Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Семенов Юлиан. Отчаяние -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  -
без Виноградова, Вовси и Когана? Четверть века они со мною, четверть века держат мне форму, ай да умницы") и медленно произнес: -- Когда я ехал в Лондон, к Ленину, на съезд, один из делегатов тоже много говорил об английской "специфике". С моей точки зрения, тем не менее, там нет никакой специфики... Одна островная амбициозная гордыня... И мы собьем эту самую мифическую амбициозную специфику... Дайте время... Так что не надо защищать Майского, его дрянную болтовню ссылками на какую-то специфику... Вся их специфика заключается в том, что на завтрак дают овсяную кашу, словно там не люди живут, а жеребцы с кобылами... И Майский и Эренбург нам нужны... Пока что, во всяком случае... Вот придут новые кадры, умеющие говорить с людьми Запада без униженного русского пресмыкательства, тогда и.,. Делайте свое дело, Абакумов... Давайте информацию, а уж нам предоставьте возможность принимать решения... Всегда помните слова нашего учителя, нашего Ильича: если ЧК выйдет из-под контроля партии, она неминуемо превратится в охранку или того хуже... Так-то... За вами -- информация, за нами, ЦК,-- решения... Уговорились? -- Спасибо за указания, товарищ Сталин, конечно, уговорились... ...Возвращаясь после таких бесед домой, Абакумов чувствовал себя совершенно измотанным, словно весь день дрова колол. Единственное успокоение он находил в беседах с дочкой, приглашал ее в свой кабинет, угощал диковинными французскими конфетками и, слушая ее веселый щебет, расслаблялся, постепенно успокаивался, заряжаясь верой в то, что во имя счастья детей отцы должны нести свой крест, постоянно соблюдая при этом условия игры -- никем не написанные, никогда не публиковавшиеся, вслух не произносившиеся, но всегда существовавшие. ...Комурова министр обычно принимал без очереди, прерывая встречи с другими сотрудниками, ибо знал, сколь дружен Богдан с Берия. Так и сегодня он радушно усадил его за маленький столик, заказал порученцу "липтон" с английскими печень-ицами "афтер эйт" и, порасспросив о домашних, приготовился слушать своего могущественного подчиненного. ...Абакумов стыдился признаться себе в том, что панически боялся Комурова. Он боялся его не потому, что видел в деле: и на фронтах, когда случалось какое ЧП, и в камерах, где он лично пытал тех, кто отказывался сотрудничать со следствием при написании того или иного сценария для процесса (работал в майке -- волосатый, неистовый; воняло потом, и это более всего запомнилось Абакумову: не крики начальника Генерального штаба Мерецкова, которого он истязал в июле сорок первого, а именно едкий запах пота); он боялся Комурова потому, что не мог понять таинственной непоследовательности его поступков и предложений, которые каким-то странным образом оказывались в конце концов верхом логического умопостроения, законченным, абсолютным кругом. То ли он счастливчик, есть такой сорт людей, которых постоянно хранит бог, то ли в нем была сокрыта какая-то потаенная, неизвестная ему машина, которая умела превратить хаос в порядок. Это последнее страшило его более всего, даже больше, чем дружеское покровительство Берия. Мне Берия тоже покровительствует, размышлял Абакумов, он мою кандидатуру назвал, век не забуду, зато я теперь бываю у генералиссимуса чаще, чем Лаврентий Павлович; кто знает, не придет ли час моего торжества, если я почувствую время, когда на стол Сталина нужно будет положить те материалы, которые помимо моего приказа, сами по себе приходят в этот дом, ложась пятном на Берия. Тут.и думать нечего! А узнай генералиссимус о девках маршала?! Если б пять-шесть, у кого не бывает -- а ведь уж под две сотни подвалило! Девок-то этих, как блядушек, так и именитых матрон, моя служба проверяет: не болтают ли, нет ли молодых любовников с трипаком или сифилисом, не имеют ли осужденных родственников... ...Комуров достал из папки постановление на расстрел террориста, власовского недобитка и предателя Родины Исаева, готовившего покушение на товарища Сталина,, полностью признавшего свою вину, заявившего, что, если выйдет из тюрьмы, все равно уничтожит "тирана, губителя ленинизма". -- Это дело прошло мимо меня, -- удивился Абакумов. -- Мимо меня не прошло, -- ответил Комуров.-- Нужно добро товарища Сталина, чтобы в нас с тобой каменьями не кидали. -- А кто.же в нас с тобой может кинуть каменья? Комуров вздохнул: -- Товарищ министр, во многия знания многая печали. -- Сколько раз повторять: я для тебя был и остался Виктором! Как не совестно тебе?! Или не гожусь в друзья? Комуров подвинул ему постановление и ответил: -- Твои враги, Витя, -- мои враги... Наши, говоря точней... За Исаева хлопочет наш с тобой подопечный Соломон Абрамович Лозовский... Это у меня зафиксировано... Документально... Перед Шкирятовым слово замолвил... Понял? А Матвей прислал мне: "Почитай, поэзия"... -- Где дело? -- У меня... Прикажете передать? Абакумов понял, что Комуров снова загнал его в угол; просить прислать материалы после резкого перехода на "вы" -- значит портить отношения. -- Как только буду у генералиссимуса -- подпишу. Справочку только составь покрасивей, ладно? -- Хорошо, Витя, справку я тебе завтра же подготовлю. Когда порученец принес "липтон" и печенье, Абакумов сам разлил кипяток, опустил пакетики в стаканы, поинтересовавшись, не хочет ли Богдан покрепче: "Два пакетика по эффекту воздействия равны рюмке хорошего вина". -- Какого? -- спросил Комуров. -- Крепленого? Или кавказского?.. Сейчас что-то попросит, понял Абакумов, постановления ему мало, неспроста он про крепленое спросил, кто-то из моей охраны им стучит, что я мадеру пью, только в их компании нахваливаю всякие там цинандали и мукузани. Рот вяжет, вода водой, не берет, а государь не дурак был, мадеркой баловался. "Женский коньяк"! Пусть называют как хотят, а по мне лучшего вина нет: и сладко на вкус, и пьянит томно... -- Хорошего вина в бутылках мало, -- ответил Абакумов уклончиво. -- Вот когда меня грузины угощали зеленым сухим вином прямо иэ бурдюков -- это, я доложу, сказка! Хотя грузинскую "Хванчкару" люблю даже в бутылках... -- У нас есть лучше вина... Скажи, Витя, тебе о Рюмине ничего не докладывали? -- О Рюмине? -- переспросил Абакумов, нахмурившись. -- Кто это? -- По Архангельску работал, подполковник... -- А почему должны были докладывать? ЧП? Запросить? -- Не надо. Я прошу твоей санкции, дай его мне, буду готовить к хорошему делу. -- Да пожалуйста, -- сразу же согласился Абакумов. -- Тут моей санкции не нужно, подписывай приказ сам, используй по своему усмотрению. ...Вопрос о Рюмине был задан не случайно: подполковник попал "на подслух", находясь в квартире некоего Шевцова, за которым давно смотрели -- крайний шовинист; крепко выпил и сказал: "А ведь в одном бесноватый фюрер был прав: евреев надо изничтожить! Смотрите, кто у нас сейчас ведет главную борьбу против родины? Кто продает страну за иностранные самописки? Евреи! Кто критикует русских писателей и артистов? Еврейские космополиты! Кто клевещет на* русских шахтеров в кино? Еврей Луков, под русским псевдонимом прячется, сволочь! Кто завел в тупик цашу экономическую науку? Еврей Варга! Кто клевещет на нашу историю? Евреи. Кто какофонии сочиняет? Еврей Шостакович!" Кто-то из присутствовавших заметил, что Шостакович русский. 198 Рюмин и Шевцов взъярились: "Нет таких русских фамилий! И уши у него еврейские!" Поскольку Влодимирский разрабатывал Еврейский антифашистский комитет, Комуров сразу прикинул, что такой человек может пригодиться. Однако потом, подумав, решил взять этого Рюмина под свою опеку, надо сначала обкатать, а использовать -- лишь тогда, когда наступит черед для коронного дела. Берия намекнул, что политика Кобы будет однозначной, поскольку экономически русских еще больше зажмут, надо будет обращаться к их патриотизму, подчеркивать исключительность, поставляя "врагов", виновных в трудностях. -- Спасибо, Витя, -- поднимаясь, сказал Комуров.-- И за чай спасибо. Действительно, прекрасный напиток... Только абхазский лучше, честное слово... Пришьют еще тебе этот чертов "липтон"... Товарищ Суслов в этом деле строг, поимей в виду... Ты лучше адлерский чай хвали, он русский. Краснодарский край, казаки, опора державы... Советую как другу, Витя... С этим и ушел, оставив Абакумова в мрачной задумчивости. ...Домой министр вернулся рано, сказав помощнику, что захворал, мигрень. Велел соединять только с Поскребышевым и членами Политбюро, для всех остальных министров -- закрыт. Дочь уже вернулась. Он предложил ей поиграть в "морской бой"; сражались с увлечением, потом перешли на "крестики-нолики", он поддавался, изображал огорчение, любимица хохотала. Потом принесла колоду карт, сразились в "дурака". Отодвинув руку с картами так, чтобы дочка могла подглядывать, с тоскою думал: "бедненькая ты моя крови-нушка, случись что со мной, тебя такой ужас ждет, такие муки... Зачем я лез вверх, карабкался по проклятой лестнице?! Служил бы себе тихо и незаметно, так нет же, понесло! У нас только тихие выживают... Лишь маленькие да незаметные своей смертью помирают... А как уйти от судьбы? Мы ж все букашки, нас сверху в микроскоп разглядывают... Богдан неспроста этого самого Рюмина попросил... Он ничего просто так не делает, у него всегда коварство на уме... А потребуй я материалы, сразу настучит Лаврентию: "мелочная опека, мешает инициативе, что за недоверие среди своих?!" Пойди, объясняйся! Он ведь член Политбюро, а не я... Бедненькая ты моя.нежность". Он поднял повлажневшие глаза на дочь: "Пойти бы в церкву, как с бабушкой Леной, покойницей, да и бухнуться на колени, прижаться лбом к вечным плитам храма Господня и помолиться б за нее... Мне-то ничего не страшно, огонь и воду прошел... Да и не отмолю себя, ее б уберечь..." -- Папуль, а ты почему не кроешь? У тебя же козыри есть! Так нечестно! -- И вправду есть, -- вздохнул Абакумов, -- отобьюсь, сей миг покрою, малышенька... -- Ты мне не поддавайся, я ж не маленькая! Неинтересно играть... А знаешь, меня сегодня училка отчитала... -- Вот проказница... За что? -- Я не смогла ответить, когда было покушение на Владимира Ильича... Ну, завтра этой суке шею накрутят, подумал он, девочку попусту травмирует; ответил, однако, иначе: -- Такие вещи надо знать, дочура... В Ильича стреляла эсерка Фанни Каплан, космополитского племени, ей Бухарин пистолет в руки дал... -- Вот она б тебе двойку и влепила! -- рассмеялась девочка. -- Первое покушение на Ленина было в январе, еще в Петрограде! Его тогда какой-то швейцарец спас, собой прикрыл... -- Швейцарец? -- Абакумов удивился. -- Это кто ж? -- Платтен, -- произнесла дочка чуть не по слогам и пошла к роялю: знала, что отец больше всего любил, когда она играла "Полонез" Огинского. А вроде Платтена этого самого мы расстреляли, подумал Абакумов. Уж не из троцкистов ли? Ну и учителя! Эти такому научат, что потом из детей колом не вышибешь... Хотел было сразу пойти к себе и позвонить помощнику: пусть проверят учительницу, не контра ли, но, расслабившись, отдался музыке, любуясь стройной фигуркой дочери, грациозно сидевшей возле огромного белого "Бех-штейна"... ...В это же самое время три врача-психиатра работали с Александром Исаевым, бывшим офицером военной разведки РККА, кавалером боевых орденов, а ныне зэком и придурком -- не в грубо-лагерном, жаргонном смысле, а настоящем -- он сошел с ума во время допросов. Они уже час сидели с.ним в маленькой комнате, оборудованной магнитофонами, и всячески пытались разговорить .несчастного. Молодой старик, однако, тупо молчал, глядя куда-то вдаль неподвижными глазами. Один из врачей, самый старый, Ливии, попросил коллег выйти. Оставшись наедине с зэком, тихонько, дружески, доверительно спросил: -- Санечка, хочешь поговорить с отцом? Зэк продолжал смотреть сквозь доктора, но в глазах его что-то мелькнуло... Ливии включил магнитофон, зазвучал голос Исаева: "Я хочу получить свидание с сыном..." Зэк вдруг умиротворенно улыбнулся: -- Папа... -- А ты его позови, Санечка, -- так же добро, вкрадчиво продолжал Ливии. -- Покричи: "Папа, папочка, папа!" Он тебя услышит... Ты ведь веришь мне? -- Папочка! -- после долгого непонимающего молчания вдруг закричал Саня и, чуть отодвинувшись, поглядел на врача. -- Папочка! Ты меня слышишь? -- Громче, -- не отрывая глаз от зрачков Сани, нажал Ливии. -- Кричи, что плохая слышимость... Ты ж не слышишь его? Правда? Пусть говорит громче... -- Па-а-а-апочка! Что ты молчишь?! Говори громче! Почему ты замолчал?! -- А замолчал он потому, что слишком волнуется, -- по-прежнему ласково, доверительно объяснил Ливии. -- Столько лет не видал сыночка... Крикни, что скоро приедешь к нему... Скажи, что уже выздоровел... Только кричи громче,4 тогда отец ответит... ...Послушав настриг пленки, приготовленный подполковником медицинской службы Ливиным в тот же день, Влодимирский позвонил Комурову: -- Отменная работа! Наложу на голос радиопомехи -- получится вполне трогательная беседа. -- Не обольщайся, -- ответил Комуров. -- Твой подопечный так изощрен, что наверняка проверит придурка подробностью, нам с тобою неведомой... Вот и конец твоей , комбинации... -- Ничего подобного! У нас каждая фраза начинается с того, что тот орет: "Папочка, громче, я очень плохо слышу..." А на проверочном вопросе папочки мы прервем радиосеанс: "Помехи, попробуем завтра". Состояние у Исаева будет шоковое, скушает, поверьте... -- Ты еще не ударил его в лоб вопросом: "Что написал в Библии и передал Валленбергу?" Влодимирский ответил убежденно: -- Это мой главный козырь. Рано. Давайте послушаем, как они будут беседовать на даче, во время прогулок... Они ж не знают, что мы их и в лесу сможем слушать, шарашки не зря сливочное масло и кофей с цикорием получают... Комуров усмехнулся: -- Валяй. Я тебе верю, ответственность на тебе... Когда Исаев, надрываясь, прокричал в трубку: -- Санюшка, сыночек, любимый, перед вылетом подстригись, как стригся в Кракове... Помнишь?! В этот момент Сергей Сергеевич остановил пленку с голосом Александра Исаева, а вторую, на которой был записан треск и шум радиопомех, сразу же усилил. По прошествии полуминуты, пока Максим Максимович надрывался -- "алло, Саня, Санечка, сынок, алло, ты слышишь меня?!" -- снова сквозь писки и треск радиопомех дал голос сына: "Папочка, говори громче, я ничего не слышу..." ...А потом Аркадий Аркадьевич распекал в присутствии Исаева радистов; те виновато оправдывались: -- Товарищ генерал, но это же Колыма! И так чудом вышли! Радиограмму хоть сейчас передадим и запросим немедленный ответ... -- Чтобы завтра же была связь! -- бушевал Аркадий Аркадьевич. -- Деньги любите получать, а работать не умеете! Нервно закурил, прошелся по кабинету, потом словно бы споткнулся: -- Извините, Всеволод Владимирович, не предложил вам. Курите... Исаев медленно поднял на него глаза: -- Я хочу стакан водки. И отвезите меня на дачу. Валленберга присылайте завтра. И если я сегодня попрошу на вашей даче еще стакан водки, пусть мне дадут. И приготовят хорошую зубную пасту. Или отменный чай. Отбивает запах перегара... Аркадий Аркадьевич сел рядом с Исаевым, положил ему руку на острое колено и проникновенно, с болью, сказал: -- Спасибо, товарищ полковник... Я не сомневался, что у нас, у большевиков, все так и кончится... И, вызвав своего лощеного секретаря, повелел'. -- Бутылку лучшей водки, банку икры и кусок вареной осетрины. ...Воздух был прозрачен и хрупок. Проснувшись, Исаев увидел верхушки сосен, сразу вспомнил тот русский, затрепанный журнал, что он нашел в оккупированном Париже на книжной набережной Сены; "и так неистовы на синем размахи огненных стволов..." Поднял голову с мягкой, топкой подушки: стволы деревьев были действительно огненными. "Размахи" или "разбега", -- подумал Исаев, -- и то и другое слово подходит к сути, к этой извечной красоте. Как же им больно, когда их медленно, с перекуром, пилят, боже ты мой!" Он поднялся. Голова после вчерашней водки кружилась. Спустил худые ноги с выпирающими коленями на коврик, в дверь сразу же постучались. Значит, постоянно смотрит надзиратель, понял он. Вошел, однако, не солдат, а "Макгрегор", Виктор Исаевич Рат. -- Доброе утро, Всеволод Владимирович, как спалось? -- Хорошо спалось, благодарю. Что там со связью? Наладили? -- Информации пока что не поступало. Позавтракаем и после этого позвоним Аркадию Аркадьевичу... -- Валленберга еще не привезли? -- Нет. -- Когда? -- Не знаю. Указаний не получал. Завтракали на веранде, залитой солнцем. Масло, сыр, два яйца всмятку, кофе; хлеб был двух сортов -- черный и серый. ("Мы называем "рижский", -- пояснил Рат, -- самый, по-моему, вкусный, в вашу честь заказал"). Потом послушали последние известия по радио: перевыполнение плана уборки хлеба колхозниками Одесской, Херсонской и Белгородской областей, приветственное письмо вождю всех народов, гениальному зодчему нашего счастья великому Сталину от строителей Днепрогэса, восстающего из руин. Максим Максимович запомнил две подписи -- парторга ЦК Дымшица и секретаря обкома Брежнева. Диктор сухо зачитал сообщение о продолжающейся борьбе с вероломством группы театральных критиков-космополитов типа Альтмана и Борщаговского. Закончился выпуск прогнозом погоды: обещали солнце. -- Стакашку не засосете? ;-- поинтересовался Рат. -- Это вы по поводу водки? -- Почему? С утречка хорошо пойдет джин с тоником, здесь все есть, -- он усмехнулся, -- как в Лондоне. Так что? Устроить оттяжку? Исаев поинтересовался: -- У вас дедушка есть? -- Умер... Прекрасный был дедушка Исай Маркович, пусть ему земля будет пухом... -- Неужели он вас не учил: "Проиграл -- не отыгрывайся, выпил -- не похмеляйся"? -- Он у меня и не пил, и не играл, Всеволод Владимирович. Он с конца прошлого века был в революционной работе... В большевиках он был с начала и до конца, без колебаний... -- Рат? -- Исаев удивился. -- Я помню многих ветеранов, что-то такой фамилии нет в голове. -- Вы его знаете, -- убежденно ответил Рат, -- прекрасно знаете, только под другой фамилией... Она общеизвестна. -- Давайте позвоним в Центр, -- сказал Исаев. -- Как там дела со связью... -- Пошли, -- согласился Рат, -- телефон рядом. ...Голос Аркадия Аркадьевича был потухший, грустный: -- Возвращайтесь, Всеволод Владимирович, есть новости. Говоря так, он не лгал: после вчерашнего разговора с ним Комуров встретился с Берия и, доложив ему об успехе в комбинации по делу "Штирлица -- Валленберга", сказал, что начинается работа на даче Берия поздравил его, просил передать благодарность Влодимирскому, а в конце разговора предложил заехать •после работы, вечером: "Надо перекинуться парой слов о проекте". Начав с какого-то малозначительного вопроса и дождавшись того момента, когда Комуров начал отвечать, как всегда многословно и обстоятельно, Берия достал из сейфа красную папку тисненой кожи и положил ее перед Богданом. Тот на мгнов

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору