Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Семенов Юлиан. Он убил меня под Луанг-Прабангом -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  -
- Когда ты улетаешь? - Часть наших улетает сегодня ночью... - Ты с ними? - Наверное - да. - Аэродром ты найдешь? - Найду. Только мне надо еще будет заехать в отель. - Оставить тебе машину? - Не надо, милый. Иди. Тебе надо отдохнуть, ты плохо выглядишь. Спокойной тебе ночи. Я доберусь сама, это близко. Он поднялся и пошел к двери. Больше всего на свете он хотел уйти от нее к той мечте, которой не было. И больше всего он страшился того, что когда-нибудь действительно сможет от нее уйти. Сара проводила его глазами и написала на той салфетке, где было его прошение о разводе: "Он убил меня под Луанг-Прабангом". 01.26 Эд медленно ехал по темным улицам: отель, в котором он жил, был расположен в пригороде, здесь ложились спать рано, с появлением луны. Опавшие листья шершаво гонялись друг за другом по асфальту. Эд свернул в переулок, слабо освещенный фонарями. Он увидел, как по тротуару старик бегал за собакой. Пес был маленький, дворовый. Он отбегал от старика метров на десять и останавливался. Подпускал старика на шаг и снова отбегал. Эд притормозил, потому что пес выбежал на дорогу и, ослепленный светом фар, остановился, потом завилял маленьким обрубленным хвостом. Старик упал на пса, задыхаясь. Эд близко увидел его потное лицо с пергаментными висками. Он лежал, тяжело дыша, виновато улыбаясь Эду. Поднявшись на колени, он достал из кармана веревку, обвязал пса за шею и, резко дернув, взбросил себе на спину. Пес завизжал, вытягивая лапы. - Он задохнется, - крикнул Эд. - Ты задушишь собаку. Старик, утерев с лица пот, ответил: - Я и хочу его задушить - я несу его в ресторан. Эд выскочил из машины и сказал: - Пусти веревку! - Это моя собака, - заплакал старик, - я ловил ее весь вечер! Эд вырвал у него из рук веревку, освободил пса и опустил его на землю. Пес, по-прежнему скуля, понесся по тротуару. - Зачем вы взяли мою собаку? - тихо плакал старик. - Мне бы уплатили за нее. Я же ловил эту собаку весь вечер. - Сколько тебе платят за собаку? - Доллар. Эд поискал в карманах мелочь и высыпал деньги в костлявые ладони старика. Тот поцеловал руку Эда. - Я их тоже жалею, но у меня пять детей... Их же надо кормить... - Ты их душишь? - Да. - Веревкой? - Да, я привязываю на один конец камень и вешаю их в сарае. - Они очень воют? - Очень. Я сначала не мог слышать, как они воют. - А теперь привык? - К этому быстро привыкаешь, - засмеялся старик, - особенно когда потом платят деньги. Потом даже делается интересно смотреть, как они извиваются и высовывают синий язык. Эд заглянул в черные добрые глаза старика. В них искорками метался безумный смех. Эд с трудом подавил в себе желание ударить старика кулаком в переносье, так чтобы он упал на асфальт и разбил себе череп, а потом - бежать по тихой улице и орать что есть силы. Он впрыгнул в машину, и "джип" рванулся с места, стремительно набирая скорость. Эд гнал по левой стороне и отчаянно сигналил. Возле своего отеля он резко нажал на тормоза и сидел минуту не двигаясь, сильно зажмурив глаза. Потом устало вылез из машины и медленно пошел к себе. Он хотел принять душ, но в ванной - она была на два номера - заперся его сосед Тэдди Файн, журналист из Балтимора. Он всегда забирался в ванную комнату на час, не меньше. - Ты скоро? - спросил Эд. - Нет. А что? - Ничего. Просто так. - Хорошо слетал? - Плохо. - Когда возьмешь меня с собой? - Скоро, - ответил Эд и повалился на кровать. Включил лампочку-ночничок и, взяв на ощупь одну из книг, валявшихся на полу, быстро пролистал