Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
* Расстрелян как "враг народа" в 1941 году.
- Всеволод с его блеском, - сказал Феликс Эдмундович, - в беседе со
шляхтичем будет незаменим. Молодость Всеволода, его изящество и мягкость
позволят нам точно понять Стопанского: зубр, видимо, решит поиграть с
нашим юношей. Всякая игра рано или поздно открывает разведчика, его
истинные намерения. А отказываться от контакта со Стопанским неразумно: у
пего есть выходы на Лондон, Париж и на Берлин.
Встретился Всеволод со Стопанским в табачной лавке на Третьей
Мещанской. Цепко оглядев собеседника, поляк сказал:
- Мне приятно увидаться с вами, и я понимаю, где мы с вами сейчас
находимся. Однако я просил бы пристрелочную часть разговора провести на
улице, где нас никто не будет слышать. Если мы верно поймем друг друга на
воле, - он усмехнулся, - кажется, так у вас говорят о "не тюрьме", тогда
мы продолжим беседу здесь, где, как я догадываюсь, каждое мое слово будет
слышно еще по крайней мере двум вашим сослуживцам.
Всеволод весело посмотрел на Стопанского, взял его под руку и сказал:
- Не скрою, я чертовски устал, поэтому прогулка мне не
помешает - особенно с таким интересным собеседником.
...Выезжая на встречу с поляком, он уже знал от службы наружного
наблюдения, что Стопанский идет один. На всякий случай, правда, он надел
дымчатые очки с нулевой диоптрией - он относился к тому типу людей,
которых очки очень сильно меняли.
Они шли по булыжному тротуару, сквозь который уже проступала свежая,
словно бы подстриженная на английский манер трава, мимо маленьких домиков,
и со стороны казалось, что прогуливаются два товарища.
- Так что же вас привело ко мне? - спросил Всеволод.
- К вам меня ничто не приводило. Я пришел в ЧК.
- Похвально. Я, как индивид, и мы, как коллектив, любим, когда к нам
приходят интересные люди...
- Представляться мне надо?
- То есть?
- Звание, операции, связи?
- Вообще-то мы знаем вас.
- Вы знаете, что я подполковник польской разведки?
- Детали, думаю, мы лучше запомним, если они будут изложены в
письменном виде. Нет?
- Вы думаете, я стану писать?
- Станете. Если вы затеяли что-то против нас - вам придется играть. А
если вас привело к нам истинное намерение сотрудничать, вы захотите
убедить нас в своей искренности и начнете делать это с мелочей, а именно:
с фамилий ваших друзей, близких и родных. Разве нет?
- Браво!
Взгляды их встретились. Всеволод улыбался, и в глазах у него не было
той жестокости и чувства превосходства, которое так боялся увидеть
Стеф-Стопанский.
В свою очередь Всеволод отметил, что поляк небрит, рубашка у него
измятая, ботинки не чищены, пальто испачкано, на левом плече несколько
пушинок, а пальцы покрыты тем сероватым налетом грязи, который особенно
заметен на ухоженных и полных руках.
- Браво! - повторил Стопанский. - Вы четко мыслите, молодой
человек...
- Иначе не стоит.
- Я не хотел обидеть, упомянув про вашу молодость...
- Этим нельзя обидеть. Наоборот...
- Я не знаю, - сказал Стопанский, начавший отчего-то злиться, -
приходилось ли вам иметь дело с серьезными агентами из иностранных
разведслужб, но хочу заметить: польский генштаб сейчас находится в
средоточии интересов всех европейских стран. Я, в частности, имею контакты
с французами и англичанами.
- Помните имена ваших людей в Париже и Лондоне?
- Естественно.
- Операции?
- Старые?
- Новые тоже.
- Те, которые собирается проводить Лондон и Париж, - я не знаю. Но их
операции меня не минуют - я считаюсь специалистом по Совдепии... простите,
по РСФСР.
- А что вы за "совдепию" извиняетесь? Ничего обидного.
- Когда вы доложите начальству об этой беседе? Можете вы пригласить
кого-либо из ваших ответственных руководителей?
- Это мы устроим, - пообещал Всеволод.
- Когда?
- Дней через семь. Устроит?
- Это невозможно...
- Ну, что ж делать...
После долгой паузы Всеволод спросил:
- Когда вас обокрали?
Он не знал наверняка и не мог знать этого. Просто его мозг - мозг
аналитика, человека смелого и веселого, человека, привыкшего работать "под
Дзержинским", который требовал от своих сотрудников фантазии и логики,
осторожности и смелости, - мозг его автоматически проанализировал факты.
Из всей массы полученной информации Всеволод отобрал для себя
следующую: во-первых, поляк голоден, ибо он несколько раз смотрел на
вывески трактиров и принюхивался к запахам жареной колбасы, доносившимся
оттуда; во-вторых, он хочет курить, но курева у него нет; в-третьих,
Стеф-Стопанский слыл щеголем, и одежда его всегда отличалась отменным
вкусом, а сейчас он был неряшлив и грязен; в-четвертых, он всячески
подчеркивал свою значимость, а это обычно бывает с людьми, которые
вынуждены в силу каких-то обстоятельств больше уповать на прошлое, чем
верить в спасительное будущее.
"Если бы, - думал Всеволод, - он сейчас играл легенду униженности, то
он не мог не допустить нескольких проколов. Он бы обязательно педалировал
на "грязные руки", а он их тщательно прячет в карманы; он бы старался быть
более униженным, а он все время фанаберится и старается надувать грудь; он
бы попросил у меня закурить, а он мучается, но курить не просит. Если я не
прав, тогда он гениальный разведчик, а я первую партию в нашем турнире
наверняка проиграл".
Стеф-Стопанский брезгливо поморщился:
- Ваша работа?
- Разве друзья в посольстве не могли вам помочь? - не отвечая на его
вопрос, продолжал Всеволод.
- В Европе вы не жили?
- Жил.
- Видимо, в среде эмиграции... Взаимовыручка, товарищество и так
далее... Молодой чело... Простите...
- Да нет, господь с вами, пожалуйста, пожалуйста... Мы ведь чины не
возрастом выслуживаем.
- Деловыми качествами?
- Именно.
- Кто в Европе "просто так" дает деньги?
- Заявите, что вас обворовала ЧК... Неужели на обратную дорогу не
воспомоществуют?
- Браво! А в Варшаве что делать?!
"Оп! - сказал себе Всеволод. - Мышка попалась! Там ему будет нечего
кусать, потому что прогонят из разведки, ибо он что-то важное тащил в
портмоне или слишком много денег. Видимо, он к нам прет вчистую".
- Закуривайте, - предложил Всеволод.
По тому, как жадно затянулся Стопанский, норовя при этом держать
папиросу так, чтобы не показывать свои грязные пальцы, Владимиров до конца
уверовал в то, что его версия точна и правильна.
- Зайдем в трактир? - улыбнулся Всеволод. - А?
Заказав Стопанскому Извозчичьей колбасы, холодца и пива, он сказал:
- В ресторан, видимо, идти нет смысла: там могут быть ваши знакомые.
Стопанский молча кивнул, потому что рта открыть не мог - колбаса была
горячая, но, как всякий голодный человек, он отрезал себе слишком большой
кусок и сейчас осторожно втягивал воздух, чтобы как-то остудить шипучее,
грубое, прекрасное мясо...
После обеда Стеф-Стопанский закрыл глаза и сказал:
- А теперь за час сна - полжизни.
- Пошли ко мне: там все обговорим, и можете лечь поспать, пока вам
приготовят номер в гостинице. У меня еще несколько вопросов к вам.
- Пожалуйста...
- Вам фамилия Бечковский ничего не говорит?
- Нет.
- А Кряковяцкий?
- Нет.
- А Леснобродский?
- Полковник Леснобродский? По-моему, он курирует ваше
представительство в Варшаве.
Н о т а
полномочного представителя РСФСР в Польше
министру иностранных дел Польши Скирмунту
В течение последних недель в Российское полномочное
представительство несколько раз являлось неизвестное лицо,
впоследствии оказавшееся агентом II-го отдела Польского генерального
штаба полковником Леснобродским, с предложением доставлять
Российскому правительству официальные секретные документы из
Польского генерального штаба. В Российском полномочном
представительстве он встречал неизменный отказ воспользоваться его
предложением. Тем не менее 10 октября поздно вечером полковник
Леснобродский явился в Российское полномочное представительство и
принес с собой разнообразные документы и целое секретное дело о
польском шпионаже в Германии с многочисленными печатями, подписями,
штемпелями II-го отдела, с картой и фотографиями якобы польских
шпионов в Германии и предложил купить у него за 500 000 марок все эти
документы. Как только мне было об этом доложено, я сейчас же позвонил
вице-министру г. Домбскому и просил его немедленно командировать в
полномочное представительство чиновника министерства иностранных дел
совместно с представителями других властей для составления протокола
и ареста полковника Леснобродского. Вице-министр г. Домбский за
поздним временем, к сожалению, не мог командировать представителя
министерства иностранных дел. В полномочное представительство были
командированы лишь представители общей и сыскной полиции, которые
арестовали полковника Леснобродского, но отказались допросить его.
Отсутствие в деле первого показания г. Леснобродского в самом
полномочном представительстве является существенным ущербом для
нормального следствия, который может отразиться на дальнейшем ходе
его. Во время ожидания представителей польских властей полковник
Леснобродский сознался, что ему в качестве агента II-го отдела
генерального штаба поручено было непосредственным начальником,
майором Кешковским, войти в доверие полномочного представительства с
провокационной целью и что доставленные им документы являются
фальсификацией, изготовленной II-м отделом и врученной ему майором
Кешковским для продажи Российскому полномочному представительству.
В то время как Российское и Польское правительства путем
переговоров стараются уладить недоразумение между обеими сторонами и
достигли недавно соглашения по всем спорным вопросам, Польский
генеральный штаб прилагает все усилия, чтобы какой-либо преступной
провокацией обострить и испортить отношения между Россией и Польшей.
В последнюю неделю в Российское полномочное представительство
систематически являлись подозрительные лица, которые представляли
удостоверения II-го отдела Польского генерального штаба за подписью
майора Кешковского и предлагали доставлять нам разнообразные
документы. Каждый раз такие предложения оканчивались нашим
требованием немедленно покинуть здание полномочного
представительства.
В свое время, когда Российское правительство опубликовало
документы, установившие преступную работу II-го отдела генерального
штаба в контакте с "Народным союзом защиты родины и свободы",
возглавляемым Савинковым, Одинцовым и другими, уличенные лица,
защищаясь, пытались прикрыть преступление фельетоном, напечатанным во
всех польских газетах за подписью Масловского. Чтобы оправдать и
усилить этот способ защиты, II-м отделом генерального штаба был
задуман план действительной провокации, который, удавшись, должен был
служить оправданием и спасением от законного и неопровержимого
обвинения, которое Русское правительство предъявляло Польскому
генеральному штабу.
Случай с полковником Леснобродским с очевидностью устанавливает,
что против Российского полномочного представительства ведется широко
задуманная провокационная работа, руководимая Польским генеральным
штабом.
Представляя при сем 1) одну копию протокола, составленного 10
октября в Российском полномочном представительстве, 2) удостоверение
полковника Леснобродского за ј3835, выданное II-м отделом Польского
генерального штаба за подписью майора Кешковского, 3) все документы,
доставленные в Российское полномочное представительство для продажи
по поручению II-го отдела того же штаба г. Леснобродским, имею честь
просить вас, господин министр, предпринять шаги, которые вы найдете
нужными, к пресечению провокационной работы II-го отдела Польского
генерального штаба, которая ставит своей целью осложнение отношений
между Россией и Польшей.
Примите, господин министр, уверение в совершенном моем уважении.
Карахан*.
_______________
* Расстрелян как "враг народа" в 1937 году.
Ноту эту Стопанскому показали ночью, сразу после того, как Всеволод
сообщил Кедрову о данных, связанных с Леснобродским: поляк дал много
интересных подробностей. Ноту в целом Стопанский одобрил и даже шутливо
завизировал ее.
Наутро он начал давать показания. Наиболее серьезным было то, что, по
его данным, в Ревеле среди сотрудников русского посольства есть человек,
работающий на чужую разведку.
- На какую именно разведку он работает, не знаю, но факт сам по себе
бесспорен. Из обрывков разговоров могу предположить, что готовила этого
человека к вербовке эмиграция.
Всеволод запросил данные на ревельскую эмиграцию. Ему принесли список
имен наиболее видных личностей в Ревеле из разных лагерей: от крайне
правого монархиста Воронцова до левого эсера Вахта, редактировавшего
газету "Народное дело". Он назвал Стопанскому фамилии лидеров комитета
содействия эмигрантам и беженцам: Вырубова, Львова, Зеелера, Оболенского,
редакторов кадетских "Последних известий" Ратке и Ляхницкого в надежде,
что поляк вспомнит кого-либо конкретно, но Стопанский категорически
утверждал, что хотя имена эти он и слышал, но протянуть какую-либо связь к
русскому дипломату он не решается.
Сказал он также, что в Москве существует глубоко законспирированное
подполье, имеющее в своем распоряжении громадные запасы бриллиантов,
золота и платины. Подполье это сторонится всяких аспектов политической
борьбы и преследует лишь своекорыстные цели личного обогащения. Кое-кто из
этих людей поддерживает контакты с представителями здешних дипломатических
кругов, которые не только скупают драгоценности, но в ряде случаев
являются передаточным звеном: драгоценности уходят в Париж и в Лондон, а
после маклеры играют на бирже, причем на понижении акций фирм, которые
начинают торговые сделки с Россией.
- Мне сдается, что один из моих здешних друзей - их имена, как вы
понимаете, я не называю и не стану называть впредь, - сказал Стопанский, -
связан с этим московским подпольем, но в корыстных, личных целях - от
покупает драгоценности для себя, и у меня, кстати, похитили принадлежащие
его семье деньги - две тысячи долларов, - об этом разговор впереди...
- А если мы своими возможностями найдем этого человека?
- Вы вольны делать все, что угодно, это ваш долг. Важно, чтобы я не
испытывал угрызений совести. Кстати, в подполье Москвы, нам известно имя
богатейшей старухи - фрейлина Стахович, Елена Августовна...
Через три дня, после очередной беседы со Стопанским, член коллегии
ВЧК Глеб Иванович Бокий* вызвал начальника МЧК Мессинга, старшего
помощника начальника спецотдела Будникова и Владимирова.
Поначалу, еще до этого совещания, Бокий был у Дзержинского и
Уншлихта**: он предлагал установить за валютчиками более пристальное
наблюдение, но Уншлихт круто возражал:
_______________
* Расстрелян как "враг народа" в 1937 году.
** Расстрелян как "враг народа" в 1938 году.
- Это вам не эсер или кадет, который токует, как тетерев.
"Аполитичные" валютчики куда как осторожнее и мудрее. Каждый час чреват
тем, что драгоценности могут уйти из России. Надо брать сразу.
Тщательнейшие обыски, четко разработанные допросы: в данном случае
временный риск не оправдан, это вам, - он усмехнулся, - не
контрреволюционный заговор, к тем мы можем присматриваться не торопясь...
Бокий не соглашался с Уншлихтом:
- Мы возьмем десять, двадцать человек, а два уйдут. Или один. Если уж
рубить - так сразу, по всем!
- Сдается мне, вы не правы, Глеб, - негромко сказал Дзержинский. -
Время, когда мы из золота станем строить общественные нужники, Ильич
обозначил абсолютно точно: коммунизм... Проклятие золотого тельца - штука
поразительная. Когда потребность будет соответствовать способности - а это
возможно, лишь когда лавки будут ломиться от товаров, здесь все
взаимоувязано, - тогда только золото станет обычным металлом - тусклого
цвета, без вкуса и запаха. До тех пор пока золото дает возможность его
обладателю иметь хлеба - я нарочно огрубляю - больше, чем всем остальным,
до этой поры арестом и реквизицией власть золота не сломить. Словом, я за
то, чтобы сегодня же провести операцию. Сейчас каждый час дорог. В
ближайшем будущем нэп даст нам возможность выкачивать золото здесь, дома.
Облаву на подпольные "золотые центры" проводила МЧК во главе с
Мессингом. Операция прошла на редкость тихо: ни перестрелок, ни попыток
бегства. Люди попались все больше пожилые, респектабельные. Держались они
с достоинством, только сильно бледнели и не могли подолгу стоять - просили
стул, ноги не держали. А стоять им приходилось довольно долго - пока
агенты МЧК делали опись захваченных драгоценностей.
Особенно много драгоценностей было изъято у бывшей фрейлины Елены
Августовны Стахович. Немка - по-русски она говорила довольно слабо, и
поэтому допросить ее на родном языке Бокий попросил Всеволода.
Владимирову, впрочем, казалось, что допросов он вести не умеет, да и его
работа в политической разведке предполагала совсем иную деятельность-то он
семь месяцев служил в пресс-группе Колчака вместе с известным писателем
Ванюшиным, который после разгрома адмирала ждал "штабс-капитана Максима
Исаева" в Харбине, то выезжал в Лондон, то появлялся в Варшаве.
Однако сейчас время было горячее; три переводчика, служившие в ВЧК,
разъехались по командировкам, а ждать их возвращения - дело
нецелесообразное.
- Добрый вечер, - сказал Владимиров, предлагая фрейлине сесть, - у
меня к вам вопросы.
- Вы - немец?
- Русский.
- Здесь работаете добровольно?
- Вполне.
Старуха держалась удивительно достойно, и это нравилось Владимирову.
Ему приходилось видеть людей, которые ползали по полу, рвали на себе
волосы, норовили поцеловать драные чекистские сапоги, вымаливая пощаду, а
эта старуха сидела спокойно, пристально, изучающе вглядываясь в лицо
собеседника.
- Итак, первое: откуда у вас эти драгоценности?
- Это фамильные драгоценности. Я не несу за них ответственности, они
перешли ко мне от моих предков - российских дворян...
- Тогда извольте отвечать на мои вопросы по-русски, - резко заметил
Владимиров. - Для вас понятие "русский" сугубо абстрактно, как, впрочем, и
для ваших предков.
- Вы не смеете говорить так фрейлине русской государыни.
- Смею. Если бы для вас "русский" было сутью, жизнью, болью - вы бы
подумали о том, сколько миллионов русских мрет от голода! А на ваши
камушки можно прокормить волость!
- Не мы