ДАЙРЕН. "ЯМОТО-ОТЕЛЬ"
     _____________________________________________________________________

     Это  самый  фешенебельный отель Дайрена.  Кругом красное дерево,  все
старомодно и  учтиво.  Делегацию встречает секретарь МИДа господин Шимада.
Он   провожает  членов   делегации  на   отведенный  им   второй  этаж   и
договаривается  с  секретарем  русской  делегации,  что  переговоры  будут
вестись здесь же,  в сером зале,  без прессы,  форма - белые костюмы из-за
влажной жары, черные галстуки и штиблеты черного цвета.
     - Дьяволы, - ворчит Блюхер, - не иначе, как от своих агентов получили
сведения, что у нас нет белых костюмов. Вот ведь черт возьми, а? Может, мы
и в этих пройдем? Чем наши плохи, серенькие?
     - Не  годится,   -   говорит  Федор  Николаевич  Петров.  -  Придется
раскошелиться, сейчас поедем к портным.
     Японцы -  народ вежливый и  предупредительный -  одним нашим не  дают
побыть ни минутки.  Только наши решат отдохнуть с  дороги,  как в  номер к
каждому стук в дверь:  на пороге стоит сахарный от нежных улыбок дипломат,
и  просит пожаловать господ делегатов вниз,  в ресторан,  на торжественный
обед.


     Стол накрыт:  икра,  омары,  трепанги, крабы, сыры, вина, ветчина. Не
бывает такого стола в  жизни!  Наши дипломаты -  все  из  рабочих,  только
переводчик -  бывший студент да Федор Николаевич Петров прошел курс наук в
тюремном замке Шлиссельбурга.
     Японские дипломаты лихо  орудуют пятью вилочками,  десятью ножичками,
на руки свои не смотрят,  жуют быстро, отрезают малюсенькие кусочки, и все
будто само у них режется.  А у наших - кроме Петрова, который так же легок
и изящен, - ножи тупые, с вилок все падает, секретарь вывалил кусок курицы
на брюки своему японскому соседу (японец даже не шевельнул бровью -  вроде
это и не его ноги),  экономический советник опрокинул на себя один из пяти
фужеров,  поставленных перед ним официантом, другой советник с такой силой
нажал вилкой на елозившую по тарелке диковинную закусь, что тарелка - тюк!
- и  пополам.  Василий Константинович до  вилки с  ножом не  дотрагивается
вовсе.  Только  корочку  маслом  помазал и  жует  себе,  на  хозяев  стола
посматривает и все запоминает: кто как и что ест.
     - Господа! - возглашает руководитель японской делегации Мацушима. - Я
думаю,   что  переговоры  явят  собой  образец  искренности  и   взаимного
доброжелательства. Я пью за успех, господа!