ее. "Пулэм. Эсквайр". "Поддавок, а не книга, - подумал он. - Нельзя делать героя глупее писателя". Эд бросил книгу на пол, потянулся и зевнул. "Не проспать бы. Я обещал вылететь к утру за той машиной. А зачем она мне? - вдруг спросил он себя, открыв глаза. - На черта мне сдалась та машина? Я похож на этого старика: он вешает собак, а я охочусь за машинами. Мне просто хочется быть сильнее тех, кто в машине. Мне приятно чувствовать их ужас, когда они станут метаться по голой равнине. Унизив страхом тех, кто внизу, я сам себе покажусь сильным. Разве нет, Стюарт?" Ему вдруг захотелось, чтобы кто-нибудь пожалел его. Это желание пришло внезапно, и он почувствовал себя маленьким и беззащитным, вконец запутавшимся - как в детстве, когда самым страшным грехом было принести к рождеству плохие отметки. "Заплакать бы, - подумал он. - Легко женщинам, им стоит только открыть шлюзы - сразу польются слезы". Он стянул с себя куртку и сбросил ботинки на черный паркетный пол. Натянул на голову подушку и шепнул: - Спокойной ночи, родной... Но сон не шел. Громадное, как живопись на белой стене, стояло перед ним нежное, любящее лицо Сары. "Это ты во всем виновата, - сказал он ее лицу. - Ты, и никто больше. И в том, что я не пишу книг, которые у меня в голове, и в том, что я не могу спать с тобой, и в том, что я почти ни с кем не могу спать - разве только с продажными шлюхами. Во всем виновата ты, Сара, а я никак не могу выбросить тебя из сердца". Как и всякий слабый человек, Эд Стюарт искал причину своих неудач не в себе самом, но в том, кто его окружал и кто был ему ближе всех... 01.41 Сара попросила принести ей виски и выпила залпом, по-мужски. Она ненавидела эту гадость, пахнувшую ячменем, но обожала то состояние, которое наступает после. Однажды она сказала Эду: "А как было бы здорово, если бы люди изобрели пилюли - безвкусные, как аспирин, и пьяные, словно виски". В баре сейчас ничего не было слышно, хотя люди кричали: так громко ревел джаз. "Хорошо, когда ничего не слышно из-за музыки, - подумала Сара, - тогда и саму себя не слышно. Плохо только, что к утру джаз кончит играть свою музыку и наступит полная тишина, и тогда все в тебе закричит - то, что веселилось вместе с музыкой". - Простите, к вам можно присесть? - спросил ее высокий, рыжий, смешной парень. - Можно, - ответила Сара. - Конечно, можно. - Спасибо, - ответил парень, смущенно кашлянул в кулак и неловко сел на краешек стула. Сара посмотрела на его рыжие вихры, на веснушчатый мальчишеский нос и улыбнулась и испугалась, что снова заплачет. - Я вас тут раньше не видел, - сказал парень. - А я только сегодня прилетела. - Вы журналистка? - спросил парень. - Сюда прилетело целое стадо журналисток. - Стадо? - усмехнулась Сара. - Это верно - стадо. - Извините, если я вас обидел... - Ну что вы, - сказала она, - вы меня совсем не обидели. - Меня зовут Билл Смит. Сара повторила: - Билл Смит... Очень категорично... Сильное созвучие. - Вы смеетесь? - Ничуть, - ответила Сара. - Просто у меня дурацкая манера говорить вслух то, что думаю. - Вы танцуете? - Танцевала. - Только не говорите, пожалуйста, "когда-то танцевала". Это из кино. Там всегда красивые усталые женщины говорят - "когда-то танцевала"... Сара поднялась, и Билл поднялся. Он был широкоплечий, на голову выше Эда. Когда они пошли танцевать и кто-то крикнул из зала "браво, Билл", парень покраснел, и его веснушки сделались темно-коричневыми. - Вы здорово танцуете, - сказал он. - Да? - Да. - Вы тоже. Билл держал ее за спину - очень осторожно, не прижимая к себе. Негр, игравший на саксофоне, вываливал голубые белки, заходясь от счастья и ритма. - Вы меня держите, как ядовитую