ение прервал доклад, вопросительно посмотрев на Берия. Маршал
кивнул головой: мол, продолжай.
   Дослушав Комурова, сказал:
   -- Погляди, думаю, пригодится...
   "После  многочисленных  запросов  в  МИД  СССР   со   стороны   шведского
правительства, связанных с "исчезновением" во .время освобождения  Будапешта
подданного Швеции некоего Валленберга, товарищ  Иосиф  Виссарионович  Сталин
запросил дело Валленберга и пообещал принять посла.
   На беседе товарища Иосифа Виссарионовича Сталина с  послом  присутствовал
замминистра иностранных дел т. Лозовский С. А.
   Посол Швеции Содерблом был приглашен в Кремль, однако  не  для  беседы  о
"деле" Валленберга, ибо такого "дела" нет,  оно  сфабриковано  антисоветской
пропагандой, а в связи с окончанием срока аккредитации в Союзе ССР.
   Накануне беседы, зная, что Содерблом наверняка передаст послание Короля и
премьер-министра  Швеции,  товарищ  Иосиф  Виссарионович  Сталин  затребовал
справку по поводу боев за Будапешт и вызвал для беседы маршала Малиновского,
который якобы встречался с Валлен-бергом по просьбе последнего в Дебрецене.
   Действительно, во время протокольной беседы, после того как посол  Швеции
выразил благодарность Генералиссимусу Сталину за выдающуюся роль  Советского
Союза в победе  над  нацизмом  и  фашизмом  и  попросил  передать  сердечную
признательность коллегам из  Министерства  иностранных  дел,  он  перешел  к
вопросу о Валлен-берге.
   Сначала посол коснулся вопроса о том, что, когда в Стокгольме  в  октябре
1944 года узнали о приходе в Будапеште к власти  нациста  Салаши  и  изучили
первую официальную декларацию нового лидера,  в  которой  он,  в  частности,
призывал,к тотальному противостоянию большевизму и немедленному  истреблению
евреев в Венгрии, Его Величество Король Швеции отправил  телеграмму  регенту
адмиралу Хорти, в которой заявил протест по  поводу  официального  заявления
г-на Салаши, объявив  его  "неприемлемым"  и  "противным  духу  гуманизма  и
цивилизации".
   Именно в  это  время  в  Венгрии  работал  шведский  дипломат,  секретарь
посольства Рауль Валленберг, успевший к тому времени спасти  тридцать  тысяч
евреев от  уничтожения.  Посол  отметил  выдающуюся  роль  Валленберга,  его
беззаветное мужество и абсолютную честность.  Валленберг,  продолжил  посол,
проделал немыслимое: он со дня на день отодвигал исполнение приказа  Гитлера
в  тотальном  уничтожении  всех  несчастных.   "Валлен-берг..."   --   хотел
продолжить посол, но был прерван товарищем Иосифом Виссарионовичем Сталиным,
который сострадающе  попросил  произнести  фамилию  шведского  дипломата  по
буквам, что и сделал немедленно советник-посланник Швеции г-н Баркхольст.
   Товарищ Иосиф  Виссарионович  Сталин  записал  крупными  буквами  фамилию
Валленберга.
   Посол  продолжил  свой  рассказ  о  том,  как  Валленберг  отправился  из
Будапешта в Дебрецен на встречу с представителями Красной Армии  и,  выезжая
из города, на улицах которого шли бои, встретил русских солдат и спросил  их
о том, каким путем лучше добраться до штаба. После этого он исчез.
   -- Он ехал на вашей машине? Под флагом Швеции? -- спросил  товарищ  Иосиф
Виссарионович Сталин.
   Посол ответил " том смысле,  что  он  ехал  именно  на  шведской  машине.
Товарищ Иосиф Виссарионович Сталин поинтересовался,  известно  ли  господину
послу, что советской авиации был отдан приказ ни в коем случае не  атаковать
машины под шведским флагом? Посол ответил,  что  он  прекрасно  помнит  этот
приказ  и  благодарен  за  него  Генералиссимусу  Сталину.   Товарищ   Иосиф
Виссарионович Сталин ответил, что благодарить надо  не  его,  а  Молотова  с
Вышинским. "Я убежден, -- заявил посол, -- что советская авиация не нападала
на шведский автомобиль, такая возможность исключается нами".
   Обратившись к т. Лозовскому, товарищ Иосиф Виссарионович  Сталин  указал:
"Надо посмотреть, был ли такой же приказ у немцев и салашистов?"
   Затем товарищ Иосиф Виссарионович Сталин задал  вопрос  шведскому  послу:
"Какое объяснение происшедшему  печальному  инциденту  было  дано  советской
стороной?"
   Посол ответил, что никакого ответа получено не было, хотя в  сорок  пятом
году посол СССР в Швеции г-жа Кол-лонтай и заместитель министра  иностранных
дел г-н Деканозов заявили, что Валленберг  находится  под  протекцией  войск
Красной Армии...
   Товарищ Иосиф Виссарионович Сталин  прервал  беседу  словами,  в  которых
содержалось  обещание  предпринять  все  возможное  для  изучения   вопроса,
поднятого шведской стороной.
   Запись беседы сделана Павловым".
   -- Ясно? -- вздохнув, спросил Берия. -- То-то... У меня все время  это  в
памяти шевелилось... Неспокойно было на душе.  Я-то  был  в  отъезде,  когда
произошла эта беседа, товарищу Сталину готовил ответ Деканозов, но  материал
не удовлетворил товарища Сталина, он попросил
   206
   обдумать  все  еще  раз,  но  больше  к  этому   вопросу   почему-то   не
возвращался... Едем, поужинаем на Качалова,  мне  сегодня  сидеть  часов  до
трех...
   В машине задумчиво продолжил:
   -- Но самое любопытное заключается в том, что  спустя  четыре  дня  после
этой беседы в Кремле член Политбюро Венгерской компартии Ласло Райк  устроил
гала-концерт в "память о герое Рауле Валленберге"...  И  знаешь,  с  кем  он
советовался по этому вопросу по линии МИДа?
   -- Представить не могу, Лаврентий Павлович...
   -- И я  не  мог.  С  Соломоном  Абрамовичем,  нашим  другом  Лозовским...
Понимаешь, куда я клоню?
   -- Нет,  --  откровенно  признался  Комуров.  --  Ваша  мысль,  Лаврентий
Павлович, всегда так неожиданна,  изящна,  всеохватна,  что  я  не  в  силах
предугадать поворот...
   -- Не люблю комплименты, --  отрезал  Берия,  выслушав,  впрочем,  их  до
конца. -- Мысль как мысль, нормальная мысль... Поскольку страна в  изоляции,
поскольку нам нужны контактные зоны, товарищ Сталин может перерешить: вместо
процесса над агентом гестапо  Валлен-бергом  он  прикажет  разыскать  его  и
подарит Стокгольму. Объяснение?  У  нас  шведский  никто  не  понимает,  нет
переводчиков, не уразумели, кто  такой,  думали,  мол,  фашист  маскируется.
Тогда что?
   -- Тогда плохо. Ведь его сильно жали...
   -- -- - Так вот, пусть с  ним  этот  ваш  Штирлиц  поработает  в  камере,
ублажит, если, как ты мне сказал, ваш "гранит" согласился на сотрудничество.
Нам нужна правда, понимаешь? Полная правда!
   ...Вернувшись от Берия к себе, Комуров  работу  на  даче  отменил:  пусть
Исаев начинает "разминать" Валленберга в  камере.  Тот  теперь  на  допросах
молчал, требовал свидания со своими шведами и матерью...  Пусть  этот  самый
Штирлиц поможет нам узнать всю правду, а там решим, что делать.
   Влодимирский .ответил:
   -- Но ведь Исаев сразу предупредил Валленберга, товарищ генерал: "О делах
не  говорить".  Он  этим  вполне  ясно  разъяснил  шведу,  что  камера   "на
подслухе"... Мы можем узнать правду, только на даче.
   Комуров поднял на Влодимирского глаза:
   -- Приказ поняли?
   207
   -- Так точно, товарищ генерал.
   -- Вот и исполняйте...
   ...Аркадий Аркадьевич встретил Исаева у двери, передал две радиограммы от
сына: "Бушуют ветра, постригусь, как ты велел, обещали восстановить связь  в
ближайшие дни".  Во  второй,  более  развернутой,  просил  поцеловать  маму,
благодарил за то, что отец устроил ее в такой прекрасный санаторий, и просил
срочно выслать, если, конечно,  это  не  очень  трудно,  набор  американских
витаминов.
   Аркадий Аркадьевич кивнул на три коробки американских витаминов, лежавшие
на столе:
   -- С утра этим занимался. Исаев поинтересовался:
   -- А как же вы'ему это доставите? Там же самолет сесть не может.
   Аркадий Аркадьевич искренне изумился:'
   -- Так ведь грузы-то мы туда парашютами сбрасываем!
   Потом еще более потускнел лицом, досадливо махнул
   рукой:
   -- Все не верите? Ловушки ставите?
   -- Теперь не ставлю, -- ответил Исаев. -- Ответ логичен.
   Аркадий Аркадьевич протянул ему конверт:
   -- Сашенькино письмо и фотография.
   Исаев прочитал письмо несколько раз, вглядываясь в каждую строчку,  кадык
несколько раз ерзанул в горле, однако лицо было непроницаемым.
   1-- Спасибо.
   Аркадий Аркадьевич походил по  кабинету  и,  подняв  глаза  на  отдушины,
многозначительно посмотрел на Исаева.
   Тот едва заметно кивнул: если здесь все снимают,  то  зрителю  показалось
бы, что он всего лишь устало опустил голову.
   -- Всеволод Владимирович, я посоветовался с товарищами,  и  мы  пришли  к
выводу, что Валленберга нельзя везти на дачу...
   -- В камере он  говорить  не  станет...  Вы  же  фиксируете  наши  с  ним
собеседования... Я с самого начала предупредил  его,  чтобы  он  не  затевал
разговоров о деле... Это ваша вина: удовлетвори вы мои требования, все могло
сложиться иначе...
   -- Я думаю, --  после  долгой  паузы  ответил  Влодимир-ский,  мучительно
сдерживая себя, чтобы не хлестануть этого гада по морде и не спросить,,  что
он писал шведу на Библии, -- делу можно помочь... Но это... Мне даже страшно
говорить... Это обяжет вас к страданиям...
   -- Считаете, что сейчас я благоденствую?
   -- Работаете, -- сухо  отрезал  Аркадий  Аркадьевич.  --  Вы  на  службе,
Всеволод Владимирович. Вы под погонами... Так вот, если мы вернем вас  после
двухдневного отсутствия в камеру, то вернем в наручниках... А сейчас выпьете
таблетку брома, чтобы сразу свалиться на койку... Вас поднимут...  Вы  снова
свалитесь, вам  прикажут  встать,  но  вы  не  сможете,  тогда  вам  объявят
карцер... Поспите  в  другой  камере,  хоть  сутки...  Потом  снова  наденут
наручники и приведут к Валленбергу. И  вы  исповедуетесь  ему,  потому  что,
скажете вы, вполне возможно, что вас расстреляют, а вы хотите, чтобы  правда
о вашей жизни осталась в памяти хотя бы одного человека...
   -- И я расскажу ему о себе всю правду?
   -- Именно. >
   -- Он спросит, отчего вы мне не верите? -- Исаев  .пожал  плечами.  --  А
если верите, то отчего держите в браслетах и хотите  расстрелять?  В  голове
нормального человека такое не укладывается...
   -- Во-первых, мы вам верим,  Всеволод  Владимирович,  и  вы  это  поняли.
Во-вторых, именно потому, что мы вам якобы  не  верим,  он  вам  поверит.  И
раскроется.
   18
   -- Ложь рождает ложь, -- задумчиво заметил Валлен-берг и поменял тряпку с
холодной водой на распухших оладьях-кистях Исаева. -- Я  не  сказал  здешним
следова-1елям ни единого слова лжи и чем больше убеждал их в том, что говорю
правду, тем меньше они верили мне... Особенно в связи с "Джойнт  Дистрибьюшн
Комити"...
   -- Почему?
   -- Не  знаю.  Они  все  время  требовали  открыть  агентуру  "Джойнта"  в
Восточной Европе... Я не понимал их поначалу, путался, вы ж знаете,  сколько
в Англии и Америке этих самых "джойнтов"?! Что  ни  комитет,  то  непременно
"джойнт" -- "объединенный"... Я им говорил, что в Штатах  было  только  одно
сокращение, понятное всем: "Борд"...
   -- Я не знаю этого сокращения, -- признался Исаев.
   -- Видимо, запамятовали,  --  ответил  Валленберг,  и  Исаев  лишний  раз
подивился его такту. Только верь мне, дружище,  только  верь,  я  знаю,  что
сделаю на процессе -- "постригись, как в Кракове"; никогда мы с  Санькой  об
этом  не  говорили,  а  прервали  нас  именно  на  этом  моем  вопросе,  они
смонтировали пленку -- это ясно. Что ж, им за это коварство и отвечать...  И
в письме Сашеньки есть строки Гумилева, она их не зря вставила. Я говорил ей
во Владивостоке, что этот поэт несет в себе постоянное  ощущение  тревоги  и
неверия в реальность происходящего.
   -- Вы просто запамятовали,-- повторил Валленберг, нахмурившись, словно бы
перед принятием трудного  решения.  --  Первым  забил  тревогу  о  тотальном
уничтожении всех евреев, живущих в Европе, британский министр Ан-тони Идеи в
своем выступлении  в  палате  общин,  что  равнозначно  обращению  -ко  всей
империи... Но при этом британцы играли, не желая пускать евреев в Палестину:
"возможны трения с арабами". Везде и всюду "разделяй и властвуй", как горько
это, как постоянно... Вы знаете, что  Лондон  предложил  Рузвельту  провести
совещание о гитлеровском геноциде евреев? И что тот поначалу отказался?
   -- Не знал. РСХА такими сведениями не располагало...
   -- Британские службы умеют хранить свои тайны, --  сказал  Валленберг,  и
Исаев сразу же отметил всю опасность этой его фразы: начнут  мотать,  откуда
ему это известно... Пусть не гестаповский шпион, а британский  --  все  одно
сойдет...
   -- Дальше, -- требовательно перебил Валленберга Максим Максимович.
   Тот  удивленно  пожал  плечами:  мол,  что  я  сказал  неосторожного?   И
продолжил:
   -- Так вот, Рузвельт медлил... Почему? Для меня это до сих  пор  загадка.
Только после того, как стало известно,  что  гитлеровцы  сжигают  пятнадцать
тысяч евреев ежедневно, Белый  дом  дрогнул  и  государственный  департамент
создал "Комитет помощи  беженцам  войны".  И  этот-то  "Уор  рефьюджи  борд"
передал из  своего  бюджета  миллион  долларов  организации,  распределявшей
талоны на еду и жилье среди бежавших от Гитлера евреев:  здесь  ее  называют
"Джойнт",  мы  называли  "Объединенный  распределительный  комитет"...   Мою
кандидатуру,  --  мол,  готов  помочь  спасению  несчастных,  --   предложил
представитель "Борд" в Швеции -- ведь из-за состояния войны Америка не могла
послать в1 Венгрию своего человека, чтобы заступиться за евреев,  обреченных
на  уничтожение.  В  Стокгольме  все  знали,  что  я  отказался   заниматься
банковскими операциями, хоть, и преуспел в Палестине еще до войны. Банкир --
профессия циников, право, -- Валленберг вздохнул. -- Из Южной  Африки  --  я
там тоже разворачивал  дела  нашего  банка  "Энскилд"  --  дедушке  прислали
письмо, что, мол, я талантлив и все такое прочее, прекрасный организатор, но
для  настоящего  банкира  слишком  уж  большой  фантазер...  Словом,  "Борд"
депонировал в нашем семейном банке "Энскилд"  семь  миллионов  долларов  для
спасения венгерских евреев, которых  Гитлер,  .чувствуя  приближение  краха,
приказал уничтожить. Шло лето сорок  четвертого,  Красная  Армия  наступает,
союзники высадились в Европе, финал войны, конец нацизма...
   -- Гитлер не считал войну проигранной  даже  в  марте  сорок  пятого,  --
возразил Исаев. -- Он же был фанатиком.
   -- Я тоже был фанатиком, когда спасал евреев от сожжения...
   -- Вы не были фанатиком. Вы просто исполняли  свой  человеческий  долг...
Фанатизм Гитлера шел не от идеи, а от  паранойи  и  самовлюбленности...  Ну,
дальше?
   -- А дальше  я  приехал  в  Будапешт...  Это  было  девятого  июля  сорок
четвертого... Приехал как секретарь  шведского  посольства  по  гуманитарным
вопросам. И как раз в это же время там начал разворачивать  свою  активность
оберштурмбаннфюрер СС Эйхман. Я хотел спасти евреев, а он хотел сжечь  их  в
Освенциме...  Как  солому...  Сотни  тысяч...  С   детьми,   с   беременными
женщинами... <Я купил -- доллары-то у меня  были  --  множество  домов  в
Будапеште,  таким  образом,  в   венгерской   столице   появилась   шведская
недвижимость -- попробуй прикоснись к собственности нейтральной  державы!  А
потом я начал выдавать евреям шведские паспорта... Вы не представляете себе,
что творилось в шведской миссии и у меня, на улице  Минервы,  где  я  открыл
свой отдел! Десятки тысяч несчастных осаждали мои двери, ужас, ужас! У  меня
до сих пор в ушах этот страшный вопль тысяч людей... Я был наивным  идиотом,
вы даже не  представляете,  сколь  наивен  я  был,  когда  собрал  совещание
представителей министерства внутренних дел Венгрии, нацистов и руководителей
еврейской общины... Эйхман требовал немедленной депортации, а  я  уповал  на
здравый смысл... Но я знал от венгров,  что  адмирал  Хорти  наконец  понял:
война проиграна... Более того, шеф будапештской жандармерии  Ференци  сказал
мне: "Валленберг, я восхищен вашей идеей со шведскими паспортами и охранными
письмами для евреев... Думаю, Хорти  согласится  признать  этот  шаг  вашего
правительства правомочным..." Он же потом  и  шепнул  мне:  "Хорти  отправил
своих людей в Москву на другой день после того, как  Румыния  повернулась  к
русским и объявила войну Гитлеру и нам... Он готов подписать  мир,  но  этот
мир  должен  быть  почетным,  иначе  нация  не  примет  его..."  И  началась
политическая игра в постепенность: пока люди  Хорти  пробирались  в  Москву,
адмирал сменил своего премьера. В кресло сел Геза  Лакатош,  либерал,  но  в
первой же речи заверил всех, что  Венгрия  будет  продолжать  борьбу  против
русского большевизма и американского еврейства... А тогда  нельзя  уже  было
играть... Надо уметь вовремя  действовать:  утрата  времени  нево  сполнима,
особенно в политике. Исаев мягко улыбнулся:
   -- Ив любви.
   Валленберг, тяжко вздохнув, повторил:
   -- Ив любви. Верно... Так вот, немцы что-то поняли, и в Будапешт... Исаев
кивнул:
   -- Дальше я знаю: в Будапешт приехал мой старый  добрый  друг,  посол  по
особым поручениям фон Риббентропа, вечно молодой Эдмонд Веезенмайер...
   -- Откуда вы его знаете?  --  вновь  насторожился  Валленберг.  Порою  он
делался похожим на оленя: замирал и немигающе глядел прямо перед собою.
   -- Я вместе с ним готовил вторжение нацистов в  Югославию,  Рауль,  --  •
ответил Исаев. -- Кстати, по-русски меня зовут Максим... Или,  если  хотите,
'Всеволод...
   Валленберг, не отрывая глаз от лица Исаева, ответил:
   --  Максим  легче...  Вы  готовили  вместе  с  этим  мерзавцем  оккупацию
Югославии?!
   -- Такова была моя официальная миссия... Я прожил среди мерзавцев  немало
лет, Рауль. Я тогда бомбардировал Москву шифровками, что  вторжение  вот-вот
начнется... Льщу себя надеждой, что эти мои сообщения в  чем-то  подтолкнули
Москву заключить договор с югославами в  ночь  перед  началом  гитлеровского
вторжения...
   -- А кто подтолкнул Москву отречься от этого договора  спустя  пять  дней
после разгрома Югославии? -- жестко спросил Валленберг.
   Опасаясь, что тот будет продолжать свои рискованные "подставные" вопросы,
Исаев вновь взял огонь на себя:
   -- Сталин делал все, чтобы отдалить начало войны...
   -- Он бы отдалил начало войны,  подписав  договор  с  Черчиллем,  который
сражался против Гитлера, -- отрезал Валленберг.
   --  Погодите,  Рауль,  --  снова  перебил  его  Исаев.  --   Вернемся   к
Веезенмайеру: его профессия была подготавливать вторжение... Я помню, что он
мотивировал ввод гитлеровских танков  и  дивизий  СС  необходимостью  защиты
южного фланга обороны рейха... Как вам удавалось тогда работать? Эйхман ведь
стал не "представителем дружественной страны", а обычным оккупантом...
   Валленберг отрицательно покачал головой:
   -- В полной мере он стал оккупантом в середине  сентября,  когда  гестапо
получило неопровержимые данные, что Хорти начал переговоры о мире. Тогда его
оттерли, и пришел  сумасшедший  Салаши...  Еще  более  ярый  антисемит,  чем
Гитлер, хотя был выходцем из армянской семьи... Откуда  в  нем  это?  Эйхман
подписал секретный протокол с министром полиции Салаши, совершенно  безумным
Табором  Вайна  о  том,  что  часть  евреев  де-прртируют  в   Германию   на
принудительные работы, часть поселят в центре  Будапешта,  в  гетто,  и  что
наши.паспорта теряют свою силу... Только немцы вправе определять:  выпустить
еврея со шведским паспортом за границу или сжечь в крематории.  Кое-как  мне
удалось отменить расстрел несчастных в гетто и депортацию на  принудительные
работы в Германию -- это же был камуфляж  крематориев...  Салаши  согласился
создать "еврейские батальоны принудительного труда": людей бросили на восток
рыть  окопы  и  строить  укрепления  против  той  армии,  которая   шла   их
освобождать... Расстреливали тех, кто плохо работал, дурно выглядел, не  так
шел в колонне; сала-шисты -- это звери, те  же  гитлеровцы...  А  в  ноябре,
когда уже все трещало и русские вовсю наступали,  меня  пригласи