     Шумит тяжелый океан,  с  ревом разбивается о  высокие каменные глыбы,
замирает  в  воздухе  снежными,  устремленными ввысь  валами,  а  потом  с
шелестом обрушивается вниз - в самого себя.
     Блюхер без  ежедневной двухчасовой прогулки не  человек.  Как  бы  ни
работал, пусть двадцать часов, все равно обязательно пешочком, размеренным
шагом десять километров отшагай, хоть помри.
     - Мой двоюродный дядька, - объяснял Василий Константинович Петрову, -
до восьмидесяти пяти лет жил,  а в восемьдесят еще женихался с молодухами.
А все почему?  Он по вечерам письмоноше помогал, в соседние деревни письма
разносил.  Пятнадцать километров отмахает,  а  потом  сидит у  печи,  ноги
вытянет и от счастья плачет. Честное слово! Молится и плачет радостно.
     Блюхер  кладет  пистолет в  задний  карман  брюк,  надвигает канотье,
смотрит на себя в  зеркало и отправляется к океану -  тут,  в Дайрене,  до
него рукой подать.  Он перепрыгивает с валуна на валун, уходя все дальше и
дальше -  вдоль по  пустынному берегу.  А  за  ним -  неотрывной тенью два
японца  в  штатском,  шпики.  Идут,  совсем  не  скрываясь,  даже  изредка
переговариваются   друг   с   другом.   Им   тяжело   идти   за   Василием
Константиновичем,  потому что тот в  ходьбе быстр.  Шпики чуть не бегут за
ним, тяжело дышат, потные. А Блюхер идет и посмеивается. Думает: "Это вам,
сукины дети,  за обед в ресторане!  Вы лихо жуете,  мы - ходим. А ну - кто
кого?!"  И Василий Константинович поддает скорости.  Один из шпиков,  тот,
что  поменьше  ростом,  заглядевшись на  военного  министра,  спотыкается,
падает и  расшибает себе лоб.  По  щеке течет кровь.  Второй шпик на  ходу
вытирает кровь своему спутнику,  но  понимает,  что дело плохо.  Либо надо
останавливаться,  чтобы по-настоящему помочь товарищу,  либо одному бежать
следом за русским министром.
     - Эй, господина! - кричит он, задыхаясь. - Подожди!
     Блюхер идет,  будто этот  крик к  нему не  относится.  Вокруг валуны,
низкие,  словно расчесанные огромным гребнем,  корейские сосны,  и  больше
ничего. Только океан глухо стонет и грохочет.
     - Э,  хоросая господина!  -  снова  в  отчаянии кричат шпики в  спину
Василию Константиновичу.
     Блюхер останавливается. Смотрит на своих сопровождающих. Они бредут к
нему - жалкие, перемазанные кровью, взмокшие.
     - Вы кто? - спрашивает Блюхер.
     - Васа охрана.
     - Шпионы, что ль?
     - Сипионы,  сипионы, - радостно соглашается тот, что разбил себе лоб.
- Немнозко сипиона,  немнозко охрана.  Твоя ходи,  моя топ-топ,  за  тобой
ходи, но твоя быстро ходи, как животное.
     - Сейчас пойдем дальсе,  -  говорит второй шпик,  -  только остановим
кровь.
     - До кости разбил? - спрашивает Блюхер.
     - Немнозко до кости.
     - Иди сюда.
     Шпик   подходит  к   Блюхеру,   и   Василий  Константинович  начинает
осматривать рану.
     - Ну-ка,  - говорит он второму, - вот мой платок, сбегайте и намочите
его водой.
     Шпик убегает вниз, к океану.
     - Садись, - говорит Блюхер.
     - В васем присутствии нельзя.
     - Пиджачок сними - мокрый.
     Шпик снимает пиджак,  под мышками у него -  на кожаных ремешках - два
кольта.
     - Хорошие кольты, - говорит Василий Константинович.
     - Немнозечко тязеловаты.
     - Покажите-ка...
     - А вы меня не застрелите?
     - У меня свой есть, чтоб застрелить.
     - У вас маленький браунинг, им не застрелить.
     - А вы откуда знаете, что у меня браунинг?
     - Так мы зе сипионы.  Когда из отеля вы выходили,  я  к  вам призался
рукой, около портье, помните?
     - Нет.
     - Вот и  хоросо.  А  я на осцупь все пистолеты знаю.  У вас браунинг,
английской фирмы.
     - Молодец! - искренне восхищается Блюхер.
     Польщенный шпик  достает из-под  мышки  кольт  и  протягивает Василию
Константиновичу.
     - Вот, - говорит он. - Мозно посмотреть.
     Блюхер навскидку целится из  пистолета.  Высоко над  ним,  распластав
крылья,  летит ястреб.  Блюхер берет его на мушку. Гремит выстрел. Ястреб,
сломав крылья, стремительно падает на камни.
     - Господина,  вы  великий стрелок,  -  говорит шпик,  -  только где я
теперь достану денег, чтобы купить патрон?
     - Сколько он стоит?
     - Недорого, но все-таки. Мы, сипионы, бедные люди.
     Блюхер достает десятидолларовую бумажку и протягивает ее шпику.
     - Господин такой седрый,  мы  не будем вам месать и  станем говорить,
что вы осень-осень хоросий министр.
     Второй  шпик  приносит намоченный платок.  Блюхер  промывает ранку  и
предлагает:
     - Ну что, обратно пойдем?
     - А вам хосется есе походить по берегу.
     - Хочется.
     - Если бы вы позволили нам идти босиком, - просит шпик, - то мы бы не
месали вам звуком своих шагов сзади и вам бы казалось, что нас нет.
     - Если не оглядываться?
     - Мозно и оглядываться. Мы будем лозиться, когда вы оглянетесь.
     - Разувайтесь, - соглашается Блюхер, - я тоже босиком пойду.
     Идет  министр босиком,  подвернув брюки,  песню поет,  руками в  такт
размахивает,  а  ветер  с  океана  свистит -  свежий,  великолепный ветер,
навстречу ему идти всей грудью - нет большей радости.



     ЗАЛ "ЯМАТО-ОТЕЛЯ". УТРО
     _____________________________________________________________________

     - Следовательно,  -  заканчивает Петров,  - мы вновь выдвигаем только
одно  требование:  незамедлительная эвакуация японских оккупационных войск
из Приморья.  Это справедливое требование,  и  мы уверены в  том,  что оно
будет удовлетворено.
     Глава японской делегации, протирая очки, говорит:
     - Перед тем  как  мы  выдвинем наши окончательные требования,  нам бы
хотелось урегулировать вопрос о японских солдатах,  жертвах последних лет,
похороненных на территории Дальнего Востока. Нам кажется, что следовало бы
найти  удобную для  вас  форму  не  только  решить  вопрос о  материальных
компенсациях,  но  и  о  моральных.  В  данном  случае  мы  имеем  в  виду
официальное соболезнование - словом, частности мы готовы обсудить вместе с
вами,  если  вы  согласитесь,  а  вы  не  можете  не  согласиться с  нашим
изначальным предложением,  потому что  оно законно и  отвечает всем нормам
человеческой морали.
     Блюхер  сжимает кулаки  и  начинает вертеть головой -  первый признак
гнева.
     - На  войне как на  войне,  -  говорит он.  -  Не  мы  пришли на вашу
территорию,  а вы явились на нашу.  Вас никто сюда не звал. Следовательно,
ни о какой компенсации,  ни материальной, ни тем более моральной, не может
быть  и  речи.  Мы  приехали к  вам,  движимые лишь одним желанием:  вести
переговоры. Мы отвергаем диктат как метод.
     Блюхер садится на  свое  место,  по-прежнему покашливая от  волнения.
Молодые  секретари японской делегации склоняются над  головами советников,
сидящих за стульями главы делегации и его заместителей.  Глава делегации -
генерал Мацушима - обменивается тихими, улыбчивыми фразами с заместителем.
Советники шепчут свои мнения заместителям,  те пишут иероглифы синей тушью
и передают листочки генералу. Он просматривает их и поднимается.
     - Прежде  чем   мы   возьмем  перерыв  для   информирования  высокого
императорского правительства о  позиции,  занятой  вашей  делегацией,  нам
хотелось  бы  познакомить руководителя нашей  военной  делегации  генерала
Танака  с  господином  военным  советником  Блюхером  и  выделить  военные
переговоры в особую сферу работы нашей конференции.
     Генерал Танака кланяется Блюхеру. Блюхер кланяется генералу. Какое-то
время они  рассматривают друг друга,  а  за  ними в  это  время пристально
наблюдают и японцы и наши.
     - Высокая Дайренская конференция объявляет перерыв на  три недели!  -
возглашает секретарь японской делегации.
     Петров спрашивает:
     - Разве  нельзя  провести  консультацию  с   правительством  в  более
короткий срок, господин председатель?
     - Сейчас неспокоен океан,  -  отвечает Мацушима,  -  поэтому мы берем
некоторое упреждение.
     - Дипломат  употребляет военный  термин,  -  громко  говорит  Петрову
Василий Константинович, - упреждение берут, когда готовят сильный залп.
     Японец режет Блюхера взглядом и отвечает:
     - Уступая просьбе уважаемой русской делегации, переговоры прерываются
на две недели и пять дней.



     ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. НОМЕР БЛЮХЕРА
     _____________________________________________________________________

     Мархлевский, наблюдатель из РСФСР, сидит за круглым столом. Перед ним
роскошный  стол,   сервированный  с  огромным  вкусом.  Хрусталь,  фарфор,
огромное количество вилок,  вилочек,  ножей,  ножниц  и  ножичков,  всяких
диковинных пилок  и  прочих инструментов,  которые Василию Константиновичу
кажутся хирургическими.
     - Смотрите, - учит Мархлевский, - вилку надо брать легко, кистью. Это
искусство - красиво держаться за столом. Ну-ка, повторите.
     Блюхер  повторяет хитрые  жесты,  которые  так  лихо  выполняет Юлиан
Мархлевский.
     - Вы прекрасный ученик. Не жмите на вилку, не жмите. Тарелка не враг,
она ваш союзник.  А  если вы будете налегать на нее всем вашим весом,  она
расколется.  Вот так,  уже лучше.  И будьте непосредственны.  Держите себя
проще.
     Блюхер работает ножом и вилкой легко,  изящно.  Мархлевский удивленно
разглядывает его.
     - Ну а как вы очистите яблоко?
     Блюхер достает с блюда яблоко,  берет фруктовый ножик,  чистит яблоко
между делом, не глядя на руки, а рассматривая картину на стене.
     - Прекрасно!  Теперь налейте вина даме слева.  Нет,  нет, обязательно
правой рукой.  Согните ее в локте.  Молодчина.  Теперь все сначала.  Итак,
прошу!
     Блюхер повторяет следом за Мархлевским.
     - Хорошо.  Молодец. А теперь давайте продумаем план ваших переговоров
с Танака.  Вы,  наверное,  знаете, что он такой же дипломат, как я танцор.
Этот человек говорит по-русски чище меня.  Он один из ведущих разведчиков,
специалист по России.



     НОЧЬ. НОМЕР БЛЮХЕРА
     _____________________________________________________________________

     Дверь,  выкрашенная краской слонового цвета,  открывается бесшумно. В
номер Василия Константиновича входят три человека. Двое замирают у дверей,
а  третий  по-кошачьи  тихо  проходит  к  широченной кровати,  на  которой
разметался во сне Блюхер,  садится на краешек и осторожно включает ночник.
Блюхер от света вздрагивает. Открывает глаза, видит троих в комнате, лезет
под подушку -  к пистолету. Там уже пусто, потому что человек за мгновение
перед этим пистолет Василия Константиновича сунул себе в карман.
     - Здравствуйте,  Блюхер,  -  говорит человек очень усталым голосом. -
Ваше разведуправление не  показывало мою  фотокарточку перед тем,  как  вы
сюда отправились?  Нет?  Понятно.  Они  не  предполагали,  что я  сам буду
заниматься  вами.  Я  -  Ицувамо,  начальник  разведслужбы империи.  Очень
приятно с вами познакомиться.
     - По какому праву вы влезли в мой номер?
     - Зачем  вы  кричите,  Василий  Константинович?  Я  не  собираюсь вас
убивать или обворовывать. Я пришел засвидетельствовать свое почтение и тут
же откланяюсь, если вы, конечно, не попросите меня остаться.
     Блюхер садится в постели, подоткнув под себя подушку.
     - Сколько? - спрашивает он.
     - Что, что?
     - Сколько, спрашиваю, будете предлагать?
     - Я не в лавке,  и вы не мелкий торговец. Я не буду вам предлагать ни
иен,  ни  долларов.  Не  считайте людей вокруг себя глупее вас.  Это совет
человека,  который относится к  вам доброжелательно.  Я  обращусь к  вам с
просьбой,  предложив вам взамен нашу незримую помощь. Вы даже ничего о ней
и знать не будете. Не отказывайтесь от нашей помощи, не советую.
     - Не  вертите,  не  вертите,  давайте скорее кончать все  это.  Какая
просьба?
     - Мне не нужны данные о  численности ваших дивизий,  полков и рот,  я
знаю это лучше,  чем вы. Мне не нужен ваш план Забайкальского укрепрайона.
Я знаю все, что происходит у вас в штабе, Василий Константинович. Так вот:
когда вас,  военного советника,  спросит руководство,  которое получит наш
меморандум с требованиями, пока вам неизвестными, вы должны будете сказать
всю правду вашему уважаемому руководству.
     - О чем?
     - О том, что воевать вам примерно еще года два будет не под силу. Это
же,  кстати,  именно та  точка зрения,  которую вы  недавно высказывали на
заседании  Совета  Министров  в  Чите.  Грубо  говоря:  посоветуйте своему
правительству принять наш меморандум.
     - А меморандум ваш будет каков?
     - Хочется узнать?
     - Очень.
     - Закурите?
     - Здоровье берегу.
     - Разумно.
     - Так требования-то каковы? Что вы от нашей делегации потребуете?
     - Услуга за услугу, Василий Константинович.
     - Э,  нет,  господин хороший.  Я  в  невыгодном положении.  Вы всегда
скажете  в   случае  чего,   что   я   достал  текст  японских  требований
неофициальным путем и  все это ложь,  а  русские ведут себя провокационно,
чтобы сорвать переговоры. Разве нет? Именно так и поступите.
     - Зачем вы плохо обо мне думаете,  Василий Константинович! Разведчики
- обязательные люди.
     - Шрамик у вас на роже не от битья?
     - Ага... Били... - быстро кивает головой начальник имперской разведки
Ицувамо.  -  По  роже.  Любит русский народ изящными намеками изъясняться,
мочи нет.
     - Смешно подметили. А за что лупили?
     - За что?  - переспрашивает Ицувамо. - За то, что желтый. Я, изволите
ли видеть,  в  течение десяти лет был няней в  доме у одного просвещенного
российского интеллигента,  который сейчас очень знаменит во Владивостоке и
поддерживается нами. Так вот от него. За плохую стирку носовых платков для
дочки.
     Блюхер и начальник имперской разведки молча смотрят друг на друга.
     - Крепко нас не любите? - спрашивает Блюхер.
     - Вы имеете в виду красных или вообще нацию?
     - Так ведь теперь вся нация красная, как ни крути.
     - Оттенки пока сохраняются.
     - Скоро сойдут.
     - Постараемся задержать процесс. Так как же - дружба?
     - Не выйдет,  няня, - улыбается Блюхер. - Хорошо, что про шрамик свой
вовремя рассказал,  а  то  я  тебя  хотел звездануть промеж глаз.  У  меня
кулак-то, видишь? Потрогай, потрогай, не бойся, чудак.
     - Да  я  вижу.   Кулачок  весьма  тяжел.   Всего  хорошего,   Василий
Константинович.
     - Пока, - отвечает Блюхер и снова ложится, укрывшись с подбородком. -
Спокойной ночи,  нянечка. Пистолетик только мой верни, а то воровство это,
не солидно.
     Ицувамо достает из кармана пистолет, протягивает его Блюхеру.
     - Положи на столик, - говорит Василий Константинович и сонно зевает.
     Японец кланяется Блюхеру и идет к двери.
     - Мне жаль вас,  - говорит он, задержавшись. - Вы уже погибли, потому
что говорили со мной.  А  это вам всегда могут поставить в  вину.  И я эту
нашу беседу подтвержу.  В том случае,  конечно,  если вы вдруг не захотите
вновь встретиться со мной.  Вы приятны мне, Блюхер. Вы - поверьте, - людям
моей профессии нельзя ошибаться в  диагнозах -  станете великим человеком.
Но  чем  больше величие" тем страшнее падение.  До  свидания.  Примите мои
извинения.
     Трое исчезают,  словно и не было их.  Свет за собой выключили и дверь
замкнули.


                                 Н о т а
                 правительства Дальневосточной Республики
                           правительству Японии

          Правительство Дальневосточной     Республики,     несмотря    на
     присутствие    японских    оккупационных    войск    на    территории
     Дальневосточной   Республики,   решило  приступить  к  переговорам  с
     Японским Правительством с целью установить дружеские отношения  между
     Дальневосточной  Республикой  и Японией и создать возможность мирного
     сотрудничества между населением обеих стран в деле  промышленности  и
     торговли.
          При этом Правительство Дальневосточной Республики полагало,  что
     развитие  хозяйственной  жизни  населения  Дальневосточной Республики
     отразится  благоприятно  и   на   интересах   японской   торговли   в
     промышленности.
          Начав переговоры  в  г.  Дайрене  с  представителями   Японского
     Правительства,  уполномоченные  Дальневосточной Республики сознавали,
     что основным препятствием к установлению мирного сотрудничества между
     обоими государствами является присутствие японских войск в Приморской
     области и в других местах территории  Дальневосточной  Республики,  а
     также  наличие  в  этих районах враждебных Дальневосточной Республике
     русских организаций  и  вооруженных  отрядов,  неизменно  встречающих
     определенную  поддержку  со  стороны японского военного командования.
     Правительство   Дальневосточной   Республики   было   уверено,    что
     одновременно   с   началом  переговоров  о  дружбе  между  Японией  и
     Дальневосточной  Республикой  в  г.  Дайрене  Японское  Правительство
     приступит к выводу своих войск из пределов Дальневосточной Республики
     и  сделает  все   необходимое,   чтобы   враждебные   Дальневосточной
     Республике    организации    и    отряды    не   могли   пользоваться
     покровительством японских войск и их командования.
          Представителями Японского  Правительства  во время переговоров в
     г.  Дайрене были  сделаны  соответствующие  заявления  представителям
     Дальневосточной  Республики  о том,  что никакой поддержки означенным
     мятежным организациям со стороны японских военных отрядов и  яп