онских
     властей  в  будущем  оказано  не  будет.  Тем  не менее Правительство
     Дальневосточной  Республики   с   величайшим   сожалением   вынуждено
     констатировать,    что   это   заявление   представителей   Японского
     Правительства не было осуществлено на деле.
          Правительство Дальневосточной   Республики  получило  целый  ряд
     сообщений,  указывающих,  что во время переговоров о дружбе и  мирной
     торговле  между  представителями Дальневосточной Республики и Японией
     мятежные организации в районе расположения японских войск  продолжали
     пользоваться  и  прямым,  и  косвенным содействием японских отрядов и
     японских властей в своей борьбе против Дальневосточной Республики.
          Организация русских   реакционеров,  именующаяся  правительством
     Меркулова,  продолжает   производить   распродажи   присвоенного   ею
     преступным    образом    государственного    и   частного   имущества
     Дальневосточной Республики,  находящегося в  г.  Владивостоке  и  его
     районе,   причем   сделки  на  покупку  этого  имущества  заключаются
     японскими фирмами с одобрения японских органов власти.
          Возмущенное такими  действиями  контрреволюционных организаций и
     отрядов русское население Приморской области пытается  защитить  свою
     жизнь и достояние собственными силами. Эта самозащита, принимая форму
     так  называемого  партизанского   движения,   зачастую   приводит   к
     разрушению  имущества  Дальневосточной  Республики  в  Приморье  и  к
     вооруженным столкновениям в этом районе.
          В течение    последнего   месяца   зверские   действия   русских
     контрреволюционных организаций,  находящихся  в  районе  расположения
     японских  войск,  достигли  своего  апогея.  В  г.  Владивостоке  и в
     окрестностях происходят массовые аресты ни в чем не повинного мирного
     населения;    арестованные    подвергаются   истязаниям   и   пыткам,
     расстреливаются десятками без всякого суда и следствия; в октябре был
     зверски  убит уполномоченный Дальневосточной Республики гр.  Цейтлин,
     командированный  Правительством  во  Владивосток  с  целью   добиться
     прекращения происходящих там беззаконий и разрушений.
          Ответственность за все эти  беззакония  и  жестокости  лежит  не
     только  на  контрреволюционных  организациях Владивостокского района,
     которые в  своих  потугах  мешать  законным  властям  Дальневосточной
     Республики доходят до неслыханных зверств и жестокостей.
          Косвенным образом  эта  ответственность  падает  и  на  японское
     военное командование,  а также и на Японское Правительство,  которое,
     продолжая оставлять свои экспедиционные войска на этой  территории  и
     оказывая  содействие  и  поддержку  контрреволюционным организациям и
     отрядам на этой территории,  дает возможность последним  безнаказанно
     учинять все указанные насилия над русским населением.
          Заявляя обо всем вышеизложенном,  Правительство  Дальневосточной
     Республики  еще  раз протестует против насилий,  которые творятся над
     гражданами  Приморской  области,  и  подчеркивает,  что   возможность
     пресечь эти насилия и установить порядок в Южном Приморье явится лишь
     в  том  случае,  если  японское   военное   командование   перестанет
     поддерживать  прямо  или косвенно действия русских контрреволюционных
     отрядов и организаций и японские войска будут выведены  с  территории
     Дальневосточной Республики.  Правительство Дальневосточной Республики
     полагает,   что   продолжающиеся   в   Дайрене    переговоры    между
     Дальневосточной   Республикой  и  Японией  смогут  быть  доведены  до
     благоприятного конца и обе договаривающиеся стороны  могут  заключить
     соглашение  о  мирных  экономических отношениях лишь при том условии,
     если  произойдет  фактический  вывод  японских  войск  с   территории
     Дальневосточной  Республики,  что доказывало бы искренность намерений
     Японского Правительства по отношению к Дальневосточной Республике.

                                     Министр Иностранных дел ДВР Я. Янсон.



     ВЛАДИВОСТОКСКИЙ ИППОДРОМ
     _____________________________________________________________________

     Прекрасны дни  приморской осени.  Солнце  не  жарит;  воздух густой -
резать можно, светлый, пляжи усыпаны телами купающихся, порыжелая тайга по
склонам сопок высветлена и кажется звонкой и гулкой.
     Трибуны ипподрома в эти дни забиты до отказа.
