Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Семенов Алексей. Детективы -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  -
еднерусская возвышенность... Так что же, Саня, продолжай. Где ты их видел?" "На улице. Они ходили по улице, но ходили они просто по инерции..." "Странно, - задумчиво проговорил Шина. - Я думал, Броня не пьет". "Что касается меня, - сказал Машка, - то я это сразу понял". "Что ты понял?" "Что он такой же швед, как я космонавт". "Идет, допустим, женщина, - продолжал Малина, - а Броня говорит ей вслед: "Хороша девка-с!" - таким толстым голосом, каких и не бывает. И Густав тоже добавляет: "Снизу-с!" - голосом еще более толстым. Ну, и дальше что-то там базарили они о каких-то, наверное, глубинных чувствах, синхронных их состоянию. Ходили, ходили, ну и ушли в конце концов. Вот и все, что я видел". "Ну и прик с ними, - сказал Шина. - Нашли, о ком говорить". "Да, - согласился Малина, - мне лично тогда показалось, что тут уж таким реализмом пахнет, такой бескорыстною дружбой мужской..." "Короче, мы с вами поняли друг друга, и мы с вами еще не самые главные идиоты, и нам на них гораздо больше, чем им на нас, - подвел итог Машка. Когда-то, давным-давно, как известно, жили-были на Земле тираннозавры. Тираннозаврами их называли потому, что они были очень большими. Каждый тираннозавр был ростом с пятиэтажный дом. И были они просты, как воздух, и одиноки, как смерть. Единственным занятием тираннозавров была любовь. А поскольку любовь вещь простая, словно мычание, то тираннозавры никогда не мылись, были политически безграмотны, и ходили всегда только голыми, ибо они гордились своими половыми атрибутами. И небо над ними висело белое-белое, как потолок, ибо они не знали, что такое ветер. В общем, жили они, не тужили, как говорится, ели ананасы да рябчиков жевали, как вдруг, откуда ни возьмись, появились у них на планете странные существа. Впрочем, что значит "вдруг"? И раньше, бывало, мелькали они из-под земли, и вели они подпольный образ жизни. Поначалу тираннозавры не обращали на них особого внимания, даже стипендию платили, хотя те, в целях борьбы, испускали стойкий аммиачный дух, отчего тираннозавры, существа нежные, чихали и валились в богатырских позах, и не сразу приходили в себя. Однако, случилось так, что в скором времени эти подпольщики расплодились настолько, что оккупировали всю головную, спинную и грудную часть суши, так что глупым тираннозаврам пришлось мигрировать в северо-западный проход, а затем и вовсе переселиться под воду, где единственно еще сохранился неиспорченный воздух. Самой большой загадкой для бедных тираннозавров навсегда остался вопрос о том, как же эти подпольщики умудрялись размножаться, ибо не было у них ни лица, ни гениталий, а спереди и сзади была сплошная спина. И прошло так много-много времени... "И все, что ли? - разочарованно спросил Шина. - На этом что, сказочка твоя и кончается?" "Да понимаешь, - отвечал Машка, доставая очередную штуку пива, - дело в том, что это сейчас я целый цикл начал писать. Цикл про тираннозавров. А готово покамест мало: пролог, ныне зачитанный, ну и про собаку Павлова еще..." "Собака - тираннозавр?" - спросил Малина. "Павлов - тираннозавр, - объяснил Машка. - Правда, не все еще у меня ясно с общей концепцией... не все еще там тишь да гладь, да Божий рай, да, Мейерхольд, лапу дай... Хотя, ежели есть желание, можно еще что-нибудь почитать. Есть желание?" "Есть!" - сказала Фанни, вылезая из воды. "А вот и Фаничка, - просиял Шина. - Казалось бы, что в ней такого, ну, Фаничка и Фаничка, такой же человек, как и мы..." Машка помолчал, глядя на Фанни, разминающую в тонких пальцах сигарету, и заговорил густым, тяжким жуемотом: "Однажды утром проснулся Густав, а у него