ку и начал сотрудничать в сфере бизнеса.
   ...Случаен ли скандал с "Локхидом", разыгравшийся не столько в США,
сколько здесь, в Западной Европе? И да, и нет. Попытка увязать
неизбежность разоблачений "Локхида" с "уотергейтским делом" слишком уж
лежит на поверхности.
   Самовыворачивание людей "Локхида" носило форму прямо некоего аутодафе.
А ведь сколько ни билась сенатская комиссия, расследовавшая дело концерна
ИТТ, игравшего ключевую роль в свержении правительства Сальвадора Альенде,
сколько ни старалась доказать его прямую связь с ЦРУ, ни один из лидеров
корпорации не сделал заявления, которое бы проливало свет на то, как
подготавливался контрреволюционный переворот.
   Когда же сенатор Черч начал расследование дела "Локхида", сенсационные
разоблачения - с именами контрагентов, адресами, номерами банковских
счетов - посыпались, словно рождественские подарки из мешка, принесенного
Дедом Морозом, которого, правда никто в глаза не видел. Странный Дед
Мороз! Откуда он, кто отрядил его в сенат с такого рода "подарками"?
   При этом надо заметить, что сенатор Черч добивался выдвижения своей
кандидатуры от демократов на выборах 1976 года. Сенсационное
разбирательство дела "Локхида", как полагал он и его штаб, делано его
общенациональной фигурой, не менее популярной, чем Хэмфри или тогда никому
не известный аутсайдер Джимми Картер.
   Черч раскручивал дело, понимая, что оно, привлекая всеобщее внимание,
выводит его в форварды.
   Он, однако, недоучел фактор времени: борьба за лидерство на выборах
предполагала забвение всех других дел, кроме борьбы за себя. Недоучел он и
возможности массированного нажима: Киссинджер - теперь уже открыто -
написал личное письмо верховному судье Эдварду Леви, в котором, подвергая,
естественно, критике систему коррупции, указывал, что "опубликование имен,
вовлеченных в дела "Локхида" и "Нортропа", нанесет серьезный ущерб США в
вопросах международной политики".
   Черч не мог не прислушаться к тем, кто стоял за Киссинджером, - слишком
серьезные силы. В работе комиссии возникла пауза. Но тут случилось
неожиданное:
   вдруг объявился Хаузер, сошедший уже со сцены и ЦРУ, и "Локхида". Он
опубликовал свой сенсационный дневник о "работе" не только со Штраусом, но
и с принцем Бернардом, и опубликовал свой дневник не где-нибудь, а в
"Уолл-стрит джорнэл".
   Потом он дал интервью телевидению. И после этого Карл Котчиан,
тогдашний президент "Локхида", открыл имена своих агентов в Японии. "Я
полагаю, - заявил он, - что это принесет свои резоны для Соединенных
Штатов". Словом, создавалось впечатление, что те, кто формировал новую
администрацию, решили уже тогда собрать для себя новые команды в Европе и
Японии.
   Слушание дела "Локхида" продолжалось. Никсон уже ушел. И Форд, судя по
всему, был обречен на поражение. Новая администрация, не выбранная еще, не
известная еще никому, уже тогда думала не только о "домашних" делах, но и
о своей внешнеполитической стратегии.
   Что происходило в 1975 году в ФРГ, когда Хаузер выступал со своими
сенсационными разоблачениями? Ситуация в обоих блоках бундестага была
сложной, все более заметными стали трения между ХСС и ХДС. Близились
выборы в бундестаг.
   Что происходило в Италии, когда туда перекинулся скандал с "Локхидом"?
   Наращивание левых сил. Приближение выборов. Вполне реальным было
создание единого кабинета левых. Что могло помешать этому? Дестабилизация,
которая предполагала расшатывание общества, дабы возникла "тяга к сильной
власти, способной навести порядок". Дело сделано - "выплескивают чернила"
на бывшего премьера Румора, разоблачают его как агента "Локхида".
   ...Что происходило в Японии, когда люди "Локхида" раскрыли своих
тамошних агентов? И там - предстоящие выборы, и там, следовательно,
необходима дестабилизация, и там нужно подготовить к власти новых людей.
   И в высшие эшелоны власти рвутся эти "новые люди" ЦРУ - "Локхида",
словом, военно-промышленного комплекса.
   Известно то, что "орехи" (на жаргоне мафии "сто тысяч долларов"),
полученные от ВПК, дяди-взяточники вкладывают не только в земли,
бриллианты, дома; а "шастают"
   и по аукционам в поисках того, что можно хранить вечно, - Рембрандт и
Рублев, Тициан и Репин...
 
 
   2
 
 
   ...Договорились со Штайном начать классификацию ряда обнаруженных
материалов, чтобы свести воедино главные вопросы: кого искать, в каких
архивах, по каким годам.
   Впору заводить портативную ЭВМ, ибо документы того стоят.
   Вот, например, лишь часть отчета за 1942 год о "работе", проделанной
ЭСТРР -
 "айнзац-штаб рейхсляйтера Розенберга": сначала в архиве Т.454/Р. II Вл.
 
   8553
 
   ф.ф. сообщается, что шефом подразделения в Белграде, Афинах и Салониках
стал доктор Ботхер; в декабре 1941 года в Брюсселе и Амстердаме "трудился"
   доктор Вундер; именно он весной сорок второго был передислоцирован
налаживать грабеж в Минск и Ригу, а затем в Киев и Харьков.
   Именно этими "докторами", а также подключенным к ним "доктором"
   Энгельбахом лишь в период с 31 декабря 1941 года по 1 января 1943 года
были инвентаризованы и похищены исторические архивы и библиотеки из
Ораниенбаума, Петергофа и Нарвы.
   (На вагонах стояла маркировка: "Доставить в Берлин, в Прусский
государственный архив".)
   А в замок Кенигсберга и столь интересующий меня Кольмберг были
отправлены коллекции живописи, Янтарная комната, коллекция мебели,
собрание икон Петра I, "в с е г о 6 5 0 ш т у к" (я даю дословный перевод!
Именно так сказано в нацистском документе о работах Грека и Рублева. - Ю.
С.), собрание фарфора Екатерины II.
   Из Киева в замок Анненхайм отправлено 125 ящиков с ценностями, во
Франкфурт-на-Майне - 35 ящиков, из Новгорода во Франкфурт-на-Майне
вывезено 6 ящиков, из Парижа в Анненхайм Доставлено 107 ящиков.
   Только с 1 апреля по 1 июля сорок третьего года в Берлин поступило 306
ящиков с ценностями.
   Одно время часть ящиков была складирована в берлинском районе
(Вильмерсдорф).
   Там находилась "небольшая часть" - 4783 ящика с живописью, иконами,
книгами, коврами, коллекциями!
   Это - только в Берлине, в одном из его районов, в Вильмерсдорфе.
   А сколько в других местах?
   Как начинать крутить клубок? Где архивы, относящиеся к той поре, когда
ящики с ценностями были передислоцированы в другие места? Кто их
сопровождал? Кто принимал картины, книги, иконы в новых хранилищах и давал
расписку о получении сокровищ культуры? Давалась ли расписка? Не могла не
даваться. Значит, может быть, стоит искать в архивах тех районов и
городков, где гитлеровцы укрывали краденое? Но в Баварии, например, это
сделать крайне трудно: то там, то здесь арестовывают ответственных
сотрудников бургомистратов, если даже и не бургомистров, - тот эсэсовец,
этот - гестаповец; тридцать пять лет Фемида играет с ними в жмурки.
   Каждый, кто поднимает архивы в баварских городках, - подозрителен,
особенно если дело связано с войною, с памятью...
 
 
 

                                   Глава, 

 
   в которой рассказывается о памяти 
 
   1
 
 
   ...По дороге от Нюрнберга к Байрейту я снова натолкнулся на колонну
американских грузовиков: набитые молодыми солдатами, они перегородили
дорогу - маневры НАТО;
 огромные танки, бронетранспортеры, джипы двигались в направлении границ
ГДР.
   Молоденький офицер махнул мне рукою, чтоб я прижался к обочине.
   Я прижался.
   - Куда это вы? - спросил я.
   Парень, видимо, стосковался без английского языка, белозубо улыбнулся
мне, ответил:
   - Курс - на Эльбу.
   - Но ведь Эльба в другом государстве...
   Парень стремительно обернулся:
   - Так ведь - учеба!
   - А вы помните, где встретились русские и американцы в сорок пятом,
когда добивали Гитлера?
   - Да разве мы встречались с русскими?! - Парень удивился невероятно,
даже глаза его округлились.
   - Вы с какого года?
   - С шестьдесят первого, а что?
   Я не знал, как мне ответить ему. Это конкретное, жесткое, типично
американское "а что?" поставило меня в тупик. Беспамятство - страшная
штука; на беспамятстве может родиться фашизм, инквизиция; беспамятство -
повивальная бабка тирании.
   Я отчетливо, до мельчайших деталей, и по сей день помню командировку в
США накануне празднования тридцатилетия нашей совместной победы над
фашизмом.
   Я
 прилетел тогда от "Правды", и в первую же ночь в Нью-Йорке мне пришлось
ответить на вопрос старого американца: "А что вы помните о прошлой войне?"
   Мы-то помним. Мы и молоденького командира торпедного катера РТ-109
Джона Кеннеди помним, и то, что он спас товарища во время боя и за это был
награжден боевой наградой (когда я днем позже встретился с помощником
президента по военным вопросам генералом Честером Клифтоном, он рассказан,
что Кеннеди, посмотрев в Белом доме фильм о своем катере, усмехнулся,
заметив: "Слишком драматично, чтобы быть правдой, но хорошо хоть, что
актер не имитирует меня, а просто-напросто воссоздает образ юноши, который
считал своим долгом сражаться против нацистского агрессора, и хорошо, что
создатели фильма помнят тех, кто погиб"). Мы помним и то, что предано
забвению в Америке: рядовой первого класса Питер Ситник был награжден
маршалом Коневым орденом Славы III степени приказом ј060 по Первому
Украинскому фронту от 13 мая 1945 года, славным солдатским орденом с
выбитыми на нем цифрами: 274485. Где Ситник? Я не смог найти его в Штатах,
никто не знал о нем, о его подвиге, никто не помнил солдата.
   Мы - помним.
   ...Я стоял на обочине дороги, которая вела к границам социализма, и по
этой дороге р ы ч а л и танки, и м и т и р у я удар по "красным", и
вспоминал, как тогда, накануне торжеств Победы, я сидел в сенате, в
кабинете Эдварда Кеннеди, и беспрерывно звонили телефоны, и сновали
сотрудники штаба сенатора, и трещала пишущая машинка - словом, жизнь была
отлажена так, как она обязана быть отлаженной по американским стандартам.
   Кеннеди, воспринявший от убитых братьев умение формулировать концепцию
словно эстафету, помог себе рубленым жестом руки:
   - Мы обязаны помнить прошлое, чтобы ясно понимать настоящее и увереннее
смотреть в будущее. Такую именно возможность дает нам победа над
гитлеровцами, ибо это была наша общая победа, так как мы были союзниками,
членами одной антигитлеровской коалиции...
   Под "углом памяти" я и провел тогда поездку по США, и было это
несколько лет назад, когда р а з у м за океаном все-таки превалировал над
маниакальностью военно-промышленного комплекса и ему услужающих
администраторов, одержимых ракетно-нейтронной "паранойей".
   Помню встречу с одним из ведущих американских обозревателей - Питером
Лисогором; он тогда был аккредитован при Белом Доме; во время сражения с
гитлеризмом работал военным корреспондентом.
   - Мы не знали войны так, как знал ее ваш народ, - говорил он мне в
штаб-квартире американской журналистики, близкой к президенту, в
вашингтонском "Нэшнл пресс билдинге". - Мы не пережили всего того, что
пережили вы. Поэтому многие в Америке относятся к памяти о воине иначе,
чем у вас... Путь - с точки зрения разума - сейчас один: это путь назад, к
Эльбе, к победному апрелю сорок пятого... Если бы мы всегда придерживаюсь
этого пути, не было бы ни войны в Корее, ни кровопролития во Вьетнаме, ни
вооружения, ни балансирования на грани катастрофы.
   (После того как значительная часть моих собеседников, к числу которых
относились писатели и актеры, бизнесмены и журналисты просили не называть
их имен в советской прессе ("мне не надо лишних осложнений"), я всегда
спрашивал:
   можно ли передать их слова советскому читателю? П. Лисогор на мой
вопрос ответит положительно.)
   ...Мультимиллиардер Дэвид Рокфеллер принял меня весной 1975 года на
56-м этаже "Рокфеллеровского центра".
   - Да, победа над гитлеризмом была воистину великой победой, - сказал он
мне, - и знаменательно то, что мы были боевыми союзниками в борьбе против
общего врага.
   Отношения между нашими странами переживали периоды подъема и спада.
   Последние годы должны быть отмечены как период подъема. Двусторонние
встречи принесли свои плоды. От конфронтации мы перешли к мирным
дискуссиям. Я принимал участие во встречах с советскими людьми в
Ленинграде, Тбилиси и Киеве, и я доволен этими встречами. Бесспорно,
развитие торгово-экономических отношений между нашими странами должно идти
рука об руку с разоружением: трудно, а точнее, невозможно одновременно
следовать двумя путями - вооружаться и при этом развивать мирную экономику
и торговлю.
   ...Адмирал Дэвиэс отвечает за контроль над вооружениями и разоружением
в Государственном департаменте.
   - Когда началась война, я ходил с конвоями к Мурманску, - рассказывал
он, когда мы встретились в госдепартаменте. - Это была трудная работа:
немецкие подводные лодки пробирались в центр конвоя, пускали ракеты,
северное, свинцовое море озарялось зеленым светом, и в этом мертвом свете
видно было, как пенилась вода, разрезаемая смертоносным телом торпеды.
   Я помню, как взрывались наши корабли, как гибли в студеной воде люди -
молодые американские моряки, которые перебирались из Штатов в Канаду (это
было еще до вступления США в войну против Германии) и оттуда отправлялись
воевать против Гитлера. Как только эта страна (очень часто американцы
говорят о своей родине именно так: "зис кантри". - Ю. С.) вступила в
войну, наши молодые моряки сняли канадскую форму и надели нашу,
американскую - мы стали вашими боевыми союзниками.
   - В первые месяцы войны у вас были сомнения, - спрашиваю я, - выстоим
ли?
   Адмирал отвечает сразу же:
   - У меня сомнений не было - я помнил урок Наполеона.
   - Вы бывали в Мурманске?
   - Нет. Я только видел этот героический город с моря - мы конвоировали
корабли с вооружением и тут же поворачивали назад. Но я был в Ленинграде,
уже после войны, я посетил Пискаревский мемориал - это поразительно: люди
сражались за каждую пядь земли... да, такого страшного катаклизма, которым
пережил мир тридцать лет назад, нельзя допустить более - никогда и нигде.
   Вспоминая о тех далеких годах, мы воздаем должное памяти президента
Франклина Делано Рузвельта. Воздают ему память и те американцы, которые п
о м н я т.
   В
 Далласе, после того как я кончил заниматься интересующим меня много лет
вопросом о ц е л е н а п р а в л е н н о с т и заговорщиков, убивших
Кеннеди, американцы познакомит меня с федеральным судьей С. Хьюдж - той,
которая стояла в самолете Кеннеди, а напротив нее был бледный Джонсон, и
судья привела к присяге нового президента, и тихо было кругом, и жутко,
оттого что случившееся еще не осознаюсь как трагедия и казалось страшным,
навязчивым кошмаром.
   На стене кабинета федерального судьи - большой портрет Ф. Рузвельта с
дарственной надписью.
   - Что вы хотите сказать о Рузвельте? - спросил я судью Хьюдж. - Что вы
можете сказать об этом великом американце, члене Большой Тройки?
   Секунду помедлив, судья Хьюдж ответила:
   - Рузвельт - это Рузвельт.
   (Сын президента Эллиот Рузвельт писал в свое время: "Мы были очень
довольны, что русские приняли план челночных бомбардировок и согласились
предоставить свои истребители для прикрытия наших бомбардировщиков... Для
русских лозунг "Все для фронта!" означает действительно все для фронта, в
самом буквальном смысле слова... У всех нас создалось впечатление, что
русские явно стремились сойтись с нами поближе, сотрудничать с нами. Они
выражали свое уважение к американцам, к американским машинам и к высокой
организации американской промышленности".)
   ...Память... Мы помним и чтим имена американцев, удостоенных высшей
награды США - "Медали Почета". Мы помним бригадного генерала Фредерика В.
Кастла: он отдал свою жизнь, но спас членов своего экипажа; мы отдаем
должное подвигу сержанта Роберта X. Диаса, погибшего во время уличных боев
в Германии; мы восхищаемся мужеством лейтенанта Джимми В.
Монтайса-младшего, перерезанного автоматной очередью 6 июня 1944 года
около французского городка Кольвиль-сюр-Мер, в дни вторжения союзников на
континент... Помнят ли американцы своих, да и наших героев? Отдают ли
должное их светлой памяти?
   ...На этот вопрос, как и на большинство вопросов, относящихся к США,
нельзя было отвечать однозначно.
   Помню, впрочем, как стало тихо в зале Совета Безопасности, когда
постоянный представитель СССР при ООН Я. А. Малик говорил в своей речи о
величии победы и о том, чего она стоила советскому народу: "Двадцать
миллионов жизней, триллион восемьсот девяносто миллиардов рублей -
стоимость войны за четыре года, и 
   679
 
   миллиардов рублей - ущерб, причиненный на оккупированной врагом
территории..."
   ...Подъехав к Пентагону, увидав барельеф недоброй памяти Форестолла,
который выбросился из окна в маниакальном бреду ("идут русские!"), я с
особым интересом ждал встречи с заместителем министра обороны США
адмиралом Мюрэем.
   - Здравствуйте, как поживаете? - встретил меня адмирал Мюрэй нашим
привычным вопросом, а не принятым "хауду ю ду?". - Рад видеть, прошу
садиться. Жаль, что забыл русский - в той мере, чтобы вести на вашем языке
весь разговор...
   Адмирал жил в Мурманске во время войны, совмещая в своем лице должности
военно-морского атташе, представителя по ленд-лизу, чиновника
Государственного департамента и министерства военно-морского флота.
   - Было довольно трудно уследить за всеми должностями, - улыбнулся
адмирал, - но я был молод, а по профессии я адвокат, так что умел спорить,
если надо было.
   Впрочем, спорить приходилось не так уж часто - чаще надо было работать
под бомбами. Нацисты уничтожили две трети города, половина населения была
убита вандалами, бомбежки продолжались днем и ночью... У меня были
прекрасные отношения с русскими, особенно с адмиралом Головко, - мы,
моряки, сходимся легче, чем люди других профессий, потому что приходится
много путешествовать, а в путешествиях проще налаживаются добрые
отношения... Я хочу помянуть добрым словом моих русских коллег по работе:
капитана Новосильцева, Платонова, Сашу Панкратова, Дюгина, Новака, -
адмирал задержал руку с фотографией молоденького каплея, - или Новикова?
Память, что поделаешь, столько времени прошло...
   Но я не забыл силу и мужество русского народа в отражении атак нацистов
в невероятно трудных условиях. У меня было много друзей среди русских,
вместе с которыми я работал во имя нашего общего дела в годы второй
мировой войны...
   Из Пентагона я сразу же поехал в аэропорт - уходил самолет в
Сан-Франциско. Сдав багаж, я купил газету "Аттак" (ј34, цена 25 центов;
адрес: бокс 3535, Вашингтон, 200007, телефон: 703/525.3223). Раскрыв
страницу, натолкнулся на рекламу книг для "патриотических читателей",
рекомендуемых издателями "Аттак": "Молодой Гитлер, каким я его знал"
(автор Кубичек), "История молодости самой выдающейся фигуры XX века"; "Моя
борьба" Гитлера - "история борьбы Германии за свободу и философия, на
которой базировалась эта борьба"; "Пленник мира" - история миротворца
Рудольфа Гесса, варварски осужденного союзниками; "Национал-социалистский
мир" - новый журнал национал-социалистов, том 3 и 
   6 -
 
   пять долларов каждый. "Прокурор Эдвард Леви, который будет заниматься
делами ФБР, - старый коммунист и паршивый еврей!" Что это? Нацистский
листок бесноватого Штрейхера, казненного союзниками в Нюрнберге? Очень
похоже.
   "Образование во имя смерти" - название другой статьи. "Чему учат в
школах?
   Тому, что негры имели свою высокую цивилизацию в Африке? Тому, что
черные принимали участие в освоении Запада? Тому, что ниггеры подобны нам,
белым? Чему учат в школах? Тому, что вторая мировая война была войной "во
имя спасения демократии"?! Тому, что в эру Маккартни были "невинные
жертвы"?!" Далее газета повторяет программу своей "националистической
организации". Пункт первый - борьба против коммунизма и "неолиберализма"
повсеместно: в школах, на улице и в правительстве. Что еще? "Храните
оружие - это ваше право!" Страну захлестнула волна во