     - Вы  чувствуете  вокруг  нечто  толстовское?  -  спросил  Фривейский
Исаева.  -  Бега,  Каренина,  детские  проблемы  человеческой  верности  и
родительских привязанностей. Как все это давно было, господи...
     Они   сидели  в   ложе  возле  правительственной  трибуны.   Спиридон
Дионисьевич,  как  доверительно объяснил Фривейский,  сейчас за  городом -
подписывает контракт с  фирмой "Унси" по  вывозу древесины из  бухты Ольги
для  спичечных фабрик Японии.  Николай Дионисьевич с  Ванюшиным приглашены
купцом  первой  гильдии  Бриннером на  яхту  "Светлана".  Бриннер  сегодня
празднует день  рождения своего младшего сына Юлия.  Сероглазый крутолобый
красавец-мальчик -  любимец самого богатого человека Приморья.  Там же,  у
Бриннеров,   американский  консул,  от  которого  ни  на  шаг  не  отходит
французский атташе. По-видимому, генерал Тачибана поручил ему наблюдать за
американцем - не договорился бы о чем с Меркуловым-младшим.
     Фривейского узнавали.  Военные  козыряли ему,  штатские,  еще  издали
содрав  котелок,  почтительно торопились  пожать  руку  личному  секретарю
премьера.
     - Объявляю второй заезд,  -  прокричал в громадный мегафон ведущий. -
Вместо Смарагда,  объявленного в программе,  пойдет Изидра под управлением
жокея Рооша.
     - Изидра ничего,  - прилаживая бинокль, сказал Фривейский, - пожалуй,
я буду ставить на нее.
     - Не советую.
     - Отчего?
     - Она стоит в первой четверти.
     - Откуда такие сведения?
     - Слишком резва.  Молодость я  ценю в  женщинах,  в лошадях мне ближе
опытность.
     - Ах вы,  повеса,  - улыбнулся Фривейский, не отрываясь от бинокля. -
Но какие стати, послушайте! Нет, нет, я играю Изидру.
     - Пари?
     - Зря вы... Имейте в виду - выиграю.
     - Может быть.  И тем не менее. Я сегодня буду три раза играть на пари
и четыре раза на тотализаторе.
     - Отчего такая странная цифра?
     - В сумме получается семь, а семерка похожа на лебедя.
     - Исаев, вы пишете стихи?
     - Не вгоняйте меня в краску.
     - Сколько ставите против меня?
     - Десять долларов.
     - Не сходите с ума. Пять - от силы. Мне жаль вас. На кого вы?
     - Я сыграю на Савредону.
     - Господа,  -  обратился  Фривейский к  двум  генералам из  генштаба,
сидевшим рядом,  -  прошу вас  быть свидетелями того,  как  я  отговаривал
Исаева от пари.
     Фривейский отошел к  окошкам тотализатора и  поставил деньги на  свою
лошадь.  Исаев видел,  как крепко были зажаты билеты в  маленькой и потной
руке секретаря правительства.  Не жарко,  а  у  него все одно испаринка на
висках проступила.  Это значит -  волнуется Фривейский.  А  как же  ему не
волноваться? Он не купец, у него доходы только от кабинетной работы.
     Прозвучал колокол.  Кони  приняли старт.  Ипподром сначала исподволь,
сдержанно,  а  потом  все  ровней  и  ровней начал  шуметь -  поддерживали
фаворитов:  каждый своего.  Лица  некоторых зрителей застыли,  другие враз
употели до серебряной испарины на лбу, третьи орут что есть мочи. Исаев аж
на стул вскочил,  вопит,  руками над головой машет;  Фривейский, наоборот,
вдавился в свое кресло, сжался комочком.
     Казалось,  что лошади еле-еле бегут - так обманчиво видится с трибуны
все происходящее на  гаревой дорожке.  И  то,  что жокеи стегают по крупам
взмокших лошадей,  и то,  что коляски их раскачивает из стороны в сторону,
словно челноки на  волне -  так стремительна скорость,  набранная,  за три
первые четверти круга,  и  то,  что  они гортанно кричат на  лошадей злыми
голосами,  -  все  это  кажется декоративным,  как и  средневековые наряды
наездников.
     Первой   пришла  Изидра.   Фривейский  вытер   лицо   тугим   платком
голландского полотна.
     - Ну-с, - сказал он тонким голосом, - денежки просим на ладошку!
     - Алчны вы.
     - Ух,   алчен!   -   хохотнул   Фривейский.   -   Господа,   извольте
засвидетельствовать от сплетен -  я  предупреждал Исаева и  отговаривал от
пари.
