ены в Гослар и там депонированы в
старинном замке Кайзерфальц. Те немцы, которых англичане д о п у с к а л и
до себя, рассказывают, что в огромном зале этого замка хранились наиболее
ценные вещи, собранные оккупантами в зоне. Говорят, что в сорок девятом
году, когда начался "роман" с Конрадом Аденауэром, британцы передали
университету Геттингена тысячу единиц янтаря из этих двух гигантских
ящиков.
   Однако документы свидетельствуют лишь о том, что два ящика было
поднято. А что же стало с остальными? Нам известно, что было опушено
несколько гигантских ящиков. Какова судьба других?
   - Говорите более определенно, - снова уточнил доктор Йонсон. - Когда
англичане в пятьдесят четвертом году решили вернуть нам наши шахты,
документов - с 
   1938 года 
   по 1954 год - они нам не передали: "утеряны, уничтожены, погибли при
бомбежках".
   И все тут...
   - Тем не менее, - продолжил фон дер Эее, выдержав паузу, - еще в сорок
шестом году наши ученые, господин доктор Ферлинг и господин профессор
доктор Франке, предприняли попытку частично откачать воду и спуститься в
ту штольню, где хранились культурные ценности. Семь недель добровольцы
пробивались туда и наконец пробились. Начали экспедицию. Ящиков с янтарем
обнаружено не было.
   Впрочем, ученые смогли посмотреть далеко не все полки и даже отсеки.
   Штольня была разделена на отсеки, или, как мы говорим, "штреки". Так
вот, в штреках с 1-го по 10-й от воды и размытой породы погибли все
ценности. С 11-го по 
   14-й - 
   примерно шестьдесят процентов, и лишь в штольнях с 15-й по 19-ю погибла
небольшая часть культурных ценностей. Но это были предварительные выводы
ученых-горняков, они лишь разворачивали работу.
   - Эх, - доктор Йонсон досадливо махнул рукою. - Что значит "небольшая
часть"?!
   Двести сорок тысяч томов уникальнейших книг было свезено в штольни
"Виттекинд".
   А подняли сколько? Всего семь тысяч! Как мы просили у англичан
разрешения убыстрить работы по подъему и рассортировке, как мы торопили
их! Они никого не пустили вниз, ни одного нашего человека...
   - Почему?
   Йонсон пожал плечами, промолчал.
   Фон дер Эее внимательно осмотрел свои аккуратно стриженные плоские
ногти, откашлялся, предположил:
   - Возможно, англичане были напуганы... Возле Ганновера была очень
мощная шахта "Ридель". Рядом с ней, кстати, одно время помещался штаб
Этткинда.
   "Ридель"
   взорвалась, взрыв был неимоверной силы. Погибло девяносто человек. Это
случилось тоже в сорок пятом году... А спустя полтора года была взорвана
мощная шахта "Дездемона"...
   - Взорвалась? - спросил я. - Или была взорвана?
   - Можно считать, что это одно и то же, - сказал фон дер Эее.
   - Нет, нельзя, - не согласился я. - "Взорвалась" - это несчастный
случай.
   А если шахта была взорвана, значит, это было кому-то на пользу. Кому?
Бывшим гитлеровцам, которые не могли допустить, чтобы ценности попали в
руки победителей? Или грабителям, которые заметали следы? А что это были
за грабители? Немцы? Оккупанты? Мафия? Почерк традиционен: забрать то, что
представляло уникальную ценность, а потом устроить диверсию. Такое
возможно?
   - Ничего нельзя отрицать категорически в такого рода деле, - ответил
доктор Йонсон. - Все допустимо... Что в большей, что в меньшей мере,
покажет история.
   - Скажите, господа, а можно ли, пробурив породу, взять пробу из штолен,
чтобы определить, остался ли под землею янтарь?
   - Можно, - ответил фон дер Эее.
   - Сколько будет стоить один такой бур?и - Пять-шесть тысяч, - ответил
доктор Йонсон.
   - Только зачем брать буры, когда комиссия господина профессора доктора
Франке дала заключение о том, что янтаря там нет? - Удивился фон дер Эее.
- К сожалению, работа комиссии была очень краткой...
   - А почему?
   - Потому что снова хлынула вода из шахты "Хильдасглюк", - досадливо
ответил доктор Йонсон.
   - Значит, кто-то помешал комиссии профессора доктора Франке провести
доскональные исследования? - спросил я.
   Господин фон дер Эее протянул мне старый, расплывшийся от мутных
потеков документ.
   - Можете приобщить к вашему делу, - сказал он, - это доклад профессора
Франке.
   - Словом, - заключил доктор Йонсон, - буров надо брать не меньше
двадцати -
 сорока. Это уже двести тысяч марок. Это - деньги. Мы согласны с
заключением федерального правительства: выкачать воду из шахты "Виттекинд"
и, естественно, с "Хильдасглюк" будет стоить не менее двадцати миллионов
марок. Кто в наше время уплатит такие деньги без векселя?
   - Что значит в данном конкретном случае "вексель"? - спросил я.
   - Это значит, что ваши друзья, господин Штайн или кто другой, должны
представить документы, из которых с неопровержимой ясностью будет
следовать: такого-то и такого-то в такой-то штрек шахты "Внттекинд"
опущены такие-то и такие-то ящики с такой-то нумерацией или же без
нумерации вообще, прибыли оттуда-то, сопровождаемы тем-то или теми-то; эти
ящики до взрыва изъяты не были.
   Тогда, ясно, мы будем готовы на продолжение делового диалога, господин
Семенов.
 
 
   2
 
 
   Лицо Штайна как-то враз осунулось; глаза - даже за толстыми стеклами
очков -
 сделались совсем детскими, беззащитными.
   - Это ужасно, - сказал он. - Я очень боялся услышать такой ответ, я так
боялся этого... Удар нанесен "под ложечку", ибо эвакуацией и хранением
такого рода "объекта", как Янтарная комната, занимались особые
зондеркоманды. А их деятельность носила столь секретный характер, что даже
в архивах толком не просматривается: нужен, видимо, какой-то особый код. А
сколько такого рода кодов унес с собою в могилу Арно Шикеданц?! А сколько
таких шикеданцев нам не известно до сих пор?! Но меня не оставляет идея, о
которой я вам уже говорил: при нашей педантичности даже специальные
зондеркоманды СС особого назначения обязаны были ставить в известность
бургомистров о предстоящей транспортировке. А как же иначе?! Если не
поставить в известность, то местная полиция может начать шум, не зная, что
вопрос заранее согласован... Словом, пока вы путешествовали в Нижней
Саксонии, я слетал в Западный Берлин и - с помощью графини Д„нхоф -
получил возможность поработать в ряде тамошних архивов. Меня интересовало
все, что только можно было найти о профессоре докторе Роде. И снова меня
мучает вопрос:
   как, при каких обстоятельствах он умер и отчего накануне того именно
дня, когда высказал согласие рассказать все, что знал, о Янтарной комнате?
Умер? Или был отравлен? Кем? Проводилось ли вскрытие? Где заключение? Если
я нашел все документы о Роде в Западном Берлине и они обрываются на 1944
годе, значит, архивы сорок пятого года могут храниться в Калининграде?
Значит, там может быть фонд отделов культуры и транспорта Кенигсбергского
бургомистрата? А именно в этом фонде надо искать с а н к ц и ю бургомистра
на э в а к у а ц и ю Янтарной комнаты. И с этим может быть связано имя
профессора Роде. Я готов, если мне предоставят такую возможность,
поработать в Калининграде, я помогал отцу в архивах, у меня навык, а ведь
в нашу эпоху отработанный н а в ы к работы - один из главных компонентов
успеха.
   Он замолчал, закурил, жадно затянулся. Лицо его было пепельным, глаза
по-прежнему беззащитными, виноватыми, словно бы это его вина была в том,
что доктор Йонсон поставил свои условия: в общем-то, увы, справедливые.
   - Самое главное, - сказан я, - продолжать драку.
   - Да, - кивнул он. - Это важно. Только...
   - Что?
   - А...Ладно...
   Пришла фрау Штайн, принесла кофе, открыла бутылку "Столичной":
   - Надо выпить за то, чтобы не было хуже! Все остальное приложится! Он
вам еще не рассказал о своих находках? Не вешай нос на квинту, Георг!
Нельзя! Ну-ка принеси новые документы!
   Штайн вышел в свое святая святых - в комнату, где хранятся десятки
тысяч микрофильмов из нацистских архивов, - вернулся через пять минут.
   - Перед тем как я передам вам эти данные, послушайте, что мне сказали -
неофициально... В американском архиве в Александрии хранятся и поныне
двенадцать тысяч уникальных картин, принадлежавших ранее НСДАП.
   - Что за художники? Из каких музеев?
   - Скажи, скажи о главном! - прогрохотала фрау Штайн. - Это же
поразительно!
   Какой-то проблеск улыбки лег налицо Штайна.
   - Как вы понимаете, подробно я пока ничего не знаю, но я выследил по
номерам, что именно в этом форте Александрия в США, в их главном архиве,
хранилась чудотворная икона "Тихвинская божья матерь". А до этого она была
в замке Кольмберг. И сделал ее опись тот же Адальберт Форедж. А ныне икона
хранится в личной опочивальне покойного кардинала США Спэлмана. Я отправил
письмо папе в Ватикан, будем ждать ответа. Это я снова к цепи "Кольмберг -
Унбехавен", то есть, соотнося с днем сегодняшним, "ценности Гитлера и
Розенберга - форт Александрия".
   Он положил передо мною документы:
   - Поглядите. Это то, что мне удалось получить на Унбехавена.
   Тот ли это Унбехавен, другой ли, брат ли, сват - не мне сейчас судить.
   Я пробежал документы: Унбехавен, родился в Кольмберге 20.7.1909 года.
СС хауптштурмфюрер. Последнее повышение в должности - 15.1.1945 года.
Служил в СД в Праге; жил в отеле "Мэзон" (Masion); там же помещались отдел
безопасности и комендатура. Затем был передислоцирован в Моравию в гор.
Иглава. јСС - 
   26234
 
   (один из самых "старых борцов"! - Ю. С); в НСДАП г. Нюрнберга вступил 1
декабря 1930 года. Участвовал в акции "Лидице".
   "Акцией" нацисты называли зверский расстрел женщин, стариков и детей в
чешском городке Лидице, под Прагой, в отместку за убийство нацистского
палача Гейдриха; все дома были снесены с лица земли; жители уничтожены -
так "большой идеалист, художник и вождь рейха" был намерен вести
"воспитательную работу" с заво„ванными.
   - Если это тот Унбехавен, он должен быть судим как военный преступник,
- сказал я. - Его должны немедленно арестовать. Штайн пожал плечами:
   - Вы думаете, он знает, что его коллег по этому зверству судили?
   - Конечно, если это он.
   - Значит, он сделал все, чтобы доказать: "Я не тот Унбехавен, а другой".
   - А если все-таки тот?
 
 
   3
 
 
   - Если тот, - задумчиво сказал Энтони Тэрри и сделал маленький глоток
кофе, - тогда...
   Откинувшись на спинку кресла - легонького, плетеного,
беззаботно-дачного, -
 Тэрри принялся сосредоточенно наблюдать, как парижские машины неслись со
страшной, сине-дымной скоростью, принимая старт у светофора, словно
спринтеры, хотя и дураку было ясно, что следующий светофор вот-вот
замигает красным светом, так что можно бы и не торопиться... Все верно, да
здравствует индивидуальность и личность, только нигде так не развито
темное стадное чувство, как на дорогах западных стран; и еще, пожалуй, в
здешних очередях - к лифту ли, автобусу или кассе; не жди пощады, ототрут,
затопчут, да здравствует тот, кто силен и быстр, остальные обречены на
отталкивание. Вот уж воистину чьими нормами поведения руководствовался
Петр Аркадьевич Столыпин, когда заявлял в Думе: "Мы станем писать законы
для сильных, но не для слабых..."
   ...Тэрри тщательно замял окурок в пепельнице, рекламирующей коньяк
"Камю", приблизил ко мне свое худое, загорелое лицо с пронзительными
голубыми глазами и продолжал:
   - Тогда пускайте дело об Унбехавене, Кольмберге и "Тихвинской божьей
матери" по законным каналам. Только я вам хочу рассказать одну новеллу, не
возражаете?
   - Не возражаю, более того, приветствую!
   - Итак, некий британский журналист решил включиться в поиск
произведений русского искусства, похищенных нацистами из музеев и церквей.
Конечно же он занимался этим делом, соблюдая все нормы права, выверяя
каждый шаг у юристов. И вот после долгих дней работы в архивах этот
британский репортер обнаружил ц е п ь. Исследуя эту цепь, он прикатил в
Мюнхен, самый, конечно же, демократический город, где власти полны
решимости, как вы понимаете, выкорчевать все последствия второй мировой
войны, покарать затаившихся гитлеровцев и вернуть всем законным владельцам
похищенное. Как это ни странно, поиски привели британского журналиста не в
очередной архив, где хранятся старые бумаги и работают милые пожилые люди,
а во вполне респектабельное учреждение, полное деловой, современной
модерновой м о щ и, - в финансовую дирекцию городского совета Мюнхена. О,
вы даже не можете себе представить, как сильна эта организация, сколько у
нее могущественных покровителей! Ведь все тузы бизнеса, в том числе и
военно-промышленного, наносят визит тамошним дядям и тетям, которые
обязаны следить за налогоотчислениями с их прибылей. Значит,
коррумпированность не может не иметь места в этой организации, а коррупция
- это незаконное дружество, которое значительно сильнее дружества
законного, ибо в подоплеке его - законы мафии. Итак, наивный британский
журналист, убежденный в незыблемости норм демократии и денацификации,
прикатил в Мюнхен и заявился к одной из начальниц финансового ведомства
могучего города баварской столицы... Еще кофе?
   - С радостью.
   Он усмехнулся:
   - А я весь - злость... Заново переживаю ощущения... этого бедного
британского журналиста... Итак, дама, отвечавшая за финансовые дела
Мюнхена, выслушала британца и ответила ему, что "да, действительно
какие-то русские культурные ценности были в замке Кольмберг близ Ансбаха в
Баварии после окончания войны, но все они давно возвращены русским".
Англичанин, однако, попросил документы.
   Дама ответила, что сейчас не может показать эти документы, с чем
англичанин и уехал.
   Он, естественно, не мог не заметить "финансовой богине", что считает ее
отказ несколько странным, в некотором роде недружественным и даже
бестактным.
   Назавтра, пока еще журналист ехал по дороге в свое бюро, эта финансовая
дама отправила - на хорошем английском языке - письмо в его главную
редакцию в Лондон, в котором обращалась не к нему, репортеру, а к главному
редактору и директору газеты, рассказывая о визите британца, о его о с о б
о м, несколько странном интересе к русским культурным ценностям. Более
того, финансовая дама сообщила, что ей удалось обнаружить документы,
свидетельствующие о факте передачи ценностей русским в первые послевоенные
годы. Когда письмо дамы было передано репортеру, он позвонил в Мюнхен и
наивно попросил переслать ему копии этих документов. Конечно же он получил
отказ. Но демократическая система позволяет обжаловать решения городов и
земель в министерстве республики!
   Что и сделал наш наивный репортер. И получил ответ из Бонна,
примечательный ответ, в котором говорилось, в частности, что вопрос о
культурных ценностях из Советского Союза касается только ФРГ и СССР и ни
один представитель другой страны не может быть допущен к исследованию этих
документов. Господин из Бонна также сообщил незадачливому репортеру, что
он не видит никаких поводов для совместной работы англичанина с финансовой
дамой из Мюнхена во благо поиска справедливости и честности. Ответ дамы из
Мюнхена, считал ее большой босс в Бонне, абсолютно исчерпывающ и никаких
других ответов быть дано не может...
   Тэрри снова закурил, долго молчал, потом закончил:
   - Словом, дама лгала. В Мюнхене нет сколько-нибудь серьезных документов
о передаче русским похищенных культурных ценностей. Зато там до сих пор
есть полные описи похищенного, подписанные, в частности, Адальбертом
Фореджем, племянничком из розенберговского штаба...
   - Он умер...
   Тэрри усмешливо покачал головой, достал записную книжку, просмотрел ее,
спросил:
   - По какому телефону вы звонили?
   Я пролистал свою, назвал номер.
   - Это в Эрлангене? - уточнил Тэрри.
   - Да.
   - Когда вы звонили?
   - Полгода назад, что-то в этом роде, я ведь не веду дневника звонков.
   - Значит, не умрете от мании величия... Я имею в виду другое: когда это
было - по с и т у а ц и и? Штайн, его имя было тогда на п л а в у? Версия
Янтарной комнаты все еще муссировалась на страницах западногерманской
печати?
   - Да.
   - Позвоните сейчас, страсти ведь улеглись. Попробуйте.
 
 
   4
 
 
   - Слушаю.
   - Могу я говорить с профессором доктором Адальбертом Фореджем?
   - Форедж слушает.
   - Моя фамилия Семенов, я советский журналист...
   Я услыхал, как в трубке что-то крякнуло, словно бы по мокрому дереву
ударили тяжелым колуном. И вдруг голос моего собеседника стал совершенно
иным, жалобным, дребезжащим, старческим:
   - Что вам всем от меня надо?! Я немощный, старый человек, у меня
совершенно нет сил...
   - Но у вас хватит сил ответить всего лишь на несколько моих вопросов?
   - Пришлите их в письменном виде, я сначала почитаю...
   - А предварительно не можете ответить?
   - Нет, не могу. Все было слишком давно, у меня отнюдь не юношеская
память... Все давно кончилось, зачем ворошить прошлое?! Это безжалостно!
Откуда в вас такая варварская жестокость, страсть к копанию в горе?!
   - Это в нас-то "варварская жестокость"?!
   - А в ком же еще?! - Голос обрел было силу, но потом Форедж снова начал
играть больного старца. - Пожалуйста, оставьте меня в покое, можете
написать письмо, я постараюсь ответить, если мне врачи разрешат...
 
 
   5
 
 
   "Дорогой господин Семенов!
   Хочу поделиться следующими соображениями:
   1. Согласно сообщению профессора Виктора Барсова, доктор Альфред Роде
умер в Кенигсберге в конце августа 1945 года.
   2. Поскольку среди историков и журналистов имеет хождение телеграмма
некоего "Отто Рингля", являвшегося человеком СС, о передислокации Янтарной
комнаты из Кенигсберга еще во время войны, то можно допустить его
подпольную работу в Кенигсберге уже после войны.
   3. Ходят слухи, что человек, носивший имя "Отто Рингль" из Кенигсберга,
передислоцировался в Гера, что в Тюрингии; оттуда до Услара и Геттингена
не так уж далеко.
   4. Поскольку "Виттекинд" был взорвана примерно в то же время, когда
погиб доктор Роде, то нельзя ли допустить, что и в первом, и во втором
случае определенную роль сыграл "Отто Рингль"?
   С дружеским приветом Ваш Георг Штайн".
   Смотреть надо в с е и в с ю д у; ни одна из версий не имеет права быть
отвергнутой без достаточной проверки.
   Конечно, главную помощь могли бы оказать люди, знавшие Роде, его
соседи, родные, дети...
   Снова сажусь за анкету Роде, читаю с карандашом:
   Доктор Роде, Альфред Франц Фердинанд, фамилии или имени не менял;
проживает в Кенигсберге, Беекштрассе, 1; домашний телефон 3.28.66; родился
в Гамбурге 24.1.1892 года; по национальности немец, вероисповедание
евангелически-лютеранское; женат с 10.9.1921; бракосочетание состоялось в
Гамбурге; фамилия и имя отца - Франц Роде, матери - Мария Роде; фамилия и
имя жены - Ильзе Флинтч, рождена в Гамбурге 20.5.1896 года, по
национальности немка, евангелически-лютеранского вероисповедания, дети
Лотти и Вольфганг; специальность - историк искусств; под опекой не
состоит; в ныне запрещенных организациях типа "пацифисты", "лига граждан",
"масоны", "сторонники мира", "красная помощь" не состоит и не состоял;
членом НСДАП не являлся; поэтому и не состоит в местной пар. тинной
организации НСДАП; принимал участие в борьбе за немецкий рейх;
родственников, погибших на поле брани мировой войны, не имел; никогда
ранее не был членом ассоциации писателей; не является и ныне членом
"рейхсобъединения культуры"; литературную работу начал в 1912 году; первая
статья была напечатана в газете "Гамбургские новости"; заглавие первой
статьи звучало следующим образом: "Нидерландские художники в Гамбурге"; до
15 декабря 1933 года (то есть до прихода Гитлера к власти. - Ю. С.)
работал в кенигсбергских газетах внештатно; были опубликованы книги;
заголовки звучат так:
   "Янтарь - немецкое искусство", издана в 1937 году, в Берлине;
издавались ли брошюры? Да, издавалась брошюра "Книга янтаря",
кенигсбергское издательство "Ост Ойропа"; в какой области вы полагаете
свою главную работу, доктор Роде? В области знания.
   А затем предупреждение, что за дачу ложных сведений, касающихся ответов
на все вопросы этой четырех