Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
ы" во время "кастрюльной" демонстрации. Тоа - ближайший сотрудник
Альенде. Удар по Тоа - это удар по Альенде. Сообщалось также, что
забастовали летчики чилийской авиакомпании "ЛАН" (та же проблема
технических специалистов). Забастовали четыре канала телевидения и семь
радиостанций...
- А вчера, - заметил Моисее, - не знаю, слыхал ли ты, - правые в палате
депутатов завалили бюджет на 1972 год.
...Радио сообщает - голос диктора тревожный, - что фашистская "патриа и
либертад" начала создавать вооруженные штурмовые отряды. Рубашки у них,
правда, не коричневые, а белые, но форма весьма напоминает "гитлерюгенд".
Теобольдо, лесоруб из Трэс Пуэнтес, хрустнул пальцами, полез за
сигаретами. В знойном небе беззаботно щебетали быстрые птицы, звонко
кричали синекрылые кузнечики на голубом лугу, сбегавшем к белой пенной
воде Рио-Сур, и спокойствие было в природе, изначальное, равнодушное и
потому - вечное.
- Слушаешь радио, - сказал Моисее, - и ощущаешь порой свое бессилие:
мечтаешь о будущем, строишь планы, а за тебя в Сантьяго все решает
математическая расстановка сил в сенате. Руки опускаются.
- Ничего, - сказал Теобольдо, - не надо опускать рук. В конце концов, у
каждого из нас дома на стене висит ружье, да и топор всегда остро
наточен...
В Сантьяго прилетел вечером.
Из посольства отправился в центр - возможна интересная встреча.
...Я узнал его сразу: хищное, красивое лицо, сильный торс,
выразительные руки.
Один из руководителей партии националистов, он быстро шел по сумрачному
коридору сената в сопровождении своего секретаря.
- Сенатор, я представляю европейскую прессу, мне хотелось бы поговорить
с вами...
Они не очень-то разговаривают с красными, поэтому вся надежда на
психологическую атаку: хороший американский "слэнг" (за который наша
институтская "англичанка"
Генриета Миновна ставила мне посредственные оценки, добиваясь от нас
хорошего оксфордского произношения) сам по себе визитная карточка. Правые
любят говорить с американскими газетчиками.
- О'кэй, - соглашается сенатор. - У меня есть десять свободных минут.
(Теперь нельзя терять темпа - атака вопросами.)
- Что вы думаете о положении в стране?
- Левые толкают Чили к анархии.
- В чем это выражается?
- Во всем.
- Доказательства?
- Они всюду, - выразительный жест рукой, маска скорби на лице. (Он
довольно слабо говорит по-английски, потому много жестикулирует.)
- Мне бы хотелось получить от вас факты, сенатор.
- Тогда нам придется говорить весь вечер. Хорошо, я приведу вам
несколько фактов. В магазинах вы не найдете парной говядины, а чилийцы
привыкли именно к такому мясу. (Мне хотелось спросить, каких именно
чилийцев он имеет в виду:
пятьдесят процентов населения до прихода Альенде к власти вообще не
видели у себя в доме мяса.) В универмагах исчезают товары сопредельных
стран - наша промышленность слишком слаба, чтобы рассчитывать на
собственные силы. Обо всем этом люди говорят в очередях; об этом пишут
честные журналисты из "Меркурио". Но когда чилийцы выходят на демонстрации
протеста, жандармы социалиста Тоа набрасываются на них с дубинками...
- Было много раненых?
(Зря я задал этот вопрос - он сразу насторожился.)
- Были ушибленные. - Он улыбнулся чему-то. - Чилиец - человек престижа,
рана или ушиб для него одинаково оскорбительны.
- Что ждет Чили в будущем?
- Наша победа.
- Именно партии националистов?
- Нет, отчего же. Победа объединенных сил оппозиции. Чем теснее будут
наши ряды, тем скорее распадется блок коммунистов, левых радикалов и
социалистов.
- Когда это может произойти?
- В самом недалеком будущем. - Он поднимается с кресла. - Какую газету
вы представляете?
- Самую правдивую. Благодарю вас, сенатор.
- Адьос. Желаю вам хороших встреч в Чили.
Спасибо за пожелание: у меня было много великолепных встреч в Чили. И
уровень собеседников иной - не "магазинный". Но самая поразительная
встреча предстояла сразу же после беседы с сенатором. Я поехал в
Государственный театр, на митинг молодых коммунистов, посвященный
пятидесятилетию компартии. Тысячи юношей и девушек заполнили все места,
сидели в проходах, тесно жались друг к дружке на галерке. На сцену
выходили представители братских партий. Звучал "Интернационал"; звучал
так, что дзенькали хрустальные подвески громадных люстр; звучал так, что
слышно было на улице; звучал так, что горло перехватывало спазмой.
Слышу за спиной русские слова нашего партийного гимна. Кто бы это?
Оборачиваюсь.
Вижу члена ЦК товарища Эусебио. Он был в Москве и у нас выучил русский
язык.
- Как бы ни было трудно, - тихо сказал он, - нас не сломить. Смотри,
какие парни здесь, а? Чудо парни!
На этих парней Чили может положиться. Эти не подведут. Что бы ни ждало
нас в будущем, какие бы нас ни ожидали бури, все равно отныне идеи Ленина
навсегда вошли в сознание людей. Все может быть, Хулиан, мы окружены
врагами, мы отдалены от друзей, мы качали на континенте первыми; все может
случиться, - только победа в конце концов будет за нами...
...Назавтра, поздно вечером, я улетел в Перу.
В три часа утра, миновав пост пограничников в роскошных униформах, я
оказался в гигантском стеклянном, кондиционированном аэровокзале Лимы.
Молодые таможенники, узнав, что я из Советского Союза, пропустили меня вне
очереди и без досмотра.
Подрядил такси; шофер порекомендовал мне отель "Савой".
По первому впечатлению, когда вышел на улицу, - истинный Сингапур - так
же душно и влажно. Это уже тропики. Шоферы здесь так же темпераментны, как
и чилийские, только машины у них новые, поэтому скорость на ночном шоссе
они развивают не сто километров, как в Сантьяго, а сто сорок.
Лима - город, совершенно не похожий на Сантьяго. Он кажется значительно
более новым, хотя исторически Лима - одна из стариннейших столиц Латинской
Америки, бывший центр "гишпанского" генерал-губернаторства. Город кажется
новым потому, что на каждом углу заметно соседство двух эпох - старой,
испанской (с примесью обязательного для Испании мавританского стиля), и
новой, бетонно-стеклянной, американо-французской (ранний Корбюзье).
Торжественная пышность старых дворцов (ночью это особенно заметно)
соседствует с разумной деловитостью новых комплексов.
Утром я отправился по раскаленной, пальмовой, великолепной Лиме в наше
посольство - на авениде Хирон Пуно. Был принят послом Юрием Владимировичем
Лебедевым - исключительно радушным, молодым еще человеком, фронтовиком,
окончившим Институт международных отношений одновременно со многими моими
друзьями.
В двенадцать часов я был у заместителя председателя "Национальной
организации информации" - "Офисина насиональ де информасьон" сеньора
Армандо Рохаса. Потом подошел председатель офисины сеньор Циммерман.
Разработали программу: мои гостеприимные перуанские "хозяева" посчитали
целесообразным устроить мне встречи с министром промышленности и торговли,
министром образования, директором национального телевидения, с главным
редактором правительственного официоза "Эль Перуано" и с руководителем
Союза писателей и актеров - "Асосиасьон насиональ де эскриторес и акторес"
- "АНЕА".
Казалось бы, Чили и Перу - соседи, общность языка, крови, схожесть
культуры. Но нет, все не так. Я не представлял себе, что два соседних
одноязычных государства так могут разниться друг от друга - и манерой
общения, и убранством жилищ, и кухней, и одеждой. Жирные линии на карте;
колючая проволока - на земле; певучее объявление стюардессы в небе: "Мы
пересекли государственную границу" - разделяют народы отнюдь не формально,
а лишь фиксируя некую данность, сложившуюся закономерно в такой же мере,
как и случайно. Я никак, например, не мог понять, почему, словно по
мановению волшебной палочки, на смену бревенчатым, рубленым стенам России
приходят белые мазанки Украины. Три километра, всего три каких-нибудь
километра возле Калиновки - и уже заметна смена культуры, уклада, быта.
Почему так? Почему так резка граница? Где причина?
Страна золота и неграмотности, курортов и болезней, вековой отсталости
и сегодняшнего развития; страна океана, джунглей и неприступных скал -
красива тревожной красотой. И особенно видна эта красота, если вечером,
когда лимонный свет уличных фонарей медленно убивает сиреневость знойного
неба, делая его постепенно близким, звездным, непроглядно черным, сесть
где-нибудь на авениде Ларко, в районе Мирафлорес, и неторопливо
вглядываться в человеческие лица:
смуглые, сильные, с длинными, черными, спокойными глазами. Лицо
перуанца - некая смесь испанской живости, загадочного спокойствия и
внутренней силы индейцев-инков - необыкновенно красиво и выразительно. И
говорят перуанцы очень интересно - парадоксально, с неброским юмором,
очень емко.
- В одной из легенд инков рассказывается, как четыре брата пошли
основывать империю. И голос свыше сказал брату Айяру: "Не оглядывайся и не
старайся запомнить, куда будет брошена глыба золота". Но Айяр оглянулся и
в тот же миг стал каменной статуей. Мораль: не стоит оглядываться назад,
давайте смотреть вперед...
Главный редактор правительственного официоза "Эль Перуано" Хильберто
Эскудейро чуть усмехнулся, отхлебнул кофе, цветом похожий на его
громадные, широко поставленные глаза, и спросил меня:
- А может, стоит оглянуться? Хотя бы для того, чтобы тебе, иностранцу,
кое-что стало понятней, а? Мы получили свободу от испанцев в 1821 году. Но
это был лишь призрак свободы. Власть была узурпирована группой креольских
семей. Нами заинтересовалась одна большая северная, скажем так, держава: у
нас ведь есть нефть, медь, золото и кофе. Генералы устраивали чехарду,
сменяя друг друга; парламентарии произносили речи, написанные для них
советниками, служившими Соединенным Штатам; президенты на предвыборных
собраниях показывали голодным крестьянам огромный, специально испеченный
батон: "Я буду продавать вам хлеб по одному сентаво!" - и все шло
по-старому: страну обрекали на застой, а застой в век скоростей означает
возвращение к дикости.
Народ терпелив и запуган, но ведь рано или поздно приходит конец любому
терпению. И конец наступил, когда ИПК, американская нефтяная компания,
"вернула"
нам высосанные ими за многие годы нефтяные скважины. А взамен президент
и парламент отдали американцам огромный участок на побережье и миллион
гектаров джунглей - навсегда! И безвозмездно! Перуанцы поняли, что
свершается акт высшего национального предательства. И мы положили этому
конец. Пришло правительство Веласко Альварадо. И мы ввели танки на землю,
незаконно занятую американскими монополиями; и мы вернули себе наше
законное право - перерабатывать и продавать нефть. Так кончилась иллюзия
на "севере". Они думали, что произошел очередной путч. Теперь они видят,
что это не путч, а новая эпоха развития Перу.
Мы хотим добиться второй независимости - не декларативной, а истинной,
которая покоилась бы на мощной базе индустрии и сельского хозяйства.
Конечно, это очень трудно. Раньше ни президент, ни парламент не работали -
зачем им было работать?
Они получали деньги, огромные деньги; они все были куплены на корню,
даже когда для видимости критиковали друг друга. На смену политическим
играм в Перу сейчас пришло правительство дела.
У нас много трудностей. Нам предстоит, например, преодолеть эгоизм
предпринимателей, которые не очень-то хотят дать рабочим их законное право
- принимать участие в распределении доходов предприятий. Нам предстоит
решительно увеличить производство и дать возможность крестьянам, ранее
нищим, стать полноправными потребителями продуктов промышленности. В
сельском хозяйстве мы столкнулись с невероятным фактом. В Куско был
латифундист, который даже не имел представления, сколько у него земли. Я
как-то попытался объехать его земли на лошади и... потратил на это более
недели. Он сдавал участки крупным арендаторам, те, в свою очередь, - более
мелким субарендаторам, которые распределяли крохотные участки между
рабочими. Вот эти-то рабочие и гнули спину на чужой земле, получая в день
двадцать сентаво, что однозначно одному центу в США - меньше одной
копейки. А нередко и этого цента они не получали: "аррендир"
дожидался, пока крестьянин снимет урожай, а потом прогонял его с земли.
Если нее индеец шел жаловаться, его сажали в тюрьму - почти все
латифундисты имели личные тюрьмы. "Личные тюрьмы" в двадцатом веке!
Понимаешь, что у нас было два года назад?! А сейчас мы платим
сельскохозяйственному рабочему после реализации продукции по четырнадцать
тысяч солей! Латифундистам за их земли мы выплатили боны. Большинство из
них живет теперь за границей. Мы им предложили: "Если хотите вложить
деньги в промышленность, мы выплатим вам наличными". Они пока размышляют.
Что ж, мы подождем...
На "севере" шумят: "Вы национализировали собственность монополий!" Мы
взяли лишь то, что они задолжали нам за десятилетия эксплуатации наших
богатств. Но они нам еще очень много должны: ведь они не платили налогов
государству, они вели себя как оккупанты. Так что о каком беззаконии может
идти речь?!
Конечно, нам трудно. Но мы помним слова великого североамериканца
Джефферсона:
"Дерево свободы уже растет, надо только полить его кровью патриотов".
Генерал-полковник Альфредо Карпио де Серра - министр образования Перу.
На столе у него стоит маленький танк, отлитый из меди.
- Школу приходится защищать танком, - шутит он. - Но в танке ведь сидит
сын неграмотного крестьянина, получивший сейчас возможность учиться. Что
вы хотите, у нас тридцать пять процентов населения неграмотно. Реформа
образования, которую разрабатывает правительство, главной своей задачей
ставит охват знанием забытого ранее народа. Все в Перу должны пройти через
школу, все! Но здесь масса трудностей. Во-первых, надо найти место и
средства для строительства школ. Нужно оборудовать школы так, чтобы они
были по-настоящему современными. А это дорого:
денег у нас мало. Помощь будет идти по трем каналам: отчисления от
государства, от общественного и частного секторов; кредиты иностранных
государств.
В стране трудности с учебниками - не хватает бумаги. Мы приняли
решение: кто из родителей может купить ребенку учебник, тот купит,
остальным мы раз-дадим книги бесплатно. Во-вторых, проблема учительских
кадров и школьных программ. Сейчас у нас перепроизводство учителей, а
через год-два их будет не хватать и придется посылать в школы просто
образованных людей. Надо будет повысить уровень их знаний - мы не имеем
права плестись в хвосте прогресса.
Недавно правительство приняло закон о развитии радио и телевидения. Мы
взяли контроль над средствами массовой информации. Следовательно, и
телевидение и радио должны будут разрабатывать циклы общеобразовательных
программ, хотя и в этом вопросе перед нами встает много трудностей.
Беседую с Фернандо Самильян Каверо, директором национального
телевидения:
- Трудностей действительно немало. Общеобразовательные программы, я
думаю, мы наладим. Этим сейчас занимается отец Мануэль Бенавидес, он
сотрудничает с только что созданным Институтом национального
телевоспитания. Мы будем давать сорок часов на общеобразовательную
программу. Главные же трудности в другом.
Государство платит нам дотацию - миллион солей в месяц. Пятьсот тысяч
уходит на содержание служащих, и только пятьсот тысяч остается на плату
актерам, приобретение фильмов. А пятый канал телевидения имеет пятнадцать
миллионов солей в месяц, четвертый и второй - почти столько же. У них
громадное количество филиалов по всей стране. Эти коммерческие каналы, а
их у нас пять, гонят рекламу и объявления. У них отлаженные связи с
предпринимателями и банкирами. Когда государство стало собственником 51
процента акций телевидения и радио, оно направило своих представителей во
все коммерческие каналы. Но те оказались умными - они хотят, чтобы
представители правительства стали служащими телевидения. Внешне все
выглядит вполне пристойно - основные указания выполняются. Но, например,
когда мы передаем информацию, именно в это время коммерческое телевидение
запускает американский детектив. Только мы начинаем образовательную
передачу, как они по другим каналам передают снятый на пленку матч между
Бразилией и ФРГ. В телевидении идеологического соперника декретом не
победишь, - только интересом, только лучшей программой можно привлечь
внимание зрителей к передачам нашего канала. Мы придумываем интересный
цикл, нам нужны актеры, но мы ничего не можем сделать, потому что
коммерческое телевидение уже заключило с лучшими актерами контракты на
весь год, а то и на два. Только мы придумываем какую-нибудь интересную
передачу - об этом узнает коммерческое телевидение, платит сценаристу
больше денег, и мы остаемся ни с чем...
Конечно же мы нуждаемся в еще большей помощи со стороны государства,
нужны средства, тогда мы выйдем победителями...
О связях с Советским Союзом? Одним из первых выдающихся деятелей
двадцатого века, о ком мы сделали специальную часовую передачу, был
Владимир Ленин.
Советские фильмы пользуются большим успехом в Перу - мы бы с радостью
провели на национальном телевидении фестиваль фильмов СССР. Мы
заинтересованы в обмене с советским телевидением; мы бы с радостью пускали
ваши детские фильмы, балеты, классику. Мы очень заинтересованы в цикле
передач о ваших космонавтах, о русской и советской литературе - Толстой,
Достоевский, Маяковский... Словом, интерес к вам очень высок, и мы с
радостью будем сотрудничать с советскими кино и телевидением...
...Министру промышленности и торговли, контрадмиралу Альберто Хименесу
де Люсио сорок семь лет. Из них тридцать шесть он отдал флоту. Видный
военный инженер-кораблестроитель, человек широко и разносторонне
образованный, он начинает беседу по-русски:
- Здравствуйте. Как поживаете? Нравится вам в Перу?
Произношение у министра отменное - он самостоятельно изучает русский
язык.
- Но говорить о наших проблемах, - улыбается Альберто Хименес де Люсио,
- я все-таки буду по-испански... Итак, проблемы промышленности.
Промышленная политика нашего правительства радикально отличается от
политики и практики всех прежних правительств. Раньше зависимость была так
велика, что мы не могли удовлетворить потребление даже в области предметов
легкой промышленности. Все приходилось ввозить из-за рубежа. Сейчас в
стране возникла концепция "промышленной общины". Это юридический орган,
наделенный широкими правами, включающий всех работников того или иного
предприятия. Десять процентов от реализованной продукции отчуждается
рабочим, пятнадцать - "промышленной общине", для того чтобы на эти деньги
расширять производство и постепенно "выкупать"
предприятие у собственника. "Промышленные общины" сейчас играют большую
роль в интенсификации производства; они получили право принимать участие и
в управлении промышленностью, и в распределении прибылей. Мы считаем это
важным достижением нашей революции. Но, как и все новое, этот интересный
процесс имеет и свои негативные стороны. Вначале рабочие посчитали себя
держателями акций, в то время как истинным и единственным - помимо
собственника - держателем акций является "промышленная община". Проявились
тенденции противопоставления рабочих инженерам и руководителям
производства. Поэтому какое-то время наблюдался откат капиталов от
промышленности: крупные вкладчики перестали интересоваться расширением
сферы производства. Тогда мы разделили промышленность на четыре группы.
Первая группа - тяжелая индустрия. Финансист, который вкладывает капитал в
тяжелую индустрию, практически не облагается налогом. Промышленность
второй группы - производство товаров народного потребления. Тот, кто
вкладывает капитал в эту группу, облагается налогом в тридцать пять
процентов. А уже третья и четвертая группы промышленности - производство
или импорт яхт, меховых шуб, виски, трубок, чуингама, - то есть
п