     Генералы завистливо смотрели на  Фривейского,  который  всеми  силами
старался скрыть радость. Но она прет из него: деньги, выигранные на бегах,
- особые деньги, они будто сухое шампанское - легки, игристы, хмельны.
     - Послушайте,  Макс,  -  впервые за  все  время знакомства назвал его
Фривейский по имени, - а вы, оказывается, игрок?!
     - Вы близки к истине, - усмешливо ответил Исаев.
     - Ну, продолжим наши игры?
     - Я ставлю на Реганду-вторую.
     - Это кляча. Снова проиграете.
     - Пари! - предложил Исаев.
     В  это время к  Фривейскому подбежал толстенький мальчик в  гольфах -
пальцы потные с обгрызенными розовыми ногтями в дешевых перстнях.  Мальчик
трется возле конюшен,  продает фаворита.  Аполлинэр говорил,  что  мальчик
порой  уносит по  тысяче и  больше.  Наклонившись к  Фривейскому,  мальчик
что-то быстро прошептал тому на ухо.
     - Да? - переспросил Фривейский. - Точно?
     Мальчик шепнул что-то еще,  быстрое,  и убежал к кассам тотализатора.
Фривейский,  побледнев,  достал  из  кармана  толстую  пачку  ассигнаций и
заторопился следом.
     - Фаворита получил,  -  услыхал Исаев презрительный шепот генералов у
себя за спиной.
     Фривейский вернулся быстро и сел на краешек стула.
     - Так как же быть с пари? - спросил Исаев. - Или бойтесь?
     - Мне неловко обыгрывать вас. Но вообще стоит проучить за дерзость: в
другой раз не будете своевольничать;  на ипподроме меня следует слушаться.
Тысячу долларов в пари берете? И ни центом меньше.
     Генералы почтительно рассмеялись. Исаев молчал.
     - То-то... Испугались, Макс?
     - Отчего! Нет. Пари принято, Алекс.
     Исаев поднялся и,  чувствуя спиной, как трое смотрят на него, пошел к
тотализатору и поставил на Реганду.
     - Она ж ни разу не приходила,  -  сказала тихонько кассирша,  -  да и
жокей был в запое. Смотрите, молодой человек, может, не стоит...
     Она  два раза видела,  эта кассирша,  как мальчики,  проиграв деньги,
занятые  у  маньчжурских гангстеров,  дававших в  рост,  стрелялись здесь,
прямо  на  трибунах.  Люди  продолжали ставить на  лошадей,  они  даже  не
замечали самоубийц...  А те,  у кого уже было все решено,  лежали в пыли и
оловянно смотрели на подметки тех,  кто вытягивался и  дрожал на мысочках,
замерев в последнее мгновение перед финишем.
     На первой четверти,  всего через восемь секунд после старта, Реганда,
выступавшая под  управлением жокея  Аполлинэра,  сбоила.  Лошадь  повело в
сторону, она стала на дыбы, и жокей с трудом удержался в коляске.
     "Ничего,  -  подумал Исаев.  -  Ничего. Проиграв тысячу, я приобрету,
Фривейского.  Где  только тысячу достать?  У  меня-то  двести...  Мальчик,
который  шепнул  Фривейскому  имя  фаворита,   конечно,   ничего  про  сон
Аполлинэра  не  знает,  да  и  я  сам  не  до  конца  понял:  был  ли  это
действительно сон  или жокей давал мне понять,  на  кого ставить.  Ничего,
проиграть Фривейскому сейчас -  это  значит выиграть его  чуть  позже.  Он
труслив,  потому что за ним нечисто,  и  он все время в страхе.  Выиграв у
меня  такие большие деньги,  он  будет чувствовать себя обязанным мне,  он
станет побаиваться меня,  он поймет, что я озлобился, он станет умасливать
меня.  Люди  с  проколом в  биографии стараются всех  своих врагов сделать
друзьями.  Поэтому-то они и  погибают в  конце концов...  Что и  говорить,
выигрыш Аполлинэра мне был бы сейчас более кстати,  тогда б я очень быстро
все  решил с  Фривейским...  Что  ж...  Терпение...  Посмотрим,  как будет
дальше...  Во  всяком случае,  я  играю  беспроигрышную партию:  придет ли
первым фаворит или моя Реганда -  он  уже в  контакте со мной,  он уже мой
"приятель". В крайнем случае с проигрышем выручит Чен..."


     - Ну же! - кричал Аполлинэр и хлестал лошадь по крупу. - Ну! Ну!
     Остальные лошади ушли  вперед,  раскачиваются перед глазами спокойно,
медленно. И в этом размеренном раскачивании - обреченность, которая обычно
сопутствует поражению  в  заезде.  Надо  это  спокойствие и  размеренность
поломать.  Он  знает,  надо дать волю инстинктам,  сейчас надо смотреть на
мир,  и  на гаревую дорожку,  и  на круп лошади,  и  на тех,  кто впереди,
красными глазами. И дышать надо с хрипом и присвистом - как зверь на бегу.
     И  вот  метр  за  метром,  секунда  за  секундой начинает совершаться
невозможное. Аполлинэр нагоняет остальных лошадей, которые пока идут кучей
без фаворита.  Аполлинэр обходит всех по  крайней дорожке,  приближается к
финишу первым.
     Рев  на  ипподроме сменился тишиной.  Только слышно об  землю копыта:
цок-цок, цок-цок...
     Дзеньк! - колокол бьет у финиша.
     Рев  на  ипподроме возник сразу,  словно все раньше замолкли на  одно
мгновенье, задержав в себе крик по сигналу невидимой дирижерской палочки.
     - У-а-а! А-а-ау! - ревел ипподром, и у всех на лицах было изумление и
даже какая-то  радость.  Люди были свидетелями чуда.  Такого не  бывало ни
разу,  чтобы  сбоившая лошадь,  никогда  не  считавшаяся фаворитом,  могла
обойти всех  по  самому краю и  снять громадный выигрыш.  Слава богу,  что
никто не ставил на нее,  а то сразу миллионером стал бы такой человек. Это
разве и успокаивает людей: проиграл - зато и все остальные тоже проиграли.
Нет  более ненавидимого человека на  ипподроме,  как счастливчик,  снявший
крупный куш.  Даже подлипалы,  которые моментально окружают его, даже они,
угодливо глядя ему в лицо,  ожидая кутежа, будут ненавидеть его, не говоря
уже о тех, кто горд и горе привык ни с кем не делить.
     Исаев  осторожно  потер  переносье  большим  пальцем  левой  руки   и
посмотрел на Фривейского.  Тот был желт,  как высушенный лимон.  Что может
сделать  мгновенье с  человеком?!  Под  глазами  у  него  залегли кругляши
черного цвета.  Глаза запали, а руки, лежащие на коленях без сил, казались
ссохшимися, старческими.
     Генералы  переглянулись,  затаив  радость:  крупный  проигрыш  соседа
здесь, на бегах, так же приятен, как ненавистен его выигрыш.
     Фривейский взял котелок и сказал глухо:
     - Честь  имею,   господин  Исаев.   У  меня  заболела  голова,  пойду
отлеживаться, темечко напекло.
     Он поднялся,  чтобы уйти,  и столкнулся лицом к лицу с генералами.  А
они ждут.  Это разве не понятно, чего они ждут? Они его унижения ждут, вот
что они больше всего хотят видеть.  Это главное зрелище - в перерыве между
бегами.
     - В  данный момент я  стеснен в  средствах и  просил бы вас отсрочить
платеж моего долга, Максим...
     Исаев уперся в  него  стальными своими глазами и,  вместо того чтобы,
как   ожидал   Фривейский,   ответить   "что   вы,   что   вы",   деловито
поинтересовался:
     - На сколько?
     "Боже ты мой,  какая гнуснейшая история!  Завтра же разойдется слушок
по армии, эти вороны непременно разнесут".
     - Я просил бы вас перенести это на завтра.
     - Ну и прекрасно,  Алекс.  А то оставайтесь? Может, еще какие веселые
истории случатся?
     - Голова,  -  ответил Фривейский.  -  У меня бывают страшные мигрени.
Благодарю вас, всего хорошего, господа.
     Один из генералов пошутил:
     - Стреляться пошел.
     После  следующего заезда Исаев,  получив громадный выигрыш,  укатил с
генералами на автомобиле в  "Версаль" и  задал там такой ужин,  о  котором
немедленно заговорили в городе.



     КВАРТИРА ФРИВЕЙСКОГО
     _____________________________________________________________________

     Фривейский сидел  за  круглым  столом  в  маленькой гостиной  и  тупо
смотрел в одну точку перед собой.  Жидкие волосы прилипли к мокрому лбу, а
голова  у  него  все  время  делала  чуть  заметные движения из  стороны в
сторону, словно детская игрушка с пружинкой вместо шеи.
     Когда в передней зазвенел тоненький электрический звонок, Фривейский,
вздрогнув,  поднялся  из-за  стола,  суетливо  причесал  волосы,  нетвердо
подошел к двери и хрипло спросил:
     - Кто?
     - Я, - ответил Исаев.
     Фривейский несколько мгновений медлил,  а  потом открыл дверь и замер
на  пороге.  Исаев  сразу  понял,  что  секретарь  правительства пьян.  Он
отодвинул его  плечом,  закрыл за  собой дверь и  прошел в  комнаты -  без
приглашения.
     - Алекс,  - начал сыпать Исаев пьяной скороговоркой, - зря вы на меня
сердитесь. Я могу обидеться. И стану болтуном и сплетником, начну болтать,
что помощник Меркулова -  уголовный преступник и  растратчик,  из-под суда
удрал. Нет?
     - Макс! - выбросил руку, словно защищаясь, Фривейский.
     - Что?
     - Макс...
     - Э,  ерунда,  вы реагируете на сплетни, будто я говорю правду. У вас
нет соды?  Мучает изжога,  сил нет.  Почему вы не подходили к телефону? Мы
прекрасно проводим время.  Вчера  в  "Цыпочке" давали  потроха  под  белым
вином,  господи,  какая прелесть!  Я к вам на минуту,  Алекс, я вам подвез
денег   -   вернете  их   мне   на   людях,   сейчас  поедем  к   цыганам.
Машенька-волшебница поет -  холодом морозит, глаза-жуки, чудо-девка... Как
раз тысячу долларов я привез, чтобы слухи не ползли.
     Максим Максимович достал из  заднего кармана брюк  пачку  зелененьких
бумажек  -   завитой  Вашингтон  смотрит  сухо  и  непреклонно,  на  губах
презрительная усмешка.
     - Ах,  доллары,  доллары, хорошая валюта, где угодно ходит, не то что
наша российская дребедень.  Вот, пожалуйста, здесь тысяча, а могу одолжить
столько же, я в выигрыше. Одна просьба, - болтал Исаев, подталкивая деньги
растерянному   Фривейскому,  -  я  тут  слыхал,  что  доблестные  жандармы
собираются    выпустить     целехонькими     с     нашей     земли     тех
подпольщиков-большевиков,  которые  попали  нам в руки после блистательной
операции Гиацинтова,  когда он взял Васильева и многих других.  Так вот, я
достаточно  воевал  с  красными,  и,  если  мою кровь решат разменивать на
либеральные жесты,  я стану принимать  свои  меры.  Мне,  как  патриоту  и
газетчику,   необходим   открытый,   беспощадный   суд  над  арестованными
большевиками.  Пусть они предстанут перед судом, пусть будет процесс. Если
этого не произойдет,  если ваш шеф решит играть в либерального дедушку,  я
буду жаловаться в Берлин, моим друзьям из Высшего монархического совета.
     - Чего вы,  собственно, хотите? - тихо спросил Фривейский. - Я как-то
понять ничего не могу.
     - Хитрите, Алекс, хитрите.
     - Давайте отнесем этот разговор на завтра.
     - Нет,  зачем  же?  Мы  сегодня должны  все  обрешить,  Алекс.  Я  не
шантажист какой,  у меня душа нараспашку, вы меня знаете. Будь я продажным
гадом,  стал бы  вас  прижимать:  мол,  устрой мне  хороший заказ,  не  то
затребую из Верхнеудинска твое дело...
     - Перестаньте!   Мне  гадостно  слушать  эти  сплетни,   распускаемые
негодяями...
     - А мне как противно их слышать! Но ведь то, что противно нам с вами,
- интересно быдлу.  Особенно  если  документы подложить.  Да  что  это  я,
собственно, несу ахинею, пьян, пьян, стыд.
     - Никак не пойму, что вам от меня надо, Макс?
     - А ничего. Дружбы. Только лишь.
     - Вы дьявол.
     - Если бы...  А в Монархическом совете о вас очень хорошего мнения, и
мне позволено вам об этом сказать. Ну, поехали, Алекс, поехали.


                                 Н о т а
          Министерства иностранных дел Дальневосточной Республики
              председателю японской делегации на Дайренской
                           конференции Мацусима