на кровати сидела Фанни..." "Кончай стебаться", - скривилась Фанни. "Ладно, - кивнул Машка. - Тогда пусть будет так: однажды утром проснулся Шина, а у него в тот момент сидела Фанни..." "Мне этот вариант больше нравится", - заметил Шина. "Шина думает, что это сон, закрывает глаза и отворачивается к стене. "Что ты ко мне тухесом повернулся?" - обижается Фанни. "Ладно, - говорит Шина, понимая, что это не сон, - тогда я повернусь к тебе яйцами"..." "А по-моему, - предложил Малина, - лучше всего будет так: однажды утром проснулся Броневицкий, а у него в гостях сидел Густав..." "Правильно! - подхватила Фанни. - А дальше так: Густав с видом маши-растеряши шарится под одеялом ("Где тут маленький? Маленький мой красный броненосец?") и наконец с торжествующим видом извлекает мрачный Броневицкий огнетушитель..." "Сосредоточенный массаж архитектурных излишеств", - продолжил Шина. "Буги-вуги с бравурным тремоло", - сказал Малина. "Стремительный домкрат!" - воскликнула Фанни, заливаясь смехом и хлопая в ладоши. "В конце концов, - опять же загнусавил Машка, - оба шарятся в поисках трусов..." "Куда это запчасти разбежались?" - пропищала Фанни. "...И далее Броневицкий воняет, что я, мол, как Фридрих Энгельс, и трезвый, и навеселе, в любой, мол, позе я сохраняю трудоспособность, и я являюсь представителем больших, там, я не знаю каких... и вообще, мол, время совершать мне моцион и омывать телеса, и освежаться вежеталем, и что, спасибо, мол, за коллективное мероприятие, но..." "Вот какую жуемотину поднес Броневицкий приятелю", - резюмировал Шина. "Птички дерутся", - сказал Малина. Птички голуби дрались за огрызок Машкиного сухаря. Чик-чирик да прыг, да хлоп, три-четыре, прямо в лоб... "Что ж, - заметила Фанни, - как говорил Булгаков, голуби тоже сволочь порядочная". "Так вот, - рассказывал Машка, поводя могучими плечами, густо, словно шерстью, облепленными комарами, - о чем этот мой цикл - а дело в том, что всякое литературное произведение, что б там ни говорили на сей счет их авторы, пишется, на самом деле, с целью развлечения. Или читателя, или же самого автора - то есть, автор развлекает сам себя. Ведь, согласитесь, если бы одним не нравилось писать, а другим - читать, то никакой литературы, разумеется, на свете б не было..." "Бедненький Машенька, - жалела его Фанни, хлопая ладошками по Машкиной спине, - вкусненький Машенька, хавают Машеньку комарики..." "У него кожа как у слона, - сказал Малина, - ни один супостат не одолеет". "Как у тираннозавра", - поправил Машка. "Так вот, - продолжал он. - То есть, что я хочу сказать? А то, что каждый волен устанавливать свои условия в этой игре, так как правильных систем не только в искусстве, но и вообще ни в чем не бывает, ибо всякая система хороша лишь для определенной категории людей". "Ну и что?" - сказал Шина. "А то, что и этот мой цикл - не более, чем игра, которую каждый волен толковать, как ему угодно". "Ну и что?" - опять сказал Шина. "А ничего". "Слушайте, - сказал Малина, залезая в штаны, - по-моему, уже дождь начинается. Ей-богу, капает. Эй, девки, вылезайте, едем!" Близняшки, наконец-то, выбрались на берег, стали, наконец-то, сушиться-вытираться. "Что ж поделаешь, - вздохнул Машка, поднимаясь. - Поехали, так поехали". Поехали. Молча ехали. Что-то уж поскучнели все. Дождь нагнал их уже по дороге. Быстро смеркалось. Каждый думал о чем-то своем. Вот ведь как - еще один день пролетел, да еще какой день! - воскресенье. А завтра с утра - эх... - работа. У кого какая... Фанни служила где-то секретаршей ("секретуткой" - как сказала она). Шина еще утром поведал о себе, что он паталогоанатом, и вызывался помочь женщинам в разделывании курицы. Все смеялись, думая, что он шутит, но Малина подтвердил его слова. Про самого же Малину никто не знал, где он работает и работает ли вообще. Пепсиколки учились с Таней в институте. Ну, а Машка - Машка работал ("держитесь, ребята, крепче за свои стулья") в "Крокодиле" ("Ну, да, так тебе и поверили", - отвечали ему. Про Машку-то уж точно знали все, что он нигде не работает). И наконец, противный Новость трудился в каком-то диком месте - то ли он грузил декорации... в общем, выполнял какую-то очень важную функцию в обществе. Итак, ехали. Смеркалось быстро, но вот уже и огни Калининского проспекта, хонки-тонк "Жигули", кафе "Валдай", магазин "Мелодия", кинотеатр "Октябрь"... "А хорошо на реке было", - внезапно мечтательно произнес очнувшийся Новиков. Близняшки захихикали. Новиков откашлялся, помедлил и, под всеобщее молчание, стал читать неожиданно чистым, чуть резонирующим голосом: Сонет Еще живые, завтра же - мертвы, Друг другу снимся мы в краю дисторций, Где в матовой истоме тает солнце, И в сумерках трагичны все черты. Где время обессилело в тиши, Где воздух дышит, чист, как отраженье Мгновенья от движенья до движенья, И мир подобен отклику души. Лишь в облаках слепая тень дрожит Звезды, как зов из каменных сугробов, Лишь одиночество лесного рога Охотника, заблудшего в глуши. И зыбкий колокольный перебой Над хрупкою осенней пустотой. Новиков замолчал и сидел задумчив и строг, и в широко открытых, скорбных глазах его сияли воспаленные огни надвигающейся электрической ночи. "Ну и ну, - удивленно покачал головой Малина. - Еще один поэт трагической судьбы..." "Кстати, - сообщил Машка, - Новость навел меня на идею для нового рассказа из цикла про тираннозавров. Я напишу рассказ - герой у меня будет такой: руки у него будут - КГБ и КСП, а ноги - хиросима и мокасина. Он у меня станет заниматься каким-нибудь очень смешным делом... или нет, он будет просто сидеть где-нибудь и скрипеть зубами с таким звуком, будто дверью прищемило уши... А потом к нему подойдет какой-нибудь хмырь и спросит: "Что будет, если подбросить в воздух трехлитровую банку с пивом и поймать ее на голову?" - а тот в ответ возьмет и откусит ему голову вместе с банкой..." "Приехали", - сказал Малина, тормозя. Трещал дождь. Там и сям сновали машины, бежали по мостовой, выгибая шеи, торопливые гражданки под эгидою вальяжных зонтоносцев... У подъезда стояла Таня во всей своей прекрасной наружности, но лицо ее расходилось по швам от волнения. "Ибрагим убился", - сообщила она остолбеневшим друзьям. УНЕСЕННЫЕ ВЕЧЕРОМ "Да где же он? - в который раз спрашивал Машка, водя по земле лучом фонаря. - Куда он пропал?" Попадались в поле зрения под окном (а высоко, вообще-то, пятый этаж, тут уж никакого масла в голове не нужно иметь, чтобы крякнуть), так вот, попадались под окном только щепочки какие-то, мусор, тарелка какая-то, сломанный детский вездеход, обломок разрушенного кресла, остов разоренного радиокомбайна "Эстония", пивные пробки, да еще дохлая собака попалась, да нашли еще Ибрагимову панамку, уже совершенно мокрую. Дождь хлестал без дураков, с полной отдачей. "А может, он упал, а тут собака шла, а он на собаку упал, а собака сдохла, а он убежал?" - волнуясь, говорила Таня. Шина беспрерывно курил, сигареты то и дело гасли, он бросал их и жег одну за другой. "Дай закурить", - попросил Машка. "Пожалуйста, - мрачно сказал Шина, - как я могу отказать тебе в такой гадости". Близняшки дружно хрюкнули, но тут же сконфуженно смолкли. Одна лишь Фанни безучастно стояла в стороне, зябко поеживаясь на ветру. Таня нашла еще пуговицу и расспрашивала всех, не Ибрагимова ли она. "Дай-ка сюда", - сказал Машка. Пуговица оказалась - добротный армейский пельмень со звездой. "Не его", - вздохнул Машка. Что было делать? Подобрали панамку, потоптались еще немного, да и пошли домой. "А ты в "скорую" не звонила? А в милицию? А в морг?" - спрашивал Малина у Тани. Казалось, у него тоже в голове что-то замкнуло. "Да нет же, нет, - отвечала Таня. - Никуда я не звонила. Я только проснулась, в комнату захожу, вижу - он из окна выпадает... Я глянула вниз - темно. Выбежала на улицу, а тут и вы..." Дела. "Фанни, - говорил Машка, - Фанни, Фанни, милая Фанни..." Они сидели вдвоем на кухне. Таня опять залегла спать. Малина еще долго сидел на телефоне, звонил во все места в поисках Ибрагима - глухо. И теперь, вроде, он тоже прилег, очевидно, решив, что ежели Ибрагим жив, то жив, а ежели нет - то и нет. "Фанни, - говорил Машка, - милая Фанни, ты знаешь, неделю назад у меня умер друг..." "У-у..." - Фанни сделала скорбное лицо, покивала головой. "И ты знаешь, я ведь даже не пошел на похороны. Только однажды, давным-давно, я хоронил свою бабушку, а после этого - ни разу, ни разу в жизни я не был на похоронах, ненавидел я все это: цветы, там, музыка - дикость какая-то... Ну, помер человек, ну и Бог в помощь... Я лично вообще не хочу, чтоб меня хоронили - такая вот у меня причуда. Лучше просто исчезнуть, словно тебя и не было... Пускай жрут меня старшие братья наши - твари всякие. Человек - часть природы, так и пусть будет ею честно, до конца... И знаешь еще, милая Фанни, я ведь ни во что, признаться, не верю. Ни в дружбу, ни в любовь... Нет, я думаю, настоящая дружба может... все-таки, может, она и возможна на свете, но знаешь, только между мужчиной и женщиной! Не любовь, нет, любовь - это ужасно, это как болезнь... Двое мужчин - если, конечно, они нормальные люди - никогда не могут быть так близки, как мужчина и женщина... И я всегда, то есть очень давно, хотел встретить такую женщину, как жена Дэвида Боуи бывшая, Анджела. Они оба были абсолютно свободные люди, но в то же время она говорила: "Я могу быть с каким-нибудь парнем, но если в это время позвонит из Америки Дэвид и скажет, что я ему нужна, то я тут же бросаю все и еду к нему, а этот парень меня еще и до аэропорта подбросит..." Вот это и есть настоящая дружба..." Машка вдруг, непонятно почему, расхохотался. Улыбнулась и Фанни. "Но слушай, Фанни... - И снова он стал серьезен. И дума покрыла лицо его морщинками, доселе незаметными. - Фанни, что б ты ответила, если бы я сказал тебе: милая Фанни, выходи, пожалуйста, за меня замуж?.." Он замолчал. Молчала и Фанни. "Мишель, - сказала она наконец, - Мишель..." "Меня зовут Саша", - печально заметил Машка. "Мишель... - задумчиво повторила Фанни, словно не расслышав. - Прекрасный мой Мишель, как ты прямо резко..." "Мишель... Ты прекрасный человек, Мишель..." - проговорила она и опять замолчала. "Господи! - внезапно сказала она со слезами на глазах. - Что бы сейчас разбить?!" Взяла со стола бутылку с французской надписью CAMUS ("Самус" - как называл этот коньяк Машка), повертела в руке, поставила было обратно, но вдруг, решившись, взяла снова, примерилась и тихонько кинула в угол. Бутылка с урчанием прокатилась по паркету, поерзала и затихла, клокнув, словно заглотав хавки. "Ладно", - крякнул Машка и достал из холодильника еще одну бутылку коньяка - на сей раз простого армянского. .......................................................................................................................................................................................................... "Слушай, Санька, - говорил Машка, следуя за Малиной на кухню. - Вот знаешь, мысль какая интересная..." "Погоди Машка, - перебил его Малина. - Нам нужно серьезно поговорить". "Нет, это ты погоди, - отмахнулся Машка. - И не перебивай, пожалуйста, что за вредная манера... Понимаешь, такая идея у меня появилась... Правда, я еще путаюсь и не до конца еще домыслил..." "Домыслишь". "Саня, что за тон? - изумился Машка. - Может, тебе неприятно, что я у тебя обитаю? Так я уйду, знакомых у меня много..." "Извини. Тут такое дело..." "Понимаю. Ибрагим пропал. Но что ж тут поделаешь?" "Дитя! - раздраженно сказал Малина. - Чем дольше я с тобой вожусь, тем больше убеждаюсь, что ты и в самом деле просто анфан террибль. Говорили они, что не стоит с тобой разговаривать..." "Кто "они"?" "Не торопись. Дело и в самом деле настолько серьезное, что нельзя не предупредить тебя..." Все это время Малина нервно расхаживал по кухне, хватал себя пальцами за нос (была у него такая привычка), то садился на стул, то вскакивал, заглядывал в мрачное окно... Подобрал с полу бутылку "Камю", удивленно принюхался к разлитому коньяку, скверно матюгнулся. "Это кто коньяк разлил? Фанни?" Машка промолчал. "Стерва, халява..." "Полегче, - сказал Машка. - Полегче выражайся. Я тебе еще не говорил - я ей сейчас предложение сделал". Несколько мгновений Малина смотрел на Машку с полуоткрытым ртом, затем неприятно заржал. "Ну, и как она?" "Никак. Во всяком случае, не отказала", - самодовольно улыбнулся Машка. "Да, это сильная новость, - ехидно покивал головой Малина. И снова заржал. - Представляю семейку: Машка и Фанни! Ха-ха! Веселый вы народ, ей-богу насмешили..." "А что?" "Идиот. Что ты про нее знаешь?" "Ну..." - смутился Машка. "Душе настало пробужденье... Идиот". "Слушай, не оскорбляй меня, пожалуйста". "Да что еще сказать про тебя, если ты водишься, не зная с кем, треплешь языком где попало и чего не следует..." "Слушай, Саня, ты сейчас схлопочешь". "Что?! - крикнул Малина, подходя к нему вплотную. - Да я тебя щас!.." Они стояли друг против друга, меряясь взглядами. Малина аж трясся от злобы. "Ну, ударь, - спокойно сказал Машка. - Ударь, если это доставит тебе удовольствие. Я с тобой драться не собираюсь". Малина сразу обмяк, подошел к столу, налил себе в рюмку, выпил. "И за что я люблю тебя, дурака, - устало проговорил он. - Ты даже не представляешь, как ты меня подвел, каких людей ты под удар подставил..." "Ну, объясни, в чем дело, может пойму, хоть я и идиот..." - Машка тоже подсел к столу. "Извини, я перенервничал. Но ты тоже хорош..." "А что?" "Сейчас. Все сейчас объясню, ждать больше некогда..." Малина замолчал. Выпил еще. Повертел в руке рюмку. Снова налил и выпил. И опять тяжело задумался, с треском разминая в пальцах сигарету. В тишине было слышно, как за окном бушевало небо. В стеклах дробился дождь. "Санек, - нежно сказал Машка, - Санек, ты помнишь такие старые добрые времена в 18-й аудитории?" "Я думал, в 18-м году", - усмехнулся Малина. "Ты знаешь, я недавно песенку такую сочинил о тех временах: "Ах, это было так давно, когда все стриглись под битлов, и крошка Кло шептала мне, хлебнув вина: "Какие были времена!"..." - Машка вполголоса запел. "А ты даже не пошел на Сережкины похороны. А я вот - ходил. И Ибрагим пришел, хотя они с Сережкой в последнее время не разговаривали. И даже Таня пошла, хотя она его почти не знала..." "Я же тебе объяснял, почему не пошел. Я не хочу видеть его мертвым, я хочу помнить его живым. Он навсегда останется в моей памяти только живым". "Слова это все, слова... Я видел его мертвым, и гроб нес, и поцеловал его на прощанье, и ничего с моей памятью от этого не случилось". - Малина, присев у кухонного пенала, нагружал хозяйственную сумку всякой снедью: консервами, галетами какими-то, достал буханку хлеба... "Мы разные люди". "Разные", - согласился Малина. С грохотом распахнулось окно. Шторы размазало по стенам. Дождь брызнул в комнату так, словно облако лопнуло. С минуту Машка и Малина боролись с порывами ветра, водружая раму на место, выпутыва

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору