. Негры в американских гетто сжигают свои собственные
дома. Это не революционная акция, это выражение безнадежности...
А когда в конце встречи его спросили, чего же следует ожидать в
будущем, Маркузе с горечью ответил:
- В настоящее время нельзя ожидать ничего иного, кроме больших
манифестаций.
Он сказал об этом студентам, которые ищут выхода из тупика -
морального, политического, экономического.
Он сказал это ребятам, которые выходят на манифестации чуть не каждую
неделю.
Это хорошо, когда "внове", а если это стало привычной каждодневностыо?..
- Мы убедились, - сказал мне Юрген Хорлеман, - теперь нам нужны другие
учителя...
Я взял у лидеров СДС маленькую книжечку - некий парафраз цитатника,
брошюрку Маркузе. Его теоретические положения по поводу различных сил
оппозиции сводятся к следующему:
Во-первых, пролетариат ныне "перестал быть революционной силой" и
"заинтересован в увековечении Системы", в которой он обрел себя, - то есть
он заинтересован в "увековечении" капитализма.
Во-вторых, традиционные революционные партии рабочего класса вросли в
Систему, в парламент. Следовательно, они стали одной из ее опор.
В-третьих, "реальный социализм" (то есть мы, Советский Союз) помогает
своему противнику стабилизироваться и организовываться, ибо он
провозгласил политику мирного сосуществования.
В-четвертых, хотя студенты и являются актуальной революционной силой,
но они изолированы.
В-пятых, население гетто и различные расовые, национально угнетенные
части народов в капиталистических странах также изолированы, а иногда даже
втянуты в расовые взаимные распри и поэтому выпадают из борьбы.
Следовательно, всевозможные революционные потенции Маркузе, по
существу, отвергаются.
По мнению Маркузе, социализм должен означать "конец погони за
прогрессом", признание достаточности достигнутого. Понятно, в существующей
действительности для такого социализма предпосылок нет. Отсюда Маркузе
выводит необходимость новой, "негативной диалектики", "негативного
мышления", отрицания всего и вся...
Видимо, основная ошибка Маркузе заключается в том, что он провозглашает
главным врагом не классовое содержание общественной Системы, а ее формы -
парламент, профсоюзы, устоявшиеся авторитеты. Я отнюдь против того, чтобы
огульно охаивать всего Маркузе. Он пользуется авторитетом среди части
умных и честных ребят - левых студентов. Почему так? Во-первых, он в
высшей мере популярно - Маркузе блистательный публицист - вскрывает и
анализирует антигуманные процессы капитализма. Он разбирает порочность
Системы доказательно, но в то же время страстно - это нравится молодежи.
Он точен в своем утверждении, что мы живем в мире, по-прежнему разделенном
на классы, что буржуа и рабочий - два противостоящих друг другу классовых
организма. Во-вторых, молодежи импонирует его утверждение необходимости
революции.
Но как только он начинает говорить о методах, тут он проигрывает все,
что можно проиграть. Он совершенно не понимает диалектику классовой
борьбы, диалектику революции. Он утверждает, например, что сейчас
отсутствует материальная база у революционной практики. Он считает науку
революции утопией, он призывает к действию, забывая, что
неподготовленность революции аукнется разочарованием, откатом молодых сил
от идей социализма, усталостью, пессимизмом.
Когда последователи Маркузе - латиноамериканские "городские партизаны"
-провели ряд экспроприации, пошумели на улицах, устроив шумную и никчемную
перестрелку с полицией, Герберт Маркузе, выступая в Западном Берлине,
сказал: "Детская теория думать, что "партизаны" могут нанести Системе
решающий удар. Для этого необходима борьба в метрополиях. И наша задача
состоит в том, чтобы именно здесь и вести радикальную разъяснительную
работу".
Хорст Маллер, который считает Маркузе одним из своих учителей, - одним
из "трех "М", которым он поклоняется: Маркс, Мао и Маркузе, - решил
выхватить из этой цитаты лишь одну фразу: "Для этого необходима борьба в
метрополиях".
Вскоре он начал новую серию налетов "РАФ" в Западном Берлине, Гамбурге,
во Франкфурте? - и проиграл. Тысячи молодых социалистов отошли от
движения...
Встречаясь с ребятами из Внепарламентской оппозиции, слушая их споры
(многие спорщики наивные и честные идеалисты), я часто вспоминал
философскую концепцию американского ученого "новой волны" - Рейха.
Определяя "корпорационное государство", он писал, что существо его
заключается в непреклонной прямолинейности. Оно руководствуется
единственной ценностью - ценностью техники, которая проявляет себя "в
новых организациях", "в эффективности и росте".
"Корпорационное общество, - пишет Рейх, - лишено разума. Оно имеет идею
- развитие техники и находится в действии, никогда не останавливаясь,
чтобы хоть приблизительно оценить ситуацию и подумать о будущем". (А ведь
иметь лишь одну идею - значит быть машиной, устремленной, слепой и
жестокой. Довольно страшно представить себе этих молодых ребят, которые
так честно думают, волнуются, ошибаются порой, но всегда готовы рисковать
жизнью, в столкновении с этой устремленной корпорационной машиной
технического действа.)
Беседую с руководителем коммунистов, Председателем Социалистической
Единой партии Западного Берлина товарищем Герхардом Данелиусом.
- Бесспорно, в подоплеке этого нового движения - антагонизм между
народом и монополиями. Молодежь понимает, что после второй мировой войны
монополисты не сделали никаких выводов. Поэтому студенческая молодежь,
которой предстоит получать дипломы и служить, ставит перед собой вопрос:
кому же придется отдать свои знания и таланты? Молодежь надо понять: они
не хотят служить нацистам, старым и новым. Но следует точно понять
сложность процесса - в институты имеют возможность поступить лишь дети
среднего сословия. А никто так не падок на левую фразу, как мелкие буржуа.
У многих студентов фантастические представления о революции, социализме, о
будущем. Они наивно полагают, что революцию можно искусственно
подтолкнуть. Особенно много вреда движению студентов приносит политика
пекинских раскольников - это очевидно. При этом, конечно, наивно ставить
на одну доску все движение молодежи и движение СДС. Первого мая на улицы
Западного Берлина вышли восемь тысяч студентов и несколько десятков тысяч
молодых рабочих вместе со своими отцами и старшими братьями... Мы,
коммунисты, проводили и впредь будем проводить политику сотрудничества с
участниками молодежного движения, не прекращая ни на минуту идеологической
борьбы с теми маоистскими и троцкистскими лозунгами, которые пытаются
привносить чуждые этому искреннему в своей основе движению...
Это верно - движение искренне в своей основе, оно рождено обществом
капитала, оно бунтует еще не совсем осознанно, и пути борьбы далеко не
всегда точно выверены. Движение переживает определенный кризис- уже долгие
месяцы юноши и девушки борются за реформу высшей школы, а реформа так и не
проведена в жизнь.
Сейчас вопрос стоит так: смогут ли участники движения выйти из
изоляции, наладить контакты с рабочим классом, прогрессивкой
интеллигенцией; смогут ли они создать свою программу и организацию?
Если окинуть взором те полмесяца, что я провел вместе с левыми
студентами, могу ответить - злаков в этом движении больше, чем плевел,
хотя те плевелы, которые мне встречались, ядовиты. И чем скорее эти
сорняки будут вырваны молодежью из своих рядов, тем скорее она сможет
осознать ту правду, которую ищет.
1968-1973
Юлиан Семенов
Начало семьдесят третьего (Франция, Испания, Андорра)
Заметки (по изданию Ю.Семенов. На "козле" за волком: записки. М.:
"Советский писатель". 1974.)
Командировка во Францию, Испанию и Андорру закончилась в начале
семьдесят третьего года.
Привычка вести дневники становится своего рода болезнью, - вернувшись,
тратишь долгие месяцы на работу с блокнотами. Поэтому я включаю в этот
раздел лишь часть материалов, которые были продиктованы мною в редакцию
"Литературной газеты" из Парижа, Марселя и Мадрида.
Записи бесед с членами Политбюро ЦК Французской компартии товарищами
Жаком Дюкло и Гастоном Плисонье, с политическим редактором "Юманите"
товарищем Анри Вюрмсером, которые рассказывали мне поразительные истории
сражающейся Франции в период гитлеровской оккупации, еще не обработаны.
Предстоит проверять и перепроверять запись беседы с генерал-полковником
Карлосом де Молина, который был последним военным атташе Франко при
Гитлере и покинул Берлин в конце апреля 1945 года (эта беседа интересовала
меня в связи со сбором мат