змею, на дистанции, - сказала Сара и сразу подумала: "Зачем я это сказала?" Билл снова покраснел и прижал ее к себе. - Так ничего? - спросил он. Сара засмеялась. Негр уронил на грудь свой саксофон и поклонился. Он хорошо играл, и ему здорово свистели. Билл подвел Сару к столику и заботливо развернул ее кресло. На третьем кресле сидел парень в летной форме. Он был еще моложе Билла, но совсем уже лысый. - Это Самни, - сказал Билл, - он тоже летает бомбить чарли. Самни молча поклонился Саре. - Как потанцевали? - спросил кто-то рядом. Сара обернулась: никого не было. "Этого мне еще не хватало, - подумала она. - Звуковые галлюцинации начинаются, глупость какая..." - Что будете пить? - улыбаясь, спросил Билл. - Ничего не пейте, - сказал тот же голос. Сара снова обернулась, потом незаметно заглянула под стол: "Может быть, это карлик, который пел гадости?" - Здесь есть хороший "перно", - сказал Билл. - Угости даму коньяком, - сказал тот же голос, и Сара поднялась со стула, приложив пальцы к ушам. Билл упал на стол от смеха. - Это он, - говорил он, хохоча, - это Самни, он так умеет! Он умеет говорить, не открывая... не открывая... - хохотал он, - рта... Сара опустилась на стул и улыбнулась, растерянно посмотрев на Билла, а потом на Самни. - Ну, пока, ребятки, - сказал тот же голос, а после Самни открыл рот и, выдохнув, произнес другим, тонким голосом, таким, каким он разговаривал обычно: - Я их здесь так веселю. Пока. Я скоро вернусь. - Куда ты? - спросил Билл. - На вылет. - Далеко? - Нет, туда же, где были вы. - Он поднялся, поклонился Саре и спросил: - Вы не рассердились? - Я испугалась, - ответила Сара. - Сначала все пугаются. А потом смеются. Очень смеются. Я не прощаюсь: мы вернемся через час - мы ж реактивные, а не тихоходы типа АД-6, - и он подмигнул Биллу. Глядя вслед ему, Билл сказал: - Славный парень. Его однажды сбили, мы его отвоевали у чарли с вертолетов, они чуть было не взяли его в плен. Так что же будете пить? - Виски, - сказала Сара. - Ого! - сказал он и, быстро взглянув на Сару, снова покраснел. "Мальчик не знает, как подступиться, - подумала Сара. - Он сам этого хотел, - вдруг подумала она, увидев лицо Эда. - Он сам хотел, чтобы я спала с другим. Тогда ему было бы легче перед собой. И со мной тоже - ночью. Он сам говорил: ничто так не возбуждает, как порочность и доступность". - Я и так пьяна, - решила она помочь Биллу и густо покраснела. - А если я выпью еще - вам придется тащить меня на себе. - Я оттащу, - сказал Билл и начал суетливо искать глазами кельнера, - я оттащу, не беспокойтесь... 01.59 Степанов сидел на большом теплом камне и смотрел на пыльную полосу Млечного Пути. Пересекая Млечный Путь, излучая пульсирующий зеленый свет, медленно пролетел чей-то спутник. Степанов слышал у себя за спиной плеск воды и тихий смех Кемлонг. Она провалилась в болото и сейчас, взяв у него фонарик, пошла мыться в маленьком озере. Она положила фонарик на камень, чтобы мыться не в полной темноте. Степанов чуть обернулся, доставая из кармана сигареты, и увидел в луче света Кемлонг. - Холодно? - спросил Степанов. - Что? - Я спрашиваю: не холодно? Она обернулась на его голос, доверчиво посмотрела в темноту и ответила: - Сначала всегда бывает холодно, а после тепло. Степанов вспомнил венгерскую художницу Еву Карпати. Она была похожа на Кемлонг такой же - через край - женственностью и при этом застенчивостью ребенка, считающего себя уродцем. Степанов испытывал чувство острой жалости к таким женщинам: он видел их в старости, и в нем все сжималось от гнева - нет ничего беспощаднее и холоднее времени. Оно ничего не жалеет; безразличие времени казалось Степанову унизительным и неразумным. "Остановись, мгновенье!" - так и осталось заклинанием поэта. Можно остановить коня или ракету, несущуюся со скоростью звука. Нельзя остановить время. Ева Карпати водила Степанова по своему крохотному ателье и показывала картины, смущаясь того, что она ему показывала. Картины ее были прекрасны: синий, таинственный, грозный лес и девушка с голубыми голубями в нежных ладонях, или сумеречное туманное утро и лицо той же громадноглазой девушки в чердачном окне, и красные черепицы, по которым ходят белые атласные голуби. Оттого, что она смущалась своего искусства, она писала редко, то и дело бросая кисть. Иногда она резала уже готовые холсты и не заходила к себе в ателье месяц, два, а то и полгода. - Надо все это вообще кончать, - сказала Ева Степанову. - Хватит. - Почему? - Так... Скучно все это... Сейчас можно писать как угодно, но только не скучно. - Ева, эта живопись прекрасна. - Да ну... Я знаю, отчего ты говоришь так... Она ушла в магазин - купить масла, чтобы сделать яичницу. Степанов сел к маленькому столу, покрытому клеенкой, измазанной краской, и написал тогда стихи - первые в жизни... - Кемлонг, - сказал Степанов, - вылезай. Замерзнешь. - Вода теплая, - ответила она. - У меня только макушка мерзнет. - А почему ваших детей запрещено гладить по голове? - Так ведь на голове у каждого ребенка - Будда. Его Будда. Можно столкнуть Будду. Кто ж тогда будет охранять ребенка? Степанов улыбнулся: "Нет ничего прекраснее доверчивости взрослого человека. Когда во взрослом живет дитя - такому можно верить". Вдруг где-то рядом неожиданно возник грохочущий рев: он возник из тишины. Ничего промежуточного между полной тишиной и ревом не было. - Самолеты! - крикнул Степанов и побежал к озеру. - Кемлонг! Самолеты! Грохот был ярко-белым. Все вокруг высветилось неживым, контрастным светом, а после землю резко тряхнуло, и стало темно, и эту темноту запоздало рвануло красное длинное пламя. Он увидел Кемлонг - она бежала к нему и тоже что-то кричала, а потом упала на землю рядом с ним, и тут небо снова было разорвано ревом самолета, заходившего в пике. Степанов подмял под себя Кемлонг, и снова стало светло, и он почувствовал, как мелко дрожит девушка. Громыхнуло еще два взрыва, и он закрыл ее голову руками, потому что боялся, что осколок разобьет ей лицо. Она, верно, тоже боялась, что его прошьет осколками, поэтому она закрыла ладонями его голову. А после стало тихо-тихо, и рев самолета исчез так же резко, как и появился минуту назад... 02.17 "Все равно я без нее не смогу, - продолжал думать Эд. - Хотя именно она подвела меня к тому, что было с другими женщинами. Она виновата и в этом, потому что сказала, что ей не хватает. Как только мужчине скажут, что его мало - он погиб. Проклятый Фрейд". Эд снова включил свет и закурил. Файн по-прежнему плескался в ванной комнате. "Сейчас я поеду за ней, - вдруг понял он, и сразу ему стало легко, и он улыбнулся. - А завтра мы улетим, и пусть все катится к черту - вместе со страховым полисом". Он быстро поднялся с кровати и забарабанил в дверь ванной комнаты. - Э, Файн! Ты не утонул? - Да. А что? Оттого, что он решил поехать за Сарой и привезти ее сюда, ему стало так радостно, как уже давно не было. - Вылезай и приготовь нам что-нибудь перекусить. И выпить. - Жрать на ночь? - Скоро утро. Я привезу даму. Файн выглянул из ванной. Длинный, нескладный, он обвернулся в белую короткую простыню и поэтому был похож на римского диктатора. - Кого ты собираешься притащить? - Сару. - Уже началось? - Что - началось? - Сумасшествие. При чем здесь Сара? - Она прилетела сегодня вечером с твоими коллегами женского пола. А завтра мы улетим домой. Сейчас я ее привезу. - Ну хорошо, - сказал Файн, - только у меня туго с едой: какие-то орешки и пара банок консервов. - Ничего. Сделай это красиво, и я привезу чего-нибудь. - Ты решил помириться? - Да, а что? - ответил Эд, зашнуровывая ботинки. - Не передразнивай меня. Манера переспрашивать пришла ко мне от телевизионных дискуссий: когда я переспрашивал, у меня оставалось лишних десять секунд на обдумывание. - Что ты мог обдумать за десять секунд? - Чудак, - ответил Файн. - Глупый чудак, из секунд сложена история человечества. Пренебрежительное отношение к секундам - проявление примитивизма. - Хитрый ты парень, а? - Я умный, - ответил Файн и ушел к себе в номер. - Слушай, - крикнул вдогонку Стюарт, - ты умеешь формулировать. Сформулируй раз и навсегда: что может дать семье счастье? Файн вернулся, сел рядом с Эдом на краешек кровати и ответил: - Я развелся с тремя женами, а от четвертой сбежал сюда. Могу тебе сказать точно: ни ты, ни я никогда не дадим счастье семье, потому что мы пускаем дым ноздрями, желая удивить мир. При этом мы хотим, чтобы жены нас понимали - во-первых, преклонялись перед нами - во-вторых, принимали все наши сумасшествия - в-третьих. А жене надо только одно: чтобы она со страхом высчитывала свои сроки и боялась только одного - не вовремя забеременеть. Тогда в семье будет счастье, потому что усталая женщина хочет спать, а не выяснять отношения. - Ты скотина, Файн, - ответил Эд. - Ты злая, циничная скотина. Готовь стол, я через двадцать минут вернусь. 02.26 В баре по-прежнему гремела музыка. Сары за столиком не было. Эд увидел за тем столиком мадам Тань. - Хэлло, Тань, - сказал он, - вы сегодня очаровательны. Где Билл? - Мы договорились увидеться здесь, я немного опоздала, и его уже не было. А может быть, он еще не приходил. Эд поманил кельнера. - Да, сэр... - Здесь сидела дама... - Черная, с голубыми глазами? - Да. Черная, с голубыми глазами. Это моя жена. Она ушла? - Я не заметил, сэр. Сегодня что-то особенно шумно. Сожалею, я не заметил. Кельнер видел, как эта голубоглазая, красивая дама ушла вместе с рыжим пилотом. - Вы не знаете, где остановились журналистки? - Сожалею, сэр, я не знаю, где остановились журналистки. - Позвоните на аэродром и спросите от моего имени: вам ответят. - Да, сэр... Он отошел, и мадам Тань спросила: - Вы сказали правду, что прилетела ваша жена? Эд усмехнулся и молча покачал головой. - Вы сегодня такой веселый. - А вы - красивая. Тань была красива необыкновенной, ломкой красотой полукровки: на смуглом лице сияли серые длинные французские глаза. - Как мой мальчик? - спросил Эд. - Билл прелесть. - Вы его очень любите? Тань удивленно посмотрела на Эда. - Разве таких любят? - спросила она. - Таких жалеют. - Это теперь называется "жалеть"? В таком случае пожалейте меня. - Разве вас надо жалеть? Вы такой сильный человек... - Вы обманываетесь, Тань. - Нет. Просто вы не знаете про себя ничего. А ваши женщины не умеют понимать силу мужчин. Ваши женщины избалованы вами. Вы им дали равноправие, и это погубило их. И, конечно, вас. - Это все философия, Тань. А правда заключается в том, что Билл моложе меня и сильней. - Он маленький, слабый мальчик. Вы, европейцы, все понимаете не так, как надо. Вам кажется, что сила мужчины проявляется только в постели... - Это неверно? - Это слишком рационально, чтобы быть верным. Любовь - иррациональна, она должна быть отрешенной от плоти. Сила мужчины проявляется в том, как устало он говорит с женщиной, как он шутит, пьет чай, как он грустит, как он смущается случайной измены с другой... - Вы действите

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору