Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Семенов Юлиан. Кто дерзнет сказать, что солнце лживо? -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  -
эта дата во время коллективного (естественно, бесплатного) обеда в спортзале, где собралось девятьсот человек: рабочие, инженеры, техники, директора, гости. Была включена прямая телефонная связь с Сантьяго. К рабочим с приветственными речами обратились министр, генеральный директор ЭНАП Эктор Доносо; несколько ответных слов сказали рабочие, просили передать привет братьям по классу в Сантьяго. Потом было вручение премий (самую дорогую картину, в стиле Рокуэлла Кэнта, вручили учителю начальной школы, который бессменно работает здесь уже пять лет). А затем в центр огромного зала вышли мужчины и женщины - танцевать "куэйку". Женщины держат в одной руке платочек, а другой придерживают юбочку. Подруга инженера Рауля Леона, начальника нефтедобычи поселка Монантьялес, танцевала в джинсах. А джинсы в обтяжку, а за юбочку хоть умри, но держаться надо, без этого куэйка не куэйка, и поэтому она кое-как уцепилась за налитую свою ляжечку, - все можно нарушить, но закона куэики; нарушить нельзя. (Я наблюдал за тем, как рабочие пили. Водки не было: на столах стояло только красное вино.) Моим соседом был шеф международного отдела ЭНАП Виктор, в прошлом журналист, сотрудничавший в правых газетах "Секунда" и "Ла Терсера". В шестьдесят третьем году он был тяжело ранен: карабинеры избивали женщину, он стал на защиту. Он потом пять лет лежал в госпиталях, и только в шестьдесят восьмом году его удачно оперировали и он вернулся к нормальной жизни. - Только я не пошел в правые газеты. Я ведь вступился за женщину не потому, что она коммунистка, а просто потому, что она - женщина. Полиция умеет преподносить классовые уроки лучше любого профессора социологии. Я пошел в газеты, которые искали объективность. А сейчас меня направили помогать Нольберто. Виктор, кстати, объяснил мне, что обольщаться по поводу всеобщей трезвости не следует: пьют здесь и водку. Но тех, кто пьет особенно сильно, вызывают руководители нефтепромыслов и поначалу тактично предлагают медицинскую помощь. Здесь есть специальное отделение в госпитале, где лечат алкоголизм. - А кто не лечится, тех мы убираем, - добавил Виктор. - Мы не можем позволить себе такую роскошь на острове - терпеть алкоголиков... Потом Нольберто Родригес пригласил меня в маленький - всего на пятьдесят человек - поселок Монантьялес: там тоже нефтедобыча, там тоже его ждут рабочие. (Вдоль по дороге спокойно сидят стада "кайкэн". Это дикие гуси, те самые, за которыми мы с доктором Кирсановым летаем охотиться в Арктику или Астрахань. Здесь на них не охотятся; мясо гусей считается невкусным, и птицы надменно переходят дорогу прямо перед носом нашего "доджа".) В Монантьялесе тоже выступали рабочие; тоже было награждение лучших; тоже самодеятельный оркестр серебряно и разноголосо грохотал туш, то и дело путая торжественный марш со свадебным гимном богу новобрачных. Но эта путаница не мешала празднику, она, наоборот, придавала ему неподдельную искренность и открытую "несрепетированность" чувств. Нольберто передал мне очередную почетную грамоту и шепнул: - Сейчас ты вручишь ее Мигелю - он у нас лучший шофер. Вручи от имени советских нефтяников. - Какой же я нефтяник, Нольберто? - Ты - советский, это главное. Можешь, в конце концов, вручить от имени советских писателей, если ты заражен духом формализма, - добавил он, усмехнувшись. Мы с Мигелем потом долго мяли друг друга в объятиях, оркестр грохотал свадебный гимн, рабочие аплодировали, а Мигель тихонько шептал: "Но пасаран, камарада, но пасаран!" Потом началась куэйка, а потом жарили шашлыки на кострах, а после устроили шуточную гонку на велосипедах. Три женщины и девять мужчин на детских велосипедиках носились друг за другом по песчаной дороге, и начальник нефтедобычи Рауль Леон, успевший вернуться сюда из Сомбреро за полчаса до нас, взял первенство. Эухенио, слесарь по оборудованию, хлопнул его по плечу, сказал: - Леон, это нечестно, тебе уступали дорогу, потому что ты начальник, за это мы будем тебя серьезно критиковать на первом же рабочем собрании. Вернулись мы в Сомбреро поздно ночью. Нас отвели в прекрасную гостиницу. Мы свалились на широченные кровати, покрытые скрипучими - так они были накрахмалены - простынями, и сразу же заснули. ...Утром, приняв холодный душ, я вышел на улицу. Было пять часов, но жизнь уже бурлила вовсю. По поселку носились машины. Если не поворачивать головы ни вправо, ни влево, то кажется, что ты в центре какого-то модернистского города - масса машин, люди в касках, похожих на скафандры астронавтов; необычные здания. Но пройдешь сто метров - и начинается степь, край мира, Огненная Земля... Около газовых костров, которые постоянно горят в степи, заметил овец. Эти греющиеся возле газовых костров овцы стали для меня символом Огненной Земли - техника XX века и библейские отары. Да и остров этот назван "Огненным" потому, что матросы Магеллана увидали в ночи громадные столбы огня, уходившие в далекое небо, - видимо, ударившая молния зажгла навечно газовые костры, которые горят с тех пор многие сотни лет. ...Все машины на Огненной Земле покрашены в разные цвета - белый, желтый, красный, зеленый. Нольберто объяснил мне, что это не прихоть потомков испанских грандов, падких на украшательство. Просто, если передок "доджа" покрашен в красный цвет, значит, на этой машине работают бурильщики; в желтый цвет - машина принадлежит конструкторам новых разведывательных партий и людям, отвечающим за дороги на острове; белый цвет - администрация; зеленый - производственники. Больше всего машин принадлежит производственникам - 320 великолепных "доджей". - А как с запчастями? - поинтересовался я. - Американцы отказали нам в продаже партии запчастей. Необъявленная блокада - понятное дело. Но, в конце концов, существуют и "фольксвагены", и "газики"... На Огненной Земле очень силен профсоюз. Весь этот день, до двух часов, пока мы не уехали в маленький поселок Куэн, нами занимался профсоюзный лидер Янкович - курчавый, рыжий, голубоглазый югослав, очень плохо говорящий по-словенски. Матушка его очень плохо говорит по-испански; жена его неплохо говорит по-английски; дети его великолепно говорят по-немецки - интернациональная семья. Он рассказал много интересного. Например, поскольку он и его семья питаются за счет ЭНАП и живет он в бесплатном доме, принадлежащем профсоюзу, - пять комнат, холодная и горячая вода, телевизор, он получает на питание "условные деньги" - девять эскудо в месяц, за дом платит ."условно" пять эскудо в месяц (билет в кино стоит три эскудо). Так что заработная плата его ополовинена, поскольку живет он и питается за счет ЭНАП. - Почему такая низкая квартплата? - спрашиваю я, зная, что квартиры в республике еще очень дороги. - Смысл этой символической платы в том, чтобы ЭНАП всегда оставался собственником великолепных коттеджей, которые сейчас отданы рабочим и администрации. В Чили есть закон: если человек выплатил пятьдесят один процент стоимости дома в течение десяти лет, то он переходит в его собственность. А нам, ЭНАП, это невыгодно. Мне очень понравились его слова: "Нам, ЭНАП, это невыгодно". В этом - то новое, что дала революция своим гражданам. Я далек от того, чтобы обольщаться по поводу массовости подобной точки зрения в Чили: буржуазность, то есть эгоизм, здесь еще очень сильна, даже среди рабочих. Однако то, что среди профсоюзных активистов есть такие люди, - симптом новый и в высшей степени добрый. Янкович пригласил нас к себе. - Перед тем, как ехать в Куэн, - сейчас холодно, - надо выпить по двадцать капель. Он так и сказал "по двадцать капель", повторив слово в слово фразеологию наших полярных летчиков из Тикси, и снял с полки бутылку водки. На этикетке значилось: "Николас Алехандрович Эристов. Водка, 26 эскудо". - Русская, - заметил Янкович. - Может быть, хотите водку типа "самовар"? Тоже чилийское производство сеньора Эристова. Потом Янкович откашлялся и, как истый функционер, подробно рассказал, что каждый день на Огненной Земле добывается две тысячи четыреста кубометров нефти. Здесь из нефти "берут" газ и морем везут в Консепсьон. - Из нашей огнеземельской нефти очень хороши бутан, пропан и бенаин, - продолжал Янкович. - Смена на заводах - четыре человека, все автоматизировано. На острове у нас полтораста месторождений нефти и газа. Но, конечно, мы можем и должны давать больше того, что даем. Почему не даем сейчас больше? Маловато инженерных кадров, маловато капиталовложений, и, наконец, моральный фактор - продает ведь нашу нефть североамериканская компания. До сих пор. ...Поехали в Куэн. Это километрах в шестидесяти от Сомбреро. Поселок с виду невзрачный, но это только внешне - здесь тоже великолепный ресторан, гимнастический зал, клуб, школа. В этом поселке, в отличие от Сомбреро, все великолепие архитектурной мысли загнано "внутрь". Диву даешься, как можно в одноэтажном, махоньком с виду здании уместить громадный теннисный корт, баскетбольную площадку и кинозал на семьсот мест! Четыре рабочих из Куэна учатся в университете, и ЭНАП платит им полную зарплату. На время каникул они возвращаются из Пунта-Аренас, на нефтедобычу, и работают вместе с другими. Вокруг Куэна - огромное количество овечьих отар. Янкович пояснил мне, что на Огненной Земле развито овцеводство: 3,5 миллиона голов на 6,5 тысячи жителей, причем 2500 из них рабочие, которых привозят на три недели, а потом меняют. В Куэне нас разыскал Нольберто Родригес - он уже успел облететь на самолете весь остров: инспектировал новые месторождения. Лаковые ботинки его запылились. Заметив мой взгляд, он достал из портфеля щеточку, смахнул пыль и, громогласно, белозубо расхохотавшись, показал пальцем на воротничок рубашки - она была новая, ослепительно белая, накрахмаленная. Нольберто объяснил, что задержался потому, что пришлось провести несколько сложных бесед с крестьянами. Сейчас на острове проходит национализация земли. Государство выплачивает стоимость дома и овец каждому латифундисту. Надо сдерживать крестьян от поспешных и непродуманных шагов. Как и повсюду, миристы торопят события, призывают крестьян применять оружие, не дожидаясь "черепашьих шагов" правительства Альенде. А рядом - граница. А у латифундистов связи с соседями, отлаженные десятилетиями. А на соседской земле, совсем неподалеку, обосновались колонии нацистов, сбежавших из Германии, а у тех контакты с тамошними ультраправыми, которые "традиционно" дружны с американцами. * * * Нольберто показал мне огороженные колючей проволокой громадные угодья для овец. Я никак не мог понять, почему внутри этих огороженных районов есть еще свои "разгороженности". - Странный человек, - удивился Нольберто, - неужели ты не понимаешь: это участки для овец-мужчин и овец-женщин. Мирное сосуществование между ними нецелесообразно, хотя и возможно. - Нольберто показал рукой на маленький домик на отроге холма: - А эту "эстансию" называют "Наташа". Откуда русское имя на Огненной Земле? Кругом готовые сюжеты. Если бы не истекало время командировки на "Тьерра дель Фуэго", надо бы остаться на "эстансии", прожить там неделю, порасспрашивать и хозяина этого маленького домика, и всех окрест, и докопаться все-таки, почему на Огненной Земле, на берегу Магелланова пролива, в ста двадцати километрах от мыса Горн, где видны льды, отколовшиеся от массива Антарктиды, появилось такое русское, такое нежное наше "Наташа"? ...Когда мы улетали из Сомбреро, нас провожал ураганный ветер. В самолет внесли укрытый серым шершавым одеялом труп погибшего накануне рабочего - внезапный пожар на промысле. Летчик нерешительно посматривал то на труп, уложенный у входа в пилотскую кабину, то на желтый, песчаный, ураганный ветер, сгибавший мачты радиостанции возле крохотного домика аэровокзала "Огненная Земля" (такие же у нас в Якутии и на Сахалине). Потом незаметно поплевал через левое плечо и спросил Нольберто: - Рискнем? - Рискнем, - согласился тот. - Кто не рискует, тот не выигрывает. Пассажиры, аккуратно отталкивая друг друга плечами, норовили занять места в хвосте самолета. Когда мы с Нольберто устроились возле пилотов, он задумчиво сказал: - Ты обращал внимание, что даже самые утонченные джентльмены теряют свои манеры, когда занимают места в самолете? Все сломя голову несутся в хвост, В этом виноват технический прогресс. Особенно агрессивны в самолете американцы, англичане и немцы - они наступают на ноги и толкают соседей под ребра, ибо знают: кто быстрее оттолкнет соседа, тот и спасется на резиновой лодочке в море, если самолет совершит вынужденную посадку. Американцы и немцы начали летать значительно раньше, чем мы, - в этом вся штука. (Проблема машинной индустрии, которая врывается в жизнь народов, требуя от них подчинения своему неумолимому ритму, - сложная проблема.) Пока мы летели. Нольберто успел рассказать, что студенческая проблема в Пунта-Аренас стоит довольно остро. - Мне сорок лет, - говорил он, - и я не ретроград. Я сам топал ногами и улюлюкал проклятой профессуре. Но я топал ногами, добиваясь большего объема знаний. А чего сейчас хотят наши ультралевые студенты? Они требуют самоуправления. Ладно, согласен. Будем править на паритетных началах. Ректор и студенческий совет. Но они требуют права сдавать переэкзаменовки сколько угодно раз. А у нас закон - больше трех раз переэкзаменовку не сдавать. А они хотят иметь право пересдавать хоть пять раз. "Нам важен, - говорят студенческие ультралевые лидеры, - не сам процесс экзамена, а собеседование с профессором, когда мы выясняем взаимные позиции". Сначала выучиться надо, а потом выяснять позиции. Революции требуются способные и работящие парни, а не крикуны. Я поддерживаю тех студентов на Западе, которые выступают против всей существующей там системы просвещения. Сколько им приходится платить за учебу! Никто им не помогает, нет общежитии, никто не гарантирует им работу. А мы ведь - только сдавай экзамен - сразу же берем на работу, платим большие деньги, даем огромное поле деятельности. У нас отчаянный голод в кадрах технической интеллигенции. ...На аэродроме в Пунта-Аренас к Нольберто бросился красивый высокий парнишка в костюме хиппи. Нольберто похлопал мальчишку по плечу, мальчишка похлопал по плечу Нольберто. - Это мой сын, - горделиво пояснил Нольберто. - Он кончил девять классов и летит поработать на Огненную Землю. Пусть приобщается к рабочему классу, это поможет ему в дальнейшем. Когда мы ехали с аэродрома, "международный шеф ЭНАП" Виктор, дремавший в углу машины, вдруг открыл глаза, закурил, грустно посмотрел на меня и спросил: - Хулиан, что такое брак? - Удачный брак - это затянувшийся диалог счастливых собеседников. - Ничего подобного, - сказал Виктор, - брак - это вынужденное объединение, для того чтобы вместе, изрядно поднадоев друг другу, готовиться к смерти, не страшась одиночества. - Что так безнадежно? - Э, - он махнул рукой, - она ушла от меня, и я, чтобы не сойти с ума, залез с головой в работу. Ненавижу поездки с аэродрома: в это время - себя не обманешь - лезут в голову всякие мысли. Сейчас засяду в кабинете, приглашу людей, начну работу, и все отойдет. На углу авениды Колон я попрощался с Виктором и Нольберто. Минут десять ждал машину - за мной обещал приехать один из руководителей производства ЭНАП, сеньор Акилес. Я посмотрел на указатели: проспект Колумба и улица Магеллана; по-испански звучит: "Авенида Колон" и "Калье Магальянес". "Запомни это, - сказал я себе, - запомни это, бородатый дурак: на Огненной Земле ты стоял между Колумбом и Магелланом. Загадай на новую книгу - должно получиться..." Акилес сразу же напомнил мне Испанию: он был одет по-испански модно; он говорил по-английски, но с испанским шиком; роскошный итальянский автомобиль он вел с испанской смелостью, обгоняя другие машины со скоростью, приближавшейся к космической. - Ты похож на сибирского бандита, - сказал мне Акилес, улыбнувшись. - Такой же бородатый. - А ты похож на томного испанского гранда, - ответил я, - такой же модный. - А я и есть гранд. Вернее, из породы грандов. - Кто же тогда сеньор по партийной принадлежности? - сдержанно спросил Хосе. - Чтобы по-настоящему быть полезным родине, сейчас нужно быть с Народным единством. Мы заехали в дом Акилеса. И в Испании, и здесь, в Чили, я подметил, что иберийцы и их потомки не очень-то любят показывать то, что находится за стенами их дома. Видимо, это пришло к испанцам от арабов. (В Испании и по сей день популярен мавританский стиль. От арабов - через испанцев - к индейцам, - вот она, общность и диффузность мировой культуры!) С виду домик Акилеса совсем крохотный. Он открыл дверь, пропустил нас вперед. Мы поднялись по сосновой, пахучей лестнице на второй этаж и попали в громадный пятидесятиметровый холл, отделанный черным дубом. Жена Акилеса - толстенькая, смешливая хорватка, спросила, смотрел ли я сегодняшнюю газету: - Там напечатана статья о вашем приезде в Пунта-Аренас. Я ответил, что газету еще не видел. - А сколько газет в Москве? - спросила она. Я ответил, что газет в Москве что-то около двадцати, если считать и ведомственные. - А какой тираж? - Наверное, миллионов тридцать. - В год? - В день. Женщина прыснула со смеху, не поверив мне, и ушла на кухню готовить сандвичи. - Странная реакция сеньоры, - заметил Хосе. - Неужели она не верит Хулиану? - Женщина должна оставаться женщиной, иначе мы целиком станем "подкаблучниками". Помните Маркса: "Более всего я ценю в женщине ее слабость". - Тем не менее, - сказал Хосе, - Хулиан был прав, тираж газет в Москве действительно немыслимый. - Простим сеньору и подкрепимся, - сказал Акилес. - Все-таки дорога на Рио-Верде не близкая, и нам предстоит отмахать километров восемьдесят. Значит, вернемся поздно ночью, все рестораны будут уже закрыты. Подкрепившись, мы выехали в Рио-Верде - после победы Народного единства здесь был организован первый в Патагонии агрокооператив. Бывший хозяин латифундии англичанин Бернардо де Брюни здесь почти никогда не бывал. Управляющий перечислял ему в Лондон и Биарриц миллионные прибыли - этим кончалась связь де Брюни с "родиной". Вице-президент кооператива Мануэль Варгас повел нас осматривать хозяйство. "Повел" - это относительно: на двух машинах мы проехали по длинным узеньким дорожкам между полями. Варгас давал пояснения: - У нас семнадцать тысяч гектаров земли, но обработанной и вспаханной - всего две тысячи семьсот гектаров. Собираемся вспахать еще две тысячи. Нужны тракторы. С тракторами пока трудновато. Главное наше богатство - это овцы. У нас их двадцать тысяч голов, шестьдесят лошадей и шестьсот коров. В этом году с каждой овцы мы взяли по четыре с половиной килограмма шерсти, всего получили восемьдесят тысяч килограммов, которые отправили в Лондон на "шерстяную" биржу. Это - золото, реальное золото... Раньше заработная плата крестьян составляла тысячу шестьсот эскудо, теперь - две двести. Зарплату мы повысили за счет продажи большого количества овец. Раньше у нас было двадцать две тысячи овец, но мы решили, что, повысив зарплату, мы создадим материальный стимул и к следующему году сумеем перевыполнить все наши планы. - У вас есть агроном, ветеринар? - Нет, КОРА (Организация по проведению земельной реформы) хотела прислать нам администратора, чтобы он управлял производством. Но мы на общем собрании членов нашего кооператива решили от администратора отказаться. - А трактористы у вас есть? - Нет. - Допустим, вам дадут тракторы. Кто же будет на них работать? - Пригласим тракториста. - Как вы будете оплачивать его работу? - Это решит ассамблея. Вообще-то, тракторы решат будущее нашего кооператива. Так считает ассамблея. (Чилийцы, как и испа

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору